Между молотом и наковальней

Брат ее мужа пользуется дурной славой во всем Вестеросе, причем с самого своего рождения. В конце концов, кто не знает о монстре, который родился у Тайвина Ланнистера. Одни говорят, что это наказание богов для него, другие говорят просто чтобы унизить, и лишь немногие говорят об этом спокойно. Ходят слухи, что у мальчика есть рога, хвост, красный глаз, как мужские, так и женские части тела, всевозможные ужасные уродства, которые объединяются в одно маленькое тело, создавая ужас, ранее неизвестный человеку. Во время их путешествия в Утеса Кастерли Джейме часто с нежностью говорил о своем младшем брате, и она начала задаваться вопросом о личности, стоящей за слухами, а не только о внешности ребёнка. Рассказы о мальчике, который мечтал о драконах, который читал так же много, как мейстер, и у которого было сардоническое чувство юмора человека, во много раз старше его, изливались из уст ее мужа, любовь сквозила в каждом слове, несмотря на то, что они виделись очень редко с тех пор, как семь лет назад Джейме стал королевским гвардейцем. Ей стало... любопытно, она почти с нетерпением ждала встречи с мальчиком, но не из-за слухов о его чудовищной внешности, больше нет. Нет, теперь она хотела познакомиться с маленьким Тирионом, братом Джейме, который был юн и смышлен, и у него не было ни отца, ни матери — не по его вине. Рассказы ее мужа о мрачном юморе и блестящем уме маленького мальчика пробудили в ней интерес, и она захотела познакомиться с братом, который вызывал светлую улыбку на лице Джейме. У нее нет родных младших братьев и сестер, и все ее близкие кузены старше ее, за исключением сына ее тети Нимеллы, но Рион Аллирион оруженосец лорда Толанда, и она не видела его четыре года еще до того, как покинула Дорн. Ее старшие братья и сестра всегда были добры и любили ее, но они всегда были для нее скорее тремя родителями, чем настоящими братьями и сестрой. У Аллирии никогда не было братьев и сестер, близких ей так, как те были близки Джейме, она никогда не знала близости близнецов и защитного стремления быть старшим ребёнком. В детстве она никогда не была одна, но иногда чувствовала себя одинокой, мечтая о товарище по играм примерно ее возраста. В каком-то смысле она может посочувствовать Тириону. Они оба младшие, оба потеряли своих матерей до того, как узнали их, оба имели братьев и сестру, что были намного старше их самих. Одиночество, присущее такому положению, — это то, что она надеется облегчить для своего нового брата, и то она надеется, ни один ее ребенок никогда не будет страдать. Глядя на него сейчас, она со стыдом вспоминает свой первоначальный укол вины и разочарования от того, как... просто он выглядит. Для того, кто на протяжении многих лет был объектом таких жестоких слухов, он слишком похож на любого другого десятилетнего мальчика. Возможно, его голова немного великовата для его тела, и он не обладает прекрасной внешностью своего старшего брата, но он совсем не похож на ужасного карлика, о котором шепчутся люди. Возможно, он немного маловат для своего возраста, но он все еще человек. Самое интересное в нем — это его глаза, которые полны иронии и ума, постоянно скрывающегося за первым. И, иногда, сильной любви, что смягчает его взгляд. Она видит эту любовь сейчас, когда его маленькие ручки нежно прижимаются к ее большому животу, когда малыш внутри нее пинается в ответ на прикосновение. Тирион редко улыбается, но сейчас он сияет, и его улыбка становится ярче каждый раз, когда он чувствует малыша. Это чисто и мило, необычно для мальчика, такого нелюбимого и одинокого, что он окружил себя оболочкой цинизма и холодной отстраненности. С другой стороны, она уже знала таких людей раньше. Часто за их защитной маской скрываются одни из самых преданных, любящих людей, которых только можно иметь честь знать. Разве маленькая Обара не такая же? Разве не такой является ее королева? Мысль об их маленькой королеве неизбежно приводит ее к мысли о муже и его приводящей в бешенство слепой преданности. Он, кажется, не понимает простого факта жизни, что у человека может быть более одной всепоглощающей цели в жизни, действительно, невозможно жить полноценной жизнью только с одной целью. Она относительный новичок в обмане и масках политики, но она все еще понимает необходимость компромиссов и переговоров. Джейме, возможно, и присягнул королеве, но он женился на ней и она носит его ребенка. У него есть долг и перед ними. Аллирия вздыхает и прижимает руки к ноющей спине. Они долго говорили вместе и пришли к компромиссу и даже помирились. Но она все еще злится на него, все еще лелеет инстинктивную обиду из-за того, что он отверг их общего ребенка. Она ничего не может с собой поделать, и не гордится этим, но факт остается фактом: временами ее возмущает его преданность. Разве она тоже не потеряла в тот день тех, кого любила? Она выросла, следуя за Элией и Ашарой. Она шла к ним в слезах после того, как падала, потому что они были самыми близкими ей людьми и заменили ей мать. Она сидела у их ног с широко раскрытыми невинными глазами, когда они говорили о принце, который пришел свататься к Элии. Она всю жизнь следовала за ними, а потом смотрела, как их у нее отнимают. Она тоже предана Элии, и памяти Элии, и больше всего ребенку Элии. Она яростно любила Элию, свою хрупкую, непобедимую кузину, и теперь она так же яростно любит величественную Висенью. Ее преданность и любовь отданы ее маленькой королеве, маленькой девочке, у которой улыбка Элии и ее манеры, которая такая тихая, а глаза у нее слишком старые для ребенка, чей возраст еще нельзя посчитать пальцами на двух ладонях. Ни у одного ребенка не должно быть такого жуткого пустого взгляда, и еще меньше они должны уметь скрывать это, как это делает Висенья, когда становится Роанной. Но ребёнку, что растет внутри нее, тоже принадлежит ее преданность и ее любовь. То же самое касается Оберина, и Дорана, и их детей, и ее брата, и Мерии, и их юной дочери Дерии. Им всем принадлежит ее любовь, ее душа и ее преданность. Ее любовь не безгранична и не уменьшается из-за того, что она любит более одного человека, но независимо от того, как долго они разговаривают вместе, Джейме не может или не хочет этого понять. По его мнению, человек посвящает все свое существо одному человеку, живет и умирает ради этого единственного человека. Когда-то для него это был его близнец, а теперь им стала их королевой. Настроение портится от воспоминаний о своем упрямом муже, она кладет руку на руку Тириона и отсылает его на уроки. Однако она старается говорить ровным и добрым голосом — она слишком часто слышала, как его отец говорил жестокие слова маленькому мальчику. Да, она злится на своего мужа, но это не значит, что она будет вымещать свою злость на его брате, который юн, мил и очень одинок. Он слишком сильно напоминает ей саму себя, чтобы она когда-либо была с ним груба. Корен Дейн был слишком мягким, чтобы ненавидеть собственного ребенка, как Тайвин Ланнистер, но если бы он был не таким добрым, она тоже могла бы вырасти, не зная ничего, кроме холодного долга и далекой любви старших братьев и сестер, у которых уже была своя жизнь. Она знает, что были моменты, когда он смотрел на нее и видел только причину, по которой умерла любовь всей его жизни, но они намного перевешивают те моменты, когда он смотрел на последнего ребенка, которого подарила ему Дерия Аллирион, и любил ее. Любил ее так, как Джейме не может заставить себя полюбить их ребенка. Аллирия вздыхает и трет виски, пытаясь предотвратить надвигающуюся головную боль, поскольку она неизбежно возвращается к причине своего плохого настроения. Она прошла весь путь от теплого, оживленного Дорна до этого чужого, жесткого, ядовитого замка. Она мирилась с насмешками золотоволосых Ланнистеров, да и темноволосых тоже. Она выполняет свой долг и даже больше по отношению к своему мужу. Она многим пожертвовала ради их дела, и все, что она просит взамен, — это чтобы Джейме любил их ребенка, по-настоящему любил человека, которого они создали вместе. Раньше он не был таким нерешительным, с горечью думает она. Так бывает со всеми мужчинами, которые быстро ищут своего удовольствия и так же быстро осуждают результаты. — Аллирия? Подняв глаза, она видит, как объект ее гнева просовывает голову в дверной проем. Она не может не думать, что он раздражающе красив, с его взъерошенными золотистыми кудрями и устремленными на нее яркими глазами. Он выглядит... молодо, юно и невинно. Но, возможно, в этом и заключается большая часть проблемы. Они — два ребёнка, пытающихся проложить свой путь в мире, слишком старом и слишком коварном для них. Доска уже расставлена, и фигуры в игре, но они все еще изучают правила и в процессе причиняют друг другу боль. Что они могут делать, кроме как сделать все возможное? Она не улыбается, пока нет, но протягивает ему руку. — Малыш снова пинается. Несколько нерешительно он подходит и опускается на колени рядом с ней. Он не прикасается к ней, его рука застыла над тем местом, где ткань, прикрывающая ее большой живот, вздымается. Аллирия не подсказывает ему и не подталкивает его. Возможно, он невольно был жесток с ней, но она была целенаправленно жестока в ответ, и за это она сожалеет так же, как и он. Они учатся, и они пытаются, и они еще не мертвы. Это, по крайней мере, уже что-то.