Между молотом и наковальней

Он помнит рождение Аллирии. Ну, в некотором роде. Он помнит ворона, который объявил об этом, и Дорана, объясняющего ему, что это означало, что у них появилась новая кузина. Если быть до конца честным, тогда ему было все равно. Для игр у него были Артур, Элия и Ашара, и все они были примерно одного возраста. Беспечный ребенок, которым Оберин был тогда, думал только о том, что это означало прерывание этого этапа его собственной жизни, и он не думал ни о чем другом. Теперь, наблюдая, как обеспокоенно мечется муж его маленькой кузины, он может думать только о леди Дерии. У него сохранилось мало воспоминаний о матери Аллирии, потому что он был маленьким, а Дерия была леди Дейн всего несколько лет, но не его собственные воспоминания дают ему повод для страха. Она была здоровой женщиной, по крайней мере, так ему говорили; здоровее, чем первая жена лорда Корена, и леди Седра с легкостью родила своему мужу троих детей. И все же, после рождения Аллирии, Дерия быстро заболела и умерла без видимой причины. Аллирия сильная и решительная, и он полностью верит в нее, но все предполагали, что с леди Дерией все будет в порядке вплоть до ее смерти. Что, если то, что случилось с ее матерью, случится и с Аллирией? Или что, если она проклята, как была проклята его собственная мать, как была проклята королева Рейла, смотреть, как ее ребенок умирает у нее на глазах? Нет, говорит себе Оберин. Аллирия молода, намного моложе, чем была леди Дерия. Леди Дерия была здорова, это верно, но Аллирия была поздним ребёнком — ее матери было ближе к сорока, чем к тридцати. Вот и все. Ничего не пойдет не так. Все будет хорошо. С Аллирией все будет в порядке. Аллирия будет жить. Ребенок будет жить. Он прищуривается, глядя на Джейме Ланнистера. Цареубийца все это время не переставал нервно метаться по комнате, как лев в клетке, его руки по бокам сжаты в кулаки. Через некоторое время у него начинает кружиться голова от наблюдения за молодым львом, потому что он движется так быстро, что поворачивается почти на каждом шагу. Оберин отводит взгляд от молодого человека и вместо этого сосредотачивается на своей племяннице. Как всегда, вид ребенка Элии, спрятанного за золотистыми кудрями и зелеными глазами, вызывает у него приступ ярости, но Оберин достаточно мужчина, чтобы вынести это, когда альтернативой для Висеньи является полное отсутствие глаз. Он уже потерял свою сестру и двоих ее детей — если это вообще в его силах, тихая могила, которая хранит их, никогда не будет потревожена еще одним прибавлением. Их кости истлеют и рассыплются в прах, и он будет оплакивать их так же яростно, когда и поседеет, как и сейчас. Но пока Висенья дышит, Оберину все равно, серебристые у нее волосы, золотые или розовые, пока голова, на которой они растут, остаётся на ее плечах. Пусть Роберт Баратеон хвастается своей доблестью в убийстве младенцев на своем украденном троне, в своем украденном замке. Это уязвляет гордость Оберина, но Мартеллы украли победу у ничего не подозревающего завоевателя, как делали во все века. В конце концов, пока жива его племянница, они победили. Элия победила. Он улыбается этой мысли. Как это похоже на Элию — одерживать победу даже из могилы. Словно почувствовав его взгляд, Роанна поднимает глаза от книги, которую показывал ей низкорослый маленький лев. Она одаривает его улыбкой, благодаря которой она стала известна в Утесе Кастерли, яркой, невинной и полной незапятнанного счастья. Оберин — один из немногих, кто знает ее достаточно хорошо, чтобы увидеть тень за этой улыбкой. Висенья никогда не видела смерти на родильном ложе, но она была хорошо знакома с отвратительным ожиданием, которое охватывало двор каждый раз, когда ее болезненная мать рожала. Элия была хрупкой, и все знали, что Таргариенам не везло на родильном ложе. Половина незамужних дочерей страны обычно вызывалась ко двору по той или иной глупой причине, расхаживая повсюду с накрашенными губами и застенчивыми улыбками в тот же миг, когда его сестра отправлялась в заточение. Не то чтобы Оберин когда-либо был против того, чтобы красивые женщины подчеркивали свою красоту. Обычно он это ценит, но эти женщины были стервятницами, ожидавшими смерти его сестры. Он прекрасно помнит беременность своей сестры. Как он может этого не помнить? Элию все время тошнило, ее стройная фигура стала истощенной, яркие глаза потускнели. Она почти ничего не могла есть, только сухари, кровавые апельсины и что-то в этом роде. Каждый раз, когда у нее начинались роды, Оберин почти сходил с ума от страха за нее, такую хрупкую и исхудавшую после долгих, ужасных беременностей. В конце концов, у богов есть чувство юмора, полагает он. Они ответили на его молитвы о том, чтобы Элия пережила роды, чтобы она не погибла на родильном ложе, как это случалось с дюжинами более сильных женщин. Вместо этого она была убита. А теперь его кузина замужем за Цареубийцей. Он не был против свадьбы — в конце концов, это означало большую защиту для нее, если ее мачеха была родственницей. Но, о, как ему будет неприятно оставлять двух своих родственников здесь, в этом ужасном месте. Скоро их будет трое. Беременность Аллирии протекала намного легче, чем любая у Элии, и за это Оберин благодарен. Учитывая уровень стресса и давления, под которым она находится, он может легко понять, как его маленькой кузине могло быть трудно, но она этого не показывает. Она практически сияет, ее глаза и волосы сияют. Для Оберина большое облегчение видеть свою кузину здоровой и окруженной заботой. Возможно, это небезопасно, не совсем, но мало кто на свете опаснее Старого льва, а она вот-вот родит ему внука. С его стороны было бы безумием что-либо с ней делать. Она не совсем счастлива, не после ссоры со своим упрямым мужем, но Оберин уже достаточно повидал за свои двадцать семь лет жизни, чтобы знать, что могла оказаться в гораздо худшей ситуации. Даже если он ненавидит каждое мгновение, которое она проводит здесь, каждый глоток воздуха. Это территория Ланнистеров, логово льва. Это дом человека, по чьему приказу Элия и ее дети были так жестоко убиты. Он ненавидит, что Аллирия здесь, ненавидит, что самое безопасное место для его племянницы находится прямо под носом у убийцы ее матери. Но они живы. Аллирия и Висенья обе, и ребенок Аллирии. Они живы. Оберин ерзает и разжимает руки. Его ногти глубоко впились в мозолистые ладони, и он лениво вытирает несколько выступивших пятен крови. Роанна встает и ковыляет к Цареубийце, хватая его за руку с сияющей улыбкой. — Папа! Посмотри на книгу дяди Тириона! Она такая красивая! Она тянет Джейме к себе на пол и начинает что-то невнятно бормотать об иллюстрациях в какой-то детской книжке. Ее глаза яркие и взволнованные, ее голос полон волнения без малейшего намека на страх, ее улыбка чиста, как родниковая вода. Если бы Оберин не наблюдал за ней внимательно, он бы даже не заметил, что ее рука постоянно тянется к чему-то под платьем, над сердцем. Он отворачивается, прикусывая язык так сильно, что идет кровь. Ничто из того, что он скажет, не будет полезным в данный момент, особенно когда подобные мысли постоянно крутятся у него в голове. Элия выжила, родив трех живых детей, скорее благодаря злобе, чем удаче. У Аллирии не меньше силы воли, чем у его сестры, и ее тело намного сильнее. И все же сейчас, сидя у двери, он поглощен далекими воспоминаниями о неподвижном теле леди Дерии и о печальных маленьких могилах, на которые он случайно наткнулся в детстве под апельсиновым деревом в Водных садах. Утверждение, что в Аллирии течет кровь Мартеллов, сравнимо с утверждением, что небо голубое, но никогда раньше это не поражало его таким образом. Что, если та дурная кровь, которую так проклинала его мать, передалась и Аллирии?

***

В конце концов, все их страхи оказываются напрасны. Роды проходят быстро, и голоса, доносящиеся из комнаты, полны ликования. Никакие взволнованные перешептывания не сопровождают звук отдающегося эхом крика ребенка, и он не слышит никаких рыданий, кроме плача младенца. Облегчения, которое захлестывает его, достаточно, чтобы, когда Цареубийцу первым вызывают в родильную палату, он не протестовал против своего права тоже находиться там. Вместо этого он смотрит на двух детей, сидящих на полу. Роанна улыбается, как ребенок, не знающий ничего, кроме радости. Она подпрыгивает на месте, весело говоря Тириону о маленьком братике или сестренке. Низкорослый маленький лев рядом с ней тоже улыбается, разноцветные глаза сияют невероятным облегчением. Оберин чувствует укол сочувствия, вспоминая, что леди Джоанна истекла кровью, рожая его. Он почему-то сомневается, что Тайвин Ланнистер понимал, что младенец не может контролировать то, что происходит во время его собственного рождения. Дверь снова открывается, и акушерка, которую Оберин нашел в Ланниспорте, высовывает голову. На ее фартуке кровь, и она выглядит усталой, но на ее лице играет улыбка. — Сейчас она просит всех вас зайти. Горничная проскальзывает мимо них и убегает в коридор. Оберин думает, что она пошла сообщить лорду Тайвину или леди Дженне о новом пополнении в доме Ланнистеров. Игнорируя знакомый укол ярости при мысли о том, что ребенок его кузины будет Ланнистером, а не Дейном, он встает и загоняет двух детей внутрь. Очевидно, слуги не сидели без дела. Простыни чистые и свежие, окна открыты, и Аллирия выглядит намного лучше, чем, по его мнению, могла выглядеть любая женщина, кричащая от боли десять минут назад. Она явно выглядит измученной, и на ее лице написана боль, но она улыбается, как кошка, которой достались сливки. Элия всегда с трудом оставалась в сознании, держась лишь благодаря чистой злобе и силе воли, но Аллирия выглядит торжествующей. — Кузен, Роанна, брат, — она улыбается шире, покачивая крошечный сверток в своих руках. Цареубийца отворачивается от окна, и сердце Оберин на секунду замирает. Мужчина тоже держит спеленутый, извивающийся сверток. Улыбка Аллирии подобна улыбке генерала, выигравшего битву, но явный восторг на лице Цареубийцы невозможно описать. Он тоже кажется довольно ошеломленным. — Это наш сын, — говорит он. — Герольд Ланнистер, и Аллирия держит нашу дочь, Лелию. Роанна визжит от восторга, первая из них, кто приходит в себя от ошеломления и реагирует. — Двое детей! У меня младший брат и сестра! Она взбирается на кровать Аллирии, чтобы посмотреть на маленькую девочку у нее на руках, нежно обнимает свою мачеху и говорит малышке какие-то детские глупости. Оберин следует за маленьким львом к Цареубийце, все еще чувствуя себя так, словно кто-то ударил его молотком по голове. Близнецы. О Семеро, близнецы. Он не знает, радоваться ему или придушить Цареубийцу за то, что его кузина была вынуждена вынашивать близнецов. Затем он видит младенца. Цареубийца так доверчиво кладет его ему на руки. Это напоминает Оберину о том, как он навещал свою сестру, и о молодом, нетерпеливом рыцаре, который повсюду следовал за ним и смотрел на него большими глазами, полными восхищения. Младенец все еще красный после рождения, и слепо моргает, глядя на мир. На макушке у него пучок светло-русых волос того же оттенка, что и кудри Аллирии. Оберин улыбается ребенку и получает в награду смущенный звук. Все хорошо. Его племянница жива. Его кузина жива. И малыши живы. Возможно, он мог бы пожелать, чтобы у них были менее откровенно ланнистеровские имена, имена, которые чтили бы их дорнийскую кровь, но он достаточно хорошо разбирается в политике, чтобы понимать, что пребывание Аллирии в качестве леди Ланнистер должно быть безупречным. И в конце концов, все живы. Это больше, чем можно сказать о многих рождениях в семье Аллирии или Цареубийцы. Он целует Герольда в макушку, вдыхая сладкий запах младенца. Теплый извивающийся малыш жив, он цел и прекрасен. И он будет расти рядом с Роанной, будет любить свою старшую сестру и защищать ее. И он будет верен ей. Оберин чувствует себя неловко, думая об этом. Герольду едва исполнился час от рождения, а он уже стал фигурой в великой игре. Он передает ребенка обратно Джейме Ланнистеру и оставляет их практически вибрирующему от возбуждения брату. Вместо этого Оберин поворачивается к своей кузине, к крошечному лысому малышу у нее на руках. Аллирия все еще улыбается, ее глаза сверкают, пока Роанна что-то бормочет. В глазах его кузины не просто радость от того, что она стала матерью. Она хорошо осведомлена о политической стороне родильного ложа, и хотя она держит свою дочь с неловкостью новоиспеченной матери, в ее глазах также есть расчет. Она подарила своему мужу сына и дочь одновременно, наследника и ребенка для заключения союзов. Она укрепила свое положение будущей Верховной леди Западных земель. И она выжила. Это величайшая победа из всех.