Между молотом и наковальней

Единственное хорошее в возвращении в Утес Кастерли — это то, что она дома, на своей собственной территории. Она здесь могущественна, важна из-за того, кем родилась. Не потому, что вышла замуж за какого-то безмозглого болвана, влюбленного в мертвую девчонку. Воспоминание о ее первой брачной ночи снова причиняет боль, и ей приходится заставить свою челюсть расслабиться, прежде чем у нее треснет зуб. Роберт Баратеон женился на Свете Запада, самой красивой женщине Вестероса, а он решил воспылать вожделением к девочонке-подростку с плоской грудью, которая умерла много лун назад. Никогда раньше ее так не оскорбляли, за исключением того случая, когда Рейгар предпочел ей болезненную, некрасивую Элию Мартелл. Но Рейгара, по крайней мере, заставили жениться на дорнийке, и он был достаточно хорош и благороден, чтобы сдержать свои брачные обеты. У Роберта нет такого оправдания. Он выбрал ее своей невестой, своей королевой, и все же он продолжает оплакивать Лианну Старк вместо того, чтобы пасть к ее ногам. Он должен был сделать это. Каждый мужчина, которого она когда-либо встречала, делал это, боготворил ее за ее красоту, обаяние и богатство, которое она приносила. Она дочь Тайвина Ланнистера, самого богатого человека в Вестеросе, лорда, который годами практически правил Семью Королевствами. Никто не может сравниться с ней по красоте, богатству или происхождению. И все же теперь она чувствует себя лишней даже в своем собственном доме. Она ожидала увидеть Джейме, отчаянно нуждающегося в ней, готового прийти к ней и подарить ей золотых детей, которые — она знает — у нее будут. Она ожидала, что он будет несчастен, женатый на плоскогрудой темнокожей дорнийской шлюхе после того, как он был с ней, самой красивой женщиной Вестероса. Вместо этого она обнаружила, что он цепляется за свои брачные обеты, утверждая, что они важны даже после того, как он нарушил свою клятву и убил безумного старого Эйриса, и демонстрирует своих детей-полудорнийцев с такой гордостью, как будто их родила сама Серсея. Его жена — блондинка с фиолетовыми глазами и она прекрасна, почти так же прекрасна, как сама Серсея. Вместо того, чтобы выглядеть больной, изможденной и бледной, как Элия Мартелл после родов, у нее хватает наглости быть одной из тех женщин, которых, кажется, красит материнство. А ее малыши еще хуже — пара золотистых близнецов Ланнистеров с золотистыми волосами, даже не стесняющихся показать свою дорнийскую кровь. Близнецы, которые выглядят именно так, как она представляла себе своих собственных детей со своим близнецом. Теперь Утесом Кастерли управляет Аллирия Дейн, а не Дженна, и все идет так же гладко, как и тогда, когда леди была еще ее мать. До того, как Бес разорвал Джоанну Ланнистер на части и позволил ей захлебнуться в собственной крови. Это достаточно сильно бесит, но в довершение ко всем остальным унижениям есть незаконнорожденный ребенок ее брата, ребенок, рожденный до того, как Аллирия Дейн запустила свои когти в близнеца Серсеи. Живое доказательство того, что Серсеи недостаточно даже для ее собственного близнеца. Ему не нужно было признавать ребенка, не говоря уже о том, чтобы узаконивать ее, потому что за золотыми кудрями и изумрудными глазами скрывается не более чем незаконнорожденная дочь обычной шлюхи, а не дворянки. Он мог оставить ее гнить в каком-нибудь захудалом притоне, в котором она родилась. Но вместо этого он привез ее сюда, в сам Утес Кастерли. Он души в ней не чает, дарит ей все подарки, внимание и преданность, которых Серсея привыкла ожидать от него. Вместо того, чтобы боготворить ее, как он всегда делал, все его существо направлено на ублюдка. Этого достаточно, чтобы свести ее с ума. Достаточно того, что единственное убежище, оставшееся Серсее от ее тупицы-мужа, забрала сестра Ашары Дейн. Достаточно того, что место ее матери заняла дорнийка. Достаточно того, что ее близнец больше не хочет ее. Достаточно того, что его жена-дорнийка подарила ему золотых близнецов, которых изначально должна была родить сама Серсея. Но как он смеет любить своего бастарда больше, чем ее? Она могла бы задушить ребенка, столкнуть ее в тот же колодец, что и Мелару, если бы была уверена, что Джейме не узнает. Она бы сделала это, если бы она не знала своего близнеца едва ли не лучше, чем саму себя, и если бы она не знала, что он просто крепче вцепится в свою жену и своих близнецов. Свою жену. Этого достаточно, чтобы свести с ума. Весь смысл его вступления в Королевскую гвардию заключался в том, чтобы он не женился на женщине, которая непременно забрала бы его у нее, не стал бы заводить детей, которые забрали бы еще больше его любви. Он бы навсегда принадлежал ей. У нее должны были быть Серебряный принц и золотой близнец, а также серебряные и золотые дети, которые привели бы Вестерос в золотой век. Вместо этого она застряла с блудником Робертом, а Джейме подарил другой женщине золотых детей, которых должен был подарить ей. Когда все пошло так не так? Как так получилось, что она была сослана из Утеса Кастерли в вонючую яму Королевской Гавани? Ей разрешили вернуться только потому, что Роберт хотел присутствовать на турнире, который ее отец устроил в честь рождения своих первых законнорожденных внуков. Унижение от того, что сестра Ашары Дейн встретила ее как гостью в ее собственном доме, — это то, что она не сможет быстро забыть. Ашара Дейн была особой занозой в боку Серсеи — правая рука Элии Мартелл, такая же темная, как болезненная принцесса, и вдвое смелее. Если Серсея будет честна с собой, а иногда она может быть такой, она признает, что Ашара Дейн была почти так же красива, как и сама Серсея, в странном, мрачном, дорнийском смысле. Ничто не сравнится с бледно-золотистой красотой Серсеи. Если Серсея обладает красотой сказочных принцесс, то Ашара Дейн обладала красотой злой, соблазнительной ведьмы. Если бы только у сестры Ашары Дейн хватило порядочности быть такой же... Вместо этого она такая же блондинка и красавица, как сама Серсея, а ее дети такие же золотые, каких Серсея могла бы подарить Джейме. В какой-то степени Серсею утешает тот факт, что ее близнец выбрал женщину, так похожую на нее. Несомненно, это означает, что, даже если он кажется отстраненным и не понимающим, он все еще тоскует по ней. Серсея улыбается собственному отражению в зеркале, своим золотым небрежно заколотым локонам, своим сияющим глазам, которые подчеркивались яркими изумрудами на шее, своей белой коже, сияющей на фоне темно-красного платья. Даже если Аллирия Дейн красива и золотиста, она все равно всего лишь тень женщины, по которой Джейме действительно тоскует. Золотые дети, которые сейчас есть у Джейме, — лишь тень тех, кого может подарить ему Серсея. Сейчас он может заботиться о своей жене-дорнийке, своем бастарде и своих детях-полукровках, но Серсея уверена, что времени, которое они проведут в Утесе Кастерли, будет достаточно, чтобы напомнить ее заблудшему близнецу, кому на самом деле принадлежит его преданность. Она была первой женщиной, которую он когда-либо любил, и если у нее есть хоть какое-то право голоса в этом вопросе, то она будет последней. — Ради всего святого, женщина, — орет болван у нее за спиной, шумя своими дурацкими турнирными доспехами. — Мы пропустим турнир. Серсея натягивает на лицо улыбку и поворачивается к огромному грубияну, за которого вышла замуж. — Мне очень жаль, ваша светлость. Теперь я готова, — она лучезарно улыбается ему, осознавая, что кажется сияющей. — Пойдем?

***

Турнир ужасен. Не из-за какой-либо неудачи со стороны Аллирии Дейн. Нет, у сучки, укравшей ее близнеца, хватает наглости быть идеальной. Все идет так гладко, как будто это какой-то отрепетированный танец. Он ужасен, потому что Серсея сидит на месте почетного гостя, а ее тупой муж сидит между ней и ее близнецом. Оба мужчины проводят большую часть турнира верхом, сражаясь на поле, как и подобает мужчинам, оставляя сидящую слева Аллирию Дейн ближайшей соседкой Серсеи. По другую сторону от нее сидит ее недовольный отец, рядом с ним ее тетя Дженна, и они оба игнорируют ее, вполголоса обсуждая то одно, то другое предложение по экспорту. В начале турнира она пытается выразить ему сочувствие по поводу глупого выбора жены Джейме, полагая, что это безопасная тема, учитывая знаменитое презрение ее отца к дорнийцам. Но в ответ он лишь холодно смотрит на нее и замечает, что, по крайней мере, жена Джейме знает свое место достаточно хорошо, чтобы подарить ему наследника. Щеки Серсеи все еще горят от прилива горячего стыда, охватившего ее в тот момент. Она пытается. Даже когда она тоскует по своему золотому близнецу, даже когда она в ярости от унижения, вызванного изменами своего мужа, она приглашает этого грубияна в свою постель. Она выполняет свои супружеские обязанности, чего еще хочет от нее отец? Она даже не трогала его бастардов с тех пор, как услышала о беременности Аллирии Дейн, думая, что, возможно, боги считают это убийством родственников по какой-то странной божественной логике. Серсея не может себе представить, как Аллирия Дейн переносит присутствие бастарда Джейме. Она ведь наверняка должна испытывать хоть немного неприязни к ребенку или бояться, что ее собственные законные дети будут лишены своих законных прав? Тем не менее, Серсея увидела детскую кровать в детской, когда Джейме с гордостью показал ей близнецов, и когда она попыталась пошатнуть доверие Аллирии Дейн по отношению к Джейме, то столкнулась с железной преданностью дорнийки бастарду. О, ее глупый муж, возможно, и узаконил ребенка, но все знают, что она дочь шлюхи. Под внешностью Ланнистеров, если Серсея достаточно постарается, она уверена, что найдет упоминания о матери девочки. — Ваша светлость, — Серсея поворачивается и улыбается дорнийке, которая осмелилась занять ее место рядом с Джейме. — Турнир вам не по вкусу? Эти большие фиолетовые глаза наполнены искренней заботой, и хотя она знает, что это фальшь, Серсея чувствует острую боль от того, что, возможно, сделала эти глаза грустными. Будь ты проклята, Аллирия Дейн. Она сохраняет улыбку на лице. — Конечно, мне очень нравится, я так скучала по своей родине. Я просто немного устала. Устала от путешествия. Устала от Роберта гребаного Баратеона. Устала от того, что ее вытеснили из сердца Джейме. Устала от всего. Почему она застряла с мужчиной, который тоскует по мертвому ребенку, а Аллирия Дейн получает жизнь, о которой Серсея всегда мечтала? Аллирия сочувственно улыбается. — Как странно, что путешествие не утомило вас, ваша светлость, и все же простой турнир измотал вас. От нахмуренных бровей появляются морщины, напоминает себе Серсея, и вместо того, чтобы мрачно смотреть на дерзкую женщину, она заставляет себя улыбнуться. — Действительно, очень странно. К счастью, в этот момент к их ложе подъезжает Джейме в своих новых доспехах, сияющий, как само солнце, за исключением тех мест, где на красном плаще нет золотых нитей. Его забрало поднято, и она может видеть его прекрасное лицо, так похожее на ее собственное, обрамленное ореолом золотых кудрей в изысканном турнирном шлеме. Он улыбается, мягко, любяще, и Серсея улыбается в ответ, когда тянется за подарком, спрятанным в кармане. Она специально заказала ленту из золотого кружева и алой парчи, с красными львами на золоте и золотыми львами на красном. Она знала, что он вернется к ней. — Моя леди, — начинает он, и в его голосе слышится улыбка. — Первая в моем сердце, превыше всех остальных, самая дорогая для меня из всех женщин. Его взгляд метается в сторону их отца, в уголке рта появляется озорная ямочкой, когда он продолжает, и Серсея не может удержаться от ответной улыбки. Как смело с его стороны так открыто пренебрегать своей женой. Улыбка Джейме становится ярче. — Мать моих детей, Аллирия, моя замечательная жена. Ты окажешь мне честь подарить свое благословение на этот турнир? Это похоже на физический удар, почти заставляющий ее отшатнуться от тупой боли в груди. Это единственная причина, по которой Серсея не выцарапывает глаза Аллирии Дейн, когда дорнийка наклоняется вперед, чтобы бросить Джейме красную ленту Ланнистеров, расшитую золотыми львами и белыми звездами. Она почти не может дышать. Всегда, всегда Джейме просил ее благосклонности. На каждом турнире он приходил к ней. И теперь ее место заняла какая-то самоуверенная дорнийка, которая осмелилась вышить свои звезды рядом со львами Ланнистеров, как будто их дома в чем-то равны. Она едва замечает, что сир Барристан Селми принимает маленькую красную ленточку бастарда так же серьезно, как любой другой знатной леди — все знают, что сир Барристан Смелый добр, как лето. Ее раздражает, что этому бастарду уделяют столько внимания. Серсея уверена, что скоро ребенок подумает, что выше ее по положению. К счастью, прежде чем королева может подвергнуться еще большему унижению, подъезжает еще один рыцарь со знаменами Ланнистеров. Ей требуется мгновение, чтобы узнать в нем Джейсона Ланнистера, сына одного из многочисленных братьев ее матери. Он был на несколько лет младше нее, и она никогда не обращала на него особого внимания — по крайней мере, когда у нее был Джейме. Джейсон всегда был слишком застенчивым, слишком тихим и скучным. Но сейчас, все еще страдая от откровенного пренебрежения Джейме, она замечает его золотистые волосы и красивую улыбку. Его волосы не вьются, а зелёные глаза более тусклого цвета, но он действительно удивительно похож на Джейме. Она улыбается ему, когда он, запинаясь, произносит просьбу, и выполняет ее так изящно, как только умеет. В конце концов, у нее есть опыт. Серсея задумчиво смотрит, как он уходит. С Джейме явно придется много работать. Возможно, Джейсон сможет заменить его на некоторое время. По крайней мере, он симпатичный и опытный рыцарь, судя по тому, как легко он держится в седле. И, в конце концов, разве не в этом суть личности Джейме? Будет похоже, что он никогда ее не покидал.