Лучшие годы жизни

Нигяр калфа, идя по коридорам дворца, услышала шум. Громкие голоса доносились со стороны гарема. Прямо перед ним двое слуг крепко держали Гюля агу за предплечья, девушки испуганно перешёптывались между собой, а Сюмбюль ага и Шекер ага останавливали слуг, чтобы успеть поговорить со своим другом. Все присутствующие обернулись и посмотрели на Нигяр. — Нигяр хатун, больно же ты меня. Сердце вырвала бы и то больнее не было, — Гюль ага страдальчески взглянул на калфу. Нигяр, видя мучительную боль в его тоскливом взоре, глубоко вздохнула, чтобы найти в себе силы заговорить с ним. Она будто бы чувствовала, как разрывается его сердце, ведь Гюль ага доверял ей больше, чем всем остальным. — Беги отсюда, а то пропадёшь. Я ведь тебе добра желаю. — А мне и здесь хорошо было! Стражники прикрикнули на Гюля агу и грубо подтолкнули. После того как Гюль ага скрылся за поворотом, Шекер ага сразу же побежал к его покоям собрать вещи. Сюмбюль зло зыркнул на Нигяр. — Добра она ему желает. Слава Аллаху Шекер вещи ему соберёт. А если бы не получилось? После всего, что он тебе сделал, хочешь, чтобы он побирающимся нищим стал?! — грубо прикрикнул Сюмбюль на калфу, скрежетая зубами. — Сюмбюль ага, ты даже не подозреваешь, что здесь ему могло угрожать, — огрызнулась Нигяр. — Ну так просвети меня! — Ты последний человек, которому бы я стала что-то рассказывать. — Сюмбюль ага, иди займись делами, — из-за спины раздался бесстрастный голос Дайе хатун. — А ты, Нигяр калфа, иди за мной. Сюмбюль, ещё раз бросив свирепый взгляд на калфу, направился к выходу из дворца Топкапы, проводить Гюля агу. Гюль стоял у ворот, переминаясь с ноги на ногу и бурча себе что-то под нос. Ему никогда не было так тяжело. — Почему она так поступила со мной? Неужели она и вправду ничего не чувствует? — Гюль тяжело вздохнул и безжизненным взглядом уставился куда-то в сторону. — Гюль ага! — окликнули его. Евнух поднял глаза и увидел приближающихся Сюмбюля и Шекера, несущих внушительный мешок с его вещами. Шекер ага, как обычно, смотрел на Гюля с радушной улыбкой и с чистыми широко раскрытыми глазами. Сюмбюль же выглядел зажатым и мрачным. — Сюмбюль ага, что это с тобой? Неужели расстроен, что меня выгоняют? — с лёгкой издёвкой спросил Гюль ага. Сюмбюль закатил глаза и отвёл взгляд. — Ещё чего? Ни капельки! — Сюмбюль сказал это крайне неубедительно, неубедительно даже для самого себя. Гюль ага обнял Сюмбюля, прижав ворчливого евнуха к себе. Сюмбюль ага медлил, но вскоре сам прижался к Гюлю, обнимая его и кладя голову на плечо. — Береги мою госпожу, ладно? — Не хочу я с ней связываться — проблем не оберёшься. — За девушками приглядывай. И прошу, позаботься о Нигяр. Я так боюсь за неё, — Гюль ага отстранился и взглянул на бывшего коллегу. — И сам не хворай. Я буду писать тебе как можно чаще. Сюмбюль, не бойся иногда быть слабым — это нормально. — Как прикажете, паша, — промурлыкал Сюмбюль своим медоточивым голосом. — И за Кнопой — лошадкой моей, ухаживай, а то она будет по мне скучать. — Ну уж нет! Не буду я ухаживать за твоей скотиной. Не дождёшься! С ума сошёл? — Сюмбюль раздражённо вскрикнул. — Ну, пожалуйста, — Гюль ага взмолился. — Ладно, ладно. Я что-нибудь придумаю. Ещё раз, напоследок, обняв евнуха и повара, Гюль ага шагнул за ворота и скрылся из виду. Дайе хатун и Нигяр калфа зашли в аскетично обставленные покои хазнедар. Женщина посадила Нигяр на диван и сама устроилась рядом, внимательно вглядываясь в глаза девушки. — Я слышала, что именно ты рассказала Ибрагиму паше, о причастности Гюля аги к заговору против Махидевран султан. Почему ты это сделала, вы же были довольно близки? И я бы хотела узнать, Нигяр, в каких сейчас отношениях ты состоишь с Великим Визирем. Прошу, скажи, что ты закончила со всем этим, — сказала Дайе хатун своим величавым голосом. На этот раз Нигяр услышала ноты испуга в речи хазнедар. — Дайе хатун. Это очень долгая и запутанная история. Я... — У нас достаточно времени, Нигяр калфа, — перебила девушку Дайе хатун. Когда калфа вошла в покои, Ибрагим паша стоял к ней спиной и внимательно вглядывался в просторное окно. После свадьбы с Хатидже султан мужчина редко заходил в свои покои во дворце Топкапы. Для него это было небезопасное, к тому же ненужное и плохо расположенное помещение. Ибрагим развернулся к Нигяр и пристально взглянул ей в глаза. Его лицо было расслабленно, но кипящий внутри гнев выдавали злобные искры в глазах. Проведя рукой по окладистой бороде, паша вплотную подошёл к перепуганной Нигяр. Она чуть ли не бежала к покоям Визиря. Нигяр давно не виделась с Ибрагимом пашой наедине. Вокруг было столько людей, которые готовы накинуться и растерзать, как дикие животные, стоит им лишь только заподозрить. Девушка так хотела обнять пашу, прижаться к его сильной груди. Теперь же Ибрагим паша стоял прямо перед ней, но он был разгневан по неведомой девушке причине. Ибрагим резко выкинул руку вперёд и, схватив калфу за горло, впечатал её в стену. — Думаешь я не замечу того, что ты проводишь время с другим мужчиной?! Нигяр калфа, ты даже не представляешь, какую ошибку ты совершила, — Ибрагим зарычал от злости и с бешенством взглянул прямо в глаза девушки. — Паша... я не понимаю о чём вы, — Нигяр прикладывала огромные усилия, чтобы сказать хоть несколько слов. — Клянусь, у меня нет никого кроме Вас. Воздуха не хватало, глаза начала заволакивать пелена. Нигяр беспомощно хваталась за напряжённые руки паши. Страх полностью завладел телом Нигяр, стало только хуже, когда девушка взглянула на Ибрагима. От прежней нежности по отношению к ней не осталось и следа. — Ты смеёшься надо мной? Не приходишь на назначенные встречи, постоянно где-то пропадаешь, используешь глупейшие отговорки, Нигяр! И, наконец, я видел, что ты вчера вечером была на балконе с каким-то мужчиной, — Ибрагим паша весь задрожал, губы поджались в тонкую нить. У паши сердце бешено заколотило в груди, будто бы готовилось выпрыгнуть наружу. Ибрагим постарался выдохнуть и небрежно отпустил Нигяр, которая упала на колени и схватилась за раскрасневшееся от крепкой хватки горло. Её лицо стало приобретать нормальный оттенок, а дыхание постепенно восстановилось. — Паша, я и думать о таком не смела. Мне кроме Вас никто и не нужен, — взмолилась Нигяр дрожащим голосом, хватаясь за огромную шершавую ладонь Ибрагима, в которой её рука просто тонула. — Жаль не видел его лица, а то при первой же возможности выпустил бы ему кишки. Если ещё раз увижу его рядом с тобой, даже дверь тебе не открою. Если мои догадки подтвердятся — ничем хорошим для вас это не закончится. А теперь убирайся. — Паша... — Убирайся! Нигяр калфа, выйдя в коридор оперлась на холодную каменную стену. Ноги почти-что не держали, а руки дрожали. Глаза Нигяр калфы заблестели. Она стыдливо отвела взгляд от Дайе хатун. Пожилая женщина укоризненно склонила голову набок. — То есть ты не прекратила встречи с пашой? Ты что совсем не понимаешь, что это не может долго оставаться в тайне?! — Дайе повысила голос. Хазнедар уже не была такой спокойной, она беспокоилась за Нигяр, но несмотря на все её попытки помочь калфа продолжала «ходить по лезвию». — Дайе хатун, прости меня, я не могу с собой ничего поделать. Я слишком сильно люблю пашу, — Нигяр всхлипнула и шмыгнула своим вздёрнутым носом. — Нигяр, ты знаешь про кого мог говорить паша в тот день? — Возможно, он имел в виду Гюля агу. Ибрагим паша уже пытался убить его, подговорив разбойников напасть на нашу карету. — Гюля агу? Ты уверенна в этом? Это серьёзные обвинения, Нигяр. — Как бы я не хотела, чтобы это оказалось неправдой, похоже мои догадки верны. — А что вы делали с ним на балконе? — Ну...— Нигяр замялась. — Сюмбюль ага отвёл нас туда, чтобы мы провели время вместе, поговорили. — Сюмбюль ага отвёл вас туда? — Дайе хатун удивлённо подняла свои прямые высокие брови. Гюль ага продолжительное время стоял на причале, дожидаясь корабля. Он даже не успел накинуть на себя тёплые вещи. Бывший главный евнух гарема подавленно уставился на тихую гладь залива Эгейского моря. Тёмно-серый оттенок воды успокаивал и скрашивал время ожидания. Наконец, к берегу причалил корабль внушительных размеров. Толпа людей сразу же выстроилась в очередь, толкаясь и переругиваясь. Гюль ага покрепче схватился за увесистый мешок и нащупал в кармане, украденный у Сюмбюля, мешочек с золотом. Поток людей буквально внёс мужчину в душное помещение корабля. Гюль ага сел на деревянную лавку, стоящую у стены, и расслабил ноющую спину. Оперевшись о деревянную балку, Гюль закрыл, уставшие за день, глаза и попытался сбежать от назойливых мыслей в сон. Покачивание корабля на волнах и моральное истощение только поспособствовали этому. Круглолицый мальчик с русыми волосами забился в угол, прячась за шкафом. Он закрыл уши руками как можно крепче. Лишь иногда ребёнок быстрыми движениями вытирал со щёк слёзы. Солёные капли не отступали и каждый раз заволакивали карии глаза с новой силой. Из другой части дома раздавались отчаянные женские крики. — Не трогай Дуйгу, он же совсем маленький! Он наш единственный сыночек, твой наследник. Пожалуйста...мы заработаем деньги, обязательно заработаем. Ради Аллаха, Булут, оставь его у нас. Хочешь, я спать не буду, только работать. Ты можешь вообще меня не кормить, только оставь моего сына здесь. — Заткнись! Как я сказал, так и будет. Если бы безногая кому-то была нужна, я бы и нашу дочь продал. Столько расходов я в жизни не видел, от этих уродцев только убытки, — раздался хриплый мужской голос. — Булут... Последовал оглушительный хлопок. Дальше лишь женский крик боли, звук опрокинутой мебели, удар, а затем ещё один, затем ещё и ещё. Маленький Дуйгу лишь, зажмурив глаза, всхлипывал и дрожал, как осиновый лист. Он прятал лицо и нервно зарывался пальцами в свои собственные русые кучерявые волосы. Дуйгу уже никого не слышал — странное подташнивание и темнота в глазах туманили разум. Мама несчастного мальчика влетела в комнату и упала около него на колени, прикрывая тканью лицо. Из-под ткани виднелись старые, ещё не зажившие, синяки, на которые наложились свежие ссадины и кровоподтёки. Женщина свободной рукой прижала сына к груди. — Всё будет хорошо, я тебя никогда никому не отдам, — от дежурной фразы никому из них не сделалось легче, но Дуйгу немного успокоился, почувствовав тепло матери. Женщина повела сына за собой к чёрному входу, зажав в руке что-то острое. Тут, им путь перегородила гигантская фигура, с тёмной клочковатой бородой. Ноздри Булута расширились, а глаза, казалось, вот-вот нальются кровью. Один удар и Дуйгу увидел распластавшееся тело собственной матери на полу, которая уже не пыталась встать. Отец закинул мальчика на плечо и, выйдя на улицу, понёс его куда-то за угол, иногда оглядываясь по сторонам. Там их ждала группа людей. У одного из них был кожаный мешочек с деньгами в руках. Как только Дуйгу оказался в руках этих людей, мешочек был передан его отцу и тот, ни разу не оглянувшись, удалился своей размашистой походкой. На корабле плыли недолго. Множество чумазых мальчишек были до ужаса напуганы, так что только единицы пытались заговорить друг с другом. Дуйгу сидел в углу и старался не думать ни о чём. Вокруг были рыболовные снасти, какие-то бочки и ящики разной формы. По прибытии, всех мальчиков, связанных одной верёвкой, повели в какое-то помещение. Множество свечей, странные люди, разговаривающие о чём-то. Мальчиков забирали куда-то по одному. Очередь дошла и до Дуйгу. Грубая мозолистая рука схватила мальчика за запястье и повела за собой, грубо дёргая за руку. Дальше его уложили на твёрдую неудобную поверхность и, как бы тот не пытался вырваться, привязали верёвками, травмирующими голени и запястья при каждом движении. Месяцевидный нож пронёсся над пламенем свечи. Гюль ага подскочил на лавке и, отдышавшись, протёр рукавом влажный лоб. Время пролетело мгновенно. Судно причалило к берегу санджака Ментеше. Под ногами была жуткая, почти непролазная грязь, а в воздухе витал запах рыбы. Попрошайки, сидящие вдоль пристани, хватали грязными худощавыми руками за ноги, а чумазые дети сновали между приехавшими, так и норовя вытащить что-нибудь дорогое из кармана. Гюль ага пошёл по узким улицам подальше от порта. Знал ли он куда сейчас пойдёт, где будет жить и работать? Никак нет. Гюль понятия не имел, что ему делать. А поехал он сюда, только потому что неподалёку от этого места он родился и прожил своё недолгое и несчастливое детство. Из-за одного поворота Гюлю аге перегородили путь две фигуры, лица которых были закрыты капюшонами. — Кто вы такие? Что вам нужно? — Гюль сделал шаг назад и тут же наткнулся на ещё двоих. Один из них схватил Гюля за ворот кафтана и пригвоздил к стенке. Другие залезли в карманы его одежды и небрежно вытряхнули содержимое мешка на влажную землю. Гюль пытался вскрикнуть, но его рот тут же зажала шершавая рука. В мешке разбойники не нашли ничего дельного, а вот мешочек с золотыми тут же оказался у одного в складках одежды. Когда нападающие поняли, что с несчастного евнуха взять больше нечего, обескуражили Гюля сильным ударом в живот, заставляя того согнуться пополам, а затем ударили первой попавшейся палкой по голове. Сквозь тело пронёсся поток острой боли, проникая в каждую клетку тела. Голова закружилась, а ноги перестали держать. Гюль ага рухнул на бок. Как бы он не старался находиться в сознании, смыкающаяся темнота перед глазами взяла своё. Гюль ага открыл глаза, поднимая тяжёлые как никогда веки. Он с удивлением для себя обнаружил, что лежит на мягкой постели укрытый тёплым пуховым одеялом. Пересиливая назойливую головную боль Гюль присел на кровати и с удивлением обнаружил, что кто-то полностью его раздел и наложил на голову повязку. Гюль ага дотронулся до головы, но тут же отдёрнул руку, шумно втянув воздух сквозь зубы. Мужчина оглядел комнату: безвкусные лиловые шторы, которые сразу же притягивали к себе взгляд, пыльные поверхности многочисленных шкафов и тумбочек с облезающей краской, окно было настолько грязным, что сквозь стекло с трудом проникал свет. — Ну что, очнулся? — какая-то женщина среднего возраста без стука ворвалась в комнату. В тёмных волосах поблёскивали седые прядочки, морщины расположились вокруг серых глаз, но несмотря на это на стройном стане женщины красовалось вызывающее броское платье. Гюль ни мог для себя не пометить, что жёлтый цвет был ей не к лицу. — Простите, а кто Вы? — спросил Гюль ага. — Я? Считай я твоя спасительница. И зачем я это сделала? Чёрт бы тебя побрал. Толку от тебя никакого, только деньги на врача перевела, да ещё и девчонки мои одежду запачкали пока твоё барахло с земли подбирали. — Девчонки? Погодите, а где я? — Гюль озадаченно оглянулся по сторонам, вытягивая шею, чтобы посмотреть в окно. — И всё-таки ты не здешний. Ты в моей таверне. Самая известная таверна этого города. Моё имя Айнур, — женщина горделиво подняла голову и скрестила руки на груди. Гюль заметил, что в этих словах всё же была некая нерешимость, но он никак не мог понять в чём подвох. — Оденься и спускайся вниз — девочки настояли на том, чтобы я дала тебе пообедать у нас, — Айнур хатун показала на уже высохшие вещи Гюля. Гюль ага приложил немало усилий, чтобы встать с кровати. Он был готов поклясться, что ему ни разу не было так больно одеваться. Каждый раз, когда он наклонялся, огромный почти чёрный синяк давал о себе знать. Более того, Гюль с трудом мог говорить, и ставил под сомнение то, что он сможет проглотить хотя бы кусочек, несмотря на мучительный голод. Пройдя по коридору со множеством комнат и спустившись по скрипучей пыльной лестнице, Гюль оказался в довольно просторном помещении, хаотично уставленном столиками и, местами прожжёнными, подушками. Айнур указала костистой рукой с на редкость изящными пальцами на узкий коридор. Пройдя по нему, Гюль попал на крошечную кухню. Войдя туда, Гюль ага наткнулся на двух юных девушек, которые, как только заметили его, начали хихикать и перешёптываться. За кухонным столом стоял повар со свалявшейся чёрной бородой, нарезая толстыми неказистыми кусками различные овощи. — А ну тихо! Уговорили меня кормить это "чудо", негодницы, — сморщив нос, пробурчала Айнур. — Я не голоден. Раз уж мне нечем платить, то я не буду вас утруждать, — Гюлю стало жутко неудобно. — Садись уж. Через пару минут перед Гюлем агой оказалась скудная тарелка супа и пара малосимпатичных бореков. Взяв в рот ложку супа, Гюль сделал волевое усилие, чтобы не сморщиться от ужасного вкуса. Огромным минусом частых визитов на кухню во дворце падишаха было то, что сразу начинаешь подмечать даже самые неприметные недочёты от лишней щепотки соли, до крупного размера ингредиентов. Гюль взглянул сначала на Айнур, на девушек, затем на повара и, переборов себя ложка за ложкой доел суп, истязая свои вкусовые рецепторы. Иногда, он с благодарностью поднимал взгляд на наблюдающих за ним людей и изображал подобие улыбки. Айнур скрестила руки на груди и пристально смотрела на Гюля. В её глазах то и дело сменяли друг друга изумление, снисходительная жалость и даже лёгкое умиление. — О Аллах, ну ни мучайся ты так, — не выдержала Айнур. — Ну как же, вы так старались. Айнур хатун присела рядом и с лёгкой грустью взглянула на мужчину. — Честно признаться, кулинария никогда ни была нашим коньком. Люди приходят сюда за получением другого рода услуг, — женщина покосилась на девушек. — Знаешь, я ведь и правда хотела иметь свою таверну. Там бы вкусно кормили, был бы нормальный внешний вид, а не вот это всё. Айнур разочарованно взмахнула рукой. — Ну... Что касается внешнего вида вашей таверны, то, в принципе, это исправимо, а с качеством вашей кухни я мог бы помочь. — Ты умеешь готовить? — в глазах женщины заблестели огоньки надежды. — Да, вполне. Ну, например, что касается этого супа... Гюль принялся воодушевлённо рассказывать о разных способах приготовления, сочетаниях специй. Вместе со здешним поваром, они принялись за новое блюдо. Айнур и девушки заворожённо слушали бывшего главного евнуха гарема. Из-за угла начали выглядывать другие девушки, пришедшие на дивный запах, незнакомый до этого момента. Когда Гюль приготовил свою версию этого блюда, все встали вокруг стола. Айнур недоверчиво покосилась на нового знакомого. Попробовав наваристый бульон с кусочками баранины, она расплылась в широкой благодарной улыбке. — Слушай, а оставайся у нас. Мы найдём для тебя комнату, будем платить тебе жалование, пускай и небольшое. — Ну, выбора у меня всё равно нет, — Гюль ага беззлобно улыбнулся.  Прошло чуть больше недели после отъезда Гюля аги. Несчастье поселилось во дворце, и горе проникло в сердце каждого его обитателям. Днём, когда солнце расположилось высоко над землёй и освещало каждый потаённый уголок, Валиде султан отдала Аллаху душу. Дворец погрузился в траур. Хатидже султан, до этого не отходившая ни на шаг от больной матери, была убита горем. Под её карими сияющими глазами появились синяки, а благородное лицо было исписано изнеможением и болезненной скорбью. Следующие дни она проводила у себя во дворце. После похорон сестра султана ни разу не показалась во дворце, слуги окружили её, а брат разделял её горе и старался не оставлять Хатидже одну. В последние дни нужно было много работать. Ункяр-калфе приходилось чуть ли не тяжелее всех. Из-за беременности ходить стало тяжело, и она нуждалась в частых перерывах. Из-за этого она ни раз получала выговор от госпожей и такие фразы, которые оставляют после себя неприятный осадок на весь день. Сейчас же калфа медленно шла по длинному коридору дворца к гарему. По неведомой причине калфа остановилась около дверей в одни из многочисленных покоев дворца. Да вот только именно с этими покоями и связано одно из самых тёплых воспоминаний, которое Нигяр хранит в своём сердце. Просочившись в комнату, Нигяр оглядела просторное помещенип, выглядящее совершенно по-иному при дневном сердце. Впереди расположился величавый мраморный балкон. Казалось совсем недавно они с Гюлем агой обсуждали там всякую ерунду. — И где же он сейчас? Что с ним? — подумала Нигяр и озабоченно опустила голову. Сейчас ей казалось, что внутри поселилось пару здоровенных ядовитых пауков, которые отравляли ей жизнь последние несколько дней. Но почему это происходило только тогда, когда она думала о Гюле? Внутри у Нигяр калфы всё сжалось. Без постоянной поддержки и тёплой улыбки слегка навязчивого друга стало тяжелее в разы. Хоть волком вой. Оглядев с балкона, расстелившуюся перед ней, территорию дворца, взгляд Нигяр зацепился за одиноко стоящую конюшню. Нескладное куцее деревянное сооружение и его обитатели сейчас влекли к себе. Нигяр калфа, шурша складками платья, зашла в конюшню и принялась внимательно вглядываться в каждую лошадь. Животные буравили её своим умным взглядом, как бы изучая нежданную гостью. Лишь одна радостно заржала и приветственно цокнула копытом. На лице Нигяр заиграла улыбка. — Кнопа! Я как раз к тебе и шла, — девушка потрепала жёсткую густую гриву лошади и приобняла за тонковатую шею. Калфа достала симпатичное яблоко, которое удивляло практически полным отсутствием изъянов. Лошадь аккуратно взяла его губами и тщательно разжевала. Затем она перевела взгляд и уставилась куда-то за спину Нигяр калфы. Нигяр, заметив взгляд лошади, оглянулась и вздрогнула от неожиданности. Надменный взгляд тёмных глаз буравил её. — Сюмбюль ага, напугал, — укоризненно сказала девушка. Жеманно скривившись, Сюмбюль скрестил руки на груди, в одной из которых виднелся свёрток пергамента перевязанный ниткой. Главный евнух гарема держал свёрток практически мёртвой хваткой, но с какой-то особенной бережностью. — Сюмбюль, а тебе Гюль ничего не писал последнее время. — Может и писал. Тебе какое дело? — Может ты сможешь передать ему и от меня записку. — Пф, ещё чего? Поздно зашевелилась, — пренебрежительно буркнул главный евнух гарема. — Просто передай. Это совсем не сложно. И прекращай постоянно язвить — я сделала так, потому что это было необходимо, — твёрдым голосом сказала Нигяр калфа, поправляя аккуратно уложенные волосы. — И что же мне ещё сделать, Нигяр султан? Ну конечно, пару добрых слов сказать человеку, когда он рядом намного сложнее, чем целовать великого Визиря на источниках в пещере. И тут Нигяр вскипела, от подобной пренебрежительности и открытых оскорблений девушку начало трясти. Калфа стала себя чувствовать в двойне паршивее, когда увидела надменное выражение лица евнуха и равнодушный взгляд. Руки Нигяр калфы задрожали и она с оглушительным хлопком ударила Сюмбюля по щеке. Последний не издал ни звука, а лишь безмолвно взглянул на девушку сузившимися глазами. Нигяр метнулась к выходу и, вылетев за пределы конюшни, понеслась к дворцу. Шекер ага устало положил половник на стол и глубоко вздохнул, даже немного горестно. Повар тяжело опустил на диван своё массивное тело и, зажмурив уставшие глаза, насладился долгожданной тишиной. Это блаженство длилось недолго. Ещё задолго до появления нежданного гостя Шекер услышал быстрые шаги и гвалт звучных ругательств. Главный евнух гарема влетел на кухню и с силой швырнул первый попавшийся стакан об стену. Тот с оглушительным звоном отскочил от каменной поверхности и упал на пол. Шекер ага схватился за сердце и ошеломленно взглянул на Сюмбюля агу. — Сюмбюль ага, что стряслось, почему ты так зол? — Заткнись, — зло рявкнул Сюмбюль в сторону приятеля. Шекер обиженно отвернул лицо и уставился куда-то в стену. — Слишком долго рассказывать. Да к тому же зачем тебе это знать? — чуть смягчился Сюмбюль, пережив вспышку гнева. Долгое душащее молчание повисло в воздухе. Было даже слышно птиц поющих за окном. — Гюль ага тебе написал? — нарушил тишину Шекер ага. — Ах да, точно, — главный евнух гарема положил на стол пергамент свёрнутый трубочкой. Развернув шуршащую бумагу, Сюмбюль ага прочитал: Прости, что долго не писал — времени было мало, дел невпроворот. Работаю поваром всё в том же месте. Денег хоть и немного, но пока что хватает. Не думал, что жизнь на Родине окажется столь тяжёлой, в голову лезет столько воспоминаний и мыслей. Буду стараться находить больше времени на письма, а пока что скажи как там госпожа, как ты сам, как Нигяр? Сюмбюль раздражённо фыркнул и с театральным вздохом облокотился на подушки. — Этот верблюд думает, что может отделаться этими немногочисленными строками? Пф, времени у него нет! Зачем он вообще там работает, если мало платят? — Айнур хатун, клянусь у меня уже совершенно нет никаких сил. Только посмотри на это, — Гюль ага с изнеможением и отчаянием протянул женщине искривлённую и заляпанную не оттирающейся гарью сковородку. — Как только у нас будет хотя бы пару монет на что-то другое, я сразу же предоставлю тебе новую. Ну, а пока довольствуйся тем что есть, — Айнур хатун поджала блёклые губы. Гюль лишь обречённо вздохнул и с отчаянием в карих глазах обвёл кухню, на которой всё это время прибирались девушки, оттирая каждое пятнышко и смахивая «многолетние» слои пыли. Несмотря на многочисленные трудности котлы кипели, а сладости уже пропитывались. По столу были разложены овощи, и бывший главный евнух гарема ходил туда-сюда, всматриваясь в каждую душистую приправу, каждый лист, вертел в руках овощи. — Ага, один посетитель вернул эту баранину с инжиром и грецкими орехами и просил передать, что он перевернёт эту таверну вверх дном если ему не дадут пару бореков и он наконец сможет уединиться с одной из нас, — сказала светловолосая девушка, войдя на кухню. Это известие поставило окончательную точку в борьбе Гюля аги с просвещением местных людей в мире высокой кухни. — А ну-ка покажите мне это неотёсанное животное, — Гюль вылетел из кухни и широким шагом бросился в общий зал. Войдя в широкое помещение, в котором на этот раз сидели люди, хоть и были ещё пустующие столики. Девушка указала на сутулого человека с длинной густой бородой. Он хмуро оглядывал помещение и его взгляд остановился на грозном лице Гюля аги, которое можно было лицезреть только во время перепалок с Гюльшах или, когда главный евнух гарема дворца Топкапы делал слащавые комплименты Нигяр калфе. К слову, делал Сюмбюль ага это только тогда, когда рядом стоял Гюль ага, параллельно глумливо посматривая на реакцию коллеги. — Это Вы вернули блюдо на кухню, — Гюль ага навис над посетителем, скрестив руки за спиной. — Ну я. Мужик, давай я просто перекушу и пойду наверх, — усталым голосом сказал посетитель. — Мужик? — Гюль ага оцепенел — никто и никогда не смел с ним разговаривать столь по-хамски. Гюль ага уже был готов взорваться, но его внимание привлекла фигура тучного мужчины и, быстро скрывшаяся, за выходными дверьми тень человека, оставившая после себя лишь недолгий звон дверного колокольчика. Тучный мужчина с озадаченным видом приложил руку к животу. Его кожа, казалось, была чуть бледнее, чем могла бы быть в подобных ситуациях. Через пару секунд на его лице изобразилось страдальческое выражение лица, по-видимому, от усилившихся спазмов в животе. Мужчина поймал взгляд бывшего слуги Хюррем султан и жестом подозвал его. — Что-то странное со мной: ел-ел, а тут какая-то боль в животе и что-то... дышать сложно, да и привкус какой-то во рту непонятный...горький, — посетитель таверны попытался отдышаться. Вдруг, он повалился на деревянный пол и его тело начала бить мелкая судорога. Люди вокруг ахнули и столпились вокруг Гюля и извивающегося в конвульсиях человека. Гюль ага опешил и отступил на пару шагов. Но так неожиданно и как нельзя кстати в голове Гюля пронеслось воспоминание. Гюль ага утомлённый после рабочего дня шёл к своей комнате медленным шаркающим шагом. После того как его отправили работать в Топкапы мир перевернулся с ног на голову. Радовало лишь, то, что его единственная подруга Нигяр отправилась вместе с ним, да к тому же получила повышение. Теперь она могла с гордостью называть себя калфой гарема. Тут, из-за угла Гюль услышал странные голоса. Два человека заговорчески перешёптывались. — Думаешь он сможет сделать это — озадаченно проговорил один. — Я так промыл мозги этому идиоту, что он не осмелится сделать иначе. — А если Сюмбюль ага что-то заподозрит? — То Кираз поплатится своей головой. Гюль ага опешил. Евнух в ту же секунду метнулся в противоположную сторону и поторопился к покоям коллеги. — Ну зачем ты пришёл? Уже очень поздно, давай поговорим завтра, — Сюмбюль сморщил нос и накинул одеяло себе на колени. — Сюмбюль ага, ну как же так? Я вот уже и чай приготовил, — Кираз ага показал своими крошечными глазами на два стакана. Сюмбюль ага уже и не знал как выпроводить этого тщедушного человечка, отдалённо напоминающего крысу. — Мне лекарства пить надо и... мазь нужно нанести, — Сюмбюль указал на пару внушительных кровоподтёков на лице и переместил, перевязанную и закреплённую платком на груди, руку поудобнее. — Ну, Сюмбюль ага, ты пока пей, а я воды для лекарства принесу. А потом посидим, поговорим. Сюмбюль сощурил глаза и взял в руки стакан. Сюмбюль повертел сосуд в руках и взболтал чай внутри. Евнух гарема перевёл взгляд на Кираза агу, стоящего к нему спиной и напевающего какую-то надоедающую мелодию. Парень поднёс чай к носу и принюхался. Догадка подтвердилась. — Не лучший выбор, Кираз ага, — Сюмбюль с полной невозмутимостью поставил на столик стакан и поправил слегка взлохмаченные волосы. — Что? — Кираз ага медленно обернулся. — Цикута слишком заметна для вооружённого глаза, да и с дозой напутать легко. Кувшин с водой полетел на пол из ослабевших рук Кираза. Евнух обмяк и сполз на пол прямо перед Сюмбюлем. — Сюмбюль ага, умоляю тебя, не губи ты меня, ради Аллаха. Они же казнят меня, если кто-нибудь узнает. Я сделаю всё что ты хочешь, что угодно, — залепетал слуга и схватился за край фиолетового халата коллеги. — Крысёныш, — Сюмбюль ага склонил голову на бок с удовлетворённой ухмылкой на лице. — Молю... — Ты не достоин даже смерти. Кто хотел убить меня твоими руками? Говори, и я подумаю над твоей судьбой. — Мёге ага и... Илькин ага, — голос Кираза задрожал. — Если не ты, так он меня убьёт, оглянуться не успеешь. — Хватит ныть! Послушай, сегодня же ты идёшь, и высказываешь своё неимоверное желание служить в Трабзоне. Там как раз не хватает слуг. Будешь гнить в этой глуши до конца своих дней. — Спасибо, спасибо тебе огромное, Сюмбюль ага, — Кираз ага вскочил и тут же выскочил за двери комнаты. Сюмбюль ага тоскливо вздохнул и прикрыл уставшие глаза. Евнух непроизвольно сглотнул и лёг на спину.— Извести меня захотели значит? Что ж, придётся мне сделать это с вами первым. — Сюмбюль ага! — дверь с хлопком отворилась, и в покои влетел запыхавшийся Гюль ага. — Ты один? С тобой всё в порядке? — Как ты быстро, Гюль ага. Я задыхаюсь и бьюсь в судорогах уже минут десять, — Сюмбюль, не поднимаясь, повернул голову в сторону коллеги. — Слава Аллаху. Видимо всё в порядке. Ты не представляешь, я иду и слышу как кто-то говорит о том, что тебя должны убить, — Гюль ага охнул и сел рядом на кровати. — Я уже знаю. Но благодаря моему поразительно высокому интеллекту я всё ещё живой. А ты, гад плешивый, зачем решил по геройствовать? — Ну как же? Не могу же я знать о покушении и допустить смерть человека. А что с тобой хотели сделать? — Отравить. Если подобрать правильную дозу цикуты человек начинает задыхаться, может запасть язык, также судороги. Если вовремя среагировать, то нужно постараться вызвать рвоту. Разговор прервал глухой удар мелкого камешка об оконную раму и какая-то возня под окном. Сюмбюль через, жуткую боль в животе и многочисленные болезненные стоны, поднялся с кровати и выглянул в окно. Гюль ага мог наблюдать, как лицо евнуха побледнело и его губы скривились от жуткого гнева и раздражения. С улицы тут же раздался гогот и улюлюканье.  Под окном стояли несколько янычар и издевательски посмеивались, явно намекая на недавнюю стычку с друзьями их командира — Дженгиза аги. Гюль ага кинулся к посетителю. Он быстро свернул первый попавшийся лист бумаги ввиде воронки, затем схватил пригоршню угля из камина. — Воды! Быстро. Тут же рядом с евнухом оказался кувшин с высоким горлышком. Приподняв голову мужчины, он стал понемногу вливать смесь из угля и воды в обмякшее тело посетителя. Быстрым движением Гюль ага засунул два пальца в рот посетителю, тем самым вызывая рвоту. Гюль перевернул грузное тело на бок, позволяя нелицеприятной субстанции выйти наружу. Чёткими движениями Гюль ага проделал то же самое ещё несколько раз, чуть ли не выворачивая мужчину наизнанку. Его кожа стала почти серой, а руки похолодели. Бывший евнух гарема издал вздох отчаяния и нервозно вздрогнул. Его собственные руки дрожали от непреодолимой тревоги, а сил не хватало даже на то, чтобы дотянуться до кувшина. Тут, совершилось чудо. Судороги прекратились, а изо рта посетителя таверны вырвался едва ли заметный прерывистый вздох. Гюль ага облегчённо вздохнул и присел на пол, закрыв лицо руками. Тут же, несколько мужчин взяли отравленного на руки и быстро понесли наверх, дабы уложить его на кровать и позвать лекаря. Гюль ага нашёл Анур хатун в её комнате, она тихо всхлипывала и была полностью разбита. Женщина закуталась в плед и бесцельно перелистывала страницы в какой-то книге, корешок которой был порван и чем-то испачкан. — Айнур хатун, ты в порядке? — Гюль ага просочился в комнату. — Да. Только, видимо, всему этому заведению пришёл конец. Кто будет ходить туда, где чуть не умер человек? — Так говоришь, будто это не единственная причина твоей печали. — Вряд ли ты захочешь слушать моё нытьё. — Знаешь, один мой хороший друг говорил, что не исцелится тот, кто о бедах своих не расскажет. — Часть дохода уходило на помощь моей лучшей подруге и её матери. Видишь ли, она больна с рождения. Бедняжка даже двинуть ногами не может, но зато как красиво глиняные чашки расписывает, даже в самой столице таких не найдёшь. По правде говоря, в этот год урожай стал намного богаче, поэтому им приходится полегче. Но её матушка стара, не приведи Аллах, с ней что-то случится. Гюль ага сглотнул, а в ушах будто бы зазвинело. — Айнур хатун, они только вдвоём? Разве у твоей подруги нет отца? — Помер несколько лет назад. В аду его ждал тёплый приёмчик. Продал своего сына и глазом не моргнул. И где теперь этот мальчуган? В глазах Гюля потемнело, а в голове пронеслись образы безрадостного детства, наполненного слезами, горечью. Спустя столько лет вспоминались лишь обрывки самых ярких событий и расплывчатые образы людей, если бы Гюль ага даже постарался, он бы не вспомнил ни одного имени. Ни одного, кроме имени его отца. — Булут... — Гюль прошипел сквозь зубы, и глаза стала застилать пелена слёз, пара которых скатилась по коже, обжигая щёки. Были ли это слёзы печали? Нет, скорее гнева, туманящей разум злости, проникающей глубоко в душу и заседающей там на долгие годы. — Ты, что знал этого мерзавца? Гюль молча кивнул. — Где они живут? Мне нужно навестить их. Городские дома быстро закончились, начала петлять просёлочная дорога. Тёплый вечер расслаблял и успокаивал, а кустарник, расположившийся вдоль дороги, создавал видимость безопасности. Розоватое небо радовало глаз. Казалось, что с каждым шагом Гюлю аге всё сложнее и сложнее идти. Ноги не поднимались, а внутренний голос всё убеждал вернуться назад. Чёрный кафтан, надетый внакидку, защищал от ветра. Простоватые бежевые штаны и белая рубаха были весьма непрактичны. Гюль начал проходить мимо хижин и широких полей с пшеницей, небольших участков с овощами. — Двенадцатый дом слева? — Гюль всматривался в каждое строение и в мыслях всплывали мутные образы. За столько лет ничего не изменилось, те же отдельностоящие небогатые домики, те же просторные поля, на которых было так привольно играть и учиться верховой езде. Дойдя до нужного дома, Гюль остановился напротив. Небольшой дом со скрипящими на ветру ставнями окон, огороженный старым забором, манил и, в то же время, отталкивал. Небольшое надгробие перетянуло взгляд Гюля на себя. Сердце сжалось в комок, а во рту пересохло. — Ага, вы чего тут застыли? Хотите что-нибудь купить? Чашки, блюдца, — старушка с седыми волосами, собранными под коричневый платок, стояла перед ним и добродушно улыбалась. Поразительное сходство. Те же глаза, очертания лица, просто невероятно. Столько лет упущено. Гюль не мог наблюдать, как меняется его мать, не мог видеть её улыбку каждый день, говорить с ней. Сейчас же он не может выдавить из себя ни слова, не то что признаться в том, что он её сын. — Да... Да, конечно... чашки, — Гюль проговорил слабым голосом и попытался изобразить подобие улыбки. Женщина радостно закивала, и уже через пару минут в руках Гюля лежала вручную расписанная чашка. Передавая женщине несколько монет, Гюль случайно дотронулся до её грубоватых пальцев. По телу пробежали мурашки, а сердце бешено застучало от волнения. Поблагодарив, Гюль кинулся прочь, не находя в себе сил оставаться здесь ещё хоть немного. Когда бывший главный евнух гарема вновь оказался в таверне, к нему подскочила Айнур хатун, выразительно глядя на него. — Тот господин, которого ты спас, хочет видеть тебя. Гюль кивнул и, поднявшись по скрипучей лестнице наверх, зашёл в нужную комнату. — А, пришёл всё-таки, — поприветствовал слабым голосом бледный как смерть посетитель. — И как же зовут моего спасителя? — Гюль. — Спасибо тебе, Гюль. Если будешь в беде, помогу. А пока что... — мужчина достал из ящика тумбочки увесистый и толстый мешочек с золотом. — Нет, я не могу это принять. Это ведь просто огромная сумма. — Не отвертишься. Держи и не отказывайся. Гюль ага в полностью подавленном состоянии спустился в пустую таверну и сел за столик рядом с Айнур хатун, которая удивлённо и даже чуть встревоженно взглянула на него. — О, Аллах, Аллах, ты чего такой бледный, будто сейчас в обморок упадёшь, как женщина беременная. — Всё в порядке, просто за день столько всего произошло. Да ещё и этот господин всучил мне считай целое состояние. — Ого, ничего себе! И что будешь с ними делать? — Половину оставлю вам, а с другой уеду в Египет и, пожалуй, открою там свою таверну. — Спасибо тебе, Гюль ага, за всё. И за то, что научил нашего повара готовить, — Айнур хатун улыбнулась, — И поаккуратнее с деньгами, а то знаю я тебя. — Пойду отдохну, а завтра в путь. Гюль зашёл в свою комнату и тут же плюхнулся на кровать, полностью потушив свет. Гюль прикрыл глаза и вжался лицом в подушку. Сдавленный крик подобрался к горлу и вырвался наружу сквозь сжатые зубы. Бывший слуга Хюррем султан перевернулся на спину и взглянул, привыкшими к темноте глазами, на купленную чашку, стоящую на тумбочке рядом. Гюль отвернулся к стене и попытался провалиться в сон, чтобы отвлечься от мыслей. Но тут же в этой могильной тишине в голове всплыл образ: тёмные длинные  аккуратно завитые волосы, хитренький взгляд, чуть вздёрнутый аккуратный носик и островатые черты лица. Платье калфы гарема, подчёркивающее тонкий стан, и звук быстрых почти что бесшумных шагов. — Нигяр калфа, — прошептал Гюль ага куда-то в пустоту и сел на кровати, прислонившись к стене. Гюль уставился в противоположную стену. По горлу будто бы пробежала лёгкая щекотка, а в груди всё болезненно сжалось. Как бы ни клонило в сон, Гюль не мог лечь, и продолжил смотреть безжизненным взглядом прямо перед собой. Промозглую осень сменяла зима, окутывая всё своей холодной белизной, её, в свою очередь, сменили первые лучи весеннего солнца, заставляющие животных встрепенуться ото сна. Капель молоточком постукивала по мощёной дорожке, ведущей к дворцу великого Визиря государства османов. Если присмотреться, где-то на уровне земли находилось небольшое окошечко прочно забитое металлическими прутьями. Сквозь них кое-как свет пробирался в небольшое помещение, которое было даже сложно назвать комнатой. Безликие каменные стены, холодный пол, малоприятный матрас покрытый какими-то пятнами и небольшой деревянный столик. Всё это больше походило на камеру для преступников, а не комнату для недавно родившей девушки. Нигяр калфа, обхватив руками колени, свернулась на матрасе и тихо плакала, по привычке стараясь заглушить рыдания. Мало кто может представить чувства девушки, которой пару дней назад сообщили, что она родила мёртвого ребёнка. Сейчас ей ничего не хотелось, было ощущение будто она проваливается куда-то со стремительной скоростью и вот-вот предстанет перед Аллахом. В прочем, у неё не было выбора, кроме того как оставаться здесь. Уже много дней она не видела солнечного света и не вдыхала свежий воздух. Входная дверь открывалась лишь тогда, когда ей приносили еды или к ней заходил лекарь. Нигяр калфа встрепенулась, когда дверь скрипнула столь рано, ведь небо только начало розоветь на восходе солнца. В проёме показалась невысокая фигура, лицо которой скрывал чёрный капюшон. Он стоял неподвижно, будто всматриваясь в её бледное изнеможённое лицо. Руки потянулись к капюшону и лёгким движением сняли его, давая возможность увидеть лицо раннего гостя. — Вставай скорее. У нас мало времени, — Сюмбюль ага жестом подозвал Нигяр к себе. — Что ты здесь делаешь? Если паша узнает, что ты заходил сюда без его ведома, то убьёт тебя, — Нигяр забеспокоилась и боязливо бросила взгляд на приоткрытую дверь. — Не сомневайся в том, что я делаю, Нигяр. Иди за мной. — Сюмбюль, я не могу. Когда Ибрагим паша обо всём узнает, то он не пощадит нас. Мне страшно, Сюмбюль ага. — Думаешь, оставаясь здесь, ты в безопасности. Ну что ж, я могу уйти, а ты дожидайся палачей, которые тебя тихо придушат в этой... комнате. Нигяр калфа всхлипнула и, чуть замявшись на пороге, вышла из своей темницы к главному евнуху гарема. — А где вся стража? — Об этом не беспокойся, какое-то время их здесь не будет, но нам нужно торопиться. Сюмбюль ага потянул её за руку и повёл в противоположную от лестницы сторону, заводя в неприметный угол. Когда главный евнух чуть ли не всем телом навалился на одну из стен, на удивление Нигяр она отодвинулась, и перед её взором предстала узкая, даже для одного человека, лестница. Она была почти не освещена, а ступеньки выглядели сколькими и не надёжными. — Иди за мной, только тихо, — скомандовал Сюмбюль ага, начиная подниматься наверх. Нигяр уже и не знала, как долго ещё продлится эта лестница. Казалось, что она просто бесконечная или Нигяр калфа ещё слишком слаба, что было наиболее вероятно. Но вот, сквозь щели в низких дверях, запертых изнутри на заржавевшую защёлку, показались лучи света и чуть осветили путь. Скрипнув, дверцы отворились, и беглецы оказались на заднем дворе. Яркий свет слепил, привыкшие к темноте, глаза девушки, а свежий ветер позволял сделать ей глубокий глоток воздуха. Пройдя чуть дальше, они оказались за стенами дворца, и на дороге их уже поджидала скромная неприметная повозка. — Держи, чтобы не замёрзнуть, — главный евнух гарема протянул Нигяр свою накидку, — Когда прибудешь в порт, найдёшь в ювелирной лавке человека по имени Али. Он доведёт тебя до нужного грузового судна. На нём ты доберёшься до Египта, и там, в порту, тебя встретят. — Сюмбюль ага... — Нигяр калфа хотела бы возразить и остаться здесь, ведь этот город стал её домом, но ей пришлось принять то, что здесь у неё не будет никакого будущего, — Спасибо тебе. Главный евнух гарема грустно улыбнулся. — Береги себя и не делай глупостей. Сев в повозку, Нигяр глубоко вздохнула и отправилась навстречу неизвестности.