Лучшие годы жизни

Было темно. В голове вертелся клубок мыслей, из которых можно было ясно выделить лишь предположение о смерти. Вспышка сильной головной боли заставила Сюмбюля сжать слабой рукой простыню. Евнух даже боялся открывать глаза. В груди постепенно возобновился бессознательный страх, сердце забилось быстрее, а дыхание участилось. За этими ощущениями последовала неприятная пульсация справа, где-то под рёбрами. Наконец, сделав волевое усилие, главный евнух гарема медленно открыл глаза и растерянно захлопал ресницами. Когда множество расплывающихся тусклых вспышек собрались в единый образ, перед Сюмбюлем агой в сумраке предстала скромная маленькая комната с неровными каменными стенами. Из крошечного окошка, расположенного под самым потолком, тянулся слабый луч света. Множество свечей помогало освещать комнату. Воспоминания о недавних событиях заставили ладони похолодеть, мурашки пробежали по коже. Сюмбюль резко дёрнулся, стремясь в панике вскочить с кровати, но тело пронзила резкая нестерпимая боль до самых кончиков пальцев. Глаза в шоке округлились, когда взгляд опустился: чуть выше живота зияла глубокая рана, проступила кровь. Сюмбюль упал на подушки и застонал, рассудок вновь помутился, озноб пробрал до самых костей. — Лежи спокойно: я только остановил кровь, — Текер вновь подложил под голову евнуха подушку. — Я умру, да? Я потерял сознание, значит истекал кровью, — слезливо залепетал Сюмбюль, судорожно сжимая край простыни. — Это от страха, Сюмбюль ага. Рана пустяковая. Зашью, и жить будешь. — Зашьёшь? Нет, не надо, — главный евнух гарема боязливо сглотнул и сильнее вжался спиной в подушки. Когда Текер ага присел на край кровати с иглой и шёлковой нитью в руках, Сюмбюль ага, наконец, смог разглядеть в сумраке болезненно бледное лицо наёмника. Предплечье было обмотано повязкой, заляпанной кровавыми пятнами, на голый торс был накинут плед, а прикосновения ледяных рук жгли кожу. Текер ага накалил иглу на пламени свечи и, выждав некоторое время, сделал первый стежок. Сюмбюль взвыл от боли и перехватил руку мужчины. — Сюмбюль, постарайся не двигаться, потерпи. Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое, всё же ответственность за твою безопасность лежала на мне, — голос Текера был успокаивающим и уверенным. От ласковых прикосновений Текера аги Сюмбюль смягчился и, бросив недоверчивый взгляд, отпустил руку наёмника. Евнух весь напрягся и отвернулся, готовясь к очередной вспышки боли, но вместо этого он почувствовал твёрдое прикосновение холодной руки. Очертив кончиками пальцев грудную клетку, Текер провёл ими рядом с местом ранения, а затем на секунду, как бы невзначай, накрыл своей ладонью руку Сюмбюля. Это заставило главного евнуха невольно расслабиться и от возникшего трепета забыть о боли и страхе. После небольшой паузы наёмник продолжил зашивать рану. Как бы евнух не хотел вырваться, приходилось терпеть жгучую боль и лишь изредка жалобно вскрикивать. Приходилось прикладывать уйму сил, чтобы сидеть неподвижно. Сюмбюль ага зажмурил глаза, дабы не видеть нелицеприятную картину, от одного вида которой по телу пробегали мурашки. Услышав очередной вскрик, Текер устало вздохнул. — До свадьбы заживёт, Сюмбюль ага, — хмыкнул наёмник и, заметя строгий осуждающий взгляд евнуха, улыбнулся, — Ну вот и всё. Не так уж и больно, правда? Сил на то, чтобы спорить, не осталось, и Сюмбюль ага беспомощно повалился на кровать. Евнух почувствовал, как его тело накрывает мягкий плед почти по самую шею. Веки стали тяжёлыми, и Сюмбюль стал постепенно проваливаться в сон. Текер ага забрался с ногами на кровать и, облокотившись спиной о стену, и, положив на колени саблю, прикрыл глаза. Последнее, что Сюмбюль почувствовал сквозь сон – бережное прикосновение ладони ко лбу. После нескольких часов, которые тянулись бесконечно долго, корабль причалил к берегу Ментеше. Гюль ага и Нигяр хатун поднялись на, покачивающуюся на волнах, палубу и оглядели усталым взором серый мрачный город. С того момента, как Гюль приезжал сюда, ничего не изменилось: те же грязные мостовые, мальчишки-карманники, снующие между людьми около пристани, непригодные для жилья дома. — Почему из всех мест ты так хотела поехать именно сюда? Надеюсь это ненадолго, — недовольно буркнул мужчина, спускаясь на берег. — Пока в Египте не станет спокойнее, побудем тут. Ты сам говорил, что здесь живут твои родные, и я решила... — О Аллах всемогущий, Нигяр! Ты же знаешь, что и двух слов им сказать не могу. Как не посмотри, эта затея обречена на провал. — Гюль! — донёсся радостный крик с другого конца улицы. Не успел Гюль ага развернуться, как на него налетела и стиснула в объятиях старая знакомая. Казалось, что Айнур хатун была готова пуститься в пляс, радушная улыбка заиграла на вишнёвых губах. Гюль тоже был рад вновь увидеть эту владелицу таверны, но из соображений приличия отстранился. Стоило мужчине повернуть голову, и его встретил негодующий взгляд Нигяр. Девушка подошла ближе и взяла бывшего евнуха за руку, выразительно посмотрев Айнур прямо в глаза. — Как давно мы не виделись, Гюль ага. Просто невероятно, что ты приехал! Каким-то чудом дела у меня пошли в гору, — затараторила женщина, — А это та самая калфа? Ну-ну, с характером, я так и предполагала. — А ты, думается мне... — Нигяр брезгливо окинула взглядом пёстрое красное платье Айнур. — Хозяйка таверны, — сухо бросила женщина. На минуту в воздухе повисла неловкая тишина, но Айнур хатун по привычке возобновила разговор: — Ну всё, пойдёмте. Поедите, может быть и комната вам найдётся. Гюль ага уже был готов последовать за женщиной, но Нигяр остановила его и шепнула на ухо: — Не нравится она мне. Думаешь там, куда она нас ведёт, безопасно? — Конечно, жить мы там не будем, но и не надо быть такой подозрительной, Нигяр, — Гюль ага ласково улыбнулся и направился к таверне. Путь был недолгим, но после величественных видов Стамбула лавирование между ямами и лужами казалось невероятно тяжёлым. Ледяные взгляды прохожих оставляли неприятный осадок, а крики ворон надоедливо терзали слух. Зайдя в таверну, Гюль ага удивился: стало намного чище, опрятнее, посетителей, на удивление, было предостаточно. Сев за ближайший столик, гости, наконец, расслабились после тяжёлого пути, обоих уже клонило в сон. Тут же перед Гюлем и Нигяр на столе появился ужин. То ли от голода, то ли от мастерства повара аромат, исходящий от еды, пленил, а горячая плошка согрела замёрзшие пальцы. — Ой, ручки-то какие холёные, — усмехнулась Айнур, глядя на Нигяр хатун, — Сразу видно, что всю жизнь в гареме султанском прожила. — Да какое тебе дело? Говоришь, будто знаешь каково там. — Может быть я и не была на твоём месте, но на госпожей из столицы насмотрелась за свою жизнь вдоволь. Да что там госпожи, даже служанки ходят задрав нос, все повадки, как у тебя. Нигяр была готова к «схватке», а от хитрых спокойных глаз женщины гнев зарокотал в груди ещё пуще. Глаза заблестели, а девушка уже была готова сказать что-то язвительное, самое едкое, на что она способна. — Айнур! — окликнули хозяйку таверны. За соседним столиком сидела немолодая женщина. В копне русых волос блестели серебряные пряди, а спокойные серые глаза смотрели грустно и серьёзно. Скромное серое платье аккуратно скользило по изгибам худого тела. Айнур хатун тут же подошла к подруге и заглянула через её плечо в бумаги, разложенные на столе. — В этом месяце дела идут лучше, вот, посмотри, я всё посчитала. Расходы на кухню и на содержание помещения разложила по разным стопкам, — женщина выглядела очень сосредоточенной и была не намерена отвлекаться даже на свою подругу. — Спасибо тебе, — Айнур поцеловала собеседницу в макушку, — Давай я тебя кое с кем познакомлю. Кивком головы хозяйка таверны подозвала Гюля и Нигяр, которые, переглянувшись, встали и, чуть замявшись, всё же подошли. — Эдже – моя подруга и помощница. Одна из немногих в этом захолустье, кто умеет столь превосходно считать. Так ещё и мастерица на все руки. — Не стоит, Айнур, — улыбнувшись, сказала Эдже, — Твои гости устали с дороги, не утоми их. — Ну что Вы, Эдже хатун, мы рады познакомиться, — молвила Нигяр и посмотрела на Гюля. Глаза мужчины не мигая смотрели на женщину, странное ощущение, что он видел её, терзало душу. Столь знакомые жесты, тон голоса, родинка над верхней губой — всё напоминало о ней. — Думаю, нам стоит прогуляться. За всю жизнь я толком не видела ничего, кроме столицы, мне бы пошло на пользу осмотреть Ментеше, — дружелюбно улыбнулась Нигяр, не удостоив Айнур даже взглядом. — Сожалею, но боюсь это невозможно. После несчастья, случившегося в детстве, я не могу больше ходить. Кое-как изредка добираюсь на повозке от дома до таверны. Ноги Гюля стали ватными, он бессознательно отшагнул назад. Мужчина уже не помнил, как оказался на улице. Вспышки воспоминаний терзали душу, сердце обливалось кровью, а глаза защипало от подступающих слёз. Прислонившись спиной к стене, Гюль ага запрокинул голову и крепко зажмурил глаза. Мужчина вздрогнул, когда ощутил прикосновение нежных рук Нигяр. — Я не могу, Нигяр. Спустя столько лет мне всё так же тяжело смотреть на неё. Эдже ненавидит меня. — Ненавидит? У вас обоих было тяжёлое детство, и вы справлялись с этим вместе. Каждый день находили поддержку только друг в друге. Один несчастный случай не мог перечеркнуть всё это, уж поверь. Судьба сама предоставляет тебе шанс начать всё заново, так не упускай его, — Нигяр бережно взяла мужчину за руку и улыбнулась одними уголками губ. Гюль ага опустил пустой взгляд и замер, отрешённо глядя на землю. — Эй ты! — крикнула Айнур хатун, выйдя из таверны, извозчику, — Как всегда, довезёшь Эдже до дома. — Неужели нужно прямо сейчас? — возмутился мужчина и устало отвёл взгляд. — Именно. Спустя некоторое время Эдже посадили в повозку, и Айнур помахала ей рукой. — Иди, я поеду следом, — сказала Нигяр. — Уверена? Не боишься остаться одной? — Гюль ага сделал шаг в сторону повозки. — Иди, — тон девушки стал настойчивее и твёрже. Когда Гюль сел напротив Эдже, девушка не без любопытства обвела его взглядом. — Я рада, что у нас есть ещё время поговорить. Возможно, это покажется странным, но будто я Вас уже где-то видела. Гюль перевёл дыхание и сглотнул ком, образовавшийся в горле. — В детстве я жил здесь. До тех пор, пока отец не продал меня работорговцам. Единственный человек, которого я вспоминал каждый день своей жизни — моя старшая сестра. По моей вине она упала с лошади. Это была ты, Эдже, — с каждым словом говорить становилось всё тяжелее, а смотреть сестре в глаза было попросту невозможно. С минуту Эдже хатун молча вглядывалась в лицо Гюля, взгляд будто бы проникал в душу, выискивая ложь. Она замерла, руки била мелкая дрожь. Если бы эта тишина, заполнившая всё пространство, продлилась ещё хоть минуту, сердце Гюля вырвалось бы из груди. — Дуйгу, — почти шёпотом произнесла Эдже и дотянулась до рукава брата, заставляя приблизиться. Тут же нежные руки обвили мужчину и сжали в крепких объятиях. Эдже уткнулась Гюлю в плечо и задрожала всем телом, слёзы блеснули в глазах. Казалось, что если она выпустит брата, то он вновь исчезнет, и одиночество вновь поглотит её. Время будто бы остановилось и повернулось вспять, возвращаясь на множество лет назад, когда объятья успокаивали, когда брат и сестра стирали слёзы со щёк друг друга, мазали ссадины и зарабатывали новые. Сердце Гюля забилось медленнее, а тело вдруг сразу стало спокойнее, будто долгие месяцы жило в напряжении. Текер ага вышел из дома ещё до рассвета. В этот час из обитателей Стамбула можно было увидеть лишь кошек, снующих между прикрытыми тканью прилавками и узкими подворотнями. Дорожная пыль пачкала сапоги, а от утренней прохлады покалывало кожу. Путь ко дворцу был неблизкий. Городской пейзаж сменился просторным полем, разрезанным извилистой дорогой. Вдалеке показались янычарские казармы, что заставило наёмника невольно улыбнуться, вспоминая уже давно прошедшие дни. Близь дворца поблёскивала водная гладь озера, поросшего камышами. Лишь кинув на него беглый взгляд, Текер ага почувствовал, что ему необходимо вернуться сюда после того, как всё это закончится. А пока что терять время никак нельзя. Единственное, что не менялось – это сонная стража, «охраняющая» дальние ворота Топкапы. Обмануть их сейчас было проще, чем маленького ребёнка. Никто из них не успел моргнуть и глазом, как Текер скрылся в гуще деревьев дворцового сада. Ключ повернулся в замке, и перед наёмником предстала извилистая лестница, ведущая наверх. Поднявшись, мужчина огляделся и вовремя успел спрятаться за угол. Двое стражников стояли прямо на пути к покоям Ахмеда паши. Сейчас у наёмника совсем не было времени для того, чтобы пытаться договориться с ними, всё же Текер никогда не был желанным гостем во дворце. Один стражник, облокотившись о стену, стоял, опустив свисающие вниз длинные пряди, а второй медленно расхаживал вдоль по коридору. Текер ага, дождавшись, когда мужчина приблизится к его убежищу почти вплотную, оцарапал кинжалом стену. Стражник остановился, будто чувствовал, что за этой стеной находился тот, кто только и ждёт того, чтобы он подошёл. Текер же был готов накинуться, и момент представился. Когда мужчина приблизился на расстояние вытянутой руки, наёмник затянул стражника за угол и, не дав тому даже вскрикнуть, сжал его горло, прижав большим и указательным пальцами сонную артерию. Мужчина судорожно глотнул и повалился на пол без сознания. За считанные секунды наёмник подобрался ко второму стражнику. Последний тут же потянулся к оружию, но было слишком поздно. Рукоять кинжала угодила прямо в висок, взор помутнел, а в ушах раздался громкий звон. Дверь кабинета Ахмеда паши оказалась не запрета. Текер закрыл за собой засов и оглядел просторное помещение. Стол был полупустой, лишь пара аккуратно сложенных стопок лежала на краю, на книжных полках виднелся слой пыли, а сквозь задёрнутые шторы просачивались лучи света. Напевая себе что-то под нос, Текер небрежно открывал ящик за ящиком, вынимая часть вещей. Когда поиски не увенчались успехом, наёмник бегло осмотрел подоконник, сундуки, ощупал искусно расписанные стены. Казалось, ничего необычного, кабинет был весьма скромен, глазу было не за что зацепиться. В шкафу были лишь книги, бумаги и несколько безделушек. Ахмед паша будто бы издевался над Текером с того света, отсутствие каких-либо намёков на тайник раздражало с каждой минутой всё больше. Времени было мало, в любой момент стражники могли очнуться и позвать на помощь, слуги Мурата аги могли что-то пронюхать и закончить начатое. Текер отошёл и приложил ладонь ко лбу. Тут взгляд упал вновь на книжные полки: одна, стоявшая ближе к стене, выделялась на фоне остальных своим ярко-красным корешком. Столь просто, но незаметно на первый взгляд. Вытащив книгу, Текер ага заметил что-то металлическое прямо за ней. Выкинув все остальные, перед взором мужчины предстала дверца мастерски сделанного тайника. Немногие могли похвастаться чем-то похожим. Провернув ключ в крошечной замочной скважине, наёмник, к своему удивлению, увидел лишь свёрнутый несколько раз лист бумаги и мешочек с золотом. Кошелёк тут же оказался у наёмника в кармане, а глаза бегло исследовали развёрнутый лист. Столько усилий было приложено, немало крови пролито и... это того стоило. На листе была нарисована карта дворца, а на ней расставлены красные точки. Не стоило труда догадаться, что это были места с бочками пороха: большая часть в ходах под залом Дивана, под гаремом, в нескольких башнях, Ахмед паша не упустил ни одного важного места. Спрятав пергамент в складках одежды, Текер ага незаметно для ненужных глаз, словно призрак, выбрался из дворца, оставив на память лишь пару шрамов на лице стражника, о которых точно «позаботится» Ибрагим паша. Сюмбюль ага открыл опухшие красные глаза. Сколько прошло времени? Что с ним? Евнух даже с трудом осознавал, где он. На удивление, лихорадка отступила. Голова надоедливо ныла, а щёки были влажными от слёз. Вспомнив о ранении, Сюмбюль аккуратно приподнялся на локтях, вспышки боли не последовало, лишь только неприятное покалывание. Вытерев лицо тыльной стороной ладони, главный евнух гарема огляделся по сторонам и, не обнаружив хозяина комнаты, боязливо спустил ноги с кровати. Опустив взгляд, Сюмбюль обнаружил повязку, прикрывающую свежий шов. Евнух размотал ткань и внимательно осмотрел себя. Действительно, рана была не такая уж большая и глубокая, какой казалась несколько часов назад. Мужчина закутался в плед и медленно встал. Комната была маленькая и, судя по всему, ранее служила подвальным помещением какой-нибудь бедной лавки. Входная дверь оказалась заперта, Сюмбюль раздражённо цыкнул и сел обратно на кровать. Вещей было столь ничтожно мало, что евнух с трудом представлял, как тут коротать свободное время, помимо сна. Посидев некоторое время на кровати, и, нервозно проверяя заживающую рану, Сюмбюль ага всё же встал и настежь открыл шкаф. Там было лишь бесполезное тряпьё и несколько небольших закрытых на ключ сундучков. Среди мрачной неприметной одежды, от которой главный евнух давным-давно отвык, затесалась красная ткань. Сюмбюль раздвинул вещи, и перед его глазами предстал пыльный старый янычарский кафтан. Достав его, евнух провёл рукой по ткани, осмотрел пуговицы, воспоминания зароились в голове одно за одним. Сюмбюль встряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли, и поспешил повесить одежду обратно. Евнух хотел уже закрыть шкаф, но тут под руку попался красный шёлковый платок. Не отдавая себе отчёта, Сюмбюль засунул платок в карман спальных льняных шатанов. Единственное, что сейчас хотел Сюмбюль ага – это закутаться в одеяло и заснуть до самого вечера, забыть всё произошедшее как страшный сон, но внимание привлёк небольшой сундучок, пристроенный в углу на краю стола. Любопытство взяло верх над усталостью, и главный евнух гарема аккуратно приподнял крышку: множество дорогих колец переливались на свету разными цветами. Драгоценные камни, золото, благородные орнаменты говорили о состоятельности хозяев. — Стоило мне ненадолго отлучиться, а ты уже роешься в моих вещах, — Сюмбюль ага даже не заметил, как открылась входная дверь. Текер ага кинул какой-то свёрток на кровать и встал позади евнуха. — Так интересны эти безделушки? Я снимал их с людей после того как выполнял задания, — увидев перепуганный взгляд Сюмбюля, Текер усмехнулся, — Ну вот, посмотри: это принадлежало венецианскому послу, эти одному из пашей, бейлербею Анатолии... Текер опустил взгляд на руку Сюмбюля, губы растянулись в полуулыбке: — Какое красивое кольцо, ага... Сюмбюль резко отпрыгнул от наёмника, как от прокажённого. Тело тут же пронзила жгучая боль, и Сюмбюль ага зашатался, будто сейчас упадёт на пол. Он даже не почувствовал, как сильные руки усадили его на кровать. — Зачем снял повязку? Говорил же лежать и не тратить силы. О Аллах, как ребёнок, честное слово, капризный и неразумный, — беззлобно сказал Текер и заново перевязал рану. Действия Текера не приносили боли (разумеется, ведь он делал это уже бесчисленное количество раз). Сюмбюль старался избегать взгляда Текера, который, кажется, хотел прожечь в нём дыру. — Ты молодец, куда крепче, чем я думал. — Не дразни меня. И отцепись наконец, — Сюмбюль грубо отпихнул мужчину и отодвинулся от него подальше. — И вот опять... Твой характер не меняется. Сюмбюль закатил глаза и демонстративно скрестил руки на груди, отвернув голову. Текер развернул принесённый с собой свёрток, тут же по комнате разлетелся аромат свежей выпечки, пряностей и чего-то приторного. Запах манил, дразнил, уговаривал. Сюмбюль сделал над собой волевое усилие, чтобы не повернуться и не осмотреть принесённые яства. — Угощайся, — Текер поставил еду между ними и закинул в рот пахлаву. — И не подумаю, — наверное, именно эти слова дались евнуху сложнее всего за последние несколько дней. Запротестовав, живот утробно заурчал, напоминая о том, что последние два дня во рту не было ни крошки. Сюмбюль ага поёжился, но остался непоколебим, уставившись в угол комнаты. — Ещё бы! Не нужны мне его подачки, — упорно убеждал себя Сюмбюль. — Как хочешь, — Текер стянул верхнюю одежду и откусил большой кусок мясного пирога без всякого зазрения совести. Золотистая корочка пахлавы хрустела и чуть осыпалась, а сахарный сироп стекал по пальцам. Окинув трапезу мимолётным взглядом, Сюмбюль ага заметил небольшие кусочки фисташковой пахлавы. Кажется, этот бес до сих пор знает, чем его подкупить. Главный евнух дотянулся до еды и, не удостоив Текера взглядом, взял пару кусков. Как бы Сюмбюль не корил себя за это, но остановиться он был уже не в силах, продолжая уплетать различные лакомства. — Как у тебя оказалась записка Хюррем султан? — Сюмбюль бросил строгий взгляд на наёмника. — Стащил у тебя из кармана. Годы так и не научили тебя быть настороже? — Госпожа уничтожит меня, когда узнает, что я не передал послание. — У неё не так много верных слуг, не думаю, что решит избавиться от тебя из-за подобной мелочи. Что касается содержания записки, могу сказать лишь то, что Ибрагим паша из-за самолюбия медленно, но верно сам роет себе могилу, и Хюррем султан готовит неплохое начало для того, чтобы Повелитель потерял доверие к этому человеку. — Паша снова заставит тебя шпионить и не остановится ни перед чем, пока у султана Сулеймана не исчезнут подозрения. — Заставит? Я свободный человек, Сюмбюль ага, и уж точно не собираюсь выполнять его новые поручения, этот напыщенный индюк порядком мне надоел. К счастью, я больше не янычар и уже никто не может указывать мне, кому служить, что делать и во что верить. Сюмбюль ага задумчиво опустил голову, вслушиваясь в повисшую в воздухе тишину. — Почему ты перестал быть янычаром? Всегда был одним из лучших, не могли же они так просто выгнать тебя? — В этой истории нет ни капли чести, и по сей день я не люблю её вспоминать. Не думаю, что тебе следует это знать, — Текер облокотился на подушки и чуть наклонил голову набок. — Я чуть ли не единственный, кто знает, как тебя зовут, где теперь живёшь, что делаешь, кому служишь. Знал тебя ещё янычаром. Ты любишь крепкий чай с тремя ложками сахара, терпеть не можешь, когда вокруг слишком много людей. Я знаю большинство твоих историй и, уж поверь, вряд ли эта из ряда вон выходящая. Текер посмотрел на Сюмбюля так, будто бы хотел увидеть его душу, узнать все его мысли и чувства. От этого взгляда внутри что-то щёлкнуло и перевернулось с ног на голову. Евнух уже тысячу раз пожалел, что задал этот вопрос и был уверен, что наёмник даже не собирается на него отвечать, но Текер ага обречённо вздохнул и начал свой рассказ: — В тот день, когда Илькин умер, я не мог найти себе места. Не думал, что когда-нибудь столкнусь с тем, что у меня не останется никого, и лишусь всех тех, кого любил. Паршивое чувство. Думал, что, если напьюсь, станет легче хотя бы на время. Среди янычар тогда было не всё так гладко. Один из них уже долго мешал мне. В ту ночь ему не посчастливилось не только попасться мне на глаза, так ещё и попытаться уязвить. Никто даже не успел пошевелиться, когда я пронзил его сердце саблей. Остаток ночи я провёл в темнице, на рассвете должна была состояться казнь, но Ибрагим паша отговорил их. За каждого убитого человека, информацию, что я приносил ему, паша платил щедро, так что, пожалуй, я никогда не бедствовал. Во всём есть свои плюсы. Печаль сменилась привычным равнодушием, и Текер ага вновь лениво откинулся на подушки. Сердце Сюмбюля сжалось, а глаза стали важными. От рассказа Текера стало не по себе, чувство вины начало прожигать душу. Главный евнух хотел что-то сказать, но не мог вытянуть из себя ни слова. — Погоди-ка, — наёмник предостерегающе дотронулся до предплечья Сюмбюля, — Слышишь это? Из-за двери доносился едва уловимый шорох. Стало тихо почти сразу после того, как незваные гости перестали слышать голоса Сюмбюля и Текера. Наёмник бесшумно поднялся на ноги и, взяв в руки саблю, подошёл к двери. Снаружи всё стихло. Рывком Текер ага распахнул дверь и приставил остриё сабли к груди одного из двух мужчин. Второй тут же выхватил оружие и бросился на помощь. Парировав удар, наёмник отпрыгнул назад и оказался у самой стены, отступать было некуда. Две пары злых глаз уставились на него. Непрошеные свидетели недавних разговоров не решались атаковать, но и спасаться бегством не спешили. Они будто бы выжидали, когда Текер ага потеряет бдительность. — Ну что же вы так бестактно нарушаете мой покой? Угрожать мне на пороге моего дома? Не советую, — Текер ага ухмыльнулся, заставляя противников понервничать. Тут же один сделал скачок вперёд, намереваясь ранить Текера в шею. Наёмник скрестил их сабли и со всей силы толкнул мужчину так, что он налетел на своего друга. Воспользовавшись моментом, Текер изловчился и, со свистом разрезав саблей воздух, вогнал лезвие глубоко в тело шпиона. Когда мужчина упал, второй, бросив оружие, побежал вверх по лестнице. — Стоять! — крикнул наёмник и ринулся за ним. Ветер свистел в ушах, сердце бешено колотилось. Фигура скрывалась за поворотами, пытаясь запутать наёмника. Текер не отставал, нужно было догнать до тех пор, пока он не добежал до людных улиц. Из под ног в воздух поднималась пыль, волосы лезли в лицо. — Только бы не упустить, — лишь эта мысль крутилась в голове. Мужчина знал город ни капли не хуже Текера и на время даже ускользал из поля зрения наёмника. Очередной поворот. Наёмник, не успев затормозить, оттолкнулся от стены дома. Вот мелькнул край тёмного одеяния врага, но, выбравшись из бесконечного лабиринта полупустых улиц, Текера агу окружила толпа жителей города, спешащих по своим делам. От шпиона и след простыл, сколько бы наёмник не пытался вновь найти его, всё тщетно. Текер ага уже и не помнил, как вернулся домой. Он наклонился к истекающему кровью шпиону и с силой надавил на рану. — Говори, кто тебя послал, быстро! — прорычал Текер. — Ты должен был сдохнуть ещё там, в цистерне. Думаешь мы не заметили пропажи пяти людей Мурата аги? Можешь не торопиться, уверен, то, как будет гореть Топкапы, ты увидишь отсюда, — на лице мужчины так и застыла ухмылка. — Сюмбюль! — Текер вбежал в дом, — Собирайся, мы немедленно уходим. Здесь небезопасно. Сюмбюль ага был бледный как полотно, евнух замер на месте, беспомощно опустив руки. — Пойдём же, нет времени, — Текер потянул Сюмбюля за собой, схватив дорожный плащ. Около дворца перед Текером выстроились люди Ибрагима паши. Каждый из них был готов исполнить любой приказ Ибрагима, хоть на Текера и поглядывали с недоверием. Жизнь в янычарских казармах помогла быстро раздать воинам приказы. Часть отправилась в подземные ходы, руководствуясь картой, часть пошла к гарему. Текер направился к одной из высоких башен Топкапы, где находился архив и несколько складов. Она находилась весьма далеко, на неудобное расположение жаловались все, начиная с пашей, заканчивая простыми слугами. — Стой здесь, — приказал Текер ага, — И, на всякий случай, отойди подальше. Сюмбюль нервно сглотнул и неуверенно кивнул, опустив взгляд. — Будь осторожнее, Текер, — на секунду задержал наёмника главный евнух гарема. Мужчина, перейдя на бег, поднялся по мраморным ступеням, и, открыв тяжёлую дверь проник в башню. Дверь с щелчком закрылась за ним, позолоченное дверное кольцо со звоном отскочило, стукнувшись о дубовую поверхность. Прогремел взрыв. Прежде, чем удалось понять, что произошло, Сюмбюля откинуло на пару шагов. Со звоном вылетели стёкла, расколовшись на тысячи мельчайших осколков. Они рассыпались по траве, в стекле отразилось пламя, взвившееся вихрем в серое небо. За считанные секунды огонь «поднялся» по винтовой лестнице, поджигая деревянные перила, охватил колонны и балки, принял в свои объятья шторы, ковры и шкафы с бумагами. Всё превращалось в пепел одно за одним, будто бы и не существовало вовсе. Огонь достал до самой вершины башни, опоясывая её, – картина столь зловещая, что перехватывало дыхание. В ушах звенело, а перед глазами потемнело от удара об землю. Евнух поднял мутный взгляд на башню; пламя отразилось в карих глазах. Сердце до боли сжалось, а на глазах проступили слёзы. Дыхание стало частым, а тело потеряло свой вес. Горящие падающие балки пугали до дрожи в коленях, но Сюмбюль ага не в силах был оторвать взгляд. Эти огни... Что это: глаза близящейся смерти или жестокое наказание? Всё это было неважно. Мысли метались, но Сюмбюль был не в силах разобрать ни одну, он не чувствовал ни боли, не слышал громких звуков горящего здания, отголосков взрыва. Сюмбюль надеялся, что потеряет сознание раньше, чем сойдёт с ума. Его отнесут в лазарет, а очнётся он в окружении белых стен в тёплой постели и уж точно без этого, пронизывающего всё тело, ужаса, который так и норовит задушить его. — Текер, — мысль об этом человеке прозвучала, как гром среди ясного неба. Он не может оставить его там. Ведь Текер ещё жив, определённо жив... По другому и быть не может. Трясущиеся ноги подгибались, но Сюмбюль ага уже не чувствовал их. С каждым шагом к башне жар окутывал тело всё больше. Кажется, главный евнух и вовсе перестал дышать. Догорающая дверь, выбитая при взрыве, лежала на траве подле лестницы, дверной проём охватило пламя. При вдохе горло болезненно обожгло, а глаза защипало. Евнух прикрыл рукавом рот и шагнул в пламя. Сердце кольнуло столь мучительно, что Сюмбюль зашатался и замер на месте,не видя ничего перед собой, лишь только жара и духота. Огонь опалил плечо и часть туловища Сюмбюля. Евнух крепко сжал зубы и издал крик, который сразу же поглотил шум пламени. Сюмбюль открыл глаза и сделал более уверенный шаг вперёд, пытаясь разглядеть что-то сквозь дым. Тут чья-то рука схватила его за штанину. Это был Текер. Сюмбюль наклонился и нашёл в себе силы потащить его к выходу, Текер ага пытался помогать, но выходило это крайне скверно. Глаза слезились, их было почти невозможно открыть. В горле першило, а дышать стало практически невозможно. Но вот мучительный жар ослаб, и стало значительно легче. Тело Сюмбюля будто потеряло свой вес, и тот упал на землю с последних ступеней лестницы. Текер распластался рядом. Всё было как в одном из худших снов: до боли сжимающая горло, нехватка кислорода, острая боль по всему телу, мутный взгляд способный различить только яркое оранжево–жёлтое пламя. Когда сознание немного прояснилось, Сюмбюль нашёл в себе силы, уперевшись кулаками в землю, встать на колени и подползти к неподвижному телу наёмника. Вспышка боли. Сюмбюль приложил ладонь к месту ранения, а, отняв, увидел свежую кровь на коже: швы разошлись. Сюмбюль ага, держась за рану, сел рядом с Текером и дотронулся до него своей слабой рукой. Кожа на лице, руках, участках груди, видневшихся из-под изодранной одежды, обуглилась. На ожоги было страшно взглянуть, а на лице Текера виднелось выражение жуткой боли. — Я позову на помощь, — хриплым голосом сказал Сюмбюль ага. — Не нужно. Это ерунда, бывало куда хуже, — Текер закашлялся и попытался подняться на локтях. Евнух удержал наёмника за плечи. — У нас получилось? — Да, Топкапы цел, люди живы. Сюмбюль даже не думал о судьбе дворца, он убеждал себя в том, что ещё можно что-то сделать, и Текер будет в порядке. На лице Текера аги появилась слабая искренняя улыбка, открытый взгляд не отрывался от Сюмбюля, как бы любуясь им. — Я рад, что всё это не зря, Сюмбюль ага. Я — герой, один из тех, о ком поют песни, ты рядом со мной. Но как будто бы я ухожу слишком рано. — Нет, — Сюмбюль мотнул головой, чувствуя как глаза застилает влага, — Нет, нет... нет. Сюмбюль со всей злости ударил кулаком о землю и спрятал лицо, уткнувшись в грудь Текера. Когда евнух ощутил, как слабо поднимается грудная клетка, в сердце начало нарастать чувство, разрывающее изнутри. От этой боли было не спрятаться, она была сильнее любой, что ранее испытывал Сюмбюль. Щёки опалили горячие слёзы. Руки задрожали, и Сюмбюль бережно дотронулся до лица Текера. — Прости меня, Текер, — Сюмбюль пытался держаться, но дрожь в голосе обнажала все его чувства. — Хорошо, Сюмбюль. И ты извини меня, — глаза Текера заблестели, кажется, он вовсе и позабыл об ожогах. Текер почувствовал спокойствие, будто бы сняли груз, от которого много лет сердце черствело. Текер ага благодарил судьбу за то, что ему дали шанс в последние минуты видеть не лица врагов, не холодные стены темниц, а эти карии глаза, которые сейчас казались такими родными, любимыми. Тело слабело, а сердцебиение стало еле ощутимым. На душе Сюмбюля нарастала боль, которая, достигнув пика, превратится в пустоту. Шестнадцать лет назад эту пустоту смог заполнить всего один человек, принимая Сюмбюля со всеми его особенностями, с ним он научился быть сильнее. Взаимность стала бесценным подарком, которым он распорядился так небрежно. Увидя вновь эти серые глаза, в сердце проникло чувство вины, а щемящее грудь чувство стало чем-то большим. Осознание того, что это ускользает сквозь пальцы, не оставляя после себя ничего, кроме безжизненной оболочки, было невыносимо. В последний раз игриво, ободряюще блеснув, глаза Текера навеки закрылись. Грудная клетка Сюмбюля сжалась, сердце пропустило удар, в потухших глазах застыли слёзы. Сюмбюль ага знал, что теперь всю свою жизнь будет искать аромат жасмина в воздухе.