***
В прошлом году река вышла из берегов, затопив добрую четверть леса. Это была катастрофа. Конечно, природа нашла выход, река расширилась, пробила русло, но влага так и осталась в земле. Её избыток начал вредить лесу, превращать его в болото. Деревья, стоя корнями в воде, начали высыхать и гнить. Холодная испарина появлялась на них. Мох и ряска заполонили эти места. Болотная язва распространялась всё дальше, захватывая новые территории. Не было он нее спасенья, болезненные топи не щадили никого. Живность, а ее осталось не много, старалась уйти как можно быстрее и дальше отсюда. Мест для прокорма становилось все меньше, а голод подбирался все ближе. Не все смогли пережить перемены, а выжившие стали сильнее. Но не каждый хотел признавать изменения.***
Кабинет терпеливо ждал своего владельца. Красные стены были увешаны рамками со всевозможными представителями членистоногих и мелких рептилий. Среди них также затесалась пара рыбьих скелетов. Жертвы посмертной акупунктуры надёжно покоились за стеклом, глядя невидящими глазами внутрь комнаты. Хозяин запаздывал. Это не было неожиданностью. Такое часто случалось с маленьким учёным, особенно после тяжёлых ночей, но сейчас почему-то возникало странное беспокойство, словно предчувствие чего-то нового. Такого давно не происходило. Старый Дневник спокойно лежал на рабочем столе. Ему не о чем было волноваться. Каждый божий день юный миролог исправно записывал в него данные, что собрал за день. После человек сопоставлял их и делал краткий вывод. Лицо его при этом каждый раз хмурилось, видимо ему не нравилось, то о чём писал. Зачем тогда делать записи, если они тебе не нравятся, Дневник не понимал. Он помнил, с каким рвением его Хозяин записывал каждую мелочь, что считал важным открытием, когда был моложе. Первые страницы были испещрены детским кривоватым почерком. Буквы были разного размера, строчки плясали и никак не хотели поддерживать порядок, а кляксы иногда закрывали целые слова. Почерк Жильца тогда вызывал лишь умиление и боль в глазах при попытке прочитать написанное. Но Дневник знал о чем были эти строки и также знал, какой радостью они наполняли его Хозяина тогда. Он помнил его детское нетерпение, когда маленькие ручки цепко впивались в Дневник. Помнил с каким усердием Жилец выводил косые буквы, как зачем-то старался мельчить почерк, и его расстроенное личико, когда у него это не получалось. Дневник с теплом вспоминал свои первые годы в руках нового Владельца. Когда Хозяин стал чуть старше, его почерк улучшился. Буквы перестали менять наклон, а строчки выровнялись в более-менее прямые линии. Маленькие прописи, как волны заполняли странички Дневника, отчего тот чувствовал себя переполненным информацией и вязкими чернилами. Тогда поменялось и настроение Хозяина. Он подходил к дневнику странно задумчивым, но становился веселее, когда садился писать. Тогда он придумывал игры. Как интересно было их читать. Почти все они были так или иначе связанны с Гостями. Мальчик рос очень одиноким, но с богатым воображением, хотя, чего ещё можно ожидать от потомственного ученого в пятом поколении? Недостаток общения он изливал в свой дневник, записывая встречи с придуманными им Гостями. Кого только не породила буйная фантазия маленького учёного. Всех гостей Хозяин записывал в Дневник, подмечая любую малейшую деталь, для того, чтоб не забыть и представить их завтра. Так проходили дни за днями, пока однажды Хозяин не перестал записывать в него свою жизнь, но начал вести данные. Игры сменились работой, мысли и чувства превратились из фантазий маленького мальчика в сухие цифры, несущие лишь пустую информацию. Дневник не понимал из-за чего произошла такая перемена. За одну неделю Хозяин превратился из грустного любознательного мальчика, который так любил принимать Гостей, в какого-то незнакомого человека, лишённого эмоций и сосредоточенного лишь на своей работе. Глупой, между прочем. Дневник считал, что куда лучше записывать в него свои мысли и рассуждения, чем скучные, вечно повторяющиеся цифры. Он хотел узнать о чем думает его Хозяин, а не точный химический состав местной воды и почвы. Дневник искренне хотел понять, что происходит с Жильцом, но тот не давал ему ни шанса. Только по немного перекошенному почерку, по дрожанию пишущей руки, и долгих пауз между словами, он понял, что-то не так. Так и продолжал бы лежать старый Дневник на рабочем столе, если б внезапный порыв ветра не открыл хлипкое окно. От неожиданности Дневник упал со стола, приземлившись на открывшуюся первую страницу и помяв в процессе несколько последующих. Так он и продолжил лежать на полу под тихие шёпоты черепа с яйцом на комоде и глумливые хихиканья бабочек в рамках, тихо постанывая от боли в смятых листках. Жилец никак не мог не заметить этот грохот. Ему осталось пройти всего одну комнату, и вот он в кабинете, как вдруг от туда раздался шум раскрывшегося окна, а через мгновение стук упавшей тетради. Жильцу стало неуютно, он ускорил шаг. Что за ужасный день настал в этом Доме! Ворвавшись в комнату испуганным ветром, взгляд его бросился на стол. Распахнутое окно покачивало скрипучими ставнями, а Дневник, его дорогой Дневник, распростёрся на полу. Согнутые листы под странным углом выглядывали из-под обложки, было видно, что некоторые странички порвались, и теперь, как сломанные крылья, висели на честном слове и вере в лучшее. Миролог быстро наклонился и с великой нежностью поднял свой Дневник. Крепко держа его в объятьях, учёный внимательно осмотрел его на наличие травм и царапин. Для этого он внимательно начал просматривать его с самых первых страниц. Обложка внешне не пострадала. Новых отметин на ней не появилось, все те же знакомые линии складывались в привычный узор. По крайней мере, за неё уже можно было не волноваться. Перелистнув на первую страницу миролог внимательным взглядом прошёлся по листу. Он также выглядел вполне целым. Взгляд против воли цеплялся за исписанные кривым почерком строчки. Проверив страничку, он перешёл к следующей. Здесь он заметил небольшой сгиб возле верхнего правого угла. Аккуратно расправив его большим пальцем, Жилец всматривался в корявые буквы. Они навевали давно забытые воспоминания о детстве, те, что учёный старался не вспоминать.***
Это был его день рождения. Сегодня ему исполнилось целых четыре года! Он теперь уже совсем большой мальчик. Недавно папа обучил его азбуке. У ребёнка плохо получалось произносить буквы Ш и Щ в словах, но в остальном он уже прекрасно справлялся. Недели две назад папа обучал его писать буквы, и малыш с неумолимым энтузиастом начал чертить их на всех пригодных поверхностях любыми доступными средствами. Дедушка сказал, что если мальчик хорошо научится писать, то он подготовит самый полезный подарок, необходимый всем будущим учёным. Малыш с нетерпением ждал дня рождения, ведь он действительно хотел стать мирологом как папа и дедушка! Они очень важны для науки, потому что изучают мир вокруг себя, и когда откроют все секреты природы, то поделятся ими со всем остальным миром! Сидя на слишком высоком для него стуле за столом, мальчик беззаботно болтал ногами. Кухня была наполнена скрипами старого табурета, еле выносящего всю энергию маленького ребёнка. Из людей здесь был только этот шкодник, что проснулся сегодня в пять утра и от волнения не могущего заснуть обратно. Сам кроха не понимал, как можно в такой хороший день так долго спать, в его день рождения! Но он был воспитанным ребенком, и знал, что папа и дедушка скоро встанут, а значит нужно просто подождать. Но как же долго они не просыпаются! Время словно замерло на месте, насмехаясь над нетерпеливым малышом. Ему так надоело сидеть здесь и ничего не делать. Ребенок уже было хотел идти в спальню к папе, как вдруг послышался скрип половиц, и в дверях появился дедушка. Кроха с радостным писком бросился к нему, и пожилой мужчина поднял малыша на руки. Наконец-то, он больше не один! Обняв, мужчина спустил ребёнка на пол и пошёл готовить завтрак. Мальчика это смутило. Неужели он забыл про его день рождения? Но, как же подарок, который пригодится каждому учёному? Неужели он не может стать мирологом? Такие мысли вызвали стеснение в груди и жжение в глазах. Он не справился с задачей, он ещё слишком мал, чтобы становится настоящим учёным. Глаза застелила влажная пелена. Тут его обняли сильные сухие руки и прижали к груди. — Что ты плачешь? — спросил глубокий голос. Малыш не нашёл, что ответить. Он тихо стоял, стараясь не смотреть на дедушку. — Ты помнишь, что я тебе обещал? — голос мягко, но настойчиво ждал ответа. Ребёнок был очень расстроен. Конечно он помнил. Потому и плакал сейчас. — Посмотри, что у меня для тебя есть. — произнёс голос, и в его руки уткнулись что твёрдое. Малыш, наконец, открыл глаза. У него в ладонях лежала огромная, по его представлению, тетрадь. Узор из осиновых досок держал в крепком переплёте целую кипу белых страничек в линию. Под этой тяжестью приятно оттягивались руки. Четырёхпалые ладошки цепко ухватили ее корешок, а мокрые глаза с надеждой глядели на морщинистое лицо. — Теперь это твой Дневник. Каждый учёный записывает туда свои наблюдения и результаты. Запиши сюда всё, что произойдет в твоей жизни, и с последней страничкой она закончатся. — дедушка сказал с улыбкой. Маленькие ладошки потянулись к пожилому мужчине и крепко обняли его. Седые усы под большим носом защекотали ухо мальчика. Он звонко рассмеялся. Мальчик твёрдо решил прожить длинную счастливую жизнь.***
Жилец заканчивал осматривать Дневник. Некоторые странички пришлось подклеить, заломы бумаги — распрямить. Но в целом Дневник не пострадал. Жилец проверял последние исписанные страницы пожелтевшей от времени бумаги. — Этот дневник подарил мне мой дед, когда я научился писать. Он сказал, что я запишу в него всю свою жизнь. И с последней страницей этой тетрадки она завершится. Дед был последним в нашей семье, кто еще увлекался поэзией. Но я еще был очень мал, и понял его буквально. Я хотел прожить долгую жизнь и экономил страницы. Записывал мелким почерком, редко и понемногу. Это вошло в привычку. Потом я забыл о его словах, и дневник стал рабочей тетрадью. Но сейчас я отчего-то вспомнил их слова, и мне неспокойно. Что за странное чувство поселилось внутри меня? — проговорил Жилец. Он не заметил, но в этот момент Дом замер и прислушался. В его другом крыле удивлённо пыхнула труба, выбросив клуб дыма. Дневник был, наконец, залатан, а это значит, что можно приступать к работе. Внутри Жильца появилась некоторая лёгкость, словно с него сняли часть тяжкого груза. С большим энтузиазмом он приступил к работе. Видимо, этот день не такой уж и плохой. Дом и Дневник подумали так же.