***
Усталая луна одиноко желтела из-за тлеющих облаков. Бледным пятном она разрывала купол неба, расплёскивая свое хромое сияние на землю. Её тусклый свет совсем не помогал этому лесу. Затхлый прогорклый туман загадочно мерцал между еле живыми кустами ежевики. Он обволакивал их таким густым слоем, что они казались похороненными в снегу. Темные силуэты леса выцветали и сливались в одну общую мешанину из серых видений и грязных оттенков. Лунное сияние не приносило ясности в этот лес, наоборот, её бледный свет порождал сумрачные тени, стирал границу между реальностью и вымыслом. Силуэты деревьев танцевали от ветра в этом тумане. Их серые юбки развевались в такт дуновениям, качаясь, как лодки на волнах. Унылое сияние луны играло тенями, как на старинном клавесине, увлекая новые видения в этот нескончаемый танец. В предрассветные часы Лес становился переполнен вымышленной толпой теневых иллюзий. Но сколько бы ни появлялось новых танцоров, Лес совсем не изменялся, оставался таким же пустым. Умирающим и одиноким.***
Дома было очень тихо. Тихо и холодно. Старая система отопления не могла поддерживать постоянное тепло во всех комнатах, да это было и не нужно. Их огромное количество не получалось использовать их всех чисто физически. Что-то всегда оставалось незамеченным. Многие из них были заперты очень давно, забыты за закрытыми дверями и затхлыми коридорами. Тепло в Доме ценилось выше золота, но и утекало оно, как сквозь пальцы, ныряя в щели между половицами, ускользая в трещины окон. Из-за этого Дом чувствовал себя больным. В забытых комнатах появилась влажность, а соответственно, и плесень. Она пробиралась по доскам, разъедая их, искривляя привычные формы. Дом старался не пускать болезнь дальше, запирая двери коридоров прямо перед ее носом, но, мало-помалу, она захватывала новые территории. Продвигаясь на немного, но для Дома, берегущего в себе каждый гвоздик, это было заметно. Только тепло могло избавить от душной влажности, витающей в проходах комнат. Но его Хозяин при всем желании не мог отопить весь Дом, да ему и не хотелось. Раньше, когда здесь целой семьёй жили люди, теплота распространялась только от их присутствия, жар их жизней согревал старые доски. Теперь от душащего холода не спасал даже огонь печей. Потому что в самом Хозяине этого места едва теплилась жизнь. В спальне прогуливался сквозняк. Еле тлеющие угли уже не давали света, их горячие ядра были надёжно спрятан золой. В комнате было тихо. Часы умолкли, старые половицы не скрипели, прогоревшие дрова, в виду их полного отсутствия, молчали. Только кровать иногда поскрипывала, пытаясь утешить того, кто в ней спал. Жилец беспокойно ворочался во сне. Одеяло сползло и сбилось в комок между его ногами. Он что-то говорил, неразборчиво шептал в подушку. Иногда резко вздрагивал и замирал, не шевеля ни единым мускулом. Непослушные волосы спутались, превращая его причёску в произведение искусства какого-то сумасшедшего художника. Мокрая сорочка противно прилипала к телу, обрисовывая его худую фигуру. Сердце человека билось в бешеном ритме, его стучание разрывалось о грудную клетку. Жильцу снова снился кошмар, и это было печальной обыденностью. Холод медленно прокрадываться к кровати, змеёй забирался по ножке, лавировал между складок смятых простыней, пробираясь к намеченной цели. Сначала он коснулся маленьких ножек, спрятанных в полосатые носочки. Затем прокрался дальше, вверх по голени, скользя под сорочкой. Спящий человечек вздрогнул и застонал, стараясь спрятаться от холода. Но ему это не помогло, он двинулся мимо свободных рукавов, пока не приблизился к округлому лицу. Розовые, замёрзшие щёчки были спрятаны за сбившимся волосами. Ресницы часто трепетали, иногда приоткрывая серые глаза, а аккуратный носик по-кроличьи вздрагивал, рисуя забавную картину. Маленький рот приоткрылся и из него вырывался морозный пар. Холод подкрался поближе и положил свои руки человечку на лоб. Ледяная волна прокатилась по его телу, заставляя вырваться из липкой паутины сна. Жилец резко очнулся и сел на кровати. Чтобы тут же упасть обратно. Кровь отлила от мозга, и его разум затуманился, на глазах выросла непроницаемая чёрная стена, а в ушах звенел противный писк, сводящий с ума. Ему казалось, что он падает в пустоту уже целую вечность. Ни страха, ни паники, пустота была в нём, а он сам был ею. Мысли, если они и были, проваливались вместе с ним. Тело перестало реагировать, оно вообще не ощущалось. Было ли у него тело? Постепенно, сквозь тьму стали проглядывается смутные очертания. Кажется, это были потолок и стены спальни. Бездонная яма стала кроватью, падение закончилось на старом матрасе. Какое-то время Жилец лежал, совершенно не двигаясь, свыкаясь с реальным миром. Медленно, очень медленно он приподнялся над простынями, аккуратно ступил на пол и побрёл к шкафу. Его движения были рваными, руки подрагивали, а само тело словно принадлежало не ему. Жилец и сам не понимал, что он такое. Его сознание словно разбилось на несколько частей, каждая из которых почему-то молчала. Наконец к нему пришло осознание того, что он сам хозяин своего тела, и Жилец смог взять себя в руки. Всё произошедшее в общей сложности не заняло и двух минут, но ему казалось, что прошли годы. Со стороны это могло выглядеть в равной степени жутко, омерзительно и забавно. За окном сгущались предрассветные сумерки. Жилец резко помотал головой, сбрасывая с себя остатки наваждения, и продолжил свой утренний туалет в уже более осмысленном состоянии. В последнее время такие приступы с ним случались чаще. В книгах по неврологии писалось, что такие симптомы характерны при кислородном голодании. Эти знания Жилец принимал со всей серьёзностью, хотя порой ему и казалось, что здесь кроется что-то ещё. Вглядываясь в убранство своей комнаты, к нему, наконец, пришло понимание, что здесь является неправильным. Часы снова остановили свой ход. Теперь недвижимые стрелки указывали на 3:14. По его ощущениям до рассвета ждать не больше часа. Переведя стрелки на три часа вперёд, Жилец начал заправлять кровать. По дому прошла странная дрожь, послышался топот босых ножек и хлопок входной двери. Жилец замер. Если раньше в ушах был слышен тихий писк от пережитого приступа, то теперь в них забил гонг стучащего сердца. Застывшие руки выронили одеяло. — Нет-нет, это всё мне только кажется. Это следствие тяжёлой бессонницы, нужно лечь спать обратно. — так тихо, как только мог, прошептал Жилец. Этого не могло быть по-настоящему. Ему это только мерещится из-за ночных кошмаров. Конечно, ему будет слышаться всякое, особенно после утреннего припадка. Просто слуховые галлюцинации, которые на деле не существуют. Руки Жильца механически раскладывали одеяло. Внезапно он понял, чем занимается и остановился. Если он ляжет спать обратно, значит, признает страх перед мнимыми вещами. Никто, кроме него и сквозняков, в этом доме не ходит, и ходить не может. Он встанет и проведёт ночной обход, убедится, что это был ветер. А ветра Жилец не боится. Подбадривая себя, но отчаянно труся перед неведомой опасностью, он направился вглубь дома, с керосиновой лампой в руках. Хорошо, что вчера вечером он всё-таки не забыл её заправить. Ходить по дому в потёмках, было бы настоящим испытанием для его психики. Проводка кое-где снова была сломана, её приходилось чинить. Так постепенно продвигаясь, он оказался в коридоре перед прихожей, где была входная дверь. Каждую комнату Жилец внимательно осматривал на наличие изъянов, но всё стояло на своих местах, везде был порядок. На самом деле, конечно, порядка и близко не было. Кое-где неаккуратными стопками лежали книжки, обшарпанные стены с ободранными обоями дополняли этот вид, старые тряпки комками пылились в углу, сломанные стулья и источенные короедами доски валялись на кучах взопревшей листвы. В Доме царил хаос, который не замечал только Жилец. Возможно, он просто привык к нему, ему казалось, что так было всегда, а значит, это и есть порядок. Чем ближе Жилец подходил к выходу из Дома, тем спокойнее он становился. Хотя это было несколько наигранно. Он видел, что ничего в Доме не изменилось, и это внушало доверие. Но где-то внутри него, поселился червь сомнения. Он нашёптывал ему всякие ужасы, пугал фразами, «А если …», «А может …», «Но это …». Эти мысли были старательно игнорируемые Жильцом. И всё-таки избавиться от их тлетворного влияния не получалось. Сени встретили жильца мраком пустой комнаты. Проводка была сломана, поэтому быстро включить свет не получилось. Жилец подошёл к стене, встал на цыпочки и потянулся к висящим под потолком проводам, отчаянно пытаясь компенсировать свой рост. Это не особо помогало. Пока руки чинили проводку, голова была занята сомнительными мыслями, не улучшающих самочувствие Жильца. Лампочка загорелась ярким белым светом, на мгновение, ослепив резкой вспышкой. Ему пришлось постоять с закрытыми глазами, унимая боль и продираясь сквозь пульсирующие пятна света. Открыв глаза, он не поверил им. Это была просто игра его уставшего от недосыпа разума, вызванного временной потери зрения. Дверь не могла быть открыта. Она не могла! Желание развернуться и броситься со всех ног в спальню, спрятаться и дождаться рассвета возникло в нем с новой силой. Жилец физически чувствовал, как оно утаскивало его обратно в недра Дома. Но поддаться этому малодушному порыву было бы ошибкой, признанием в собственной беспомощности. До сих пор он играл со своим разумом в шашки, монохромные клетки заполняли все его виденье. И сейчас его зажали. Шаг назад приравнивался к поражению, добровольным вывешиванием белого флага. Если он отступит, то никак больше не сможет доверять сам себе, все его существование будет искажено собственным, вырвавшемся из-под контроля, разумом. Участь равная безумию. Допустить подобное никак нельзя, он, это все что у него есть. Только он сам может помочь себе, и шаг вперед может быть необдуманным поступком, ловушкой его сознания, но это единственный шанс продолжить игру. Не оглядываясь назад, Жилец шагнул в распахнутую настежь дверь. Обернись он назад, и вся его бравада испарится тот же час. Давать себе такое искушение, было бы невыполнимым испытанием для его силы воли. Сухая трава тихо шуршала под его ногами. До рассвета оставалось не более получаса, но намётанный глаз уже замечал первые признаки скорого восхода солнца. Блуждая кругами по знакомой тропинке, Жилец и сам не знал, что он надеялся найти, а точнее, не найти. Его мысли, как и он сам, проворачивались вокруг открытой двери. Как бы он не крутил эту ситуацию, ему никак не удавалось найти первопричину. Так, копаясь в своих мыслях, он не заметил, как обошел Дом. Пройдя мимо него, Жилец поднял голову и обомлел. Что-то огромное, чёрное и страшное, как смерть, за его домом смотрело прямо на него из-за крыши. Жилец окаменел. Медленно он оторвал взгляд от этого жуткого зрелища, и, закрыв глаза, сделал пару шагов назад. Это было слишком. Его измученный вид в это момент приобрел поистине страдальческое выражение. Но здравый смысл заглушил страх, и Жилец смог снова открыть глаза. Луна бледным пятном освещала крышу. Тёмные провалы окон обсерватории жутко чернели в ночи. Сердце Жильца сделало кульбит и продолжило стучать в ровном, но несколько учащенном ритме. Мысли Жильца рассыпались по всему сознанию, забились в щели мировоззрения и укатились в пустоту. Из Леты послышался тихий всплеск. Восстановив нормальное дыхание, но не душевное спокойствие, Жилец двинулся домой. Но не успел сделать и пары шагов, как практически налетел на уже знакомую ему девочку. Она протянула ему руку, и тот неожиданно принял её.***
Жильцу предстала удивительная картина. Сломанный купол потолка был исписан множеством символов, некоторые из которых составляли слова и даже предложения. На родном языке нашлись две фразы: «это довольно просто» и «соединяется все-таки не всё». Китайские иероглифы обозначали «терпеть» и «желать», надпись на арабском гласила «открой глаза», была строчка «нас трое» на сербском, и даже что-то на польском и хинди. Сквозь дыры в потолке виднелись два неба. Одно ярко-голубого цвета, какого он, наверно, никогда не видел, укрытое светлой ватой облаков. Другое, иссиня-чёрное, поблёскивало незнакомыми ему звёздами. Они быстро прокручивались, стараясь показать как можно больше, сквозь щели каменного купола. Музыкальная шкатулка играла свою колыбельную, звук эхом отражался от стен, придавая ему волшебное звучание. Здесь хотелось остаться навсегда. Он мог бы вечность смотреть на эту внеземную красоту, как вдруг всё пропало. И снова перед собой он увидел уже знакомую ему девочку в лесу напротив его дома. Только теперь, кажется, она была чуть-чуть повыше его. Невероятно озадаченный Жилец стоял на месте и внимательно изучал ребёнка, не в силах пошевелиться. То, что произошло дальше, удивило Жильца ещё больше. Он заговорил. — Скоро закончится осень, и он придет за мной. Он обещал, что не оставит меня. — более мягко прозвучал собственный голос Жильца. Но на этом он не остановился, и продолжил дальше. — Уже прошло много времени с того дня. И меня всё ещё не заметили. Даже дома в городе, я словно потерялся. Ходит, словно меня нет. Но тебя-то он видит! Хотя раньше, всё было наоборот. — лёгкая влага заполнила его зрение, но не остановила разговор. — Ты обещаешь, что скоро он появится? Я устал ждать. Я хочу домой. — теперь слёзы потекли по лицу. Девочка подошла к нему и рукавами вытерла мокрые дорожки. Её необычные глаза странно поблёскивали в закатном солнце. Постепенно Жилец успокоился, и смог двигаться дальше. Он попрощался с девочкой пошел Домой, только что-то в Доме было не так. Кое-где неаккуратно лежали книжки, брошенные в спешке, тряпки находились в углу, сломанные стулья валялись в листве. Дома кто-то был и устроил такой кавардак. Было страшно, даже очень, но маленький Жилец не мог отдать свой Дом без боя. Ему нужно выяснить, что это такое. Обойдя все комнаты в доме, он так и не нашёл того, кто это совершил. Только поломанные вещи и беспорядок встречали его на всём пути. Проходя мимо прихожей, Жилец заметил кое-что новое. На несущей балке болталась странная петля, а под ней лежал упавший стул. Он точно её не делал, но и снять этот подарок от неведомого гостя не получалось. Отчаянно не хватало роста. Приняв решение разобраться с ним позже, Жилец пошёл дальше. Проходя мимо зеркала, он взглянул на свое отражение. Отражение в ответ решило не смотреть.***
Тьма поглотила всё существующие, прожевала, и выплюнула наружу. По крайней мере, так показалось Жильцу. Голова неистово кружилась, слух улавливал доселе неизвестные частоты, зрение пульсировало в такт сердцебиению. Если так выглядит смерть, то пусть она уже, наконец, сделает хоть что-нибудь, он не мог оставаться в этом кошмаре. Или он сейчас спал, и всё это было сном? Но каким реальным он казалось. Странный, немыслимый мир показался ему там, за деревьями. Его долг — отмечать перемены в мире, как он может всё допустить. Как он может поверить в это? — Я болен. Я очень болен… Почему я вижу всё это, выглядывая наружу? Там такого не может быть. Это противоречит законам природы. Там просто лес. Тёмный, дремучий, гибнущий лес. Я-то знаю. — тихо, очень тихо прошептал Жилец. Его состояние, наконец, стало более-менее нормальным, насколько это было вообще возможным. Шатаясь, он побрёл к дому. Ноги сами несли его к двери, потому что Жилец больше не мог полагаться на себя. И привычка была тем, что не давало ему упасть. Запирать дверь он не стал, какой в этом смысл? Она уже была открыта. Не помня, как добрался до кровати, Жилец рухнул в неё, не снимая тапочек. Всё потом, он слишком устал, чтобы думать, чтобы даже жить. Он проспит до рассвета, чтобы тот расставил всё по своим местам. Он просто ужасно устал.***
Дом аккуратно прикрыл входную дверь. Запускать лишние сквозняки, и так шагающие по нему, как по бульвару, ему не хотелось. Маленький Хозяин вымотался за это утро, ему стоит отдохнуть. Желая помочь, Дом задернул шторку на окошке в спальне, не пропуская уже появившейся ранний солнечный свет. Пусть Хозяин проспит ещё чуть-чуть, а Дом его постережёт. Где-то в Лесу раздался тихий напев колыбельной.