***
Бодрящая прохлада заполонила собой весь Лес. Её холодные путы тянулись вдоль и поперёк всего густого бора, беря свое начало от реки. Где-то далеко в горах, давным-давно, пробивая толщи каменистых пород, родился на свет ключ. Его чистая вода стекала вниз по кривым валунам, петляя серебряной змеёй между ними. Ныне эти глыбы источились под неумолимой силой движущейся воды, полируясь и выравниваясь, превратились в гладкие минералы. Речная галька омывалась родниковой водой, что бежала вниз, встречая новые ключи. Когда поток добирался до Леса, узнать его было невозможно. Сотни ручьёв сливались в один, образуя настоящую реку. Лес принял её с рапростёртыми объятьями. Она протекала между холмов, множилась на протоки, и петляла причудливыми изгибами. Чтобы она не иссякала, и не растрачивал себя на стоячие заводи, Лес наполнял её кристальными родниками. Река росла и становилась всё сильнее. Её течение ускорялось, а возле берегов появлялись омуты. Они затягивали мутными черными водами, чтобы похоронить в мягком илистом дне. Навечно покинутыми и одинокими. Недавно река забылась в своей силе, её воды покусились на сушу, заболачивая берега. Истощённый тоской Лес тогда едва справился с ней. Но сейчас её воды были спокойны. После холодной зимы следует ледоход. Красивое, страшное, но необходимое действие. Воды были заморожены, течение толкало сковавшие их льды прочь, топя и растапливая их. Это было закономерно, это было правильно. Лес ждал Весну.***
В Доме царил кавардак. Шум из нижних комнат резонировал в стенах, неся волнительные известия дальше по коридору. Маленький Хозяин взялся за генеральную уборку! Последний раз такое было, может, при Старом хозяине, а, может, и ещё раньше, когда Молодая Хозяйка жила в этих стенах. Дом уже точно не помнит. Он не уверен, что ему хватит окон, чтобы сосчитать всех своих владельцев. Сколько же людей в нем проживало, сколько всего нового они принесли с собой. Строили новые комнаты, привозили новые вещи, приводили новых людей. Это было так волнительно. В Доме прожило четыре поколения, и его нынешний Хозяин был пятым. Каждый из его владельцев принес что-то своё, что-то, что он ценил, любил, и чем дорожил. Именно то, что помогало Дому отличить его от других людей. Кто-то строил ему новые комнаты, другие расклеивали их обоями или расписывал краской, третьи привозили новую мебель, четвёртые настраивали технику и проводили электричество. Все они оставили что-то от себя. И только его Маленький Хозяин не оставил в Доме ничего своего, кроме Дневника, и Тьмы, что случайно запустил сюда много времени назад. Его нынешний владелец вызывал нешуточные опасения у Дома. Иногда ему казалось, что его Хозяин и вовсе не жилец. Он был очень тих и незаметен, вёл непрекращающиеся записи в своём Дневнике и иногда говорил вслух свои мысли, роняя их в пустоту. Пустота ловила их, слушала, запоминала, но не отвечала. Порой Дом думал, что если Хозяин уйдёт, то в нём не останется даже воспоминания, о его существовании. От этих мыслей сквозняк пробегал по половицам. Дом безумно беспокоился о своём владельце. Он ведь помнит, как тот впервые здесь появился. С каким нетерпением все этого ждали и готовились. Как были рады старые Хозяева, а юная Хозяйка светилась от счастья, и молодой Хозяин не мог оторвать от нее взгляда. И вот он, Маленький Хозяин, наконец, вступил в права владения Домом. Но это не было радостным событием. Дому стало очень грустно. Даже предстоящая уборка перестала воодушевлять его так сильно. Но он должен быть смелым. Быть нерушимой крепостью и надёжной защитой для того, кто в нём живёт. В конце концов, уборка только начата, ещё слишком рано расстраиваться.***
На первом этаже шла грандиозная перестановка. Сдвигались столы, вещи и утварь были временно перенесены в кладовую, дверцы всех шкафчиков распахнуты. Только что растопленная печь низко гудела, разнося гул по всей кухне. Огонь в котле жадно пожирал подсушенные дрова, хрустя мелкими сучьями и ветками. Из очага раздавался заглушённый кирпичной кладкой треск ломающегося от жара дерева. Законопаченные окна впервые за долгое время отворились настежь, не мешая проходить по-весеннему ярким солнечным лучам через них. Пол был залит тёплым светом. Усталые доски натужно скрипели, непривыкшие к такому количеству движения. Давно уже старые стены не наблюдали, как в этом Доме ведутся перестановки. Жилец постоянно входил из одной комнаты, держа в руках, то стул, то утварь, и возвращался из другой, прихватив с собой ведро и швабру. И так по нескольку раз. С непривычки могла закружиться голова, но они продолжали следить за своим владельцем, что в данное время находился почти под потолком с мокрой тряпкой в руках. Первым делом Жилец решил избавиться от пыли. Для этого ему пришлось убрать все вещи с полок, шкафов и тумбочек, чтобы протереть под ними. В прихожей и коридорах не было громоздкой мебели, только подставка для обуви, сломанный стул, полупустые комоды и пара вешалок. Вытереть с них пыль и вымыть полы труда не составило. А вот кухня вела против него отчаянную борьбу. Огромное количество видавшей многое хрупкой посуды, столовое серебро и продуктов хранилось в старых кухонных шкафах. Все это нужно было аккуратно перенести в уже убранные комнаты, по дороге ничего не разбив и не просыпав. Естественно, удавалось ему это не всегда. Одна кружка, что уже была испещрена тонкой паутиной трещин, выскользнула из рук, и разбилась на мелкие кусочки. Пришлось осторожно собирать керамические осколки, не порезавшись об острые края. В другой раз Жилец просыпал мешок с фасолью. Он не был уверен, что собрал всё, но, в любом случае, он продолжит уборку в этой комнате, так что это не было серьёзной проблемой. Прямо сейчас он стоял на носочках на стуле, пытаясь дотянуться до верхних полок. Мокрая тряпка уже была отжата, но протереть ей дальние углы никак не получалось. Отчаянно не хватало роста. Жилец с тоскливым вздохом, переступил на стол, и, наконец, смог закончить прибирать верхнюю поверхность шкафчиков. Теперь он может идти дальше, спускаться к нижним. Там у него были спрятаны кастрюли, сковородки и несколько банок закруток, что он сделал прошлой осенью. Жилец осторожно ступил на пол, попутно пытаясь надеть ускользающие от него тапочки, потому что стоять на мебели в обуви — это неприлично и грязно. Хоть он сейчас и занимался уборкой, мусорить сверх того, что уже имеется, ему не хотелось. Но почему неприлично? Эта мысль неожиданно заставила его остановиться. Жилец замер на месте, сжимая в кулаке пыльную тряпку. Это была не его мысль. Ему, по большому счету, были не понятны нормы приличия, банально потому что, большинство из них он не знал, как применить на практике. Конечно, у него где-то лежали прочитанными пара талмудов по морали и этике, но ему казалось, что это не было книжным правилом. Нет, мысль имела грустный мужской голос, ласково звучащий в его голове. Чей он, Жилец не мог вспомнить. Видимо, однажды ему сказали не забираться в тапочках на мебель, но кто это был, оставалось загадкой. Стряхнув с себя липкое наваждение и забросив уже почти сухую тряпку в таз с чуть мыльной водой, Жилец полез в нижние кухонные шкафы, садясь на колени и доставая кухонную утварь. Загремели металлические кастрюли. Некоторыми из них он уже давно не пользовался. Может быть, он положил Дневник в одну из них, когда лунатил? Это бы тут же избавило от лишних хлопот. Но чуда не свершилось. Кастрюли были пусты, лишь тонкий слой пыли оседал на металлических стенках. Жилец собрал старые жестянки, и, хотел их, было, уже отложить подальше, чтобы не мешались, как вдруг, упала самая дальняя крышка. Громкий гул металла резонировал в деревянном ящике. Крышка перевернулась и покрутились на ручке, в которую была вставлена пробка, чтобы не обжигаться об неё, когда поднимаешь. Из-под крышки вылетел желтоватый наспех выдранный листок в линию. Жилец неотрывно смотрел на то, как продолжает вертеться железная крышка, издавая вибрирующий шум, пока, наконец, не остановилась, склонившись на бок. Листок съехал на пол. Взгляд оставался прикован к нему. Это была страничка из его Дневника, даже с его ослабевающим зрением это было предельно ясно. Листок был пуст. Жилец продолжал неподвижно сидеть, держа в руках несколько кастрюль, сложенных друг в друга, как матрёшка. Ему было боязно прикасаться к знакомому листку и узнать, что на нём может быть. Но ещё страшнее было оставаться в неведении. Ослабевшие руки попытались аккуратно поставить кастрюлю на пол, но вышло неаккуратно и слишком шумно. Металлические донышки гулко звякнули и затихли. Дрожащие ладони потянулись к страничке из Дневника, замёрзшие пальцы неуклюже схватили её. На обратной стороне всё тем же косым почерком было выведено: «Ты себя запустил. Твой дом заколочен, сжат и опустошен. Восстановить его лучше как можно скорее — потому что она уже близко». Жилец несколько раз прочитал исписанные строки, перевернул листок, рассмотрел его получше, ничего не нашёл, и снова перевернул назад. Надпись не изменилась. Что было вполне ожидаемо. Что это могло означать? Кто такая она, и почему восстановить дом нужно как можно скорее? Ладно, со вторым утверждением он полностью согласен, но с первым у него возникали проблемы. Неужели Жилец кого-то ждёт? Кто из живых существ мог к нему прийти, было совершено неясно. Он не был уверен, что местонахождение старой научной станции будет известно широкому кругу лиц. Он даже отчётов никуда не посылал, содержал все записи здесь и у себя в голове. И за все десять лет, что Жилец тут работает, никто не приносил ему писем или приходил за статистическими данными. Хотя он помнил, как его дедушка иногда уезжал с кипой бумаг куда-то в город, после того, как в дверь дома стучал почтальон. Жилец отогнал от себя эти мысли. Глупые никому не ненужные воспоминания только мешают ему сосредоточиться на цели. — Не хочу вспоминать, это лишнее. Меня вполне устраивает моя голова — такой, какая она есть! Вспоминать прошлое занятие бессмысленное и бесполезное, важно жить настоящим. — проговорил Жилец, настаивая на своём. Выходило не очень убедительно. По крайней мере, Дом ему не поверил. Из записки становилось понятно, что он движется в верном направлении. Уборку нужно продолжать, вдруг он найдёт ещё несколько подсказок? Неуёмное волнение поселилось у него в груди. С одной стороны Жильцу хотелось как можно скорее отыскать свой Дневник, и продолжить привычный распорядок дня. Вернуть всё как было, чтобы прекратить эти рвущие душу переживания. С другой стороны ему было интересно продолжить игру в прятки. Только теперь он наконец-то был ведущим. Это словно возвращало его в детство, когда поиска клада были ценней самой награды, а от процесса получалось больше удовольствия, чем от самой находки. И потому он был рад продолжать вести эту игру. Только Жилец и не догадывался, что на самом деле был ведомым тем, кто вырывал страницы из Дневника и писал на них послания. На дворе стоял полдень. Кухня сияла чистотой. Нагретые солнцем половицы отражали свет, делая цветовую гамму комнаты значительно теплее. Протёртые шкафы и чистые тарелки сияли и блестели, словно маленькие звёздочки. Столовое серебро отсортированными партиями было спрятано в выдвижных ящиках. Печь тихо потрескивала прогоревшими и дровами. Даже воздух в комнате стал другой. — Пахнет землёй. — заметил Жилец. Он хорошо потрудился за это утро. Четыре чистых комнаты и одна записка были тому доказательством. Небольшая усталость легла на его плечи, прижимая его к полу. Это плохо, ему нужно отдохнуть. Жилец не привык к таким нагрузкам, обычно он если и прибирается, то только поверхностно. Полноценную генеральную уборку он не делал уже очень давно, если вообще ей когда-либо занимался. Он сел на единственный стул в кухне, чтобы отдохнуть. Желудок недовольно напомнил, что они не ели с прошлого вечера. Пришлось идти готовить себе поздний завтрак или уже обед? Через полчаса Жилец заваривал себе взвар из тех редких травок, что ему удалось собрать прошлой осенью. Это был особый Лес, подумалось Жильцу. Сколько он себя помнит, здесь, словно, все время была осень. Зимы проходили почти без снегопадов, из-за чего непокрытая сугробами земля промерзала. Стоячая болотистая вода застывала в лёд на многие недели. Почти каждая весна стояла сухая, холодная и ветреная. А лето, наоборот, дождливое, душное и такое мутное, что было не ясно, лето это или уже осень. Жилец сделал небольшую перестановку, сдвинув стол к окну и оставив центр комнаты пустым. Так казалось гораздо просторнее и не приходилось обходить его по краю, прижимаясь ближе к стенам. Подходя к столу с горячей кружкой в руках, от которой исходил потрясающий аромат ягод ежевики, Жилец выглянул в окно. Ему показалось, или он видел какое-то движение возле кромки леса? Нет, ничего такого не было, только тёмные ветви черёмухи едва покачивались на ветру. На них распустились первые цветы. Жилец до боли в глазах всматривался в них сквозь, теперь уже чистое стекло, но всё ещё не верил в происходящее. Устав бороться с собственным зрением, он вышел из дома удостовериться лично. Дерево продолжало стоять там, где его впервые видели. Лёгкий ветерок потихоньку раскачивал самые верхние ветки плодоносной черёмухи. Кое-где были видны белые соцветия. Жильцу на ум пришло сравнение с каплями молока, что словно стекали с тонких прутьев. Он протянул руку и коснулся маленького цветка. Мягкие теплые лепестки щекотали его пальцы. Календари не соврали, в Лес действительно пришла Весна, вот она, в его ладони. Такая воздушная и хрупкая, такая долгожданная. — Природа — машина, природа сильнее человека. Все в ней разумно и просто. Все объяснимо. Ее законы просты и стабильны. И самый надежный из них — это время. Циклы, распады, необратимые, но повторяющиеся процессы. Оно всегда ставит все на свои места. — Жилец искренне верил в свои слова. Да и как можно не верить, когда их подтверждение он трогал сейчас своими собственными руками. Крошечный цветок был отпущен на свободу. Жилец его не срывал, только придержал между пальцев. Пусть растёт весной и опыляется летом, чтобы позже вырасти в маленькую косточку. Потому что именно так и выглядит время. Вернувшись домой, Жилец, наконец, смог закончить свой завтрак. Сытый, довольный и отдохнувший, он может дальше продолжить заниматься уборкой. У него впереди ещё несколько комнат, и чем скорее он начнёт, тем быстрее закончит. Ему не терпелось написать заметку о цветущей черёмухи в свой Дневник. А потом можно было бы скромно отпраздновать приход весны. Но только после того, как с уборкой будет покончено. Раз он взялся за дело, довести его нужно до конца.***
Лес замер, боясь спугнуть того, кто в нём жил. Серые трепетные глаза маленькой девочки радостно блестели в солнечном свете. Радость растекалась по всему её существованию, проникая даже в самые тоненькие прутики в волосах. От волнения она чуть не была раскрыта, но ей вовремя удалось спрятаться. Её радость была вполне обоснована. Жилец, милый старый друг, снова начал двигаться дальше. Сколько лет она корила себя за содеянное, но теперь ей предстала возможность помочь другу выбраться из той Тьмы, в которую он сам себя загнал. Только бы он не оплошал, назад дороги нет, они и так идут над пропастью. Но только сам Жилец может решить, достойны ли они спасения. И Бука очень надеялась, что он сделает правильный выбор.