Тише воды, ниже некуда

— Панкратова пришлось отпустить. Видеозаписи с камер наблюдения подтвердили то, что он действительно был в строительном магазине, — Рогозина прошлась, стуча каблуками, от кресла к креслу, на которых сидели её сотрудники. Все, как один, низко опускали головы, словно провинившиеся. Только Антонова, за которой Власова следила очень внимательно с самого начала совещания, мысленно присутствовала где-то ещё. Её взгляд был направлен в стену напротив, а пальцем она медленно крутила прядь. В этот раз она не рисовала на отчётах: их у неё вообще не было. Когда Галина Николаевна обратилась к ней, она встала со своего места и прошла к главному компьютеру, готовая к ответу. Власова заинтересовалась, подтянувшись в кресле. Стук клавиш разлетелся по помещению, гулко подстраиваясь под удары Ритиного сердца. Оно отчего-то колотилось так бешено, что Власовой пришлось оглядеться: а кто-нибудь ещё это слышит? Майский, Круглов, Тихонов и Селиванов во все глаза смотрели на Валечку. А вот Рогозина изучала Ритину чуть развязную позу, стоя почти над ней и вздыхая. Власова пыталась понять, было ли это намёком, чтобы капитан ногу скинула и на пол поставила, или было возмущением на Антонову, задержавшую своё выступление. — Мне удалось отследить передвижение жены Богачёва. Хоть телефон у неё постоянно и был выключен, фитнес-браслет продолжал отсчитывать шаги, и, соответственно, у нас есть небольшая навигация, — Антонова щёлкнула и показала карту, на которой было несколько линий: красная, синяя, жёлтая. Валя, не поясняя, где и что там было, указала на жёлтую линию, которая в трёх точках пересекала синюю. Рите показалось, что все, кроме неё самой, в этом нашли какой-то тайный смысл и — самое главное — поняли прекрасного эксперта. Власова чувствовала себя в этом деле отвратительно: она ничего не могла уяснить. Вот вроде бы была банальная до ужаса история: мужчина-бизнесмен умер, тело было найдено на загородной трассе, а после себя он оставил движимое, недвижимое и через банки переводимое имущество. Из наследников у него были жена, сын-подросток и был ещё лучший друг, он же заместитель, он же партнёр с половиной акций компании. ФЭС за дело взялась только потому, что Султанов поручил. Да они почти и докопались до правды за какую-то жалкую неделю, но не хватило некоторых деталей. А Власова мягким местом чуяла, что не её это: не может она подбирать дела за всякими неудачными сыщиками, не может работать с уликами, изученными до неё в десять рук. — Это доказывает, что жена не виновата, — Валя окинула взглядом коллег. Те согласно закивали, а Майский ещё и подмигнул со своей дурацкой ухмылкой. Антонова совсем перестала понимать, где у этого человека границы между дружеским и любовным, поэтому старалась вытягивать руку, когда он подходил. Так было личное пространство и вероятность, что Сергей перестанет пытаться за ней ухаживать. За Валечкой давно не ухаживали, и она этого вообще не хотела. Не любила. И, может, немного даже не понимала, зачем дарить цветы, ходить по кафе, гулять за руки где-нибудь вдоль Москва-реки. Она смотрела на людей вокруг себя, и ей казалось диким то, что она может в одного такого влюбиться, довериться ему, возможно, отдать руку, сердце, душу. Она была ни морально, ни физически не готова делить себя с кем-то и делиться всем, что она имела или собиралась иметь. Внезапно остановив своё путешествие взглядом на Рите, Валя запнулась на полуслове и вообще забыла, думала ли о каком-то Майском ещё секунду назад. Упрямая и напористая, как волна под лопастями катера, энергетика Риты сбивала с ритма, выбивала из колеи, убивала без оружия. Антонова ощутила, как задрожали и, одновременно, вспотели руки: — Если, конечно, этот браслет всегда находился на её руке, — выдох Валечки получился таким громким, что Власова почувствовала шевеление волос на затылке. Наверное, лишь она одна заметила, каким огромным трудом для блондинки было это показательное выступление перед всей переговорной. Лицо Рогозиной в ту секунду не выражало никаких эмоций, кроме, пожалуй, одной — ей будто было недостаточно. Она смотрела на Антонову исподлобья и казалась недовольной: Валя сказала не то, что надо; не так много, как хотелось; ничего по существу. Её слова будто нагнали на начальницу разочарование, которое та всё же старалась прятать за сотней слоёв масок железной леди. Рита заметила, что провожающий Валю взгляд Галины Николаевны ничего хорошего не обещал. × Майский умудрился вздремнуть в гараже. Именно там его нашла Рита, когда Тихонов за секунду пробил местоположение его мобильного. Сергей потирал глаза, вчитываясь в буквы, которые крайне легко складывались в «Ордер на обыск». Намёком, что ехать придётся вместе, было то, что Власова стояла над душой и уходить не планировала. Охая, вздыхая медвежьим рыком, Майский загрузился в машину, и спустя полчаса после получения разрешающей бумажки они выехали с территории ФЭС. Майор включил какую-то дурацкую песенку и, постукивая по рулю, влился в час-пик, расплескавшийся по дорогам вечно занятой Москвы. — А как вообще с Рогозиной работается? — нарушив поток мелодии, Власова отвернулась от окна и заметила: Майский не врубился. Откровенно, он не понял, чего эта капитан от него хочет. Рита вздохнула, усмехаясь мысленно: — Она кажется такой достаточно... жёсткой, я бы сказала. Всё под контролем, все в ежовых рукавицах, — наблюдая, как морщинка на лбу Майского расправляется, Власова слегка улыбнулась. Она не знала, можно ли считать личной победой тот факт, что люди стали понимать её хотя бы со второго раза. Власова всегда отличалась тем, что её вечно переспрашивали или смотрели на неё, как на умалишённую. Она всегда так много думала, и множество мыслей держала в голове, а в речь их выправить не могла: предложения получались корявыми. Рите почти никогда не удавалось объясняться с людьми. Да и вообще с людьми не удавалось: она было необщительная, на грани с «антисоциальная». Даже с психологом она не говорила, а та радовалась, что можно хотя бы с кем-то на сеансах раз в неделю помолчать. — Д-нет, Галя у нас хоть и строгая, но такая, знаешь, своя в доску. Она всё понимает, всем помогает, войдёт в положение, если надо. Да, контролирует, но мягко так, плавно, — Майский зачем-то провёл ладонью по рулю туда-обратно. Рита подумала, что, может, для иллюстрации мягкости и плавности контроля начальницы. Во всяком случае, она увидела, как в понимании Сергея выглядит «мягко». Только вот не наблюдала она за дни, что входила в ФЭС, этого. — Она вон Тихонову все его выходки с рук спускает. Он у неё в любимчиках. Мне она сколько раз то тут, то там прощала косяки. Она только с Валечкой нашей слишком требовательна. Но там своя история, ты знаешь, наверное, — брови Майского подпрыгнули, когда машина пролетела по лежачему полицейскому. Он даже не обернулся на Риту, потому что по вздоху услышал — знает. Власова вспомнила, как Антонова признавалась в диалоге: Рогозина — её мать. Но не увидела в этом никакой «своей истории». Так же, как и не увидела логики: обычно матери более ласковы к своим детям, чем к другим людям. На этой семейке система, похоже, дала жёсткий сбой. — Мне Валя говорила, что Рогозина — её мать, — пожав плечами, Власова вновь уткнулась в окно. Ей показалось, что диалог себя исчерпал, и им больше нечего друг другу сказать. Но так не показалось Майскому. Вписавшись в очередной поворот, за которым его ждало начало такой же очередной пробки, он заговорил: — Дело даже не в этом. Валечка наша не всегда была такой тихой и милой, — облизнув губы, он продолжил: — Она была той ещё оторвой в свои шестнадцать-семнадцать. Галя за голову хваталась. Там скандалы страшные были, — взгляд Сергея цеплялся за пытающиеся пролезть вперёд машины. Все торопились выбраться из толкучки, поэтому применяли все возможные и невозможные способы. Майский, взбешённый этим и не желающий быть как все, включил проблесковые маячки. Машина завопила страшным воем, а свет маячков посыпался в боковые зеркала. — Даже так, — голос Риты едва был слышен из-за всех внутренних и внешних лишних звуков, но она и не надеялась, что её слова разберут, примут во внимание, отреагируют на них. Майский хмыкнул, почесав затылок: — Да. Но ты это... не говори никому, что я тебе рассказал. Это, конечно, не секрет, но сплетни у нас не любят в команде, — впервые со дня знакомства его взгляд стал таким осознанным, что Власова мелко закивала в ответ и перестала лишь тогда, когда он отвернулся. Информация была как информация: Власова её узнала, но совершенно не понимала, как с ней поступать. × Валя вернулась домой в десятом часу. В коридоре свет она включать не стала и, скинув туфли, сразу же прошмыгнула в свою комнату. Она надеялась, что мать уже спит, поэтому хотя бы один вечер обойдётся без сложенных на груди рук и слов, бьющих по вискам. Антонова бросила сумку на кровать, а из неё посыпались тетради, над которыми она добрую половину дня корпела в университете. Валечка параллельно с работой умудрялась получать высшее образование и бесить родительницу тем, что идёт по отврательным дорожкам. Валя была студенткой факультета психологии, направления «Клиническая психология». Её студенческий билет был настоящим клеймом для Рогозиной: она на людях опускала взгляд и уклончиво отвечала о том, кем дочь будет в будущем. Она ненавидела этот её выбор, потому что от него щемило сердце. Но ничего сделать с этим было нельзя: Валечка училась прилежно, сдавала сессию за сессией и в одобрении матери не нуждалась. Стоило Антоновой упасть на диван следом за сумкой и прикрыть глаза, на пороге возникла она. Тень, от которой по спине прокатывался холодок. Женщина, которую Валя хотела бы никогда не знать. — Почему так поздно? — даже глаза открывать не пришлось, чтобы увидеть Рогозину, уперевшуюся плечом в косяк и скрещивающую руки на груди в попытке быть грозной. Но Валя всё-таки открыла глаза. И встретилась с абсолютно безэмоциональным взглядом матери. Та уже почти не вызывала у девушки былого страха, только какое-то бессилие перед ней и желание не существовать с ней если не в одном мире, то хотя бы под одной крышей. — Пары до пяти, потом в библиотеке сидела, оттуда пешком шла, — усталость сорвалась с губ блондинки и разлилась по телу, расслабляя мыщцы, которые наконец-то попали в плен одеяла и знакомых простыней. — Ну-ну, — Галина Николаевна развернулась строго прямой спиной, постояла в дверном проёме ещё секунду, а затем скрылась в темноте квартиры. Лишь тогда Валечка смогла полностью успокоиться и, распластавшись на кровати, прямо в одежде и окружённая тетрадями провалиться в долгий-долгий сон.