north

У Ёсана никогда не было внезапного осознания того, что он асексуал. Больше похоже на медленный, спотыкающийся спуск к смирению со своей личностью. Теперь, когда он стал немного старше, он мог оглянуться назад и выбрать те очевидные моменты своей жизни, когда он должен был понять, что он другой. Вместо этого он был блаженно наивен, терпеливо оптимистичен. Временами, когда он чувствовал себя подавленным, эти воспоминания душили его, как тошнотворно яркие звезды в созвездии какого-то бога или богини мрачной трагедии, и он не мог не смотреть на звезды. Было время, когда крутой альфа-старшеклассник (старше на ТРИ ГОДА, что очевидно, делало его крутым дерьмом и привлек внимание многих) начал приходить к нему домой. Старшеклассники рассказывали ему обо всех диких вещах, которые он совершил. Он был вокалистом рок-группы, у которой было много поклонников в городе, и успех открыл для него несколько дверей, через которые он с радостью перепрыгнул. Казалось, у него никогда не заканчивались истории, которыми он мог бы порадовать Ёсана, оставляя его ошеломленным и заинтригованным. Но иногда они просто часами играли в PlayStation или читали манхву и пили бабл ти. Затем старшеклассник начал делать такие вещи, как притягивать Ёсана к себе на колени, или вытягиваться на кровати рядом с ним и нежно щекотать его бедра, или даже касаться сухими поцелуями его затылка. Ёсан воспринял действия с таким же безразличием, как если бы это было рукопожатие или как дружеский локоть подтолкнул его в бок — он не ненавидел это внимание, но оно также не вызвало бурю горячих бабочек в его животе — ничего близкого. Он продолжал читать свою манхву, бормоча комментарии, когда это было необходимо, в то время как его друг был занят, прижимая его и прикасаясь к нему, как к большому плюшевому мишке. Через год их дружба отдалилась, но время от времени они встречались. Однажды они обедали на крыше школы, болтая с набитыми котлетами бутербродами. Ёсан взял журнал, который он пролистывал, и показал фотографию на всю страницу популярного айдола того времени, которым Ёсан недавно заинтересовался. — Хён, он довольно горячий, тебе не кажется? К его шоку, старшеклассник ответил горьким рычанием, которое заставило Ёсана физически отступить. — Так, у тебя есть тип, который тебя интересует, просто это не тот тип, который здесь, с тобой, делает все возможное, чтобы попытаться показать тебе, что он заинтересован! Это откровение привело Ёсана в еще большее замешательство. Он думал, что старшеклассник перестал с ним тусоваться, потому что его больше не интересовала компания, которую он мог составить. Альфа был харизматичным и талантливым, и у него был целый круг не менее крутых друзей, а его группа все еще время от времени давала концерты — Ёсан полагал, что они, естественно, отнимали у него время, а он был последним в списке приоритетов. Но… если бы он не был таким тупым, таким невежественным, где бы он сейчас был? Он был бы самым дорогим человеком для этого старшеклассника, он все еще мог бы видеть его каждый день, иметь его внимание на себя, пока слушал его рассказы, может быть, начал бы пробираться на его шоу, чтобы увидеть его… Но почему, когда он представил, как пальцы красивого старшеклассника двигаются дальше, чем когда-либо прежде, под его одеждой и к частям тела, которых никто не видел с тех пор, как он стал достаточно взрослым, чтобы одеваться самому — почему его кожа холодела даже представив это? Старшеклассник был красив. Он был крут. Ёсану действительно все в нем нравилось, и он не знал никого подобного ему в школе. Он был саркастичен и остроумен до такой степени, что с ним было страшно разговаривать — без предупреждения он мог произнести шутку, которая оставила бы вас в эмоциональном отделении интенсивной терапии от ожога. Но Ёсан был на его «стороне», в безопасности от пламени дракона. Так почему же он не сходил по нему с ума? Это должно было быть потому, что он был просто неопытен. Той ночью, дома один, он набрался смелости и написал старшекласснику: YS: «Хён, мне очень жаль, что я никогда не понимал, что ты чувствовал раньше. Это моя вина, что я идиот. Я не очень силен в романтике. Если я все еще нравлюсь тебе, я бы очень хотел иметь с тобой такие отношения». HYUNG: «лол, у меня уже есть парень. Просто забудь, что я сказал ранее.» —————————— Возможно, ему стоило заметить признаки в следующем году, когда он решил встретиться с другом, с которым познакомился, играя в онлайн игры. Игры превратились в текстовые сообщения, а иногда и в настоящие телефонные разговоры, и через несколько месяцев они решили встретиться и провести вместе пару ночей в отеле в Сеуле, недалеко от района, который недавно стал чем-то вроде игрового центра из-за своей знаменитости интернет-кафе и игровых магазинов. — Я заплачу за все. Не волнуйся. Я зарабатываю много денег, — заверил его друг. — Хорошо, тогда я позволю тебе поухаживать за мной. — согласился Ёсан с небольшим поддразниванием, не веря своей удаче. Они весело проводили время вместе за покупками, ели в тематическом кафе с видеоиграми и посещали центр виртуальной реальности, где они оба сговорились заставить другого кричать как можно больше, бродя в одиночку по дому с привидениями. А затем в отеле, где была всего одна кровать (Ёсану было все равно, она была достаточно большой для них обоих), его друг переоделся в майку и трусы и пополз к нему на четвереньках, пока не оказался почти сверху. — Ты выглядел сегодня так горячо, Ёсан-и. Эта рубашка так хорошо на тебе сидит. Идеально обтягивающе. Ёсан вспомнил, как какая-то отдаленная часть его мозга смутно сообразила: «Ах… Думаю, в конце концов, комната была не такой уж и бесплатной». Он почти не двигался, пока его друг проследил линию его тела до груди. Он сидел неподвижно, когда губы прижались к его губам, странные, мягкие, и к Ёсану пришли воспоминания о том, как он пытался съесть как можно больше картофеля фри за один раз за обедом. Его друг стянул с себя рубашку, когда ему пришлось поднять руки. Он не испугался, но определенно нервничал. Но в своей голове он решил: «Я просто позволю ему делать то, что он хочет. Это меньшее, что я мог сделать. Я просто буду терпеть это, как могу. Все будет хорошо». Но через пару минут выражение лица его друга стало угрюмым. — Почему ты не касаешься меня в ответ? — Я… не знаю. Я не делал этого. — О, тогда все в порядке. Не стесняйся. Просто прикоснись ко мне или поцелуй меня, где ты хочешь. Делай то, что кажется естественным. Ёсан посмотрел вверх и вниз по телу своего друга. На объективном уровне он признавал, что его друг был «милым». У него были большие глаза и очаровательные зубы, которые напоминали ему кролика, его тело было стройным и загорелым. Но ничто из этого не вызывало у Ёсана желания прикоснуться к нему ртом или руками или поваляться с ним на простынях. Сначала он немного попытался, но это было так неловко, что в итоге он оказался лежащим на спине, а его друг целовал его грудь и рукой пытался разбудить член Ёсана. Но он даже не шелохнулся. Его друг издал самый громкий в мире вздох и, в конце концов, умчался в ванную, приняв очень-очень долгий душ. Когда они бессонно лежали на неудобной кровати, он сказал Ёсану, что ему нужно уйти на день раньше, и на следующее утро его не было. Он сказал Ёсану, что тот может остаться еще на одну ночь, так как она уже оплачена, но Ёсан не остался. Двумя ночами позже Ёсан лежал в постели, случайно просматривая любительские порновидео, где парни целовались и трахались в постели, и дрочил до кульминации, сильнее, чем когда-либо прежде. Это ни хрена не имело смысла. —————————— Худшим воспоминанием во всем созвездии была звезда, с которой он до сих пор жил. Это было то, что причиняло больше всего боли, сияя наибольшим сожалением. Собственно, по шкале значимости эту можно было бы назвать солнцем, а остальные были просто звездами. Он всегда задавался вопросом, что, если бы он лучше осознавал себя, свою идентичность и то, как обращаться с этим в контексте отношений (кого он обманывал, даже сейчас он не знал, как с этим справиться), если бы все было другим для него и Уёна. Если бы они могли быть счастливее. Уён и он были друзьями со средней школы. Они познакомились на внеклассной программе, занимаясь всем, от занятий спортом и игры на инструментах до гончарного дела и заканчивая более скучными, серьезными уроками, чтобы подготовиться к экзаменам. Ёсана сразу же потянуло к шумному, ищущему внимания мальчику, универсальное правило — противоположности притягиваются друг к другу, как магниты. Уён был популярен до такой степени, что если бы Ёсан вошел в большой класс раньше Уёна, все громко застонали бы, что там появился только Ёсан, а не Уён. (Он бы принял это на свой счет, но их реакция была вполне понятна.) Затем однажды у них был учитель рисования, который проводил специальный урок по рисованию, предлагая ученикам нарисовать перевернутое изображение, чтобы показать им, как взгляд на что-то по-новому может на самом деле сделать их более точными в рисовании. Ёсан закончил быстро, потому что окончание означало, что ему разрешалось рисовать все, что он хотел. Он начал заполнять чистую бумагу набросками милого маленького персонажа, который катается на скейтборде, готовит еду, носит цветок на голове — и тут Чон Уён ворвался в его личное пространство, чтобы посмеяться и ворковать над тем, какой милый персонаж, требуя, чтобы Ёсан нарисовал ему один на руке шариковой ручкой. Уён начал писать Ёсану почти каждый день, спрашивая, когда он свободен, когда они могут пообщаться. Ёсан поначалу колебался. Хотя энергия парня делала занятия после школы веселыми, он не был уверен, что сможет справиться с этим в свободное время. Наконец, после того, как Уён предупредил его, что он просто появится в его доме, поинтересовался: может прийти или нет, — Ёсан спросил свою мать, может ли парень тусоваться с ним и она дала свое благословение. После этого они были практически неразлучны. В группе своих одноклассников и друзей они смотрели только друг на друга. Уён был первым человеком, с которым он разговаривал (или писал сообщения) утром и поздним вечером. Они проводили бесчисленное количество ночей в домах друг друга, они проводили выходные вместе за едой, покупками и играми, ездили в поездки, ходили на концерты, пытались устроиться на одну и ту же работу на неполный день, после школы, чтобы они могли работать вместе. Если один что-то делал, о присутствии другого не могло быть и речи. Уён был единственным, кто знал, что произошло с тем старшеклассником. «Эй, ты знаешь старшеклассника ххххх? Он флиртовал со мной целый год, а я такой дурак, что даже не заметил. А потом, примерно через год, я сказал ему, что теперь готов быть его парнем. Но к тому времени у него уже был парень, и именно в этот день я узнал, что мир, в конце концов, не вращается вокруг меня». Он не знал, зачем вообще рассказал об этом Уёну. Что-то в нем — просто глядя на него — вызывало у Ёсана желание рассказать ему все подробности своей жизни, позволить ему увидеть все, больше, чем кто-либо другой. Они возвращались из поездки на выходные, когда начали рассказывать о гипотетическом списке идеального партнера. Как он ни старался, Ёсан не мог вспомнить ни одного пункта, подробно описанного в их списках, но он точно знал, что этот разговор что-то значил для Уёна, что-то в нем изменилось. Позже, когда Ёсан играл в League of Legends, его телефон загудел сообщением от Уёна. «Хэй. В последнее время я действительно много думал, и я думаю, что ты мне нравишься больше, чем друг. Я хотел, чтобы ты это знал, и я очень надеюсь, что ты чувствуешь то же самое.» Ёсан долго думал об этом. То, что у него уже было с Уёном, было идеальным. Он не мог представить ничего лучшего. У них даже были планы съехать вместе, планы по совмещению их карьеры, планы побыть сварливыми стариками на крыльце, хмурясь на буйных детей. Для него это уже было похоже на роман. Поэтому вместо того, чтобы писать что-то чертовски простое, например: «Давай поговорим об этом. Ты значишь для меня все, и я хотел бы поговорить о том, что именно ты ждёшь», — или ЛЮБОЙ другой вариант, буквально что-то отдаленно похожее, он написал: «Я понятия не имел, что ты так чувствуешь! Спасибо, что сообщил мне… Хотя сейчас я не думаю, что готов к отношениям. Мне правда жаль! Но, эй, я посмотрел расписание фильмов на следующую субботу. Как насчёт 7 вечера?» Слова казались достаточно безобидными, может быть. Но Уён перестал писать ему. И всякий раз, когда Ёсан пытался провести с ним время, у него уже были планы. Парень, который каждый день приставал к нему, чтобы пообщаться с ним, но, столы перевернулись, и теперь просил Ёсан, но, в отличие от Уёна, ему не хватило обаяния, чтобы заставить его сдаться и увидеть его в конце концов. Если он видел Уёна раз в пару месяцев, значит ему повезло. Это были самые одинокие годы в его жизни. Уён избаловал его. Он был началом и концом его круга общения, и Ёсан был этому рад. Он пытался завести новых друзей или проводить больше времени со знакомыми, которые у него уже были. Но он всегда заканчивал тем, что чувствовал, что это пустая трата времени, понимая, что через десять минут после времяпровождения, все, что ему нужно, это Уён. Именно тогда он понял, что если его не интересует секс, это не значит, что он не может любить. И когда эта любовь была предложена ему на серебряном блюде, он выбил его прямо из рук Уёна. После нескольких попыток свиданий он просто сдался. Он будет один, и это нормально. Это нормально. Ты в порядке. Он стал отличной компанией сам себе. Он баловался курицей и всю ночь играл в игры, в перерыве смотрел фильмы или телевизор. Он пытался заставить себя ходить на университетские курсы, но это ему не удавалось. Ему просто было уже все равно. Но благодаря этой попытке он получил работу, когда проходивший мимо учитель рисования остановил его в холле, чтобы спросить, не заинтересован ли он в моделировании. До этого было трудно удержаться на работе. Но сидеть или стоять, чтобы быть восхищенным и воспроизведенным карандашом, красками или гипсом, звучит просто отлично. Он встретил несколько забавных людей, как студентов, так и сотрудников, выполняющих эту работу, и иногда выходил и проводил с ними время. И он признался, что развлекался. Может быть, это было из-за того, где он их встретил, но они были полны интересных историй и переживаний, а их открытые умы были полны безграничной доброты и творчества. Но даже так… Прошло всего час или два, прежде чем он жаждал одиночества дома. Уён был единственным человеком, с которым он мог проводить каждый час каждого дня. У всех других людей были свои ограничения во времени. Затем молодой Ким Хонджун присоединился к классу рисования фигур в университете. Практика, для набросков его модных дизайнов. Тогда Ёсан не понял, кто он такой. Ёсан знал, что тот привлекателен. Шикарен даже. (Он был асексуалом, а не слепым.) Альфа был низким, но это не имело значения. Его наброски отличались особой изюминкой. Сделав набросок обнаженной фигуры Ёсана, он не мог устоять перед тем, чтобы взять цветные карандаши и нарисовать сверху очертания наряда. — Хонджун-ши, ты всегда переодеваешь меня своими глазами, не так ли? — Ёсан не мог сдержаться, дразня его однажды, когда он бродил по художественной комнате в одном шелковом халате, проверяя работы студентов, пока отдыхал от позирования. В последний день семестра Хонджун дал ему элегантную визитку с его именем и контактной информацией, а также должностью «продюсер»-а. — Вот. Я хочу, чтобы ты присоединился к моей стае. Мне нужно идти, но я надеюсь, что ты позвонишь мне, если захочешь поговорить об этом подробнее. Я дам все, что тебе может понадобиться. Обещаю. Он лукаво подмигнул и вот так и ушел. Ёсан был ошеломлен. Все это было действительно невероятно. Безумно. Это было настолько безумно, что он хотел это сделать. Почему бы и нет? Ему буквально нечего было терять. На самом деле, смелое и открытое обещание Хонджуна пришло как нельзя кстати, и Ёсан был готов бросить вызов его словам более нагло, чем альфа мог себе представить. Потому что именно в это время Уёна и Сана выселили из их дома. Уён изо всех сил старался удержать их двоих на плаву, на одном доходе, но потерпел неудачу. К тому времени он и Ёсан больше разговаривали, даже чаще тусовались, так как время позволило Уёну оправиться от отказа и снова немного сблизиться с ним. Поэтому Ёсан знал, как тяжело он боролся каждый день. Как трудности изменили его. Он не раз давал ему деньги, хотя Уёну и не хотелось их брать. «Ты не должен давать мне их. Я был абсолютным дерьмом по отношению к тебе. Я не должен был отгораживаться от тебя и оставлять тебя одного все это время только потому, что ты не хотел встречаться. Я тот, кто должен тебе». Взволнованный, узнав, что Уён испытывает такое сожаление, Ёсан настаивал еще сильнее: «Если ты не можешь выбраться из своего нынешнего беспорядка, ты никогда не сможешь отплатить мне. Так что возьми их и побыстрее.» Но теперь… когда Google вывел результаты «Ким Хонджун, продюсер», и глаза Ёсана становились все шире и шире с каждым результатом… Он понял, что, возможно, сможет спасти их всех сразу. Он решил, что если этот молодой продюсер, предположительно мультимиллионер, согласится с его требованиями, он присоединится к его стае. В противном случае он просто жил бы своей обычной жизнью, что, вероятно, он и должен был бы делать в любом случае, потому что просто присоединиться к чьей-то стае, которую он едва знал, было абсолютно безумием, и он был безумен даже из-за того, что взял у него визитную карточку. Когда он сказал Хонджуну, что придёт не один, а втроём, Хонджун просто сказал. — Хм. Понятно. Зная манеру Хонджуна, Ёсан ожидал вежливого окончания разговора, например: «В любом случае, спасибо, что подумал об этом». Но вместо этого он сказал следующее: — Расскажи мне о них. ------------------- И вот он сидит один в ванной, крышка унитаза холодит заднюю часть его бедер. То, что он был асом, казалось, никогда не беспокоило и не расстраивало Хонджуна. Хонджун никогда не пытался соблазнить его физически или намекать на то, что теперь, когда он член стаи, от него ожидают определенных вещей. Даже когда его течки начались в полную силу и привели всех альф к краю, никто из них не подошел к нему с таким намерением. В то время как глупая часть его мозга временами желала, чтобы его товарищи по стае проявляли интерес, как бы неуместно это ни было, в целом он был благодарен, что ему позволили жить как семья, как стая, без необходимости участвовать в их более плотских занятиях. И если это означало, что их осторожность иногда заставляла его чувствовать себя совершенно ненужным, то это была небольшая цена. Разве он не получил в конце концов то, что хотел? Жизнь с Уёном? Дом с Уёном, в котором он состарится? Ну и шутка. Люди, которыми они были, когда придумывали это будущее, были «мертвы». Что Хонджун получил от того, что принес их в свою стаю, он до сих пор не знал. Он подозревал, что альфа почувствовал болезненную пустоту в своей жизни и попытался заполнить ее стаей — и теперь, вероятно, все еще имел эту болезненную пустоту, к которой добавились товарищи по стае, о которых нужно было заботиться. Но он держал это мнение при себе. Хонджун буквально спас Уёна и Сана. И, кроме этого факта, сводным братьям очень нравился шикарный альфа, каким бы неуловимым он ни был. У Хонджуна была чистая, заслуживающая доверия аура, которая привлекала их. Ёсана тоже привлекала эта аура. Их невероятный поворот судьбы постепенно стал для них новой, повседневной жизнью. Помогло и то, что Хонджун не возлагал никаких надежд на двоих других. Он проводил с ними время, когда мог, заботился о них, следил за тем, чтобы у них были деньги, еда, одежда и все, что им было нужно, и через несколько месяцев Уён и Сан приняли его как семью, придав вес небрежным подписям, которые они оставили на своих страницах регистрационных форм стаи. Но что касается Ёсана, он постепенно начал понимать, что даже будучи частью стаи, он все еще чувствовал себя одиноким. Он никогда не вернет того, что было с Уёном. Несмотря на то, что теперь они жили под одной крышей, даже несмотря на то, что Уён разговаривал с ним и шутил с ним, существовала трещина, которую Ёсан не знал, как преодолеть, и тело, во всяком случае, не желало этого. Он был не более чем статуей, которой притворялся для студентов-искусствоведов. Просто украшение. Глядя на отрицательный тест на беременность в своей руке, он знал, что это правда, как никогда. ----------------- Сонхва изменил ситуацию. Сонхва, который поначалу был странным, всегда с этим слегка остекленевшим гипнеросским взглядом в глазах, но всего через несколько дней (безумных дней крови и трагедий) Сонхва все еще оставался добрым, терпеливым и переполненным сочувствием. Он заботился обо всех них. И хотя Ёсан знал, что странное лекарство, которое он принял, дало ему невероятно толстую стену эмоциональной силы, это не могло полностью скрыть личность беты. Сонхва мог быть ребячливым, игривым, но также строгим и ответственным. Он был умен и рассудителен. Он был талантлив. И он показал Ёсану любовь и внимание, и это заставило его вспомнить, насколько приятной может быть близкая, многообещающая дружба. Ёсан чувствовал себя так, как будто он снова в средней школе, эмоционально влюбляясь в старшеклассников, не осознавая, что он влюбляется. Его убивало то, что ему нечего было предложить бете. Пока той ночью он не подумал — а может… Это был самый глупый риск, на который он когда-либо шел. На самом деле, действительно глупым. Тогда он был не в своем уме. Опьяненный ничем иным, как дурным порывом, отчаянной попыткой быть значимым. Он хотел вернуться в прошлое и задушить себя. В животе у него скрутило, и он схватился за колени, желая на время избавиться от угрызений совести. С тех пор, как гипнерос покинул его организм (очень дезориентирующий и тревожный опыт), его разум радостно проигрывал кадр за кадром ему его ошибки. Один кадр: его голос говорит Минги: «Минги-а, я сказал, что хочу попробовать один раз. У тебя же гон? Идеально. Разве не в этом весь смысл? Разве ты не должен наполнить меня щенками или что-то в этом роде?» А потом монтаж воспоминаний о самом акте — слишком интенсивно, чтобы даже попытаться описать словами, кроме того, что в то время, когда его голова была пуста, это было чертовски хорошо. Полностью контролируя свои инстинкты, нервные окончания и измученное жаром тело, он наконец понял. Жаль, что оставшиеся воспоминания заставляли его чувствовать себя грязным, использованным, в ловушке внутри собственной кожи. И это не Минги использовал его. Это был он сам. Он думал, что превратит свое тело в инструмент, но, в конце концов, даже не смог нормально доделать работу. Несмотря на его вину за кражу, несмотря на тяжелое понимание, этого было достаточно, чтобы он захотел еще одну маленькую таблетку. Пустота была такой приятной. Он вздохнул и наклонился вперед, подперев голову свободной рукой. Последние остатки его течки все еще кипели на краях его сознания, удостоверяясь, что он был физически несчастен вдобавок к ментальному. Он очень хотел, чтобы все это закончилось.