north

— Говорю тебе, мое сердце не бьется, — настаивал Сонхва, вздрагивая, вытирая холодный пот с лица рукавом. Хонджун плотнее прижал руку к груди Сонхва, почти выведя его из равновесия ладонью. — Оно… оно определенно бьется. Может быть, немного быстро из-за того, какой ты… — взгляд альфы метнулся к нему, — потому что ты так сильно беспокоишься. — Оно быстро бьётся? — Сонхва перевел свой проницательный, взволнованный взгляд на Хонджуна. — Насколько быстро? — Я не знаю. Как обычно, по ситуации. Может, поедем в город и вызовем врачей? Сонхва нахмурился, потянувшись за спину, чтобы почесать изуродованную татуировку у основания позвоночника. — Хонджун, прекрати. Перестань уговаривать меня об этом. Идти к врачу зачем? Чтобы задали миллион неуместных вопросов? Увидеть, как они судят меня за то, что я принимаю гипнерос? Отослать меня, сказав, что это ничего? Или что это нормально и я должен был этого ожидать? Хонджун ничего не сказал, и в том, что он ничего не сказал, виноват Сонхва. Он настроил альфу на провал. Ничто из того, что он делал или говорил, не было правильным, ничто не могло помочь. Он знал, что Хонджун просто пытался помочь в беспомощной ситуации. И вместо того, чтобы убедить альфу в том, что его усилия оценены по достоинству, и признаться, что он нуждается в Хонджуне здесь, как воздух в легких, он сопротивлялся каждому предложению, как капризный ребенок. И что хуже всего, он чувствовал себя настолько отстраненным, что мог наблюдать за каждым взаимодействием так, как будто он парил над самим собой, все больше и больше разочаровываясь, почему-то не в силах изменить свое поведение. Он был во власти своего тела. Если это были не его внутренние мысли, мучившие его, с которыми он не мог справиться, то это было его тело — его кости болели так сильно, что он чувствовал, что может видеть, как они излучают синий неон под его кожей, лихорадка вспыхивала, гасла и снова вспыхивала, он не мог спать дольше нескольких минут — и это было лишь жалким немногим из многих творческих способов, которыми его пытал гипнерос, покидая его тело. Совсем недавно у него было навязчивое увлечение наблюдением за собственным дыханием, сердцебиением и пульсом, чтобы убедиться, что они все еще работают. Все казалось механическим. Его дыхание было форсированным, поскольку он сознательно прилагал усилия, чтобы вдохнуть и выдохнуть. К сожалению, не было возможности другого способа убедиться, что его сердце продолжает биться, поэтому он прижал руку к груди, зажмурил глаза и попытался сделать все возможное, чтобы услышать или ощутить животворную пульсацию, только чтобы убедить себя, что он не может чувствовать что-нибудь ещё. — Вот. Пей больше воды. Это помогает сердцу биться легче. — объяснил Хонджун, протягивая бутылку с водой. Сонхва не был уверен, правда ли это, но это не казалось безумием… Он взял ее и выпил за один раз. Сосредоточенно он закрутил крышку и отложил бутылку в сторону. Сонхва сидел на деревянном полу их гостиной в гостинице. Больше всего ему понравился пол. Было что-то утешительное в твердости пола под ним, в прохладе гладких полированных досок. А иногда он любил провести пальцами по текстуре дерева, чтобы скоротать время и не отвлекаться на сотни забот. — Нужно еще? — спросил Хонджун, медленно потянувшись за бутылкой. Сонхва покачал головой. Он понемногу успокаивался. Теперь все, что осталось, это стук в голове, давление, сдавившее уголки глаз. Некоторое время он молчал, а Хонджун так же молча наблюдал за ним. Затем Сонхва наконец выпалил. — Я просто пойду домой, когда все это закончится. Я больше не буду вас беспокоить. — слезы начали течь по его щекам, делая всё еще хуже. Он обхватил голову обеими руками, схватившись за щеки. — Мы оба пойдем домой, когда все это закончится. В наш дом. И ты, конечно, можешь иногда беспокоить нас, но мы, наверняка, тоже иногда будем беспокоить тебя. — Но… просто… посмотри на меня… — всхлипнул Сонхва, глядя вверх. Он мог чувствовать, каким изможденным он выглядел, даже не видя себя в зеркале. — Ты не хочешь этого. — Я хочу этого. — Нет… — Послушай, Сонхва, — это был тот острый голос Альфы, который он так любил, — боюсь, у тебя нет выбора. Голова Сонхва вздернулась. Что-то темное и уродливое сжалось в его груди. — Что ты имеешь в виду? — зарычал он. Глаза Хонджуна расширились, хотя Сонхва едва это заметил. Было ли это потому, что он никогда раньше не рычал на их альфу? — Я не хотел напоминать тебе об этом, но ты никуда не пойдешь. Нет, пока у тебя есть это. Хонджун подкрался ближе, как хищник, встав на колени между ног Сонхва. Его рука потянулась вокруг него и нашла острые выступы позвоночника. Он медленно провел кончиками пальцев вниз, к шраму, который Сонхва лениво чесал несколько мгновений назад. Когда он дотронулся до него, они оба издали рефлекторное шипение, но именно Хонджун внезапно испугался и развернул Сонхва, игнорируя его визги. — Сонхва… дерьмо… что ты с собой сделал? Проклятье. Сонхва начал было спрашивать его, что случилось, но потом увидел, что кончики пальцев альфы стали ярко-красными. — О…? — Он внезапно почувствовал себя таким усталым, теперь, когда его забота о своем нездоровом сердцебиении сменилась чем-то новым. Было бы разумнее, если бы кровь беспокоила его больше. Но это не так. Он уже много истек кровью раньше. Пока Хонджун рыскал по небольшому номеру в поисках чего-то, что могло бы ему помочь, Сонхва беззаботно смотрел на него из-под прикрытых век. — Сколько дней прошло? — спросил он Хонджуна в спину мягким и сожалеющим голосом. Он воздерживался от вопроса, насколько мог, после второго дня, когда он боролся с концепцией течения времени, и задавал вопрос альфе с короткими минутами между каждым запросом. И он знал, что Хонджун так же мало хотел отвечать, как и Сонхва хотел спросить. Альфа вернулся к нему, по-видимому, найдя некоторые предметы, которые он счел полезными, чтобы позаботиться о ране, которую Сонхва нанёс себе. Сначала он взял руки Сонхва и вытер влажной салфеткой каждый кончик пальца. Именно тогда Сонхва впервые заметил, что кончики его пальцев тоже были в крови. Он предположил, что часть проблемы заключалась в том, что кончики его пальцев онемели уже какое-то время. Он не соизволил сказать об этом Хонджуну. Объедините онемевшие кончики пальцев с частично онемевшим шрамом, разрушившим его татуировку, и вы превратитесь в охваченный тревогой человеческий комочек. Замечательно. Хонджун сел перед ним и потянулся к его телу, чтобы погладить царапину. Он почти обнимал его. Сонхва закрыл глаза и прижался щекой к его волосам. — Ты не ответил мне. Он услышал звук отрыва бумаги от липкого клея, а затем почувствовал давление повязки, осторожно наложенной на его татуировку. — Какая разница, если ты услышишь ответ? Ты же не знаешь, сколько времени это займет, не так ли? — Голос альфы звучал успокаивающе, хрипло возле его уха. Забавно, как звук успокаивал, даже если слова — нет. Сонхва открыл рот, чтобы сформулировать ответ, и его мозг опустел так же внезапно, как выключили компьютер. Он выдохнул, тихо, как шепот. Он бы пошатнулся, но Хонджун уже был рядом. Он был снежным шаром, который сильно встряхнули, а затем опустили. Или песочные часы внезапно перевернули. Его испуганные глаза искали глаза Хонджуна. Лицо альфы смягчилось от беспокойства, и он крепко обнял Сонхва. — Это снова происходит? Сонхва сжал его рубашку. Они договорились, что сжатие означает «да», похлопывание означает «нет». Он уже сбился со счета, сколько раз это случалось. Или что вообще происходило. Из ниоткуда его мозг просто делал полную перезагрузку, и ему потребовалась пара минут, чтобы понять, где он или как он туда попал, или даже как подобрать слова, чтобы выразить свое расстройство. Он прижимался к Хонджуну, тяжело дыша, пока его жизнь, наконец, не вернулась к нему, заполняя его изодранную память, насколько это было возможно, возвращая ему его способности. — Ах, блять, блять… — Сонхва едва не заплакал над ухом своего альфы, его язык казался вялым, а слова — незнакомыми. — Я напуган. — Я знаю. Мне очень жаль, — Хонджун обнял его так крепко, что это было почти больно, но он не хотел, чтобы тот отпустил, даже немного. —————————— — Хонджун. Хонджун, он здесь! Сонхва никогда не слышал, чтобы его собственный голос звучал так сдавленно и пронзительно. Он царапал спящего альфу, дрожа и цепляясь за него одновременно. Спальня была погружена в глубокую синеватую тьму. Отраженный лунный свет из высокого разбитого окна был единственным источником света, разбавлявшим тьму, создавая угрожающие формы в каждом углу. И у изножья их матрацев, притаившись, вздымая меховые плечи, был он. Ожидая, чтобы врезаться в него снова. Сонхва хотел спрятаться за спиной альфы, но с их разницей в размерах это было маловероятно. Альфа, наконец, проснулся, его феромоны всколыхнулись от опасности. — Ч-что? Кто? — Он там, — пронзительно кричал Сонхва, дрожа от холодного пота. — Пожалуйста. — Хмм? Кто здесь? Там никого нет, — возразил Хонджун, схватив толстые очки и глядя в том направлении, от которого Сонхва изо всех сил старался уклоняться. — Он, он, я вижу, как сияют его глаза. Хонджун нахмурился, выражение его лица стало усталым и сварливым, пока он возился со своим телефоном. Наконец он поднял его, направив фонарик на другой конец комнаты. Сонхва вздрогнул, собираясь с силами, но увидел только стул, на который Хонджун ранее бросил свое пальто с меховым воротником. Но… он двигался. Он дышал. Он видел глаза. Снова смутившись, Сонхва медленно оторвался от альфы, сжав губы, и попытался устроиться поудобнее на собственной подушке. Это было невозможно. Его кожа все еще покрыта мурашками. Он хотел умолять альфу не выключать телефон. Или включить лампу. Но как он мог? Ему не семь лет. Хонджун выключил свет. Сонхва напрягся. Мурашки покрылись волосами на его руках, затылке. Он отказывался смотреть. Он лежал неподвижно и далеко ото сна, его дыхание было прерывистым. Он был готов броситься бежать при первом же скрипе. Хонджун прижался к нему сзади. — Пожалуйста, любовь моя. Ты должен просто попытаться уснуть, умоляю. — Он уткнулся носом в затылок Сонхва, обнюхивая его. — Я защищу тебя от всего. Он поцеловал Сонхва в щеку, шею, плечо, обнял его, просунув теплые руки под одежду, кожа к коже. Он просунул ногу между ногами Сонхва, даже там они сплелись вместе. Именно так нужно было держать Сонхва, и альфа знал это. Существо в тени не причинит ему вреда, пока его пара так крепко прижат. — Я постараюсь… — прошептал он. И после кроткой паузы: — Мое сердце нормально бьется? Рука альфы скользнула к центру его груди, ощупывая ее. — Бьется. Сильно и красиво. Он не собирается так просто сдаваться. Ведь он твой. —————————— — Знаешь, ты пожалеешь об этом. Сонхва сидел спиной к раздвижным дверям, ведущим к горячему источнику. Его тело было небрежно завернуто в тонкий халат, который гостиница выдавала гостям. Его руки были скрещены на коленях, ладони с длинными пальцами сгибались и разгибались. Он смотрел на своего альфу из-под темных прямых волос, хотя и не осознавал этого. Хонджун посмотрел на него, изогнув бровь. Он лежал на диване и читал книгу. — Я? О чём? — Обо всем этом. — Одна из этих рук с длинными пальцами сделала жест, явно предназначенный для того, чтобы запечатлеть самого Сонхва. — Почему? — Что значит почему? Уже не жалеешь? Сонхва до сих пор не был уверен, прошли ли часы или дни с момента его последней дозы. Все, что у него было, — это растущая коллекция воспоминаний, в которых он выставлял себя абсолютным козлом перед своим альфой, который ничего этого не заслуживал. Он вспомнил, как в панике столкнул свой обед со стола на пол, почти прыгнул в горячие источники полностью одетым (он бы сделал это, если бы не наступил на свой шарф) и бесчисленные моменты, когда он хватался за грудь, чтобы объявить, что все, он умирал, потому что его сердце колотилось, и он не мог дышать, и он буквально чувствовал, как его жизненная сила собирается покинуть его — только чтобы сорваться, когда альфа предложил отвезти его в больницу. А потом это чувство через какое-то время вырвалось из его тела, оставив его трясущимся и плачущим, таким растерянным, испуганным и смущенным вдобавок ко всему. — Отвези меня домой. — вдруг приказал он. — Какой дом ты имеешь в виду на этот раз? — Наш дом. Можно было бы подумать, что это сделает альфу счастливым, если бы он не знал, почему Сонхва хотел уйти. — Я не могу. Вчера ты заставил меня подписать контракт. Сонхва нахмурился. Хонджун вытащил со страниц своей книги свернутую бумагу кремового цвета и открыл ее, протягивая Сонхва:

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — «Что бы я ни сказал, обещай не забирать меня домой, пока я не поправлюсь и мне больше не понадобится принимать гипнерос». Сонхва Хонджун —————————————————

Наспех нацарапанный и подписанный контракт был почти неразборчив. Сонхва смог разобрать это только потому, что память начала возвращаться к нему, когда он смотрел на нее. Он жалобно вздохнул и откинулся на спинку кресла, ударившись головой о заднюю дверь. — Я ни о чем не пожалею, Сонхва. — сказал Хонджун, складывая контракт. — Но… но я-я… — Что? У тебя низкая самооценка? Беспокойство? Депрессия? Сонхва вздрагивал от каждого слова, словно в него бросали камень. Но Хонджун продолжил. — Ты все тот же человек. Мы не перестанем любить тебя только потому, что ты больше не можешь идти по миру в блаженно онемевшем тумане. Тебе позволено быть неуверенным, грустным и чем угодно еще. Мы поможем тебе. Ты сделал то же самое для всех нас. Почему ты не заслуживаешь такого же обращения? Он отложил книгу и подошел к Сонхва, присев на корточки. Он протянул руку. — Кроме того, мне уже давно было любопытно встретить тебя настоящего. Сонхва измученно хмурился, нахмурив глубокие морщины между бровями. — Надеюсь, это пока что не настоящий я...— пробормотал он, но все же он слабо шевельнул рукой и вложил ее в руку Хонджуна. Хонджун весело фыркнул. Сволочь. — Ну что ж, мне нравится даже этот ты. — объявил он, затем взял Сонхва за челюсть и долго целовал его потрескавшиеся, незаслуживающие этого губы.