north

Хонджун внезапно проснулся, его глаза сверкали сияющим серебром от осознания того, что что-то не так. Его беты не было. В комнате было холодно, и сладкий, домашний аромат Сонхва был едва различим в смятых простынях. Хонджун начал действовать, его разум и чувства сфокусировались, как будто он только что не был погружен в столь необходимый ему сон. Он уже знал, что апартаменты были пусты, даже за пределами спальни. Будь то спальня или целый дом — место ощущалось совершенно по-другому, когда в нем не было Сонхва, пространство зияло слишком большим и пустым само по себе, и Хонджуну было бы трудно устроиться там комфортно. Он отшвырнул раздвижную дверь в гостиную, бегая глазами в поисках подсказок. Он уже убедился, что чемодан Сонхва не пропал. В гостиной тоже ничего не случилось. Он выглядел так, как они его оставили. И то, как они его оставили, было немного растрепано: повсюду были разбросаны пальто и куртки, а по краям полок и столов стояли пустые банки из-под напитков. Там была даже пара пустых мисок быстрого приготовления, готовых к выбрасыванию, и Хонджун поспешно съел их, ожидая, какие невидимые кризисы ждут Сонхва дальше. Несмотря на то, что это было заманчивым отвлечением, у Сонхва не было сил поддерживать чистоту, а Хонджун был так занят, постоянно следя за ним, что даже не подумал прибраться сам. Хонджун вдруг посмотрел на все, будто глазами Сонхва. Ему было стыдно за то, что он позволил ему впасть в такое состояние. Он должен был следить за тем, чтобы их помещения были как можно более чистыми, чтобы его бета чувствовала себя комфортно. Все это было легче сказать, чем сделать. Постоянно следить за Сонхва было тяжелым испытанием, оставляя его заботиться о собственном голоде и других потребностях в оставшиеся крохи времени. Но он должен был стараться больше. Он должен был еще лучше использовать те отрезки времени, когда он мог расслабиться на несколько минут. — Дерьмо, — прошипел он себе под нос, откидывая волосы назад. Именно тогда он заметил сложенный лист бумаги, примостившийся на деревянной подставке у двери. Он сразу понял, что это был контракт, который Сонхва составил и заставил подписать, но теперь он был сложен, чтобы показать обратную сторону бумаги, с новым сообщением, нацарапанным на нем. «Я буду у воды. СХ» Он моргнул, затем сделал три тяжелых, скачущих шага к задней двери, отбрасывая ее в сторону, чтобы открыть вид на тихо дымящуюся воду. Пусто. Сердце Хонджуна начало колотиться. Он захлопнул двери, глухой к излишне громкому стуку хрупких деревянных дверей. У воды…? Это был единственный горячий источник, к которому они имели доступ, так как другая семья заняла другие комнаты, в которых жила их стая, много дней назад. Он мог думать только об одном другом месте с водой, и до него было как минимум десять минут ходьбы. Он сократит это время вдвое. Он будет бежать. Он натянул самое тяжелое пальто, какое смог найти, не тратя слишком много времени на поиски. Он взглянул на свой телефон. 3:47. Как долго его пара была там? Адреналин заставил его почувствовать себя олимпийским бегуном на старте, Хонджун выскользнул из гостиницы и поднялся по мощеной тропе, ведущей к пруду с карпами, спрятанному в холмах за гостиницей. Его дыхание вырывалось облаками, густыми, как хлопок. Не было ни звезд, ни луны, небо представляло собой чистый лист серого тумана. Он использовал свой телефон, чтобы осветить дорожку, ослепительный свет подпрыгивал при каждом тяжелом шаге. Жуткая тишина вокруг заставила его сердце сжаться и похолодеть от страха. Ничего не двигалось. Ничего не шумело. Ни ветерка, ни шевеления сухих веток у тропы или на склонах холмов. Он казался единственным нежелательным живым существом, нарушающим тишину. Наконец тропа свернула за угол, и перед водой появилось огромное черное зеркало пруда, освещенное низкими золотыми фонарями. — Сонхва? — Он не гордился тем, что его голос чуть не сорвался, когда он звал его, бегая глазами туда-сюда. Пруд был слишком велик сам по себе, его дальний конец было почти невозможно разглядеть. Он начал бегать по дорожке, огибающей воду, чуть не наткнувшись на скамейку, прежде чем вспомнил, что нужно подержать фонарь. Сонхва стоял в самом дальнем конце и был так похож на призрак, что Хонджун ахнул и остановился, когда на него упал свет. Сонхва похудел из-за того, что не ел целыми днями, на нем почти не было одежды, кроме шелкового халата из гинкго, который он натягивал, потому что не мог надеть что-то другое, чтобы делать что-то еще. Синяки под глазами были фиолетовыми, губы красными и обкусанными, щеки впалые. Хонджун почувствовал одновременно страх и волну желания. Его пара выглядела наполовину дикой, но в его глазах была ясность, которую он не видел, возможно, за все время, что знал его. — Сонхва-ши…? — осторожно спросил он, подходя, хрустя ботинками по морозной траве. Сонхва моргнул и посмотрел на него. Он держался за одну из опорных стоек ограды, словно если бы отпустил, то качнулся бы в пруд. — Альфа, — поприветствовал он низким хриплым голосом. — Ты видел мою записку. Это хорошо. Не хотел, чтобы ты волновался. Губы Хонджуна дернулись, в глазах мелькнуло раздражение. Конечно, он чертовски волновался, записка чуть ли с ума не свела. — Слишком поздно, чтобы я не беспокоился, — сказал он. — Что ты здесь делаешь? — Я хотел посмотреть, выглядят ли рыбы теперь по-другому. Хонджун подошел к нему, глядя в воду на мерцающие оттенки золотых, красных и молочно-белых чешуек в тусклом свете фонаря. — По-другому — как? — терпеливо спросил он, стягивая пальто и натягивая его на плечи Сонхва. — Ночью по-другому? — Нет. По-другому — без гипнероса. — О? — Хонджун попытался скрыть свое удивление. — Тебе… лучше? — Он поморщился от глупого вопроса. — Я ничего не чувствую. Кроме пустоты. Сердце Хонджуна упало. Что это значит? Пустота. Он осторожно отвернул Сонхва от пруда, крепко обняв его и притянув к себе более высокого бету. — Ты голоден. Устал. Ты пережил болезненное и долгое «превращение», которое никогда не хотел проходить. И это, наверное, первый раз, когда ты за долгое время чувствуешь себя чистым. Как ты думаешь, отсюда берется пустота? Хонджун не мог скрыть надежду в своих больших глазах. И в то же время что-то темное крутилось внутри него, голос, обвиняющий его в том, что он погубил свою пару, так сильно желая, чтобы он не зависел от гипнероса, что он пожертвовал духом беты, чтобы заплатить за это. Спустя долгое мгновение Сонхва кивнул. — Наверное. — Ну давай же. Давай завтра вернемся и посмотрим на рыб. Ты меня заинтересовал, и я хочу услышать все твои мысли о просмотре пруда с карпами без гипнероса. — Если голос Хонджуна и дразнил, то только добрым, нежным тоном. Но он не был уверен, что сами слова доходили до Сонхва, не говоря уже о тоне. Бета почти уперся, когда Хонджун пытался потянуть его и вернуться по тропе к гостинице. — Пожалуйста, милый. Пойдём. Ты замерзнешь. О, черт, ты даже не надел туфли, Сонхва? — Он случайно посмотрел вниз и заметил бледные ноги беты в траве. Он тут же скинул свою обувь, оставшись в одних носках. Он собирался отдать туфли бете, но быстро вспомнил, что разница в размерах усложнит это дело. Вместо этого он стянул носки, решив дать бете хоть что-нибудь. — Держись за мою спину, подними ногу. — Он с облегчением почувствовал, что бета слушает его, положив руку ему на плечо для равновесия, в то время как Хонджун натягивал носки на каждую ногу. — Я не хочу возвращаться в ту комнату. — Хм? — Хонджун встал, плотнее натянув свое пальто на плечи Сонхва. — Там грязно. Хонджун виновато вздохнул. — Я знаю, мне жаль. Я действительно позволил этому случиться. Я могу собрать весь мусор и… — Не таким образом. Оно как будто… испорчено. Бета фыркнул и встретился взглядом с Хонджуном. Хонджун чувствовал себя бессильным перед лицом росистых слез, плавающих там. Этот человек мог попросить его буквально о чем угодно. Он мог попросить его убить, и он сделал бы это за него. Он так обожал его. — Я позабочусь об этом. Я не заставлю тебя остаться там, милый. — Он поцеловал уголок рта беты и погладил затылок. — Ты можешь отдохнуть в холле, пока я обо всем позабочусь. — Спасибо… — Бета еще раз изящно вздохнул, подняв руку, чтобы вытереть нос. Хонджун снова яростно обнял его, впиваясь пальцами в спину. Его кожа была такой холодной сквозь тонкую мантию. — Чёрт, Сонхва. Я просто хочу обнять тебя и сказать, как много ты для меня значишь и как я горжусь тобой, но мы должны затащить тебя внутрь. Я беспокоюсь за тебя. Ты ледышка. Я обещаю тебе, что позабочусь обо всем, что тебе нужно, но ты должен пойти со мной. Хонджун беспокоился о том, как медленно Сонхва отстранялся, мечтательно моргая и кивая. Обвивая Сонхва рукой за талию, он пытался найти для него удобный темп, пока они шли по тропе. — Почему ты вышел сюда вот так, почти ничего не надев? — Хонджуну наконец пришлось спросить. Расстояние от гостиницы до пруда, которое он преодолел примерно за пять минут, казалось, тянулось бесконечно, теперь, когда он хотел провести Сонхва обратно в безопасное место. Он продолжал искоса смотреть на бету, желая покачать головой при печальном виде голых ног в одних носках и, если он не ошибался, под тонкой мантией Сонхва было только нижнее белье. По крайней мере, теперь у него была куртка Хонджуна. Сам Хонджун не мог не вздрогнуть от холода, проникавшего в его одежду без пальто, но Сонхва, похоже, совсем не дрожал. — Я не собирался выходить без подходящей одежды, — наконец объяснил Сонхва. — Мне просто нужно было выйти на свежий воздух. Просто мне вдруг так сильно понадобилось, что не было времени думать об одежде. Хонджун не спешил с ответом, боясь перебить Сонхва. В течение нескольких секунд единственным звуком был тихий шорох жестких листьев и шарканье их ног. — Сейчас это звучит глупо. Мне жаль. Хотя то, что сделал Сонхва, было импульсивно и глупо, то, как он объяснился, было настолько ясным и рациональным, что Хонджун почувствовал себя все более и более спокойным. Хотя он не одобрял ту часть, где бета унижает себя из-за своего импульса. — Почему тебе вдруг пришлось уйти? Это из-за того, что ты сказал? Тебе больше не нравилось ощущение комнаты? — Ага. Я знаю, это глупо, но это будто призрак, которого я оставил там. И мне кажется, что если я вернусь в комнату, то… я снова сойду с ума. Буду одержим. Или же я просто буду так сильно беспокоиться о том, что сойду с ума, что не смогу отдохнуть. Или… не знаю. Это глупо, я знаю. Я на самом деле не верю в призраков, просто это единственный способ, которым я могу попытаться описать это. Я не должен причинять тебе столько неприятностей… — Сонхва-ши, — Хонджун позволил голосу альфы придать тон своему голосу. Было восхитительно, как глаза Сонхва стали еще больше и внимательно посмотрели на него. — Ничто из того, что ты чувствуешь, не глупо, и тебе не нужно ничего мне объяснять. Если тебе что-то нужно, просто скажи мне, и я сделаю это. Объяснений не требуется. — Он поднес руку Сонхва к своим губам и поцеловал ее, одарив его мягкой кошачьей улыбкой. — Твоё желание для меня закон. Когда Хонджун отпустил его руку, Сонхва, краснея, прижал ее к своей груди. — Спасибо, альфа… Простые слова вызвали прилив горячего адреналина в организме Хонджуна. Он мог бы сражаться за Сонхва с целой армией. Он мог бегать кругами вокруг пруда неделю без остановки. Он мог наполнить его щенками, пока он не стал бы первым бета в истории, у которого родились бы щенки. Но его щенячье-счастливое настроение испарилось, когда Сонхва внезапно перестал двигаться, слабый голос сорвался с его побледневших губ. — Хонджун? У меня кружится голова… — Кружится голова? Вот, садись… — На обочине тропы был большой пень, и Хонджун осторожно помог бете сесть. Пруд был позади них, скрытый изгибом холма. Склон холма перед ними закрывал вид на гостиницу и храм, но, по крайней мере, они были близко. — Поговори со мной, милый, — пробормотал Хонджун, стоя на коленях рядом с Сонхва и положив руку ему на бедро. — Или не надо. Сделай несколько вдохов. Делай то, что тебе нужно сделать. Его сердце чуть ли не разорвалось, когда он увидел, как бета тяжело дышит, так тревожно наклоняясь в сторону, что Хонджун изменил свою позу, чтобы удержать его, поймав его вес, прежде чем тот полностью упал. Кожа беты была липкой от холодного пота. Он не потерял сознание, но в то же время долго не отвечал или вообще что-то говорил. — Сонхва? Ты все еще со мной? Хэй. Не засыпай пока. Адреналин в его организме приобрел совсем другой оттенок, леденящий от страха. Его телефон изо всех сил пытался получить хотя бы одну полосу приема, что неудивительно, поскольку он заметил, что холмы в этом районе, казалось, блокировали прием. Дерьмо. Он не знал, что делать, кроме как оставить Сонхва и бежать за помощью. Но мысль о том, чтобы бросить его здесь и сейчас, терзала его. Он колебался, ожидая несколько последних секунд, пока Сонхва шевельнется, прежде чем бежать, когда по дорожке послышался деревянный хруст сандалий. Поднявшись, Хонджун снова включил фонарик своего телефона и помахал им. Свет оказался не нужен, потому что у человека, который вышел из-за угла, был свой фонарь, который он держал в руке, настоящий фонарь с мерцающим изнутри пламенем. Простая мантия украшала фигуру незнакомца. Хонджун узнал в его одежде одежду монахов из храма, но этого было недостаточно, чтобы он расслабился. — Здравствуйте? Могу ли я чем-нибудь помочь? Хонджун колебался. Его альфа-сторона понимала, что он и Сонхва оказались в невыгодном положении, одни, с едва ли одним полным комплектом одежды на двоих, а Сонхва почти рухнул на его бедра. Хонджун наклонился, его пальцы коснулись горла Сонхва. Он не был врачом, но его беспокоило то, каким быстрым казался его пульс. Ему хотелось, чтобы он проснулся, столкнулся с этим вместе с ним, каким-то образом. Он и не подозревал, насколько сильно он полагался на Сонхва и насколько сильнее бета заставил его чувствовать себя. Но в тот момент все было иначе. Внезапный кисловатый привкус беспокойства сказал Хонджуну, что Сонхва, по крайней мере, присутствовал достаточно, чтобы заметить приближение незнакомца, и ему это не понравилось. Хонджун выпрямил челюсть, изменив свою позицию на что-то более защитное. Монах остановился как вкопанный, прежде чем подойти слишком близко к ним, без сомнения уловив в воздухе запах их опасений. Он приложил руку к груди. Это была большая рука с длинными пальцами, что вполне соответствовало высокому росту монаха и точеному лицу. По его гладко выбритой голове трудно было сказать, восемнадцать ему или двадцать восемь, но Хонджун поверил бы и тому, и другому. — Я Мика, — позвал он низким голосом, неожиданно успокаивая. — Я монах храма. Я медитировал и увидел, как вы бежите по тропе, — объяснил он Хонджуну. — Вы выглядели испуганными, поэтому, как только я смог найти свет, я пришел. Вы позволите мне помочь вам? Сонхва перевел взгляд с монаха на Хонджуна. — Все в порядке… я могу идти… — Бета стиснул зубы и приподнялся на своих ногах в носках, ему пришлось замереть и перевести дыхание, прежде чем он сделал еще один шаг вперед. Монах наблюдал за ними, не приближаясь, свет лампы отразил на его лице напряженное, обеспокоенное выражение. Хонджун держал Сонхва за руку, просто давая ему время и пространство, удерживая монаха краем глаза. — Думаю, я просто голоден… — прохрипел Сонхва. — И хочу пить. Хонджун кивнул. Это имело смысл. Несмотря на все свои усилия, он чувствовал, что едва убедил Сонхва пить минимум воды, пока они доводили дело до конца, и что касается еды, он был бы удивлен, если бы Сонхва съел больше, чем несколько маленьких кусков за все время. — Я позволю ему помочь нам, хорошо? — Он решил за них обоих, затем нежно, ободряюще поцеловал Сонхва. — Помни, я защищу тебя. Сонхва едва заметно кивнул, как будто даже от этого у него закружилась голова. — Не могли бы вы помочь мне доставить его куда-нибудь, где он сможет отдохнуть? — спросил Хонджун молодого монаха. С этим приглашением к ним наконец подошёл Мика, готовый приступить к работе. — Конечно. — Он переложил фонарь в другую руку, а другой обнял Сонхва за плечи, помогая бете встать. Хонджун почувствовал укол ревности к росту монаха, выше любого из них. Но искренне озабоченного взгляда на лице монаха было достаточно, чтобы подавить зависть. Хонджун поддержал Сонхва с другой стороны, с облегчением услышав, как бета бормочет «спасибо» монаху, а затем «извините». «Извините» — это то, над чем им придется поработать. Его партнёр никогда не должен извиняться перед кем-либо. — Есть проблема, которую нам нужно решить с нашей комнатой в гостинице. — Хонджун объяснил Мике, пока они пробирались сквозь завесу деревьев и кустов, наконец, заметив золотые звезды света из гостиницы и храма внизу. — Мне нужно, чтобы он был в безопасном месте, пока я со всем разберусь. Если монах был удивлен объяснением, он этого не показал. Вместо этого он сказал: — Мы отведем его в храм. В любом случае, это ближе всего к началу тропы. Если хотите, я буду присматривать за ним для Вас, — его глаза нервно метнулись к Хонджуну и снова опустились на землю. — И если это не слишком самонадеянно, господин альфа, я также найду ему еду и воду. Это может придать ему сил. Монах был прав, смутившись по поводу этого предложения. Это было опасно — сказать альфе, что об их партнере по стае возможно недостаточно хорошо позаботятся. Хонджун снова почувствовал, как в его животе скручивается клубок гнева, но отогнал его в сторону. Он не был зверем. Он был человеком с мозгом, чтобы рассуждать, и сердцем, которое было слишком обеспокоено, чтобы Сонхва не обращал внимания на то, как он выглядит в качестве альфы. Этот парень понятия не имел, через что, черт возьми, они прошли. — Мы были бы благодарны за помощь, — наконец признался он, хотя улыбка на его лице казалась слабой. Когда они, наконец, достигли ступеней храма, все тело Хонджуна болело. Даже несмотря на то, что Мика нес Сонхва с одной стороны, он все равно принял на себя большую часть веса беты во время их медленного шага. И я бы сделал это еще тысячу раз прямо сейчас, пообещал он себе. Он здесь, он мой, и я никогда не отпущу его. — Сюда, — сказал Мика, ведя их в освещенный свечами главный зал храма. В комнате доминировала нефритовая статуя, окутанная благовонным дымом. На алтарях перед статуей мерцали бесчисленные свечи, а по бокам были изящно раскрашенные ширмы, скрывавшие двери, ведущие в более глубокие части храма. Мика собрал несколько тонких подушек, на которых стояли на коленях, и сложил их вместе. — Он может отдохнуть здесь. Это казалось чем-то странным, каким-то кощунственным… Единственные предыдущие воспоминания Хонджуна о таких местах были в детстве, когда он хмурился или даже огрызался, когда не вел себя достаточно почтительно по отношению к замороженной статуе, насмехающейся над ним сверху вниз. Это было место, которое не ожидало ничего, кроме молитв, и Хонджун надеялся, что ему не придется молиться. Он понял, что Мика положил подушки рядом с небольшой жаровней, которая излучала тепло от тлеющих внутри оранжевых углей. Впервые тело Сонхва сильно задрожало, из-за чего сотряслось все его тело, надеясь, что он освободится от онемевшего холода. — Подождите здесь, а я принесу еды. Тогда Вы можете пойти и сделать свои приготовления — если Вам так нравится, альфа? Хонджун кивнул странному молодому человеку, защитным жестом удерживая Сонхва рукой, помогая ему устроиться поудобнее. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, не уверенный, что бета сможет ответить. К его удивлению, на лице Сонхва появилась слабая улыбка. — Я чувствую тепло. Безопасность. Лучше. Мне просто нужно отдышаться. — Еду и воду принесут. Пора наконец что-нибудь съесть. —Я знаю. Мне жаль, что я не ел раньше. Я боялся, что меня стошнит. Я постоянно чувствовал себя плохо… — Больше никаких извинений, — предупредил Хонджун, сжимая шею Сонхва над его отметиной. Сонхва нахмурился. И Хонджун понял свою ошибку. Сонхва решительно предупредил его о том, кем он был бы без гипнероса. Как поучительную историю, которую он рассказал ему, пытаясь предотвратить желание Хонджуна избавить его от лекарства, что в глубине души он был неуверенным в себе, жалким бетой, который едва мог связать предложение, не чувствуя стыда или глупости из-за того, что его беспокоило. Сказать, что он был бесхребетным типом, который знал, что имеет такое же право, как и любой другой, говорить или делать то, что он хочет, когда захочет, но задыхался от попыток. Это была печально усвоенная привычка, которая заставила его ненавидеть прежнего себя. Одна из многих черт, которые он ненавидел в прежнем себе. И Хонджун уже пытался исправить очень укоренившееся поведение, о котором он предупреждал, что оно вернется. Но помогла ли коррекция или ухудшила состояние беты? Он хотел, чтобы они были одни. Хотелось, чтобы Сонхва был здоров, в здравом уме и чувствовал себя комфортно, чтобы Хонджун мог просто сплести его обнаженное тело и часами разговаривать с ним. Ему казалось, что он хочет переиграть каждый разговор, который у них когда-либо был, независимо от того, насколько он уже наслаждался этим в первый раз, просто чтобы услышать, что этот Сонхва скажет по этому поводу. В глубине души он знал, что Сонхва был тем же человеком, в которого он уже влюбился, но он хотел открыть для себя все части, которые он подавлял, все радости и все печали. Вместо этого Хонджун просто держал его за руку, а Сонхва откинул голову назад и закрыл глаза, время от времени все еще вздрагивая, пока они грелись. Мика вернулся с каменной миской дымящегося супа из морских водорослей и кувшином белого риса. Он также принес целый графин воды и чашку, чтобы налить ее. К удивлению Сонхва и Хонджуна, живот Сонхва заурчал от запаха скромной, но вкусной еды. Мика машинально взял палочками для еды горсть водорослей из тушеного мяса и начал подносить ее ко рту Сонхва. Хонджун схватил монаха за руку и дернул его за руку, заставив Мику удивленно хмыкнуть. Бросив на монаха предостерегающий взгляд, Хонджун склонил лицо к предплечью молодого человека, глубоко вдыхая его кожу. Прежде чем он оставит монаха и Сонхва вместе, чтобы обустроить их комнату, он хотел узнать больше о том, с кем имеет дело, и он хотел узнать это из своих чувств, а не из собственных слов монаха. Выражение его лица постепенно стало смущенным, когда он почувствовал запах монаха. Он ощутил насыщенный запах ладана и едкий запах древесного угля, который соответствовал запаху фонаря, который он нес, и еще один запах, похожий на запах снега, который падает только в горах, но если монах был омегой, бетой или альфой, он не мог даже предположить. Эта часть его запаха отсутствовала. Он взглянул на Мику, его глаза полны вопросом. — Я не представляю для тебя угрозы, альфа, — пообещал Мика, подчиняясь, возможно, слишком крепкой хватке Хонджуна на его руке. Бедные водоросли уже давно упали на пол рядом с коленом Хонджуна. Только тогда Хонджун оглянулся и увидел нервное выражение лица Сонхва, которое выглядело так, будто он хотел что-то сказать, но боялся. — Извини, — наконец сказал Хонджун, отрывая пальцы от Мики и отпуская его. — Он твой. Я знаю, — кротко сказал Мика, не соизволив снова попытаться накормить Сонхва. Пока еще нет. — Хонджун-а? Хонджун моргнул, услышав мягкий, сладкий голос Сонхва. — И ты мой. — А потом он покраснел и закусил губу так очаровательно, что Хонджун мог бы растаять прямо здесь и сейчас. — Я вернусь! — Он практически закричал, вскарабкавшись и побежав к вестибюлю гостиницы, даже не чувствуя больше холода, несмотря на отсутствие пальто и носков. ————— Пожилая женщина с перекошенным лицом в вестибюле действительно испытывала его терпение. — Вы не можете просто поменять комнату, если у Вас уже есть комната. — Тогда не меняйте, позвольте мне просто забронировать другой номер. Я продолжу платить и за текущую, если Вы этого хотите. Женщина покачала головой, что привело его в ярость, хотя внешне он сохранял спокойствие. Разве она не должна хотя бы проверить компьютерную систему или древний кожаный фолиант резерваций, что-то в этом роде? — Все наши номера забронированы. — У вас завтра новые гости? — Да. — Значит, для них есть свободное место? — Да. — Тогда позвольте мне забронировать эту комнату. Они могут занять нашу комнату. Лицо женщины стало более кислым и решительным. Может быть, это было просто лицо человека, работающего в ночную смену в холодной гостинице на склоне горы в глуши, но это начинало его бесить. — Это так не работает. Раздражённо облизывая зубы, Хонджун вытащил бумажник из заднего кармана. Он позаботился о том, чтобы схватить его, задаваясь вопросом, дойдет ли дело до этого. — Аджумма, я полагаю, в последнее время Вы редко бывали в реальном мире, но все вполне может работать таким образом. Знаете, откуда я знаю? — Он разложил на прилавке толстый веер купюр. Это было достаточно много, чтобы забронировать целый парк комнат на месяц. — Потому что я заставляю это работать на меня так все время. Теперь отнесите это в свою кассу и вернитесь с ключом в другую комнату. Хонджун должен чувствовать себя плохо. Это была просто усталая старуха, делающая свою работу. Но мысли о своей паре были единственным, что было в его голове. Каждая мысль, каждый удар сердца были для него. И у него не было ни времени, ни заботы ни о ком другом. Не сейчас. ——— С ключом в руке Хонджун поспешил обратно в храм так быстро, как только мог. Когда он вошел в храм, то, что он увидел, заставило его так сильно сжать ключ, что на его ладони остался грубый розовый след. Сонхва свернулся калачиком на подушках для сидения, положив голову на колено монаха. Мика использовал раскрашенный деревянный веер, чтобы обдувать раскрасневшееся лицо Сонхва прохладным ветерком. Рядом стояла курильница для благовоний, которой раньше не было, создавая вокруг них клубящееся облако дыма. Хонджун снова подавил ревность и подошел к ним, тихонько двигаясь, чтобы не нарушить мирную тишину храма, не говоря уже о том, что его пара, похоже, спал. Он встал на колени по другую сторону курильницы, глядя на монаха безмолвными вопросами сквозь потоки дыма. — Он съел примерно половину еды и выпил столько же воды. Слишком устал, чтобы делать что-то больше. Ладан и розмарин. Для комфорта и новых начинаний. Хонджун удивленно приподнял бровь. — Однако он практически справился со всем. Я чувствую едва заметный запах его пота. Полноценный отдых и еда — это все, что ему сейчас нужно. И его семья. Теперь челюсти Хонджуна были сжаты, он сдерживал раздраженное удивление. Мика отказывался смотреть на него, сосредоточившись на том, чтобы размахивать веером, помогая направить не только ветерок, но и струйки дыма в сторону Сонхва. Когда Хонджун отказался просить о дополнительной информации, Мика, наконец, сам сдался, то ли из-за страха, то ли чтобы разрядить неловкое настроение болтовней. — Я улавливал его запах тут и там, просто выполняя свои обычные обязанности по территории, иногда приводя меня в гостиницу. Я никогда не осознавал, что у гипнероса такой отчетливый запах, пока не прошел мимо него и не был потрясен тем, насколько он напомнил мне… члена моей семьи. Тогда я понял, что он должен быть на нем. Был на нем. Любые подозрения или зависть, которые он испытывал к монаху, улетучились. Он не мог перестать повторять часть слов монаха, как глухой гонг в его голове. — У Вас был член семьи? Единственным ответом Мики была короткая сочувственная улыбка, затем он снова стал серьезным. — Я уверен, что Ваш друг не единственный, кто нуждается в отдыхе. Могу я помочь Вам отвести его в Вашу комнату? Словно простые слова монаха наложили заклинание, Хонджун внезапно ощутил тяжесть собственного истощения в костях, веках… в самой гравитации, пытаясь опустить конечности для отдыха. Он кивнул. — Спасибо… за все это. Мика склонил голову. — Нелегко снова стать человеком. Я благодарен, что на этот раз смог помочь. ———— — Как тебе, милый? — спросил Хонджун, следуя за Сонхва в их апартаменты и опуская их багаж с громким стуком на пол. — Это совершенно другое крыло гостиницы. Тем не менее, сзади есть частные горячие источники. Я думаю, что это даже больше. Он начал двигаться, чтобы обнять бету сзади, обнаружив, что ему нужен контакт, уверенность в том, что Сонхва рядом с ним и все будет хорошо. Обычно Сонхва не является поклонником чрезмерного скиншипа, но в нем было что-то такое, что выявляло его мягкую, милую сторону. Однако Сонхва выскользнул из его досягаемости, направившись в ванную и сбросив одежду на ходу. Брови Хонджуна поднимались все больше с каждым предметом одежды, падавшим к его ногам. Если он не ошибался, в воздухе пахло тоской, и не только от него. — Сонхва? Он нерешительно последовал за бетой в сторону ванной, придержавшись руками за дверной проем. Сонхва прижимал белое полотенце к своей обнаженной фигуре, скромный способ прикрыться каким-то образом делал его еще более соблазнительным, заставляя волка где-то в крови Хонджуна хотеть плохо себя вести. — Альфа… — Сонхва немного застенчиво посмотрел на него, потянувшись, чтобы включить душ. — Мне очень нужен душ… а потом я хочу чувствовать себя хорошо. Я не могу вспомнить, когда в последний раз я просто чувствовал себя хорошо. — Он нахмурился, глядя в какой-то коридор времени, который мог видеть только он. Сердце Хонджуна разбилось. Снова. На то, чтобы добраться до этой точки, ушло больше недели. Он считал, что они были на десятом дне, но могло быть и двенадцать. Как бесконечно долго это ощущалось для него, как долго это ощущалось для Сонхва? Сонхва, чья память была в клочьях большую часть того времени, его разум усиливал воспоминания, которые он предпочел бы забыть, и прогрызал дыры в тех, которые он отчаянно пытался не потерять. — Поможешь мне с этим, когда я закончу? — смиренно спросил бета. Хонджун моргнул. Были ли в этом сомнения? Он воспринял слова Сонхва как восхитительные инструкции до конца их вечера, не понимая, что это было праздным признанием, что бета не уверен, что ответят. — Я всегда помогу тебе, милый, — ответил он, склонив голову с нахальной улыбкой. Он когда-нибудь раньше называл кого-то «милым»? Или это было что-то новое, то, как это вдруг так легко слетело с его губ? Сонхва криво улыбнулся, выражение его лица было почти благодарным. — Думаю, это будет почти как в первый раз, — заметил он, решительно глядя на то, что, должно быть, было действительно захватывающим узором на занавеске для душа. Хонджун одержимо размышлял над этим, пока его пара принимала самый долгий душ во вселенной.