north

—————————— МЕСЯЦ СПУСТЯ —————————— — Ты снова голоден, не так ли? Суун пришел домой с запахом дыма и духов, что привлекло внимание Сонхва, сидящего на диване. Суун подошел к нему сзади и положил руку ему на плечо, сжимая. Со стороны кого-то это могло показаться утешительным жестом, но Суун всегда сильно сжимал его, словно пытаясь нащупать кости Сонхва под его кожей. Сонхва был голоден. Раньше он рыскал по кухне, что было глупо с его стороны, потому что он был здесь каждую секунду каждого дня и знал, что нигде не спрятана еда. Рука Сууна упала с его плеча и медленно скользнула вверх по горлу, заставляя его поднять голову. — Не мог бы ты просто отвести меня в продуктовый магазин? — спросил Сонхва, отводя глаза. — Было бы намного проще, тебе не пришлось бы… — Почему? Мы не будем оставаться здесь долго. И не похоже, что ты умираешь, не так ли? Дыхание Сонхва сбилось, он был побежден. Мы не будем оставаться здесь долго. Суун любил говорить это. Он, вероятно, знал холодный, болезненный трепет страха, который все еще пробегал по позвоночнику Сонхва. И не похоже, что ты умираешь, не так ли? Когда Суун не делал зловещих замечаний о будущем Сонхва, он любил стыдить его за самые обычные нужды. Сонхва хотел бы, чтобы у него хватило духу просто отмахнуться от этих колючих комментариев, признав их преднамеренными атаками, которыми они были, но… . Что ж, он старался изо всех сил. Иногда у него получалось. — Я тебе еще не надоел, альфа? — спросил он вслух, и его голос звучал так же безжизненно, как он себя чувствовал. — Я держу тебя не потому, что ты развлекаешь меня. Не стесняйся быть таким скучным, как тебе нравится. Рука Сууна наконец отпустила его, когда он направился в спальню. — Проверь собак. Он по-прежнему ненавидел кормить «собак». И он все еще боялся кормить их, один или с Сууном, но Суун начал почти полностью возлагать эту работу на него. Он не торопился с заданием. Он подождал почти пятнадцать минут, прислушиваясь к журчанию воды в раковине и душе и, наконец, к приглушенному шевелению альфы, устроившегося в постели. Сонхва было трудно сосредоточиться на чем-то еще, когда Суун двигался по дому — или вообще, когда он не спал в доме, потому что иногда настороженный, неподвижный Суун причинял такой же дискомфорт, как и Суун в движении. Он жил с хищником, но до сих пор не уверен, что это за хищник. Сам Сонхва устал. Было почти полночь. Он мог бы уже лечь спать, но ему не нравилось пытаться уснуть до того, как альфа вернется домой. Ему не нравилось просыпаться, видя, как тень альфы нависает над ним или ползет по простыням, как ночной кошмар. Но теперь у него была еще одна неприятная работа, прежде чем он даже попытался дать отдохнуть своим глазам. С еще одним вздохом он поднялся с дивана, его тело скрипело в суставах. Он даже не думал о том, чтобы игнорировать зверей и просто притворяться, что проверил их, как просил Суун. В последний раз, когда он пытался это сделать, ему снова пришлось есть в конуре. Суун всегда знал. Его нельзя было перехитрить, обогнать или обмануть. Интеллект и интуиция Сууна заставили Сонхва чувствовать себя парализованным, без новых идей о том, как он может помочь себе освободиться от него. Любая помощь должна была прийти извне. И тот факт, что ключ к побегу может быть недосягаем — текстовое сообщение или электронное письмо, которое он никогда не прочтет, или голосовое сообщение, которое он никогда не услышит — ежедневно мучил его. Эта возможность ранила его почти так же сильно, как мысль о том, что его стая неправильно поймет его молчание, решит, что отсутствие связи у него было из-за того, что он уходит от них, обнаружив, что на самом деле ему нравится или он предпочитает жизнь со своим новым альфой. Ему приходилось постоянно напоминать себе, что они умнее, и что они уже делают все возможное, чтобы разрушить любые планы Сууна на его счет. Он точно знал, что его паспорт так и не пришел по почте от них, как было обещано. Потому что через пару недель после того, как он поговорил с Хонджуном, Суун разбудил его рано, проводил до машины и отвез в офис министерства, чтобы подать заявление на новый паспорт. Сонхва изо всех сил старался сдержать мягкую улыбку на своём лице, пока сидел в офисе, почти переворачиваясь от усталости, мысленно благодаря Хонджуна за то, что он не послушал его на этот раз. Если бы он был более сильным человеком, он бы сделал то, что, как подозревал Суун, он попытается сделать, и умолял о помощи, пока они заполняли необходимые документы для замены его паспорта. Молодая женщина, которая помогала им, продолжала смотреть на Сонхва большими глазами, полными любопытства. Возможно, он смог бы связаться с ней. Но вместо этого он отвечал на ее вопросы самыми простыми, короткими ответами и больше ничего не говорил. Потому что, что, если он так разозлит Сууна, что Суун убьёт его дома позже? Или, что еще хуже, что, если из мести Суун сговориться с Детьми Солнца, чтобы привлечь стаю Хонджуна в суд за предполагаемый ущерб, который они нанесли Сонхва в соответствии с его контрактом? Это все еще было его самым глубоким страхом. Что, если драма большого публичного расследования разделит их семерых друг от друга, как раз тогда, когда они больше всего нуждаются друг в друге? Глаза Сонхва всегда наполнялись слезами при одной мысли о такой возможности. Он не мог сделать это с ними. Сонхва просто сосредоточился на том, чтобы сдержать свое обещание о сотрудничестве, делая все возможное, чтобы сохранить себя от того, чтобы эти белые таблетки не попали ему в горло. Ирония в том, что гипнерос может облегчить большую часть его нынешних страданий за считаные минуты. Прием таблеток не изменит его ситуацию, но избавит от одиночества и постоянного страха и оставит ему место, где он сможет прожить каждый день спокойно, может быть, даже более продуктивно, так как он всегда чувствовал, что его ум острее, когда у него в крови был гипнерос. Но он просто не мог. Он чувствовал, что дошел до последней важной части себя и должен крепко держаться, принять гипнерос означало бы отпустить себя. —————————— Через полчаса Сонхва заполз в постель, напоив и накормив собак их скудными объедками, и бежал так быстро, как только мог, избегая маниакального щелкания их челюстей и их оглушительного и постоянного лая. Сегодня для них не было свежих кроликов, только вода и пара кусков собачьего корма с витамины и белками. Суун, похоже, верил, что и Сонхва, и животные всегда должны быть на грани голода, никогда не удовлетворяться умственно или физически, всегда с надеждой глядя на альфу в поисках следующего кусочка. Сонхва пожалел собак-волков, когда увидел, что их рты забиты пенистой слюной, когда они в отчаянии грызут кирпичные стены и пережевывают свои цепи, словно игрушки из веревок. В результате он видел больше, чем несколько треснутых зубов. У многих из них торчали ребра, что было удивительно, учитывая, насколько толстым был их мех. Как и Сонхва, они были не в лучшей форме. Но этого было недостаточно, чтобы сделать их друзьями. Сонхва не хотел сближаться с ними, и они не хотели, чтобы он был рядом. Они не были созданы для того, чтобы быть домашними животными, кем бы они ни были, волками или кем-то еще. Он начал подозревать, что на самом деле это не охотничьи собаки, в традиционном смысле этого слова. Во что Сонхва действительно верил, так это в то, что они могут убить. Осознание заставило его бояться их больше с течением времени. Особенно один пес-волк, притаившийся в самом дальнем углу, куда меньше всего падал тусклый свет. Волк (он просто должен был быть волком) казался большим, как лев, что соответствовало желтовато-коричневому цвету его меха. Кое-где его густая золотистая шерсть выпадала и лоснилась, но от этого он не становился менее устрашающим. Он привык к присутствию Сонхва, но это не значит, что ему нравилось его видеть. Когда Сонхва появлялся, он молча оттягивал свои черные губы и демонстрировал зубы, которые напоминали ему зубы акулы, просто ожидая, пока Сонхва поднесет руку достаточно близко. Его желтые глаза всегда, не моргая, впивались прямо в Сонхва, насмехаясь над ним, дразня его, с его густым воротником меха, топорщившимся, как львиная грива. Сонхва всегда старался отводить взгляд. Если и был альфа, которого он боялся бросить вызов больше, чем Сууну, то это был этот зверь. Мысленно он называл его Лидером, и поскольку Суун никогда не называл ему их имен, а называл их только «черный», или «серый», или «сука», Лидер был единственным, кто вообще имел имя. Сонхва вздрогнул, когда Суун зашевелился на кровати рядом с ним. Хотя кровать была достаточно большой, чтобы между ними легко было расстояние в два-три фута, он всегда чувствовал, что Суун дышит ему в затылок. Сонхва прижался еще ближе к краю кровати, впиваясь пальцами в матрас. Его уши горели, когда он прислушивался к движениям альфы. Суун больше не двигался. Но его хриплый голос сказал: — Ты снова пахнешь ими. Как ебаное животное. А потом тишина. Сонхва сжал губы, сдерживая любой звук или возражение, просто слушая. Альфа, казалось, снова погрузился в мирный сон. Сонхва попытался проигнорировать слова альфы и снова заснуть, но когда он натянул простыню на голое плечо, его губа скривилась. Он не мог избавиться от ощущения, что он грязный — должен был быть, раз пах, как животное, так, что это привлекло внимание Сууна. Он побрел так тихо, как только мог, в ванную и закрыл дверь. Он щелкнул выключателем, и вспышка белого света обожгла ему глаза. Его татуировка приветствовала его в зеркале над мраморной раковиной, каждый раз первое, что он видел. Он сломался и, наконец, заставил себя взглянуть на метку почти через неделю после нанесения чернил. Стоя в ванной в оцепенении, как и сейчас, он наконец позволил своим усталым глазам подняться к зеркалу и изучить то, что игнорировал в течение нескольких дней. Он вспомнил, как думал, что чернила на его коже были настолько черными, что казались влажными и свежими. Его желудок скрутило, когда увидел это. Линии текли, как кружащееся видение ночного неба Ван Гога, но вместо ночного неба вверх по изгибу его шеи поднималось пылающее, насмешливое солнце, все больше и больше показывая себя, когда он поворачивал голову, чтобы увидеть все это. Хуже всего было то, что это было красиво. Каких бы трудностей ни опасался художник, его укус был полностью преодолен, и ему удалось нанести одну из самых захватывающих татуировок, которые когда-либо видел Сонхва. В ту первую ночь он позволил себе взглянуть, он не мог долго смотреть на это. Потом он повесил голову, прижав лоб к ладоням, и издал пару сокрушенных всхлипов, но это были только сухие, усталые звуки, он был слишком опустошен, чтобы плакать. Он натянул новый комплект одежды, чтобы спать. Суун, по крайней мере, собирался, чтобы купить Сонхва достаточно одежды. Он ненавидел их все. Они были не в его вкусе и не льстили ему, и из-за этого он скучал ходить по магазинам с Минги и Хонджуном, которые всегда находили потрясающие, прекрасные наряды, которые он никогда бы не догадался сшить, и любили одевать его в них. И хвалить его и делать ему приятно — Стоп. Он сглотнул комок в горле, взмахнув ресницами, пытаясь успокоиться. Он дернул воротник рубашки и с отвращением сморщил нос. Почему вся его гребаная одежда пахнет этим альфой, сколько бы он ни стирал ее? Он ненавидел это. Он ненавидел его. И он ненавидел страх, который заставлял его ползти обратно в постель и просыпаться с каждым легким вздохом или движением руки. —————————— Проходили все больше и больше дней, но помощь не приходила и ничего не менялось. В этом пустом, бездушном доме, без телефона, без музыки и без жизни время было быстротечным и бесконечным одновременно. Он включал телевизор и смотрел на цвет, свет и лица, просто чтобы чем-нибудь занять свой разум и услышать другие голоса в доме. Он никогда не чувствовал никакой реакции на то, что видел. Ему было все равно, на какой канал или фильм он попал, поскольку каждый сюжет был столь же бессмысленным, как и следующий. Он чувствовал, что ему становится хуже — умственно, физически и даже его сопротивляемость Сууну. Было проще не сражаться с ним. Иногда его тошнило от чувства вины, потому что он знал, что в глубине души он уже смирился с тем, что не пройдет дней или даже недель, прежде чем он вернется домой — он был здесь до конца своего контракта, если не дольше. Суун победил. Он позаботился о том, чтобы, если они попытаются сразиться с ним, они только нанесут себе больший урон, и от этого факта не было никакого выхода. И каждый несчастный день в доме Сууна казался более нормальным, более рутинным. Сонхва никогда не винил Хонджуна или стаю в том, что они не появились и не отвезли его в безопасное место, как в сказке. Он предпочел бы, чтобы они оставались в безопасности. И он знал, что это, вероятно, было для них труднее всего. Он никогда не сомневался, что они испробовали все. В какой-то момент он перестал думать о воссоединении с ними и начал думать о том времени, которое они провели вместе, как об ушедшей эпохе своей жизни. Тот, которым он будет дорожить вечно. Хотя это было всего месяц назад или около того, воспоминания уже угасали, как будто их разделяли годы. Сам Сонхва был удивлен, как его разум так легко принял свою судьбу и пошел дальше. —————————— А потом наступила ночь, когда Суун разбудил его рукой на запястье, выдавив угрозу еще до того, как Сонхва успел открыть глаза. — Успокой их, — прорычал альфа, настолько близко к своему Альфа-Голосу, насколько это было возможно, не используя на самом деле страшный тон. Когда чувства Сонхва вяло вышли из сна, он понял, что имел в виду Суун: не-волки сходили с ума, половина из них возвышала свои голоса в срочной предупредительной песне, в то время как другие устраивали ссоры, как демоны, только что вышедшие из ада. Это случалось и раньше, когда большая крыса совершила ошибку, пробравшись в конуру. Сонхва вытащил из шкафа куртку и поплелся вниз по лестнице к стеклянным дверям, выходившим во двор. Он схватился за ручку, все еще пытаясь протереть глаза ото сна. Он приоткрыл дверь наполовину и замер. Во дворе лицом к двери конуры стояла фигура, нервно переминаясь с ноги на ногу. Сонхва затаил дыхание, не желая выпустить его и случайно рассеять иллюзию перед собой. Только когда фигура сделала еще один решительный шаг ближе к двери конуры, Сонхва вышел наружу с уже мокрыми от слез глазами. — Сан? Сан обернулся с тихим, дрожащим вздохом. — Хён? Сонхва сделал шаг к нему, потом еще один, наконец, помчавшись по мокрой траве. Он поймал его в своих руках. И Сан не исчез. Он был здесь. Он был холодным, но в то же время теплым, омытым ночным холодом остатков летних дождей, что вместе с его запахом зелени заставляло Сонхва чувствовать, будто он обнимает какого-то лесного духа, ставшего реальным. Сан с облегчением заскулил, и это был такой любимый и знакомый звук, что Сонхва не мог его заткнуть, даже когда взволнованные собаки становились все громче. Он уткнулся носом в шею Сана, обнюхивая его так глубоко, как только мог, надеясь, что он все еще может испускать запах, который, как знал омега, принадлежал ему. Наконец он схватил Сана за подбородок и стал мотать головой из стороны в сторону, изучая его лицо, убеждая себя, что он действительно здесь, что он не пострадал. — Сан, детка, что ты здесь делаешь? — прошептал Сонхва и осторожно подвел его ближе к дверям, очень хорошо помня о балконе наверху. Сууну было бы слишком легко выглянуть и увидеть их во дворе, если бы они не были осторожны. И все же он не хотел, чтобы Сан входил внутрь. Он не хотел, чтобы Суун когда-либо знал кого-либо из его товарищей по стае по запаху. Они были не для него. — Ох, Сан-и… — Несмотря на то, что у него было так много вопросов, он не мог удержаться от того, чтобы не обнять Сана достаточно долго, чтобы выслушать ответы. Он держал его так близко, как только мог, заботясь о его животе, который довольно заметно держал их щенка. Он потер его широкие плечи и зарылся носом в волосы просто потому, что мог. Он чувствовал запах всей стаи на нем, но были и другие запахи. Запахи, которые заставляли его думать о грязных облаках автомобильных газов и незнакомцев, запахи, которые можно нести, если слишком долго находиться в толпе на публике. — Как ты сюда попал, Сан-и? — Наконец он отстранился, держа руки на плечах, чтобы не отпускать его полностью. Омега посмотрел на него грустными глазами, его тело тяготило чувство вины. — Я просто… Пошёл за тобой… — пробормотал он. — Что ты имеешь в виду, пошёл за мной? — моргнул Сонхва. Сан смущенно пожал плечами. Он выглядел меньше, чем был на самом деле, одетый в огромное пальто, которое, как помнил Сонхва, принадлежало Юнхо. — За твоим запахом, вроде… не совсем… Я просто сосредоточился, а затем пошел туда, где больше всего чувствовался хён. Я сел в автобус. Иногда мне приходилось возвращаться обратно, когда я терял след. Сонхва просто смотрел на него. К сожалению, у него не было времени разгадать, о чем мог говорить омега. Сан вообще не должен быть здесь. Суун мог проснуться в любой момент, так как собаки не становились тише. Сан нервно прижался к нему, пока их слюнявые гнедые продолжали выглядывать из конуры. — Тссс, все в порядке. Сколько времени тебе понадобилось, чтобы добраться сюда? — нахмурился Сонхва. Сан пошевелился и обнял себя за живот. Он выглядел неловко. Сердце Сонхва разбилось. — Много, — пробормотал он еще тише, чем раньше. Сонхва не знал, хотел ли он тяжело вздохнуть, или вырвать волосы, или положить руки на щеки Сана и влить в него хоть немного здравого смысла, но вместо этого он погладил его и провел пальцами по его спутанным волосам, поправляя их сзади его ушей, смотрящие прямо в эти ясные, милые глаза, наблюдающие за ним с такой открытостью. — Жди здесь. Я принесу тебе воды. Но, пожалуйста, пожалуйста, Сан-и… — Он сжал руки омеги. — Ты должен быть очень тихим, хорошо? Понимаешь? Оставайся здесь. Будь спокоен. Не двигайся. Сан кивнул. Сонхва наклонился и поцеловал его в щеку, нежно соприкоснувшись лбами. — У тебя есть телефон? — Эта возможность внезапно пришла ему в голову, дав ему прилив адреналина. Сан пошарил в кармане и достал телефон. Он был разряжен. Сердце Сонхва упало. — Ты знаешь номер телефона Хонджун-хёна? Покачивание головой. — Уёна? Более медленное, печальное покачивание. Сонхва снова видел, как к нему подкрадывается чувство вины. — Эй, все в порядке. — Он изо всех сил пытался сдержать отчаяние на своем лице, когда похлопал его по плечу. — Когда я вернусь домой, мы устроим соревнование, кто быстрее всех запомнит номера, чтобы мы никогда ничего не забыли. Похоже, омегу это не развеселило. Сонхва вздохнул, просто глядя на него, поглаживая знакомую линию его скулы. Он заметил его потрескавшиеся губы и заставил себя сосредоточиться. Вода. Потом он должен был как-то вытащить парня отсюда. — Хён, почему бы тебе просто не позвонить альфе со своего телефона? Он может вытащить нас обоих… — взмолился Сан, надувшись так знакомо, что сделало его похожим на маленького утенка. — Ох, Сан… — Уголок рта Сонхва дернулся, и он почувствовал, как его подбородок отчетливо задрожал. Он мог плакать. Он действительно мог. Он ничего не хотел больше, чем взять Сана и вернуться домой. Его сердце болело настоящей физической болью, от которой кто-то менее привыкший к этому мог согнуться пополам. — Мой телефон не работает, детка. Он сломался. И у меня нет зарядного устройства. Вполне возможно, что зарядное устройство Сууна сможет заряжать телефон Сана. Но он находился на прикроватной тумбочке альфы, прямо там, где он крепко спал. Он не мог так рисковать. — Просто подожди здесь, детка, ладно? Я вернусь так быстро, как только смогу. Мы что-нибудь придумаем. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо был так напуган, когда скользил по кухне, открывая холодильник как можно меньше, чтобы вытащить бутылку воды. Он хотел, чтобы было чем накормить бедного омегу, но он съел последнее маленькое твердое яблоко из холодильника. Он вернулся через минуту, обнаружив, что Сан присел у дверей, где его оставил Сонхва, склонив голову и играя пальцами. Каким-то чудом собаки немного притихли, возможно, потому, что омега перестал приближаться. Сонхва присел рядом с ним. — Вот. Выпей это, ладно? — Почему мы не можем войти внутрь? Сонхва был ошарашен вопросом. Он даже не осознавал, насколько странным должно казаться омеге то, что они ползают снаружи. Он, должно быть, так устал, что с нетерпением ждет возможности отдохнуть на диване или в кровати. Он зашел так далеко. — Я… Я не могу принимать посетителей, Сан-и. Мне очень жаль. Альфа, живущий здесь, очень строг. Но хоть мне и нельзя, я просто хотел провести с тобой несколько минут. Вот почему мы прячемся здесь. Сан посмотрел на него с грустным недоверием. Сонхва сменил тему. — Ты чувствуешь, как он пинается? — спросил он, кивая на выпуклость живота Сана, который выглядел почти как огромное симпатичное яйцо, засунутое под его куртку из-за того, как он сидел на корточках. — Да. Но сейчас у него все хорошо. — Сан не мог остановить появляющиеся морщинки в уголках рта, когда он тер живот, как будто это была волшебная лампа. Сонхва рассмеялся. — Я дарю ему тепло, — объяснил Сан. — Уверен, он это ценит. Немного прохладно. Сонхва осторожно положил руку на живот омеги и был потрясен, почувствовав внезапную пульсацию рядом с тем местом, где покоился его большой палец. — О?! Это был он? — Он посмотрел на Сана широко открытыми глазами. — Ага, — ухмыльнулся он. — Извини, наверное, я плохо на тебя влияю, — пошутил он, с благоговением глядя на свою руку. — Почему у тебя синяк на лице, хён? Тепло исчезло с лица Сана, как потушенная свеча. Сонхва отдернул руку. Он даже не мог придумать ответ. Они оба знали почему. Теперь он жил совсем другой жизнью. Жизнь, в которой необычный синяк легко забывается. Через пять, почти шесть лет ребёнок будут ходить, говорить, расти, воспитываться в стае Хонджуна. У него и стаи будет своя связь, своя жизнь и история. И Сонхва будет другим, разрушенным, хуже, чем раньше. — Я был очень счастлив увидеть тебя, Сан-и, — прошептал он, сжимая пальцы омеги. — Но ты не можешь прийти сюда снова. Никогда. Ты должен пообещать мне. — Пожалуйста, пойдем со мной, — промычал Сан, хватаясь за его рукав. — Пожалуйста, пойдём. Ты мне нужен. Он уловил нетерпеливый лязг цепей конуры и низкое «гав». Предупреждение. — Ш-ш-ш, детка, ты должен молчать. — Что там? — Омега посмотрел на здание, моргая от страха. — Сначала я подумал, что хён внутри. Твой след ведет туда. Сонхва сглотнул. — Там живут очень нехорошие собаки. Вот почему мы должны молчать. — Но… но ты туда заходишь? — Они привыкли ко мне, — слабо сказал Сонхва. Сонхва мог видеть растущее осознание в глазах Сана, выводы, которые он делал. — Что, если ты умрешь? — прошептал Сан. Желудок Сонхва сжался. Его сердце было в горле, пульсируя от страха. — Я не умру. Сан вцепился в него так крепко, что Сонхва не знал, как он собирается ослабить цепкие пальцы. Он почувствовал, как тот дрожит. — Не волнуйся. Скоро ты будешь в безопасности и согреешься в своей постели. Твой щеночек, вероятно, устал от сегодняшнего приключения. — Он погладил волосы Сана. — Ты должен хорошо заботиться о них, Сан-и. Я не могу дождаться встречи с ними, когда-нибудь в ближайшее время. — Но это и твой щеночек тоже. Это нечестно… — Я знаю, Сан-и. Это нечестно. Я допустил несколько ошибок. Мы допустили несколько ошибок. И этот альфа ведет себя, как придурок, если честно, Сан-а. Это значит, какое-то время мы не сможем видеться. — Я знаю, — откровенно заплакал Сан, сам очень похожий на измученного щенка. — Все сошли с ума. Теперь все по-другому. Хуже. И я скучаю по тебе. — Он уткнулся лицом в плечо Сонхва, чтобы приглушить всхлип, и промочил его куртку слезами. — Станет лучше, — попытался пообещать Сонхва. — Все станет лучше, и у вас будет щенок, о котором можно будет заботиться и играть, и вы будете так счастливы. Просто сейчас тяжело, потому что я должен был приходить сюда. Мы все еще привыкаем к этому. Сан захныкал и глубже прижался к боку Сонхва. Квадрат золотого света внезапно упал на лужайку, осветив кончики травы. Сонхва схватил Сана за руку и прикусил губу, чтобы не шуметь. Он не думал, что Суун мог их видеть, так как они стратегически находились прямо под выступом балкона. Но тот искал. Сан смотрел на него, испуганный, и Сонхва мог только покачать головой, пока они оба оставались неподвижными, каждый нерв в их теле был начеку. Собаки снова пришли в бешенство, встревоженные внезапным светом. — Поторопись, Сан-и. Ты пошел по моему следу, верно? Ты подошёл к дому, чтобы попасть на задний двор? — Сан кивнул. — Хорошо, теперь ты должен следовать обратным путем. Ты помнишь, что видел заправочную станцию в нескольких кварталах отсюда? — Сан испуганно кивнул. — Войди в помещение. Посмотри, есть ли у них зарядное устройство, которое ты можешь использовать, или попроси воспользоваться телефоном. Не возвращайся на автобусе, Сан-и. Это займет слишком много времени. Тебе нужно вернуться домой и отдохнуть. Вызови такси и сообщи им наш адрес. У тебя есть карточка, верно? Сан кивнул и чуть не поник от облегчения. — Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы с этим альфой, хорошо? — Большим пальцем он стер слезы с лица Сана. — Нет, хён, просто пойдем! Просто встань и иди со мной! — Тссс, Сан… Грозный лай из глубин ада разорвал мрачную ночь, за ним последовало рычание, похожее на замедленную работу бензопилы. Теперь Лидер предупреждал их лично. Сонхва облизнул губы, когда с лица Сана сошли краски. — Сан, Сан, сосредоточься на мне. Они прикованы, они не могут дотянуться до нас. Я знаю, что они звучат пугающе. Просто успокойся, тихо выйди обратно. Просто игнорируй собак. — Н-но… — Сан схватился за кончики его пальцев, его глаза умоляли его вместо слов. Еще две густые слезы скатились по его лицу. — Щенок, Сан-и. Ты должен сделать то, что лучше для щенка, сейчас. Это твоя обязанность номер один. Обещай мне, что ты хорошо его воспитаешь, так что, когда я встречусь с ним, ты ни о чем не пожалеешь. Сан выпрямил челюсть и заставил себя встать, опираясь на плечо Сонхва для равновесия. Ему потребовалась долгая секунда, чтобы прийти в себя. Схватив бутылку с водой обеими руками, он улизнул, опасаясь собак. Сонхва встал и последовал за ним на расстоянии, ровно настолько, чтобы выглянуть из-за угла дома и увидеть, как омега каким-то образом легко проскользнул между железным забором, даже с щенком в животе. Когда Сонхва, наконец, больше не мог его видеть, он прислонился спиной к стене дома, его ноги казались безжизненными. Он задыхался, как будто только что пробежал милю. В груди у него горело и в то же время было так пусто, как будто что-то только что оторвали от него. Он не мог даже думать. Все было пусто. Свет, мерцающий на лужайке, побудил его к действию. Суун мог прийти. Сонхва поспешно вошел в конуру, где и должен был быть все это время. Но как только он вошел внутрь, он просто рухнул на колени, задыхаясь от плача, разъяренные волчьи существа просто расплывались сквозь его слезы. В тот момент они не испугали его — не их взрывной звук, или их зубы, или их когти, или их безумные глаза. Единственное, что его пугало, это Сан, одинокий, с заплаканными щеками, пробирающийся в одиночестве по незнакомой улице глубокой ночью. Сердце и разум Сонхва были только с ним. Ничто другое не имело значения. Его дыхание замедлилось, и он закрыл глаза. Он почти чувствовал, как Сан движется в темноте, почти видел его, как инфракрасный свет в своем воображении, удаляясь все дальше и дальше от этого места. Сонхва, должно быть, наполовину спал, но фантомное ощущение путешествия омеги, тем не менее, успокаивало его.