***
С детьми бывает трудно. Демон понимает это, обрабатывая раны мальчика в доме, который воздвиг из обломков, пепелища и беспорядочных, обрывистых воспоминаний нового хозяина. Какую бы стойкость мальчик ни проявлял во время спасения, — или какой ступор бы его ни охватил, — он рассеялся как пепел старого поместья Фантомхайв и оставил Себастьяна с озлобленным, напуганным ребенком. Он снова был тем же отчаявшимся десятилетним мальчишкой, который протягивал руку ко тьме и умолял об избавлении, какой бы ни была цена. Ребенок свернулся калачиком в углу своей спальни, и Себастьян тщетно старается успокоить его, чтобы тот позволил позаботиться о ранах. — Больно! Ты слишком грубый! — вскрикивает Сиэль, прижимаясь к стене и колотя дворецкого маленькими ручками. — Приношу извинения, юный господин, но это необходимо, — холодным и спокойным тоном говорит Себастьян. — Танака был нежнее, — мальчик хнычет и извивается всем телом, пытаясь защитить свои раны от обжигающего жала антисептика. — Что ж, юный господин, я не Танака. Мальчик повержено опускает глаза. — Попытайтесь, пожалуйста, запомнить, что я вам не опекун, не мать и не отец. Я ваш слуга, — мягко напоминает Себастьян. — Я знаю, — еле слышно произносит Сиэль. — Знаю. Мальчик кажется таким маленьким, разбитым, потерянным. Где-то глубоко внутри Себастьян ощущает незнакомую боль. Любопытное чувство в груди, странное и неизведанное, как будто что-то в нем пытается освободиться. Сделав глубокий вдох и набравшись терпения, демон пытается снова. — Юный господин, прошу вас, — начинает он спокойным, как ему кажется, родительским тоном и тянется к ранам. — Не приближайся ко мне! — снова кричит Сиэль и отползает дальше в угол. — Не трогай меня! Не хочу, чтоб меня трогали… — Милорд, прошу вас. Вам придется доверять мне, — Себастьян наклоняется, так чтобы оказаться с мальчиком на уровне глаз, и, желая показать, что угрозы в нем нет, пытается выманить его, словно пугливого зверька. — Я не причиню вам вреда. — С чего мне доверять тебе? Ты демон! — кричит мальчик. На его лбу выступают морщинки, а из горла вырываются напряженные всхлипы. — Да, но демон, который связан договором защищать вас, — Себастьян вздыхает. — Я поклялся быть вашим стражем и рыцарем, и не собираюсь нарушать свое слово. — Говоришь, не причинишь мне вреда? — Нет, милорд, не причиню. — И все же хочешь убить меня и поглотить мою душу. Себастьян видит, как ребенку становится все хуже, как голос сдавливают всхлипы, и снова находит приступ отчаяния. Видит, как горячие слезы текут по щекам. — Верно, милорд. Но только когда свершится ваша месть. Таков уговор. К этому моменту мальчик дошел до истерики и глубоко и жадно глотает воздух между всхлипами. Будто бы рыба, что бьется о дно рыбацкой лодки. — Как я могу быть уверен, что ты не навредишь мне до этого? Что ты не потеряешь терпение, что тебе не станет скучно или ты не проголодаешься и не разорвешь меня на кусочки? — он захлебывается слезами. — Что тебя останавливает? Заплаканное лицо искажено болью. Демон замечает, как в уголках рта собралась слюна и каплями течет по подбородку. Мальчик раскачивается взад-вперед, и с каждым движением из груди рвется истошный плач. — Милорд, поймите, пожалуйста, — мягко говорит Себастьян, в последний раз пытаясь успокоить нового хозяина, — не в моем характере нарушать договор. — Не в твоем характере, да? — кричит Сиэль между всхлипами и кашлем. — Что же ты можешь рассказать мне о своем характере? Себастьян вздыхает. Понимая, что попытки вразумить ребенка, когда он в таком состоянии, ни к чему не приведут, демон поднимается, кланяется впустую перед разбитым хозяином и выходит из комнаты.***
Демон не многое мог рассказать мальчику о своем характере. Или о своем происхождении. Он не помнит, как родился. Не уверен, что вообще рождался. Не знает, существует ли линия времени, разделяющая мир на до и после его существования. Если бы ему пришлось предположить, он бы сказал, что не рождался. Демоны — существа бессмертные. Продолжительность их жизни тянется до бесконечности. Логика подсказывает, что эта линия пролегает в двух направлениях. Если нет конца, то можно полагать, нет и начала. Можно лишь догадываться. Собственное существование во многом для него загадка. Он полагает, такого природа жизни демона. Двигаться от одного договора к другому, от одной души к следующей. Остальное время он проводит где-то в черной тени на окраине мира, в бездонной пустоте, в негативном пространстве вокруг времени и бытия, где он ждет часа, когда его призовут. Когда же его призывают, он выполняет свой долг: претворяет в жизнь все желания хозяев, достигает самые незначительные цели, совершает невозможное, только чтобы поглотить их души — без злого умысла или желания, просто так он устроен — и возвращается в ту же туманную пустошь, из которой пришел. Нет причин задаваться вопросами. Такова судьба демона. Пытаться проследить свои истоки — это как пытаться определить во сне широту и долготу своих координат. Какие-то вещи он помнит обрывками, но большинство воспоминаний о его прошлых хозяевах и прошлых жизнях остаются смутными, как дым, и утекают из сознания, как вода сквозь пальцы. Жизнь демона одинока, даже когда он заключает контракт. Но он не ощущает себя одиноким, потому что чувства ему чужды, а чувство одиночества всегда казалось ему сугубо людским. Эмоции работают вразрез друг с другом, существуют в противоположных парах. Жизнь невозможна без смерти. Свет не понять без тьмы, а тьма лишь отсутствие света. Ложь только тогда называется ложью, когда ее сопоставляют с правдой. Даже за пределами Земли вещи, которые ты видишь, не могут быть без тех, что не видны. Бо́льшая часть вселенной состоит из материи, которую никогда не увидеть, о существовании которой можно утверждать только по движению вещей, доступных глазу. То же самое, как демон всегда полагал, касается эмоций. Без ненависти не понять любови, без горя не изведать счастья. Нельзя почувствовать себя потерянным, если ты никогда ни к чему не привязывался. И невозможно быть одиноким, если никогда не знал компании.***
Первые дни молодой господин не покидает своей спальни. Себастьян приходит к нему, чтобы принести еду, новую одежду или просто проверить, что ребенок еще жив. Он находит его в кровати. Маленькое тельце завернуто в кокон из египетского шелка. Мальчик не признает чужое присутствие. Не говорит, не издает ни звука. Себастьян приносит ему ужин, молча оставляет столик с едой у кровати и уносит нетронутый обед. Он задается вопросом, может ли человек отказаться от жизни и морить себя голодом, пока не исчезнет, как, похоже, собирается сделать его господин. Две недели спустя ребенок наконец выходит. Себастьян на кухне, проводит время за полировкой огромной коллекции антикварного серебра. Он сидит на скамье возле массивного дубового стола, когда в коридоре слышатся легкие шаги, и, подняв голову, видит в дверях маленького господина. Сиэль опирается о дверную коробку, как будто нуждается в опоре, чтобы не упасть. Поймав на себе чужой взгляд, он отводит глаза. Мальчик стоит на месте и невидяще взирает вдаль, пока Себастьян с любопытством разглядывает его. Хозяин выглядит слабым и хрупким. Кажется, попытайся он заговорить, он тут же свалится, раствориться в воздухе и унесется с ветром, как пепел у догорающего костра. Демон чувствует странную боль. — В моей комнате слишком тихо, — заговаривает мальчик, смотря в пол. — Я не могу заснуть. Ложь. Не тишина мешала ему спать, а хор криков в его голове. Себастьян принимает эту ложь, кивает и переводит глаза с господина обратно к серебру. Свободный от пытливого взгляда дворецкого, мальчик ступает в кухню. Себастьян решительно пытается занять себя полировкой столовых приборов и не смотреть на господина, пока тот осторожно подбирается к нему кругами, как побитая, пугливая дворняга, что подходит к протянутой миске объедков, готовая при малейшей опасности броситься прочь. Наконец ребенок подходит к скамье и садится на противоположном конце от Себастьяна. Демон продолжает работу, пока Сиэль с опаской наблюдает за ним. Похоже, он принял решение поднять белый флаг. Мальчик двигается ближе и ближе, пока не оказывается бок о бок с дворецким, и с тоской в глазах прижимается щекой к его руке. Себастьян откладывает столовое серебро в сторону и смотрит, как мальчик трется лицом о ткань его рубашки. Подбородок дрожит, глаза становятся влажными, и по щекам текут тихие слезы. Пригвожденный к месту, демон смотрит, как Сиэль прокручивает в голове все страданья минувших недель, бесконечную череду мучений и потерь, заключенную между восходом и убыванием луны. Смотрит, как ребенок пытается представить свое будущее. Будущее, где у него отняли все, что он когда-то имел, и заменили темнотой и горем, одиночеством и отчаянием. И существом, которое жаждет его поглотить. Себастьян видит, как эти мысли проносятся на лице мальчика, и от этого зрелища что-то сжимается внутри него и начинает болеть. Следуя странному порыву, он проводит рукой по волосам ребенка. Демон ожидает, что Сиэль оттолкнет его, но вместо этого он сжимает пальцами его рукав и зарывается лицом в его руку. Он не всхлипывает, не кричит, не рыдает. В кухне по-прежнему тихо, словно в заброшенной шахте, не считая дрожащего дыхания, приглушенного сопения и звука от соприкосновения ткани с кожей, когда ребенок вытирает нос о край своей ночной рубашки. Кажется, они сидят так часами, пока мальчик скорбит обо всех потерянных вещах, обо всем, чем когда-то являлся. Себастьян может только смотреть на эту картину, завороженный ее чистотой, и чувствовать укол чего-то незнакомого, чего-то невообразимого прежде, какую-то новую и будоражащую боль, что разрастается в груди.