***
По ночам Лондон становится зловещим. Чужим и неизведанным, как темная сторона луны. Когда солнце заходит, и Ночь уничтожает День, душа во тьме последние лучи, когда от ослепительного света остается только оранжево-лиловая нить горизонта, когда сияние, что днем озаряет окна зданий и витрины магазинов, тает со стен и стекает в дождевые стоки и канализацию, Лондон обнажает свои настоящие краски. Пока дни в разрастающейся столице принадлежат ее порядочным гражданам — благословенным и законопослушным, — ночи в ней принадлежат несчастным. Обездоленные лондонцы, которых изгнал дневной свет, выходят из-под полумрака цвета орхидей и гиацинтов, чтобы заявить всем о своих правах на город. Проститутка, что как по часам приходит на один и тот же угол улицы. Наркоман, что шаркает по переулку в промежутках между дозами. Бездомный, что спит под металлическим навесом закрытого магазина. Иммигрант, что бредет по протоптанной дороге после поисков работы. Парад головорезов, что идет ломать в уплату долга двери, носы, ребра и колени. Все они с циркадной регулярностью выходят в сумерки, чтобы скрыться во мраке лондонской ночи. Юный лорд и его верный слуга путешествуют по тем же самым улицам, уходя все дальше и дальше в лабиринт переулков и дорог. Небо темнеет, и с каждым фонарем, что стоят вдоль их пути как мильные столбы, вид вокруг становится угрюмей. В полумраке крадутся фигуры людей, влача за собой свои тени, привязанные к ногам как кандалы. Дворники, большинство из которых иммигранты, чей выбор лежит между крайней нищетой и самой противной работой, выходят на улицы, чтобы очистить город от грязи. Ночь постепенно опускается, и звуки шагов по тротуарам создают полифонию — пока одни спешат убраться подальше от мрака, другие, те, кому некуда пойти, кто прячется в глубоких расщелинах города, бредут по улицам лениво и бесцельно. К тому времени, как Сторожевой Пес со своим стражем прибывают к месту назначения, улицы совершенно утопают в черноте, на монохромном небе нет луны. Они стоят у дверей единственного заведения, подающего хоть какие-то признаки жизни, в ряду пустынных зданий с закрытыми ставнями. Они входят в паб, протискиваясь сквозь толпу. Жар бесчисленных тел ударяет их как накатившая волна; создается впечатление, будто они бредут по заболоченной воде. По ушам бьет музыка, такая громкая, что гулом отдается под ногами. Оба гостя выглядят смехотворно, до неприличия неуместно среди собравшихся пьяниц, мелких преступников и шлюх. Юный лорд снова не предпринял абсолютно никаких усилий, чтобы скрыть свое высокое происхождение: на нем пальто из лучшей итальянской шерсти, шелковая рубашка с оборкой и кобальтово-синие брюки. Он обводит взглядом лица посетителей — те смотрят на него с разной степенью любопытства, недоумения, подозрения и презрения. Его терпение, которого обычно не хватает даже в лучших ситуациях, кончается прежде, чем они успевают пересечь половину помещения. — Где Кэхилл? — резко обращается он к трем мужчинам за ближайшим столом, с наглой уверенностью, что его голос пересилит оглушительный шум музыки и разговоров. Мужчины поднимают головы от карт, бросают на молодого лорда скептические взгляды и, не придав значения его словам, со смехом возвращаются к игре. Сиэль бесстрашно подходит к ним и смахивает рукой стопки серебряных монет, сложенных посреди разбухшего от влаги деревянного стола, и те со звоном сыплются под ноги. — Мне нужно использовать слова попроще? — шипит он, наклоняясь к одному из сидящих мужчин так близко, что ощущает едкий запах алкоголя и высохший пот на лице и одежде. — Или просто говорить медленно, чтобы вы поняли вопрос? Насмешливая ухмылка на лице мужчины мгновенно исчезает, уступая место звериному оскалу быка, публично оскорбленного мулетой*. Он вскакивает с места и намеревается схватить его, но Себастьян возникает между ними раньше, чем мозолистые, пропахшие табаком пальцы головореза касаются нежной, лебединой шейки господина. Оставшиеся двое мужчин за столом смотрят на это с широко раскрытыми глазами. На их лицах возникает страх, когда они узнают в нем цепного пса юного графа. Они не предпринимают никаких попыток прийти на помощь своему товарищу, когда Себастьян хватает его за горло и силой бьет о стену; картина выглядит абсурдной, если сравнить грубую, животную внешность бандита со стройной, изящной фигурой дворецкого. Силы тонких пальцев с черными ногтями почти хватает, чтобы его задушить. — Будьте полезны и скажите, где нам найти Кэхилла, — насмешливо просит Сиэль, стоя в безопасности за спиной своего верного рыцаря. — Мой коллега может быть нетерпелив. Себастьян усиливает хватку, наглядно подчеркивая предупреждение господина. В отчаянной попытке глотнуть воздуха мужчина становится куда сговорчивей и молча указывает на закрытую дверь на другом конце зала. Себастьян бросает его на пол, и не глядя на оставшихся сидящих, поворачивается вслед за хозяином. — Я бы не заходил туда, — хриплым голосом кидает вслед мужчина, не наигравшись, похоже, с огнем и потирая синяки на горле. — Мистер Кэхилл еще не закончил. Себастьян оборачивается, предупреждающе сверкая на него глазами, и мужчина, спешно подняв над собой руки, добавляет в свою защиту: — Эй, я просто беспокоюсь за нежные чувства молодого лорда. Закатив глаза, Сиэль подходит к двери и ждет, пока Себастьян последует за ним. Демон на секунду заминается, и граф бросает на него ехидный взгляд. — Себастьян, тебя тоже беспокоят мои «нежные чувства»? Себастьян с улыбкой подходит к хозяину и элегантным движением руки, не сильнее того, каким протирают пыль со стола, открывает запертую дверь. Кэхилл развалился на диване, глаза полуприкрыты, вытянулся как довольный кот. Приторный шлейф опиума едва скрывает резкий запах секса, густым дымом заполнивший воздух. Юный лорд непроизвольно морщит нос и от отвращения кривит губы. Его спутница сидит на соседней кушетке, выполненной с цветочным узором в стиле барокко. Склонившись над ажурной лампой, она держит в зубах трубку; ее щеки втягиваются, когда она делает непрерывную серию вдохов. Фигура шлюхи стройная, изящная, как у девицы, но лицо топорное, осунувшееся. Когда-то она могла быть красавицей, прежде чем мир добрался до нее, и время разъело ей черты и душу. При появлении нежданных гостей ее стеклянные глаза мгновенно вспыхивают. Она устремляет на Себастьяна вожделенный взгляд и расползается в обольстительной улыбке. Глаза блуждают по тонкой мраморной огранке его скул, густому полумесяцу ресниц, похожих на паучьи лапки, и утонченным линиям фигуры. Затем ее внимание переходит на Сиэля, взгляд становится презрительным, а улыбка превращается в насмешливую ухмылку. — Нам бы поговорить наедине, — Сиэль обращается к Кэхиллу, но при этом хмуро смотрит на его избранницу на вечер. — Это не твое дорогое поместье, малыш, — не двигаясь с места, огрызается шлюха и бросает на него такой же испепеляющий взгляд. — Я уйду, только если он попросит, — добавляет она, кивая в сторону мужчины. Ее грубый, гортанный акцент работающей бедноты скребет по слуху молодого лорда как крик мартовской кошки. Кэхилл наблюдает за этой маленькой сценкой с ухмылкой, его глаза бегают туда-сюда между шлюхой и Сторожевым щенком. В конце концов он, легко кивая, велит своей спутнице выйти. Получив надлежащий приказ, женщина пожимает плечами и откладывает курительную трубку. Но, прежде чем встать, она откидывается на подушки кушетки и преднамеренно опускает колено, отчего тонкая ткань пеньюара, прикрывающая нижнюю часть ее тела как занавес сцены, падает с ее ноги и открывает молодому графу непристойный вид. Она продолжает ему ухмыляться, и у мальчика нет выбора, кроме как опустить глаза в пол; от румянца, который заливает его щеки и кончики ушей, становится неловко. Довольная своей победой, женщина наконец поднимается с места и, хихикая, взъерошивает волосы маленького лорда. Сиэль напрягается всем телом, стискивает зубы и еле сдерживается, чтобы не ударить ее по руке и не наорать за то, что эта плебейка посмела прикоснуться своими грязными пальцами к его благородной персоне. Ему хочется приказать Себастьяну прибить ее к стене, поднять от земли за горло и сжимать ее шею, пока не сломается. Но в конце концов ему удается сохранить спокойствие, только рябь раздражения видна на безмятежном выражении лица. — Я недоволен, Кэхилл, — резко начинает он, когда в комнате их остается трое. — А где же любезное приветствие, милорд? — спокойно говорит мужчина, завязывая пояс своего халата, и садится за заваленный бумагами письменный стол из красного дерева. — Что ж, просветите-ка, чем я вам не угодил сегодня. Не дожидаясь приглашения, Сиэль садится на стул напротив главы преступного мира. — Ваши люди были заняты. — Мои люди всегда чем-то заняты. Безделье — происки дьявола, — колко парирует Кэхилл, с улыбкой поворачивая голову к дворецкому. — Не так ли, мистер Михаэлис? Он кладет в рот сигару и среди груды вещей на столе пытается нашарить спички. Себастьян подходит и протягивает к его лицу раскрытую ладонь. Легким движением демон подзывает огонь из ближайшей опиумной лампы, и тот собирается в его руке, напоминая полыхающий хрустальный шар. Пламя послушно мерцает, колеблется взад-вперед в кокетливом танце живота. Кэхилл смотрит на представление блестящими глазами, а затем подносит сигару к огню и вертит ее, пока та не загорается оранжевым. Он делает затяжку, откидывается на спинку кресла и видит, как маленький огненный шар исчезает, когда Себастьян сжимает кулак. Дворецкий выпрямляется, кивает лидеру банды и возвращается на место позади господина. Сиэль растягивает губы в довольной улыбке, подозревая, что вся эта сценка разыграна не только для Кэхилла, но и его самого. Почувствовав, что настроение мужчины изменилось, Сторожевой Пес решает перейти непосредственно к цели визита. — Ваши люди убили одного из наших. Дворянина, члена парламента. Вот почему я недоволен. Кэхилл неспешно затягивается и легко выдыхает, щупальца дыма парят вокруг него, окутывая испещренное шрамами и временем лицо. — С чего вы решили, что это дело рук моих парней? — У убитого вырваны глаза, — выдает в ответ юный лорд. — Петров оставил свою подпись. — Петров — художник. Сиэль закатывает глаза. — Петров — не художник, а садист и отморозок, — он наклоняется вперед и мерит его решительным взглядом. — Пока ваши банды бьются друг с другом, никому до этого нет дела, но когда погибает невинный человек… — «Невинный», — презрительно фыркает Кэхилл. —... когда погибает невинный человек, — продолжает Сиэль, не обращая на него внимания, — я вынужден приезжать и напоминать об условиях нашей договоренности. — Он откидывается назад и складывает руки на коленях. — Вам нужно управлять в своих рядах. — Петровым не всегда возможно управлять, мой юный лорд, — говорит мужчина смягчающим тоном. — Тут уж ничего не поделать. Сиэль закусывает губу, щурится, оценивая расстановку фигур на доске, и пробует иную тактику. — Хотите сказать, что вы не в силах управлять своими же людьми? — в его голосе слышится лишь маленький намек на скептицизм и насмешку. В глазах Кэхилла проскальзывает что-то темное и зловещее, но в следующий момент его лицо приобретает фирменное выражение фальшивой гениальности. Сиэль продолжает тем же взвешенным тоном: — Либо Петров сделал это по вашему приказу, что является очевидным несоблюдением нашего соглашения, либо он сорвался с поводка, а это значит, вы не умеете держать своих людей под контролем. — Кэхилл смотрит на него оценивающим взглядом, а губы по-прежнему кривится в безрадостной улыбке. — И то и другое заставляет задуматься, не стоит ли мне выбирать соратников среди тех, кто владеет ситуацией. Молниеносным движением Кэхилл хватает нож, что лежит на столе, и мечет его между глаз юного графа. В ту же долю секунды, будто само мгновенье разделилось на два, а потом еще раз на два, Себастьян возникает рядом с молодым хозяином так молниеносно, что скорости его движения не уступает даже взмах крыльев мотылька или та доля секунды, за которую моргает человек. Дым опиума движется вокруг дворецкого медленнее, чем он сам, бумаги на столе взмывают в воздух как перья на легком ветру. Демон преграждает путь ножу своей левой рукой, и тот вонзается в нее, разрезая печать на тыльной стороне ладони. Все это время Сиэль остается совершенно неподвижен и ни разу не сводит глаз с Кэхилла. Отклонившись обратно на кресло, мужчина смотрит, как Себастьян вытаскивает нож и, подняв ладонь так, чтоб ему было видно, потирает пальцами другой руки. Рана исчезает. Кэхилл широко улыбается. — Как же я люблю ваши маленькие трюки, мистер Михаэлис. Точно смотришь, как собака ходит на задних лапах. Себастьян молча передает нож молодому господину, и Сиэль наконец переводит взгляд с Кэхилла. Он изучает оружие, проводя пальцами по искусной рукояти, инкрустированной драгоценными камнями, а затем, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу, выжидающе смотрит на Кэхилла. — Что ж, лорд Фантомхайв, ваша претензия понятна, — говорит мужчина, сцепляя перед собой руки. — Виновный в скором времени будет под стражей, готовый сознаться в грехах и очистить совесть. Вам достанется вся слава за раскрытие дела раньше Джеральда с его людьми. Что за выгодное для вас дельце — это наше соглашение, — заканчивает он в быстром темпе. В голосе так и сочится фальшь. Разговор, впрочем, как и вся эта грязная и жалкая история, начинает давить на Сиэля. Он собирается уходить, но Кэхилл не желает отпускать его, не бросив напоследок пару слов. — Вы удивитесь, узнав, что человек, которого вы так настойчиво зовете невинным, позволял себе вольности с тринадцатилетней дочерью своего слуги? — Глаза Сиэля темнеют, но в остальном его лицо не выдает эмоций. — А когда она забеременела, он отправил ее к какому-то сомнительному докторишке и быстренько выставил всю ее семью за дверь, без гроша в кармане и возможности найти работу. — Что-то тошнотворное и склизкое оседает в животе Сиэля. — Девочка умерла от заражения крови, а ее семья теперь живет в работном доме и не может позволить себе даже крохи на обед, не говоря уже о достойных похоронах. — Склизкая дрянь внутри сворачивается, извивается как змеи в яме и начинает сжимать все нутро. Кэхилл поднимает стакан с виски и делает глоток. — Сдается мне, что скандал — настоящая причина, по которой королева хочет, чтобы это дело замяли побыстрее, — он насмешливо улыбается и наслаждается смятением на лице Сиэля. — Вот вам и невинная жертва. Сиэль молча встает и, пытаясь сохранять спокойствие, борется с волной тошноты, что подступает к горлу. Не обернувшись назад, он выходит из комнаты. Кэхилл перезаряжает оружие, целится и делает последний выстрел: — Думаю, ваш отец был бы горд увидеть, как вы продолжаете его славное дело. Он посмеивается с хрустальным стаканом у губ и взглядом провожает молодого графа обратно в суету таверны. — Мистер Михаэлис,— Кэхилл окликает Себастьяна, когда тот уже почти пересекает порог. Демон оборачивается и вопросительно приподнимает бровь. — Всегда рад вас видеть, — кивает ему главарь банды. Себастьян ничего не отвечает и выходит вслед за юным господином, чью маленькую фигуру уже поглотила толпа.***
Сиэль проталкивается наружу, проходит несколько шагов, чтобы проложить как можно больше расстояния между собой и пабом, и сгибается вперед, упираясь руками в колени. Он делает несколько глубоких вдохов, вбирая в себя прохладный ночной воздух, и с трудом пытается заставить сдавленные легкие дышать. Пар изо рта уходит вверх и исчезает во тьме. В попытке отгородиться от неразберихи в голове и сердце, он на секунду закрывает глаза и сосредотачивается на мягком весеннем ветерке, что утешающе ласкает лицо. Открыв глаза, мальчик озирает грязную, убогую округу. По разбитым дорогам, кучам мусора и экскрементам животных одна за другой гоняются крысы. Вдоль бордюров, как прутья тюремной клетки, выстроились уличные фонари, бросая свое бледное свечение. Все, что можно слышать здесь, вдали от какофонии таверны, это визг и лай дерущихся дворняг и гортанный звук недавнего дождя, что теперь стекает по решеткам канализации. Еще через секунду он слышит знакомую мелодию шагов дворецкого. Себастьян становится рядом и смотрит, как молодой господин продолжает втягивать лондонский воздух и стремительно падает духом, изнеможенный еще одной ночью в развращенной столице. — Никогда ничего не бывает просто, верно? — тихо бормочет юный граф, то ли демону то ли никому. Мальчик обхватывает руками свое слабое, щуплое тельце, поеживаясь от бесстрастной прохлады ночи. Чувствуя, что господин желает утешения, демон протягивает руку, кладет ее ему на шею, проводит пальцами по волосам — знает, что мальчику так нравится. Пытается обернуть руками маленькую, ранимую фигуру, прижать его к себе, чтобы согреть, но Сиэль неожиданно сжимается от его прикосновения и сбрасывает с себя его руку. — Все в порядке, — бросает он через плечо, не глядя на дворецкого. — Просто пойдем. Не могу здесь больше находиться. Себастьян стоит на месте, а юный граф уходит вперед. Он чувствует странный, незнакомый укол какой-то новой боли, расцветающей в груди, она сочится как кровь из открытой раны. Время идет, а отвергнутая рука остается висеть в воздухе, как колибри в полете. Он смотрит на нее, обводит взглядом полосы ладони и залитые лунным светом бледные пальцы, увенчанные черными ногтями. Впереди виднеются размытые очертания фигуры молодого господина, удаляющейся от него в переулке. Себастьян поднимает глаза вверх, и фигура становится четкой. Холодная, нетронутая рука опускается. Постояв так немного, он кладет руки обратно в карманы пальто и молча следует за мальчиком к карете.