***
В Вестминстерском районе Лондона, спрятавшись на втором этаже помпезного правительственного здания — ротонды, ранее принадлежавшей одному виконту, пока его не постигло несчастье, и дом не отобрали власти — находится управление по делам Восточной Индии. Войдя в вестибюль внутри большого, просторного атриума, можно взглянуть на головокружительный цилиндр кабинетов и залов на верхних этажах, опоясанный каменными балюстрадами в форме шахматных ладей. Пройдя дальше, вы увидите поразительную статую Августа Цезаря. Прусский король Фридрих Великий подарил ее прапрадеду королевы, Георгу II, как символ нового союза, когда обе нации двинулись завоевывать мир. Далее идут ряды персидских ковров, сотканных из шерсти и шелка с переплетом золотых и серебряных нитей. Их сделал мастер в Исфахане. Изображенные на них сцены рассказывают о битве при Персидских воротах — о последних воинах персидской армии, ведущих обреченное сопротивление несокрушимой фаланге Александра Великого. Они были подарком шаха, одной из уступок, сделанной королеве после захвата Британией персидских сокровищ и намеком на то, что, пусть битва проиграна, война еще не окончена. Рядом с коврами висит картина «Избиение младенцев». Ирод Великий, царь Иудеи, прослышав, что сын Божий родился и в будущем сразит его и уничтожит его царство, приказал, чтобы все мальчики-младенцы на его земле были убиты. Как и многие другие, он глупо полагал, что может избежать судьбы, но каждое действие только бы приблизило его еще на шаг. Эта картина — подарок Его Святейшества Папы Пия VIII и взирает она на британских чиновников и парламентариев как постоянное напоминание о неизбежности судьбы. Все они — трофеи победителя. Заместитель наместника Индии проходит мимо этих реликвий каждый день, поднимаясь по широкой мраморной лестнице в свой кабинет на втором этаже, чьи окна выходят на внушительный атриум. Он удостаивает их лишь мимолетным взглядом. Однако один артефакт все же порой заставляет блуждающий взгляд остановиться на себе, пусть даже на секунду. У стены округлого вестибюля стоит деревянный пьедестал каштанового цвета, а на нем — диптих с изображением «Тайной вечере». Посередине сидит Иисус, его руки распростерты, как открытая книга, а остальные апостолы смотрят на него с недоверием, потрясенные заявлением своего пророка, что среди них находится тот, кто предаст его. В то время как лица апостолов искажаются от оскорбления и взаимных обвинений, сам Иисус, как считает заместитель наместника, выглядит на удивление спокойным и смиренным, точно он не ожидал ничего иного от человечества, которое решил любить безоговорочно. Ничего иного, кроме как предательства и разбитого сердца, с которыми ему придется встретиться. И тем не менее он сдержит свое обещание страдать вместо них, ибо любовь — это жертва, а любить — это решение, которое он принял. А у решений есть последствия. Диптих выполнен из бивней африканских слонов, и является подарком королеве от бельгийского короля Леопольда II. Лишь недавно этому монарху удалось захватить в частное владение огромный участок африканской земли, которую он теперь опустошит от каучука и слоновой кости, выжимая при этом жизни миллионов порабощенных рабочих, труд которых обдерет их кожу до костей. Он будет продолжать это еще долгие годы, руководя, возможно, одной из самых злостных и жестоких колоний в истории. То, что он будет делать это, ни разу не ступив на землю Африки, восхищает заместителя наместника, ведь он и сам не ступал на землю Индии, предпочитая управлять колонией из ничем не примечательного кабинета, расположенного в помпезной ротонде в центре самого элитного района Лондона. Он не считал необходимым пересекать колониальные границы, а его полное отсутствие знания, понимания или даже мимолетного интереса к истории, культуре и междоусобицам индийского народа никогда не представляли для него препятствия на пути к успешному правлению бывшими земельными владениями Ост-Индской компании. Он считает, бельгийский монарх составил бы ему хорошую компанию, ведь, возможно, они питают одинаковое отвращение к жаркому и влажному климату колоний или палящему тропическому солнцу, обжигающего их светлую северную кожу. Англичанин, считает мужчина, не устроен ни для подобной дикости природы, ни для подобной дикости людей. И вот сегодня, бросив взгляд на вышеупомянутый диптих, заместитель наместника задумывается о собственном месте в истории. Но только на секунду, пока взгляд не переходит на молодого человека, недавно получившего работу через семейные связи — то ли сын, то ли племянник какого-то парламентария — и занимающего теперь должность канцелярского помощника. Молодой служащий не смотрит в его сторону, так что у мужчины есть достаточно времени, чтобы пройтись глазами по невинному лицу, припорошенным румянцем щекам и наконец остановится на розовом бутоне губ. Разрешая себе эту простую прихоть наблюдателя, он вспоминает о статной фигуре, гладких мышцах и волосах цвета вороного крыла, ярко выделяющихся на фоне фарфоровой кожи, о медных глазах и о самом прекрасном лице из всех, что он видел. Первые несколько раз, когда он поддался желанию, его сердце сотрясалось от стыда и страха — как ему и следовало, как и должно было быть, ведь наказанием, положенным за подобные потворства, могло быть что угодно, от тюремного заключения до смерти через повешение. То, что при раскрытии это привело бы к крушению социального статуса, было несомненным. Но совершение проступка либо наказывается, либо поощряется, а для заместителя наместника видимое отсутствие последствий было всего лишь еще одним разрядом удовольствия, которое он получал от своих встреч с черноволосым молодым человеком, таким восхитительным, что он рискнул бы всем, лишь бы еще раз погрузиться в его тело. На ум приходит мысль о Елене Троянской, и он, как никогда раньше, понимает обаяние красоты и необъяснимое влечение, что заставляет мужчин рисковать всем, что у них есть, во имя похоти под мантией любви. Именно в этот момент шелковую паутину его грез весьма зловеще разрывает метрономный стук решительных шагов, направляющихся к главному входу этажом ниже. Оторвав взгляд от прелестного юноши, он опускает его к балюстраде балкона, на судьбоносные события внизу.***
Юный Сторожевой Пес — в скором времени бывший — поднимается по каменным ступеням огромного правительственного здания и пересекает мраморный пол центрального атриума. Он поднимает глаза к куполу потолка, высокому, словно в соборе, и наблюдает за преломленными лучами солнца, рассеянными стеклянной крышей. Взгляд пробегает по рядам кабинетов на верхних этажах, центробежным образом раскинувшихся по сторонам здания. Он шагает мимо артефактов, гобеленов и полотен, восхваляющих британское господство. Но они не привлекают его внимания. То, что привело его сюда, является одновременно более мирским и более катастрофическим. Глубоко под недрами здания находится комната, центральный архив британского правительства, а в ней — стопки документов. Документы — последняя деталь головоломки, или, вернее, каменная кладка, которая скрепит кирпичики истории. Правда о том, что произошло с его отцом и матерью. Правда о наследии Сторожевого Пса Англии. Эти документы содержат на своих страницах рассказ о письмах королевы — тайные переписки как с доверенными лицами и сообщниками внутри страны, так и с высокопоставленными чиновниками, разбросанными по африканским и индийским колониям, главным из которых был наместник Индии. После разговора с бывшим комиссаром Джеральдом, который раскрыл ему все тайные махинации для поддержания власти короны, Сиэль пытался собрать всю историю воедино. Подобно оскорбленному юноше, желающему знать все подробности тайных похождений своей возлюбленной, юный Сторожевой Пес хотел узнать каждую деталь чудовищного преступления, в поддержании которого были замешаны он, его отец и дед. У дверей внутренних залов путь ему преграждает сначала охранник, затем — невысокого ранга работник, которого позвали выдворить его из здания. Архивы должны храниться под строжайшей охраной, объясняет работник, пока юный, достигая предела терпения, молча обдумывает способы разрушить жизнь молодого человека, но вслух произносит лишь: — Я желаю говорить с заместителем наместника. — Боюсь, сейчас это невозможно. Он в отъезде. Юный лорд щурится, зная, что это неправда. В этот самый момент заместитель наместника сидит неподалеку в своем кабинете и, без сомнения, надеется, что решимость графа иссякнет сама собой и его участие не потребуется. Охранник увиливает, работник болтает, а юный Сторожевой Пес считает до десяти, чтобы сдержать нарастающий гнев. В конце концов, не видя другого способа избавиться от молодого графа, первые двое вызывают заместителя наместника, и тот, появившись, отсылает бесполезных подчиненных прочь. — Я требую доступ к архиву. — С какой целью? Сиэль указывает на гравюру над аркой вестибюля. Scientia vincere tenebras — знанием побеждать тьму. — Вы знаете, кто я такой. Я — Сторожевой Пес королевы. Если я здесь, значит, я здесь от имени Ее Величества. — Неужели? — спрашивает заместитель наместника лишь с легкой ноткой любопытства. Этот человек привык иметь дело с высокомерными людьми — людьми, которые переоценивают свою значимость. Он — змея, ползущая средь кактусов, и не поднялся бы до близкого круга королевы, если бы не научился маневрировать вокруг завышенного самомнения тех, кто принадлежит к высшей касте Британии. Он вздыхает и выдает спокойную улыбку, придавая ей именно то количество притворного сожаления, которое опровергает его намерение идти навстречу. А затем заводит речь о важности формальных процедур, хорошего тона и соблюдения правил. Но поступает он так еще и потому, что знает, как отличить человека, который поднимается, от человека, который падает. Человеку, который поднимается, нужно льстить, под него нужно подстраиваться, но к человеку, который падает, нужно относиться снисходительно и в какой-то степени умилостивить, ведь люди, идущие по нисходящей траектории, могут быть изменчивы и саморазрушительны. Они могут утащить за собой любого, в чью плоть вонзятся их ногти. Заместитель наместника знает, что Сторожевой Пес больше не пользуется доверием у королевы, но обращаться с ним следует деликатно — люди непредсказуемы, когда им нечего терять. В архиве хранится информация предельной щепетильности. Только те, кто занимает самое высокое положение среди вассалов королевы, могут иметь к нему доступ, только те, кто более всего к ней приближен. «В чье число, боюсь, вы уже не входите, милорд,» — завершает мужчина голосом, полным ложной вежливости. Лицо мужчины выражает притворное дружелюбие и такое же сожаление, словно он хотел бы быть полезным. Юный граф скрещивает руки на груди и продолжает сверлить его взглядом. Он знал, что заместителя наместника придется подтолкнуть. Мальчик не уходит и только смотрит, как на лицо мужчины закрадывается негодование, вызванное упрямством молодого лорда и его нежеланием признать, что его место на тотемном столбе социального статуса резко упало. Но вот Сиэль с удовольствием наблюдает, как лицо заместителя меняется, когда взгляд его вдруг переходит на фигуру, что поднимается по мраморной лестнице и направляется в их сторону. Сперва любопытство, за ним недоумение и наконец-то шок. Глаза мужчины расширяются, кожа бледнеет, лицо замирает. Пелена ужаса ложится на него, точно тень. Не поворачивая головы, Сиэль с улыбкой кивает высокой и темной фигуре, стоящей теперь рядом с ним. — Если уж я не в силах убедить вас быть благоразумным, надеюсь, моему другу повезет в этом больше, — говорит юный лорд. — Позвольте представить вам моего помощника, мистера Михаэлиса. Челюсть заместителя наместника сжимается, взгляд твердеет. Он начинает осознавать всю серьезность сложившейся картины. — Ох, простите. Полагаю, вы уже знакомы. Мужчина злобно взирает на демона, а сердце в это время пробегает по списку эмоций, мимо гнева и ужаса, и останавливается, довольно неожиданно, на чувстве, что его предали. — Близко знакомы, если я правильно помню. Слова с трудом достигают слуха заместителя наместника: все окружающие звуки удаляются, приглушенные грохотом его сердцебиения. — Любопытно, какие занимательные истории мистер Михаэлис может рассказать в ваших встречах. Себастьян подходит к мужчине, не замедляя шага, и во избежание столкновения тот вынужден отпрянуть к стене. — Среди лондонской элиты есть так много людей, которым будет весьма интересно услышать о природе нашего знакомства. Демон стоит слишком близко, его прекрасное лицо всего лишь в сантиметре от лица заместителя. В жестокой насмешке над их давней близостью он приближает свои губы к чужим. — В чем дело, любовничек? — спрашивает демон тем же чувственным голосом, что так знаком этому человеку с их прошлых встреч. — Не похоже, что ты счастлив меня видеть. Дыханию демона на его губах удается, несмотря ни на что, вызвать румянец на лице и прилив жара в паху. Заместитель наместника мрачно смотрит на демона, потом — на юного Сторожевого Пса. Он добросовестно пытается сдержать бушующий внутри поток эмоций и, успокоившись, обдумывает единственный оставшийся выход.***
Документы подтвердили все, что сказал Джеральд. Королева отдала приказ убить Винсента и всю его семью. Также они в мельчайших подробностях рассказывали о других махинациях королевы. О том, как она организовала захват Ост-Индской компании британским правительством и британской короной. И каким подарком стало вторжение корпорации «Фантом» в производство оружия, которое помогало сохранять контроль над колониями. Оно использовалось для подавления любого восстания на плантациях и вдоль торговых путей. Все, кто оказывал сопротивление, встретили позор, заключение в тюрьму или смерть. В документах также подчеркивается передача оружия компании «Фантом» — без прямых указаний королевы, но всегда с ее неявного согласия — различным посредникам, через которых оно попадает к индийским повстанцам, что терроризируют крестьян и рабочих плантаций, еще не находящихся под тиранией армии Восточной Индии. И все это проделано с целью поддерживать беспорядок и хаос, чтобы Бхарат Мата никогда не поднялась с колен. Опиум течет свободно, полиция и власти закрывают глаза на множество преступных банд, поскольку те переправляют и продают украденный товар на черном рынке. Так появилась собственная теневая экономика преступного Лондона, которая удерживает массы под наркозом и приковывает все внимание к мелким бандитам, отводя посторонние взгляды от гораздо более серьезных преступлений, совершаемых королевой и аристократией. Хаос, который опиум создал в мире преступности и за его пределами, не только не ослабил железную хватку короны, но и укрепил ее. Среди своих шахматных фигур королева собрала группу вассалов, призванных не выпускать британский народ из удушающих тисков — с помощью Закона, что создает иллюзию порядка, завесу, за которой беззаконие может шагать неустанно, и с помощью Церкви, что усыпляет бдительность и требует верности, требует беспрекословного, безропотного терпения к несправедливости с ее ложным обещанием божественного промысла и мирной жизни после смерти. Богатые и власть имущие, — дворяне, которые обязаны своим состоянием установленному королевой статусу-кво, — в долгу перед ней и благодарны за то, что им позволено присесть за стол и полакомиться императорским пиршеством, пока остальные живут в нищете и вынуждены драться за объедки. Мировой порядок становится неоспоримым: Сторожевой Пес является частью великого замысла, а оружие компании «Фантом» поддерживает королевскую армию. Нет во вселенной ни дьяволов, ни сеятелей зла. Зло не вылезло из ящика Пандоры. Не пробралось в Эдемский сад вместе со змием-искусителем и отравленным яблоком. Оно не было чем-то, что обрушилось на невинное человечество. Желудок Сиэля сжимается. Это его подарок Матери-Англии. Наследие, что он оставит после себя. Проведя пальцами по краю страниц последнего из стопки документов, он закрывает его с глухим звуком.***
Воздух снаружи влажный. Тучи и туман заволакивают все, как дым, вдуваемый в хрустальный кубок. Юный лорд сидит в карете возле демона, пока та пробирается по одному из многочисленных переулков Ист-Энда, везя их назад в поместье Фантомхайвов. Небо за окном предвещает дождь. Придет ливень и смоет всю грязь. Карета вдруг останавливается, издалека доходит шум. Сперва Сиэль принимает его за потасовку или бунт — какой-нибудь слабо организованный протест рабочих против бесчеловечных условий труда на фабриках или забастовка обитателей трущоб, не согласных с принудительным выселением, что проводится городом. Но когда шум и звон приближаются, он видит вдалеке взрыв цвета. Это не звуки гнева, ярости или отчаяния, а звуки радости. Это свадьба, понимает юный граф. По разбитой булыжной дороге спускается процессия; в бездонной серости округи вспышки красок — малиновых, шафрановых, пурпурных — взрываются, точно фейерверк. Женщины улыбаются в своих цветных нарядах. Дамы постарше облачены в шальвар-камиз, а девушки, кружащие вокруг, прелестные и гордые, чувствуют себя принцессами в своих первых сари. Они танцуют, извивая руки змеевидными движениями, а их золотые браслеты звенят друг о друга, как церковные колокола. Празднующие шагают беспорядочной шеренгой, на улицы сыплются россыпи риса и конфетти, словно волшебная пыльца внутри снежного шара или стая райских птиц в полете. В самом эпицентре, окруженные водоворотом людей, идут жених и невеста. Они молоды и румяны, почти ровесники юного графа. Юноша взволнован и застенчив, он опускает голову, когда толпа приободряет его криками. Девушка — само очарование, мягкие локоны густых угольно-черных волос обрамляют ее большие, как у лани, глаза, струятся по щекам и ниспадают на тонкие плечи. Она также опускает голову в попытке держать себя скромно, но Сиэль замечает в ее глазах озорной огонек, чистую радость от того, что сегодня она королева. Она кокетливо улыбается, смотря из-под ресниц на будущего мужа, и тот стыдливо отводит взгляд в сторону. Его рука дрожит, когда он наносит кроваво-красный синдур на пробор ее волос. Толпа вокруг них собирается и нарастает. Одни из них — гости, другие — незнакомцы, местные жители, которые медленно присоединяются к празднованию, притянутые центростремительной силой музыки, красок и радости. Старики улыбаются, глядя на пару. И на их лицах Сиэль видит надежду. Все разбитые судьбы, недосягаемые мечты, оставленные позади стремления, разочарования и нападки их нынешней жизни забыты, пусть даже на время. Мир никогда не будет таким, каким они хотят его видеть, их жизнь не примет оборота, какой они могли бы пожелать. Но у этих двоих, таких юный и полных надежд, жизнь еще впереди… возможно. Через несколько лет или даже завтра юноша начнет работать на местном сталелитейном заводе на окраине города. Он будет работать шесть, а то и семь дней в неделю, уходить до рассвета и приходить домой затемно. Начальник будет платить ему меньше положенного, и ему не останется иного выхода, кроме как смирится с несправедливостью. Девушка вскоре родит ребенка, потом второго, третьего. Благословение, скажут родственники, но юноша его почти не будет видеть, потому что такова жертва, которую он принесет ради семьи. Девушка станет трудиться до потери пульса, чтобы воспитывать детей и содержать дом, изо дня в день, от получки до получки. После сегодняшнего дня, когда праздник закончится, и от него не останется ничего, кроме заляпанных конфетти и порванных, смятых гирлянд, разбросанных по грязным улицам, цвета поблекнут, и все опять покроет серость. Может быть. А может быть, нет. Пока Сиэль наблюдает за этой картиной, Себастьян наблюдает за ним, смотря, как он кусает губы, пытаясь сохранить бесстрастный вид, и в то же время смаргивает слезы. Хозяину больно, поэтому больно и демону. Он сжимает руку мальчика в своей. Здесь и сейчас, в этот день в середине весны небо скрыто за серыми тучами, но краски вокруг изобилуют. Конфетти кружатся, то поднимаясь, то опускаясь на гребнях легкого ветерка, зеленые, синие, красные — их яркие цвета дают резкий, упрямый отпор царящему вокруг унынию. Мир полон возможностей, есть миллион путей, что уже не пройти, и миллион путей, что еще ждут впереди. Вот что значит надеяться. Надежда может быть заразной. Надежда для этих двоих — надежда для всех. Поэтому собравшиеся с улыбками смотрят, как девушка смазывать лоб суженого краской цвета шафрана, и как тот улыбается от мягкого прикосновения ее большого пальца, первого прикосновения своей будущей жены. По мере того как пара идет вверх по улице, мир вокруг них возвышается над убожеством округи, над грязью и гнили трущоб. Они источают свет, словно подсвеченные изнутри, а все остальные купаются в их отраженном блеске.