Поместье сбывшихся надежд

      Желто-белое такси бизнес-класса почти что доставило Елену Павловну к аляповатому коттеджу, отстроенному с помпой в середине девяностых годов прошлого века. Арктический холод сковал немолодую женщину, кутавшуюся в горностаевую горжетку и прятавшую руки в бобровой муфте. С наступлением зимы постоянные вылазки на званые приемы стали приносить больше горести, нежели удовольствия.       Громко хлопнув дверью японской иномарки, женщина горделиво направилась к воротам дома. Территория коттеджного поселка, прилегавшего к набережной, с которой открывался великолепный вид на противоположный берег и покрывавшуюся толстым льдом Волгу, была закрытой. Попасть сюда могли лишь владельцы домов и их гости, о прибытии которых заранее оповещали охрану, сторожащую въезд на центральную дорогу поселка.       Дворецкий семейства Иволгиных равнодушно распахнул дверь перед Еленой Павловной, отпустившей свои роскошные каштановые волосы. Под шиншилловой шубой скрывалось шерстяное сиреневое платье и колье с средних размеров бриллиантами. По случаю сегодняшнего торжества женщина не постеснялась сделать макияж и экстравагантный маникюр. Дворецкий, относившийся с предубеждением к бывшей хозяйке этого дома, вздернул нос и демонстративно отвернулся в другую сторону.       — Манер, как и раньше, вам все так же недостает, Илья, — спокойно произнесла Елена Павловна.       — Отнюдь! Ваше счастье, что хозяйка пригласила старую деву, — хмыкнул Илья, заводя руки за спину. — Пройдемте?       Елена Павловна изобразила легкую глухоту, усугубившуюся начинавшейся вьюгой. Все гости, прибывшие на День Рождения хозяйки дома, пили золотившееся в диковинном хрустале с вензелями шампанское. Просторная теплая гостиная с элегантной современной мебелью помещала до тридцати человек. Преимущество собрались женщины бальзаковского возраста. Обведя собравшихся дам, Елена Павловна, к своему неудовольствию, заметила, что она самая старшая из всех.       Шуба и муфта были отданы дворецкому, и омолодившаяся благодаря макияжу и новому платью женщина шагнула в глубь гостиной. На нее одномоментно бросили удивленные и отчасти раздосадованные взгляды гости Марии Петровны, праздновавшей сорокапятилетие. Увешанная рубинами и брильянтами, подаренными бывшим мужем Елены Павловны, облаченная в амарантовое платье с открытой спиной, она смеялась в окружении старых и новых подруг.       Новые друзья и подруги приклеиваются к человеку, обладающему состоянием, как рыбы-прилипалы, путешествующие вместе с акулами по бесконечно огромному океану. Незаметно, мирно они питаются теми немногими объедками, выкидываемыми с барского стола, лестно увещевают о силе дружбе, сладко нахваливают таланты и респектабельность жилища. Этакая публика выбралась из закутков города, где они когда-то и вылупились, чтобы понежиться в лучах славы преуспевающей светской дамы.       Мария Петровна владела практически всеми газетами и телеканалами города. Ей же принадлежали от пяти до десяти процентов акций в национальных медиа-холдингах. Елена Павловна прекрасно знала по своей семейной истории, как достается невиданное богатство таким кокоткам, но тем не менее не отказалась от приглашения. Последний раз она была в коттедже на оглашении завещания, по которому дом отошел Марии Петровне, а весь бизнес – Вадиму Александровичу.       — Леночка, здравствуй! — крикнула издалека хозяйка, оттолкнувшая сгрудившихся цапель.       — Всем здравствуйте, — чуть тише ответила женщина, проникавшая все глубже и глубже.       Чванная общественность расступалась, но не из чувства уважения, а из чувства глубокого презрения к «жидовке». Она же, наоборот, старалась не показывать своего взаимного омерзения, сильнее смыкая губы.       — А мне тут нашептали, что тебя занесло в кювет. Я уж хотела посылать за подмогой, — продолжала смеяться со своими подругами хозяйка. — Будешь? – перехватив с подноса официанта пенящееся шампанское, она протянула его последней гостье.       — Не откажусь, Маша, — по-свойски обратилась Елена, принявшая газированный нектар.       Заиграл джаз, и немногие кавалеры, сопровождавшие своих жен и любовниц, пустились в пляс. На раритетном граммофоне крутилась виниловая пластика. Из трубы вырывался дикий крик афроамериканцев, визжавших и пищавших, по мнению Елены Павловны.       — Присядем, дорогая? — предложила Мария Петровна.       — Боюсь, что я отвлекаю тебя от разговоров с подружками, — деловито заметила Елена Павловна, усевшаяся в кресло, обтянутое красным бархатом.       — Врушка-врушка, что ты такое выдумываешь, Леночка? — клохтала Мария Петровна, расположившаяся в кресле напротив. — Я, честно говоря, устала танцевать. Пускай веселятся молодые.       — Среди твоих гостей есть молодые? Мне показалось, что тут одни разведенные.       — Не тебе, милая, говорить о возрасте и разводах, — уколола хозяйка и залпом выпила шампанское. — Просто чудесное! Точно такое мы пили с Сашкой на нашей свадьбе. Жаль, что не пришла. Ты бы сидела ближе всех к нам. Елена Павловна начинала жалеть и о сделанном маникюре, и о купленном недавно платье, и о свежей прическе.       Начинавшаяся вокруг вакханалия не располагала, а отталкивала, хоть женщина и прилагала максимум усилий, чтобы натягивать вымученную улыбку.       — Кстати, о молодых, — начала Елена Павловна. — А где же твоя Нора?       — Нора? Конечно же, тут! Разве она могло обделить мамочку вниманием! Нора! —окликнула дочь Мария Петровна. — Поздоровайся с Еленой Павловной, милая.       К виновнице торжества приблизилась молодая блондинка с миловидным лицом, не тронутым пластическими операциями и силиконом, в отличие от лица Марии Петровны. Уголки тонких губ слегка приподнялись, и Нора наклонилась к Елене Павловне, чтобы поцеловать гостью в щеку.       Женщина мгновенно уловила приторный запах ванили и розы, исходящий от нежной длинной шеи худощавой девушки. Елена Павловна заметила отсутствие драгоценностей. Лишь средних размеров золотые сережки с изумрудами украшали маленькие ушки Норы.       — Нора, выглядите просто чудесно! — поразилась Елена Павловна.       — Спасибо, Елена Павловна, — ответила сдержанно Нора, выхватившая бокал с испанским красным вином. — Это я уговорила маму позвать вас, — со всей важностью в голосе заявила девушка, смутив мать.       — Ну решение принимала не ты, милая. Не перетягивай канат, — фальшиво улыбнулась в ответ хозяйка, остававшаяся под пристальным наблюдением Елены Павловны.       Она приметила, как же быстро ветшает и приближается к жестокой старости кокотка, окруженная блеском золота. Пожалуй, Елена Павловна обратила внимание, что, несмотря на разницу в возрасте, Мария Петровна чересчур печется за свою внешность, и килограммы пудры и тонального крема делали ее похожей на восковую куклу мадам Тюссо. Безжизненный взгляд выражал некоторую беспомощность, которая парализовала мультимиллионершу.       «Иначе для чего ей звать меня на этот праздник? Неужели она думает, что весь напускной лоск и шик произведут впечатление?».       — Нора у нас кончила экономический факультет Высшей Школы Экономики. И бакалавриат кончила, и магистратуру. Помогает мамочке с бизнесом. Жаль тебе не понять, что это такое, —  с саркастическим сожалением выдала Мария Петровна, обращаясь к Елене Павловне.       — То-то ты умеешь сводить дебет с кредитом. Быть может, слышала что-то о Мизесе или Хайеке? — парировала Елена Павловна, читавшая на досуге избранные труды по классической экономике.       — Какая ерунда, Леночка. Не пытайся завалить меня ненужными фамилиями. Мне достаточно знать фамилию вице-премьера, с которым я играю в гольф, — пафосно сообщила хозяйка, принявшись за очередной бокал с шампанским.       — Рада слышать, что ты умеешь держать в руках не только мужские причиндалы, — выпалила гостья, отказавшаяся от шампанского, предложенного официантом.       На счастье Марии Петровны, остальные, погруженные в безумный ритм джаза и энергичный пляс, не слышали этой колкости. Нора, прекрасно знавшая о происхождении состояния матери, нервно усмехнулась, пока оцепеневшая виновница торжества пыталась найти ответ.       — Вообще-то я хотела поговорить о делах. Мы не в девятом классе, чтобы обмениваться оскорблениями, Леночка, — с притворной лаской произнесла Мария Петровна, взяв собеседницу за руки. —  Ведь оба наших чада до сих пор не устроили свою личную жизнь, — после этой фразы, миловидная Нора скрылась из поля зрения обеих женщин, исчезнув в громогласной и дрыгающейся толпе.       — На что ты намекаешь? — возмутилась гостья, чьи брови вздернулись от услышанного.       —  Моей единственной наследницей будет Нора. Других детей у меня нет, а оставлять что-либо любовникам…Пустое это, Леночка. Но мне так не хочется, чтобы дело всей моей жизни досталось какому-то гоповатому юнцу, в которого влюбится Нора от безысходности. У девочки высокие стандарты, но когда-то она постареет, и тогда выбирать не придется…       — Выражайся яснее, клуша, — Елена Павловна демонстративно разжала руки хозяйки.       — Твой Вадик не молод, но и не совсем старик. Он стремительно богатеет, и мы все рады за него. Но вот беда…Детишек совсем нет, Леночка. Неужели тебе не хочется понянчится с карапузами? Ты погляди на себя. Какое-то платье, жалкие бриллианты. Где твои теплые тапочки, забрызганный маслом передник?       — Там же, где и твоя совесть, Маша, — хладнокровно ответила Елена Павловна.       — Нора любит детишек и именно она вместе с твоим Вадимом вложит в наследников самые лучшие качества. А гены, милая, гены! Взгляни на Нору: красивая, интеллектуально одаренная, здоровая, как бык. Вся в мать, — гордилась хозяйка.       — Если в мать, то дела ее плохи.       — Хватит этого глупого сарказма! — тон Марии Петровны тут же изменился, и кто-то из гостей выключил музыку.       Заряженная толпа по мановению ока остановилась и смолкла, вслушиваясь в каждое слово виновницы торжества.       — Нравится, когда про твоего пидорка Вадика шутит весь город? Парню почти сорок, а он заперся в глухом поместье со слугами. Вызвал своего старого дружка из Италии. Говорят, что они кувыркались целыми ночами. Представляю, как он наяривал этому старому извращенцу, — с неистовым удовольствием смаковала заготовленные гадости Мария Петровна.       — Спасибо, что пригласила меня на это представление, но можно было послать письмо, — не думая, ответила Елена Павловна.       Сердце отчаянно билось после услышанного. Уже не в первый раз она слышала этот злобный клекот, направленный против единственного сына, преуспевающего и целеустремленного. Не желая верить во всю, как ей думалось, «чушь», женщина молчаливо встала и направилась в сторону гардеробной.       — Лена! Леночка, прости! Лена, я перебрала с шампанским! — кричала вслед Елене Павловне разгоряченная виновница торжества, чья фигура приковала внимание обомлевших гостей.       Произошедшее просто обязано было стать сплетней номер один в городе. Столь горячо и смачно, грубо и без прикрас выразилась Мария Петровна, обнажив все свои потаенные фантазии и знания.       — Простите, Елена, мне так стыдно за маму и ее бред, — оправдывалась Нора, помогая уходящей Елене Павловне надеть шубу.       — Никогда не отвечайте за грехи родителей, мой вам совет. Всего доброго, Нора, — мягко произнесла Елена.       Через пять минут прибыло желто-белое такси. Точно такое же везло женщину на этот бедлам, посещение которого вылилось в непоправимый скандал. Сохраняя стоическую мину, в глубине души Елена Павловна разрывалась не столько от сказанных слов, сколько от сознания того, что в каждой глупой шутке есть доля шутки и доля правды. Какова доля правды была в сказанном Марией? Этого она не знала и знать не могла, отчего глубокая скорбь по одинокому сыну-холостяку усиливалась с каждой минутой. Дорогу засыпало грузными снежными хлопьями.       Жестоко выл буран, подчинивший город своей безумной воле. То и дело случались страшные аварии: машины заносило в кювет, автомобили сталкивались друг с другом, и кареты скорой помощи едва успевали разъезжать по новым и новым адресам.       Вернувшись в теплую квартиру, наполненную одиночеством и хмурью, женщина сбросила горжетку и шубу. Елена Павловна без сил рухнула на просторную мягкую перину. Слезы брызнули из ее остекленевших глаз, как брызгали всякий вечер. И для чего она отправилась на День Рождения? Снова ожили воспоминания о первом и последнем муже, вновь припомнился развод, а после и чудовищная авария, помпезные похороны и бледное, лишенное жизни лицо сына, в чьих глазах как будто бы померкли горячие искры.       С той поры Елена Павловна видела лишь холодного, замкнутого и подчеркнуто отстранённого Вадима. Таковым он являлся и по мнению разношерстной общественностью, вложившей истинное отношение к Вадиму Александровичу в уста хамоватой Марии Петровны.       Елена Павловна так и пролежала на кровати. Слезы чуть останавливались, но стоило новому воспоминанию посетить голову женщины, как она начинала рыдать с прежней силой. Страданиям матери Вадима не было предела, пока последняя энергия, высвободившаяся из организма, не ушла на очередной поток горьковатых слез. Наконец Елена Павловна, не заметив того, уснула в нарядном платье. Испорченный слезами макияж так и остался на старом, уставшем от жизни и ее перипетий лице.       Как говорится, «богатые тоже плачут». Ах, если бы многомиллионные состояния хоть на несколько метров приближали к счастью или хотя бы дарили легкую надежду на его обретение. Увы, все меркнет перед лицом трагической случайности, перед велением провидения, перед самой сутью homo.