Поместье сбывшихся надежд

      По настоятельной просьбе хозяина поместья работы в западном крыле должны были быть завершены к середине декабря, потому как Вадим принял твердое и неколебимое решение отпраздновать День Рождения в стенах нового, ставшего родным за короткий срок дома. По этому случаю за несколько дней до празднества мужчина собрал слуг, за исключением водителя Артура, отправившегося на автомойку, в большом зале, где в стародавние времена проводились импровизированные балы.       Помещение в шестьдесят квадратных метров с зеркальными окнами, напоминавшее залу Версальского дворца, полное кричащей позолоты, римских барельефов и фигурок Амуров и Цирцей, вместило всех слуг, пораженных блеском ценных пород дерева и дороговизной мебели, приобретенной на аукционе при посредничестве Владимира. Хозяин разрешил горничным, поварам и слугам-мужчинам присесть на отреставрированные, обитые шелковой парчой стулья.       — Стойте! Им только дай посидеть. Постоят, хозяин, — вмешался дворецкий. Пристыженные слуги замерли, поглядывая то на хозяина, то на дворецкого, бывшего им всем первым начальником.       — Пускай посидят. Заодно проверим качество мебели, Дмитрий, — жеманно произнес Вадим, сложивший руки в треугольник.       — Ну садитесь, что стоите? Сказано же, — изменился мгновенно Дмитрий, услышав особые пожелания хозяина.       Собравшиеся обратили взоры на Вадима, что устало вздохнул, прежде, чем перешел к небольшому объявлению.       — Двадцать первого числа я буду праздновать День Рождения. Здесь, в поместье, — категорично заявил Вадим.       Когда он произнес данные слова, то тут же принялся следить за реакцией слуг. Те же начали переглядываться между собой и пожимать плечами. Яркий солнечный свет ворвался в зал, как только Вадим раздвинул шторы на двух окнах. Переместившись из уютного кресла поближе к окну, он занял более надменную и суровую позу: руки были скрещены на мощной груди, а волевое выражение глаз пало на собравшихся.       — Какие-то особые пожелания, хозяин? — уточнил Дмитрий, доставший маленький блокнотик и сточившийся карандашик, чтобы записать мысли Вадима относительно празднования.       — Найдите на этот вечер дополнительных поваров. Торт будет йогуртовый со свежими фруктами. Предпочтение отдаю киви и мандаринам. Чем больше йогурта, тем лучше, — уверенно диктовал Вадим, пока дворецкий ретиво конспектировал.       Повар и его помощник прикидывали в голове, на каком рынке лучше всего заказать требующиеся продукты.       — Больше мясных закусок, Марк. Удивите гостей вашими лучшими блюдами. Будете командовать поварятами. Никакой икры, российского алкоголя и гусиной печени. Это строго-настрого воспрещается, — продолжал хозяин, переведший взгляд на Марка и его протеже Костю.       Те в ответ кивнули, уловив посыл говорящего.       — Никита и Максим будут работать официантами в этот вечер. Дмитрий, разумеется, встретит гостей, в случае чего расскажет о том, где у нас какие дамские комнаты и прочее. Чуть более подробно еще обсудим, но пока что так, — подытожил хозяин.       — Чудесно, что вы решили праздновать здесь, а не в похабных ночных клубах! — бойко заявил дворецкий, кончив конспект.       — Последний раз я отмечал в них свой выпускной, — сардоническая улыбка легла на губы Вадима, когда тот возвращался в кресло.       — А нам что делать, Вадим Александрович? — пискнула мышка-София.       — Вы с уважаемой Мартой Петровной и парнями приведете комнаты в надлежащий вид. Это мой первый прием, который я организовываю в стенах поместья, потому хочется оставить приятное впечатление.       Сам себя не веря, Вадим говорил о тех вещах, что всегда были чужды ему. Желание понравиться сынкам и дочерям нуворишей, нагловатым прожорливым пустомелям и лихоимцам всех сортов ассоциировалось лишь с его печальным семейством и подобными кланами.       — Все свободны. Максим, останься, — требовательно произнес Вадим.       Слуги встали и поспешили ретироваться по первому слову хозяина. Дворецкий, покидавший зал последним, наглухо захлопнул массивные двери. В просторном помещении, где в сияющей позолоте игрались солнечные зайчики, остались лишь Вадим да Максим.       — Как твои дела, Максим? — непринужденно спросил Вадим, резко двинувшись в сторону парня.       Через пару секунд он сидел на соседнем стуле, обнимая его спинку.       — Порядочно, Вадим Александрович. Вы что-то хотели? — торопливо выговорил Максим.       — Обзвони людей из этого списка. Тут около десяти человек. Если кто-то не сможет, то я подумаю над тем, кого еще можно позвать, — подобно змею-искусителю говорил хозяин, чуть высовывая свой длинный розовый язык.       Максим принял список из рук мужчины, в котором быстрым и неаккуратным почерком были выведены имена и фамилии гостей с их номерами. Он неторопливо просмотрел каждую строчку, воображая, кем приходятся эти люди Вадиму: быть может, родственниками, может, коллегами или старыми друзьями. В любом случае Максим желал исполнить поручение хозяина как можно лучше. Встав со стула, он собирался вернуться в восточное крыло, как вдруг Вадим перехватил его и усадил обратно.       — Никаких вопросов не будет? — с прищуром во взгляде вопрошал мужчина.       — А должны? — смело спросил в ответ Максим, поправив челку.       — Ты избегаешь меня, парень. Думаешь, я не заметил?       — С чего вы это взяли?       — Не притворяйся, Максим, — ухмыльнулся Вадим. — Ты не умеешь врать. Прекрасно знаешь, о чем речь, а притворяешься.       — Я всего лишь работаю. Не понимаю, о чем вы, — продолжать гнуть свою линию Максим.       — Наша прогулка в лесу напугала тебя? Я был слишком неаккуратным, резким? Скажи мне прямо. Не бойся, — баюкающим голосом увещевал хозяин, приближаясь к лицу собеседника, насколько это было возможно.       — Я давно не получал таких знаков внимания от мужчин. Честно говоря, у меня и нет никакого опыта в этом. Ваши…Заигрывания, простите…В новинку для меня.       Парень почти что перешел на шепот: думалось, что за дверьми подслушивает кто-то из слуг, и новая сплетня быстро разнесется по дому, а быть может, и за его пределами. Тогда репутация Вадима Александровича, человека холостого и избегающего женского общества, будет подмочена. Городские болтуны и кумушки мигом подхватят эту историю, и та, наверняка, проникнет на праздник хозяина поместья.       Вадим нежно положил теплую руку на дрожащее колено парня, думая о том, какой же трусишка зайка серенький этот Максим. Мужчина наслаждался своей твердостью, получал удовольствие от наблюдения за рдеющими щеками парня. Правда, хорошего – всегда по чуть-чуть. Он отпрянул от слуги и посоветовал не тянуть с поручением. Максим покорился, отправившись в свою комнату с врученным списком.       Дотошно объяснял он людям, включенным в список, как важно присутствовать на этом мероприятии, рассказывал, какими новыми красками зацвело поместье, убеждал, что Вадим Александрович мечтает увидеться и провести время именно с ними.       — Маргарита Григорьевна? Здравствуйте…Нет-нет, я не мошенник. Нет-нет, что вы, я не буду предлагать вам кредиты. Вадим Александрович приглашает вас на свой День Рождения. Вы не помните, когда он? Жаль…Вспомнили? А, не вспомнили…Ну он двадцать первого декабря. Ваше присутствие украсит вечер…Хороните завтра собаку? Соболезную, Маргарита Григорьевна. Так вы все же придете? Как прекрасно! Ставлю плюсик тогда.       Осушив очередной стакан кипяченной воды, парень переходил к следующему в списке.       — Леонид Степанович? Здравствуйте…Конечно, вы меня не знаете, как и я вас. Но вот с Вадимом Александровичем вы точно знакомы…О, так вы помните про его День Рождения? А, в календаре было уведомление. Это правильно…Приедете в новое поместье? Далековато…Вы правы, но ведь зато тут красиво и дивная природа. Записываю вас? Будете с женой и сыном? Но…Да, конечно! Вадим Александрович включил и их, разумеется, — привирал Максим, не желая расстраивать гостя.       «Уж лучше пускай втроем приходят, чем вообще не приходят. Не праздновать же хозяину День Рождения с одними лишь слугами и мамой? Мамой…А как же остальные родственники? Кому не позвоню, сплошь коллеги, инвесторы и старые друзья. Надо поинтересоваться у мамы Вадима Александровича».       Елена Павловна значилась первой в списке. К тому моменту, когда парень пробежался по всем номерам, женщина успела уснуть. Сегодня предстояло отправиться на открытие выставки в художественном салоне начинающей «звездочки». Мать Вадима любила примечать «звездочек», и, если те снискали славы у расточительной на предметы искусства женщины, то она с радостью пробивала им дорогу в мир столичного искусства, насколько позволяли старые, но еще прочные связи.       Второй звонок Максима разбудил Елену Павловну. От неожиданности она подскочила и ударилась об стенку, к которой любила прижиматься для надежности, боясь упасть с кровати.       — Алло? Кто это? — осуждая бесцеремонное вторжение в ее сон, спросила Елена Павловна.       — Простите, это снова я. Помните слугу Вадима Александровича? — в голосе Максима чувствовалась вина.       — Молодой человек, разве вы не в курсе, что днем я обычно сплю? Вадик должен был сказать это в первую очередь, когда давал мой номер. Сейчас заблокирую такого проныру, — недовольно бурчала женщина, прижимая телефон к уху и массируя височные области       — Я не займу много времени, Елена Павловна. Мне бы лишь попросить…       — О чем это еще? — недоуменно вопрошала женщина.       — Вадим Александрович забыл включить в список своих родных. У него же много братьев и сестер, вероятно…       — Много, но не то, чтобы они…       — Много! Как здорово! — радостно воскликнул Максим. — То-то же хозяин попросил созвать всех «ваших». Это его формулировка.       — Никогда он так не называл членов семьи. Кого еще звать, кроме меня? Моих сестер, племянниц да племянников?       — Вот точно так он и перечислил. Он сейчас постоянно в делах. Сделки заключает, созванивается, просматривает отчеты. Вам ли не знать?       — Молодой человек, вы чересчур активны. Предлагаете мне названивать «любимым» родственничкам? — эта формулировка прозвучала с особой иронией, в которую женщина вложила желчь и раздражение.       — Но ради Вадима Александровича… — жалобно протянул Максим.       Для пущей убедительности парень тяжело вздохнул в трубку. Елене Павловне, с трепетом относившейся к единственному сыну, не понадобилось много времени для принятия решения. В конечном счете она дала согласие, и вместо оставшегося часа, отведенного для сна, она начала поочередно приглашать двоюродных сестер и их детей.       Единственной, кто отказался, стала Татьяна. Ирина и Любовь подтвердили свое присутствие. Также должны были явиться Верочка и Катя, Толя и Боря. Словом, все те, кого так недолюбливал и кого считал пропащими душами виновник будущего торжества. Дело было в шляпе: Максим радовался, что смог сослужить отличную службу хозяину. Этот факт ободрил парня, направившегося к остальным слугам. Те мирно полдничали, обсуждая грядущее празднование Дня Рождения.       За последние недели София и Никита, по наблюдениям Максима, сблизились настолько, что стали просто неразлучны. Куда бы не ходила девушка, но охотник за юбками неотступно следовал за ней, а за каждым приемом пищи он, как саванный леопард, охранял свою добычу. Взгляд, отражавший вожделение женского тела, сквозил из его хитрых и нахальных глазенок, но, как видно, Софии было приятно и такого рода внимание.       Марта Петровна все реже и реже занималась понуканием племянницы. Большую часть свободного времени старшая горничная проводила в разговорах с дворецким. Вот и сейчас он, несколько отойдя в сторону от темы Дня Рождения, рассказывал очередную легенду.       — В революцию семейство Новосельцевых не успело бежать за границу. Ходили слухи, что Шварцы помогли подделать документы последнему графу. Где они скрылись, выжили ли они – этого знать не могу. Да и никто не знает. Претендентов на это поместье было немного. Почитай, один лишь Феликс Генрихович и вспомнил о доме. С его слов, он особенно хотел восстановить «историческую справедливость», — вещал дворецкий, отпивавший чай с бергамотом.       — Это вы о чем, Дмитрий? — поинтересовался Костя, уплетавший блинчики с малиновым вареньем.       — Видимо, евреи уж очень обиделись. Несладко им жилось во все времена, — брякнул Никита, обжимавшийся с Софией.       — Какой ты узколобый только, — недовольно произнес Максим, понимавший, что задевается честь семейства Вадима.       — Че сказал? — среагировал Никита. — Я не прав, что ли? Фамилия еврейская, маманя тоже еврейка небось. Откуда деньжата то водятся у Вадима Александровича?       — Прекрати, Никита! — вступила София. — Вадиму Александровичу повезло с наследством. А компания действительно доходная у него. Я бы даже хотела купить пару акций. Что думаете?       — Не занимайся ерундой, - осадила ее Марта Петровна, съевшая последний блин. — Тебе еще туалет мыть, Софьюшка, - приторно добавила она.       — Тетя! Вечно вы со своей бытовухой, - обиженно ответила София.       — Никакой «бытовухи». Просто не надо витать в облаках, милая моя, — гнула свою линию Марта Петровна.       — И снова какой-то балаган за столом! — прикрикнул дворецкий.       Дмитрий угрожающе поднял кулак и показал всем собравшимся за столом. Споры не сразу, но поутихли, и мужчина смог вернуться к неторопливому рассказу.       — Шварцы еще в правление Александра II выстроили этот дом. Они же налаживали связи между Новосельцевыми и заграничными аристократами и промышленниками. Очень много предметов мебели является подарками от французских, английских и даже шведских фамилий. Жаль, что при советской власти растащили по музеям. Что-то и вовсе в личную собственность как бы «оформили». Это у них называлось «грабить награбленное».       — Ужасная логика, но ведь понятная. Графы то небось крепостниками были, — рассуждал Никита, продолжавший играться с Софией под столом.       — Крепостное право отменили же, наверное, к тому времени, — предположил Костя.       — Верно сказано, — согласился дворецкий. — Третий граф помогал крестьянам с кредитами и выкупами, но не его сын…Тот действительно восторгался Алексеем Михайловичем, той далекой Русью, которая давно уже сгинула, — мрачно кончил Дмитрий.       — А что Шварцы то? Ну построили они это поместье. А сами то? — оживился Максим.       — Некогда нам беседовать. И так работа встала, — перевел тему дворецкий. Как только мужчина встал, то его примеру последовали и остальные. Максим был раздосадован неоконченным разговором, потому как, прогуливаясь по коридорам дома, осматривая внушительных размеров библиотеку, где хранились книги девятнадцатого и даже восемнадцатого века, где все дышало духом Просвещения и журнальной культурой 40-х – 70-х годов XIX столетия, он поражался тому, как далек он от течения времени, от могучей истории, довлеющей над всеми нами.       Часто, в свободное от работы время, он сидел в читальном зале. Медной кочергой парень самолично двигал недавно привезенные поленья. Это были молодые вишни и яблони, годившиеся для растопки темного деревянного камина с вырезанными лавровыми ветвями. Поленья медленно тлели, а комната наполнялась уютом и теплом. Хоть с приходом в поместье нового хозяина порядки и демократизировались, но библиотекой и читальным залом слуги пользовались с неохотой. Дворецкий находил самое лучшее оправдание: за десятилетия службы в доме, он перечитал все, что только можно. Максим предпочитал верить на слово мужчине с бакенбардами, потому как любой спор мог быстро перерасти в словесную потасовку. В них Дмитрий был тем еще асом. Убеждаться лишний раз в словесном искусстве дворецкого не хотел и Максим.       Поздними вечерами, после наслаждения аристократической обстановкой, не лишенной идиллии домашнего очага, он возвращался к своей последней картине. Жалеть себя Максим не желал: он трех до пяти часов он проводил за мольбертом, привезенном из дома. К середине декабря его новая картина, отлично передававшая процесс умирания и забвения парка, списанного с парка поместья, выходила лучше и лучше. Многократно измененная, переосмысленная, она то получала больше холодных тонов, то теряла их часть. На смену им приходили короткие лилово-красные и желто-оранжевые мазки, воплощавшие дальние деревья, еще не скинувшие последние листья. Парень долго думал над тем, стоит ли помещать на полотно одинокую и мрачную мужскую фигуру, в которой, разумеется, угадывался бы Вадим Александрович. Лишь за несколько дней до дня рождения хозяина, он все-таки решился изобразить хоть и смутные, но все же различимые очертания тонкотелого и оставленного людьми и природой человека.       Максим работал без остановки. Новость о праздновании Дня Рождения заставила его ускориться. Ближе к концу он стал понимать, что такую картину можно не только выставить на конкурс, но и подарить хозяину, если он ценит живопись начинающих авторов. С другой стороны, парень слабо представлял вкусы Вадима. Казалось, что он одержим лишь идеей постоянного заработка, но Максим, знакомый ближе с личностью хозяина, считал того натурой чувствующей и чрезвычайно нежной. Чего стоила только одна сцена в лесу…       Картина была кончена за три дня до Дня Рождения. Поутру Максим, случайно встретившийся с хозяином, сообщил о желании выставиться на городском конкурсе в одном из художественных салонов.       — Любопытная идея. Так у тебя готова картина? Слышал, что ты никак не мог найти вдохновение, — усмехнулся Вадим.       — Многое изменилось, хозяин. Так вы поможете мне?       Вадим, заинтригованный сюжетом полотна, его замыслом и техникой своего талантливого слуги, о работах которого он практически ничего не знал, дал безоговорочное согласие. Обрадованный решением хозяина Максим в порыве страстной признательности объял мужчину, коснувшись бритой щекой его щетинистого подбородка. Умильная сцена длилась почти что минуту, и ни Вадим, ни Максим не отпустили бы друг друга, если бы не послышавшиеся шаги остальной прислуги.