Поздний вечер прошлого дня.
— Ибрагим? — раздался голос его законной супруги, от чего Ибрагим дёрнулся, а затем обернулся. — Что вы делаете здесь в такое время? Некогда нежное лицо Хатидже Султан сейчас выглядело как оскал самого настоящего хищника. — Ты еще спрашиваешь? Махидевран отправила слуг, они мне сообщили о вашем с Хюррем сговоре! Как ты можешь помогать этой рыжей змее?! — К Хюррем это никак не относится! — врал Ибрагим себе, хоть для жены это было правдой. — Конечно, она ведь помогла тебе спрятать от меня Нигяр! Ее должны были казнить, а не дать беззаботную жизнь в гареме! — кричала династия, пока последние нервы Ибрагима готовили для себя могилу. — Сейчас же разверни корабль! — А иначе что? Расскажешь Повелителю и тут же станешь вдовой? Вперед, меня не пугает смерть! — перешел на крик уже и Визирь, не задумываясь о последствиях. — Я убью! Убью Нигяр и твоего ребенка вместе с ней, ты понял меня?! — грозя мужу пальцем, не сдерживалась в выражениях султанша. Омерзительный привкус показался на кончике языка Ибрагима. Он женился на самовлюблённой и жестокой девушке, он предает Сулеймана, он подвёл своего не рожденного ребенка и Хюррем… После убедительного аргумента, не мешкая, Паша отдал приказ вернуть Фирузе. Удача решила все же немного уделить ему внимание, потому ночь была безветренной, почему корабль и не успел уплыть слишком далеко. Это было фиаско.Покои Хюррем Султан.
Дабы обезопасить себя и маленькую жизнь внутри, Нигяр попятилась к двери, но тут же опешила, стоило бывшей подруге озвучить следующее: — Ты и твой ребенок останетесь здесь, сколько понадобится. После я отправлю вас в одно из своих имений, где вы сможете спокойно жить. — Госпожа… — В порыве радости и благодарности, бывшая Калфа подбежала и упала у ног Хасеки, которая сейчас глядела на стену, будто там было что-то невероятно интересное. — Прикажите и ваша рабыня исполнит любое желание… — Встань. — погладив плечо девушки, Хюррем приказала. — пусть никто не приходит ко мне, пока я сама не позову. Нигяр поклонилась и хотела уже уйти, когда раздались слова: — Поешь фруктов, отдохни, береги дитя. Хатидже не успокоится просто так. Когда за спиной Хатун наконец закрылась дверь, ожидающий снаружи Сюмбюль тут же подбежал к ней. — Что там, Нигяр? Как отреагировала Госпожа? — волновался евнух. — Я удивилась, ага, она спокойно приняла эту нов… Нигяр не смогла договорить, ибо из покоев раздался звук разбивающегося стекла, крик и стук многочисленных предметов, что бились о каменный пол. Сюмбюль хотел было войти, однако Нигяр остановила его. — Она просила оставить ее, не надо…***
Фирузе, сложив тонкие руки на груди, ходила по комнате и о чем-то рассуждала, пока Хатидже, что навестила её с самого утра нервничала и ожидала ответа от Хатун. — Допустим, я не расскажу Повелителю о том, как проснулась в каком-то корабле и заново попала в Стамбул по приказу вашего дорогого супруга, но что я с этого получу? Эта ситуация помогла бы мне избавиться от Хюррем навсегда. — немного надменно заключила девушка. — Фирузе, ни сегодня, так завтра Хюррем сама даст тебе повод, не втягивая в это Ибрагима. Сохрани молчание и я положу к твои ногам столько золота, сколько нет ни в одной казне наших Санджаков. К тому же Хюррем будет ждать нападения с твоей стороны, ты помучаешь ее вдоволь. Персидка понимала, что правда за Султаншей, но отчетливо помнила приказ тех, кто привел её к Султану: избавиться следует и от Хасеки, и от Паши. Сулейман достаточно не в себе, чтобы без разбирательств казнить эту парочку, однако… По мнению персидской рабыни, каждая женщина желала получить власть. Опьяняющее чувство уже постигло девушку, что смело дерзила даже Хатидже Султан. Стоит ей задержаться, получить достаточно могущества, затем убрать Хасеки и Визиря, а затем и тех, кто отдает приказы… — Фирузе, о чем ты задумалась? — уже нервно спросила сестра Падишаха. — Определись уже с ответом. — Я промолчу, Госпожа, но не рассчитывайте, что вы откупитесь золотом в следующий раз, когда Паша решит услужить Хюррем. Услышав то, на что рассчитывала, Хатидже поднялась и поспешила покинуть покои, за пределами которых устало закатила глаза. Раньше эта девушка рыдала бы и громила все, что попадется под руку, но теперь… Пришло время думать.***
Аги, стоявшие у покоев Хасеки Хюррем содрогнулись, когда двери внезапно со свистом отворились, а из них вышла сама хозяйка. Она выглядела безупречно, умело скрывая все то пламя, что горело в ее груди. Оно полыхало от желания сжечь каждого, кто за столько лет причинил ей боль. Алое бархатное платье, украшенное драгоценными камнями, победно выглядело на точенной фигуре. Самая высокая ее корона с красными рубинами возвышалась на голове, которая не опускалась вниз даже под давлением моральной боли. В голубых глазах, что отчаянно сдерживали слезы, можно было заметить еще кое-что. Удар. Удар в спину от того, кто уже однажды предал её. Она могла бы отреагировать иначе, если бы рассудок оставался холодным, но… Хюррем поверила ему. Думала, что она что-то значит для него, что он поможет ей. На кону жизнь невинного дитя, но они бы вместе решили бы это, она бы не отдала Нигяр на убой как животное. Ненужные мысли о Паше были откинуты, когда славянка оказалась в лечебнице, где так и лежал без движений Шехзаде Мехмед. — Сыночек… Разместившись у изголовья кровати, Хасеки стала гладить темные волосы своего дитя. Его карие глаза тут же открылись, но лишь на мгновении задержались на родном лице, а после снова обрели покой. — Мой нежный львенок, мама снова проиграла битву, но не войну… Я даю слово, что они все ответят за то, что сделали с тобой. Все эти шакалы не смогут забрать тебя у меня… Материнские слёзы дали себе волю, когда Хюррем наклонилась к щеке Мехмеда и оставила поцелуй. — Я скоро вернусь, частичка моей души.***
Михримах, желая избавиться от плохого настроения, решила отправиться на прогулку в парк, где, под занавесом шатра, вышивала на платке золотой нитью свои инициалы. Девушка торопилась, ведь поход близился, а творение ее нежных рук предназначалось для самого верного воина Османской Империи. Сердце молодой Госпожи изнывало от всех проблем, что навалились на неё и её близких людей. Каждую минуту она молилась о том, чтобы её брат поправился и снова был её стеной, поддержкой и самым близким другом. Страдания матери вырывали душу, как и полное безразличие отца. — Михримах, дорогая, чем это ты тут занимаешься? — Хатидже Султан. — соблюдая правила, младшая Госпожа привстала, чтобы поклониться и вернулась на свое место. — коротаю время в мыслях о всяком. А вы? Приехали вместе с Пашой? Хатидже усмехнулась и присела возле племянницы. — Можно и так сказать, дорогая моя. Влюбленные порой совсем не хотят разлучаться, пусть даже на день. Когда-нибудь и у тебя с Рустемом будет так же. Игла больно уколола нежную кожу Михримах, у которой от слов Хатидже Султан появился неприятный ком в горле, что жаждал выйти наружу. — Мы устроим вам такую свадьбу, что она превзойдет даже нашу с Пашой. Все ради твоего счастья, душа моя. — Госпожа, — поднимаясь, шепнула луноликая Госпожа. — Я пожалуй пойду… Не пройдя и пару шагов, мир в глазах Михримах потемнел, а тело обмякло и упало на землю. Последним, что коснулось ее слуха, был такой любимый голос Малкочоглу. — Госпожа! Михримах!***
Ибрагим смотрел на спокойные воды Босфора, пока в его груди образовывался самый настоящий шторм. Пол дня ушло на то, чтобы незаметно поджидать Хюррем Султан у входа в гарем, но она так и не появилась. Паша ждал скандала, но почему-то была лишь пугающая тишина. Однако, порой слуги Госпожей видят мир по своему, а потом, когда умный Сюмбюль увидел, каково истинное отношение Паши к Султанше, решил стать и его помощником. Многое повидал евнух, а потому чётко осознавал, что в истории этой парочки все не так легко, как могло казаться. И сейчас, когда Хюррем направлялась к Сулейману с неоднозначной просьбой, главный евнух спешил к Великому Визирю. Стук двери о стену немного напугал Ибрагима, что потонул в своих мыслях. Завидев ужас на лице аги, он подошел ближе. — Где Госпожа? Почему ты так напуган? — Госпожа моя направляется к Повелителю, хочет просить, чтобы ее и детей отослали в Трабзон! О, Аллах, что с нами всеми будет! — Но зачем? Это из-за Фирузе? Сюмбюль замялся, не решаясь говорить чистую правду, но свирепый взгляд Паши, на дне которого уже поселилась еле заметная тоска, заставил раскрыть секрет. — Госпожа пришла на кухню, приказала подать ей вино. Кувшин ушел за добрых пятнцадать минут, а потом она выгнала всех поваров, чтобы поговорить со мной по душам и рассказать мне, что чувствует. Сказала, что ее предал кто-то, кому она уже однажды доверилась, а потому она хочет уехать, чтобы выкинуть из памяти этого человека и день, когда впервые увидела его. Должность Великого Визиря не доставалась абы кому, человек должен был быть уверен в себе и крайне умен, но сейчас же Ибрагим выглядел так, будто еще и разговаривать не научился. Лишь хлопал глазами и смотрел на Сюмбюля, что был практически в таком же состоянии. Заставило их отвлечься от «гляделок» громкий голос стражника в начале коридора. — Дорогуу! Хасеки Хюррем Султан! Слегка пошатываясь, но сохраняя гордый вид, Хюррем торопилась в покои Сулеймана, а в голове старалась выстроить примерный диалог с супругом. И все бы получилось, если бы широкая ладонь Паши не ухватила бы ее и не затянула в кабент. — Шакал! Отпусти! Сюмбюль, смекнув, что пора бы удалиться, поспешил извиниться заранее перед Султаншей, после чего закрыл дверь с той стороны. — Убери руки! Ты снова предал меня! — Царапая руки Паши, кричала Хюррем. — Успокойся, прошу тебя! Ты должна понять меня! — отбиваясь от нападок женщины, невпопад говорил Ибрагим. Резко остановившись, Хасеки удивленно посмотрела на него, а затем захохотала во весь голос. — Я? Должна? — Я не имел ввиду то, что ты себе напридумывала. Пойми, Хатидже угрожала мне, что убьет Нигяр и я не мог этого допустить! — Так дело в Нигяр? — наигранно кивая в знак понимания, Хюррем сжала пухлые губы. — Что ж, раз дело в твоей любимой… — Я не то хотел сказать, дело в ребенке. — устало сказал Ибрагим, протягивая свою ладонь к её шее, однако… Через секунду в его ушах стоит звон, а перед глазами пылающее яростью лицо славянки, что тут же наносит удар и по второй щеке Паши. — А мои дети не в счёт, Ибрагим? Пусть убьют их, убьют меня! — покрасневшие руки рыжеволосой схватили кафтан Паши. — Запомни, я ненавижу тебя! Ненавижу! Выкрикнув фразу, под которой подразумевалось совсем другое, Хюррем Султан тут же стала наносить удары по груди Паргалы, который терпел, прикрыв глаза. Под веками собрались такие редкие слезы, которые он едва сдерживал. — Хюррем, пожалуйста… Я смогу всё исправить. — Забудь о моём существовании! Увидев, как все же на его уставшем лице сверкнула слеза, а после спряталась с густой бороде, Хасеки и сама не сдержала слёз. Где-то внутри снова умерло нечто, что заставило её поверить Паше. История для неё повторилась. Мотнув головой, Хюррем направилась к выходу, чувствуя, как ее спину обдает жаром под виноватым взглядом такого родного, но ненавистного мужчины. Она решила поступить правильно в последний раз. — Я останусь здесь, но лишь ради Нигяр и её ребенка, ибо ты не держишь свое слово. Прощай. Выйдя в коридор, славянка в истерике рухнет в руки Сюмбюля, что наконец-то поймет: Паша и Хасеки влюблены, но любовь их поглощена ненавистью и тщеславием.***
Михримах открыла глаза в своих покоях под заботливый взгляд Афифе Хатун. По телу разливалась сильная слабость, а память подводила, но уже через минуту Султанша вспомнит, как слышала голос Бали Бея. — Афифе Хатун, что произошло? Почему здесь лекарь? — заметив женщину у дверей, спросила Госпожа. — Вы так напугали нас, упали в обморок прямо в парке, как поговорили с Хатидже Султан. После вас принёс на руках Малкочоглу в лечебницу, а Аги уже сюда. Лекарь говорит у вас переутомление. Вспомнив о возлюбленном, она тут же стала искать глазами подарок для него, но безуспешно. — А где платок, что я вышивала? Неужели потеряли? — Что вы, Госпожа! Бали бей, когда увидел, что вы падаете, ранил руку мечом, потому взял его, чтобы перевязать и не испачкать ваше платье своей кровью. Прикажите и я заберу его! — Что ты, Афифе, — искренне улыбнулась Султанша. — Пусть останется ему в знак благодарности. — Это вы хорошо придумали, Госпожа.***
На целых два дня дворец погрузился в тишину. Хюррем Султан не покидала своей комнаты, разве что навещала сына, предварительно расчистив путь, дабы избежать ненужных встреч. Душа болела, как и глаза, что выплакали уже целое море слез. Столько лет ее враги не могли сломать ее, но Ибрагим стал исключением. Мужчина не покидал ее мысли, впрочем как и она его. Сюмбюль неловко отводил взгляд, когда передавал письмо Паши к Хюррем. Спрятав бумагу под накидкой, Хасеки решила все же выйти во двор, зная, что сегодня причина ее слез отсутствует во дворце. Разместившись на лавочке под широко раскинутой листвой дуба, рыжеволосая принялась читать.«Всех слов мира не хватит, чтобы я смог объясниться перед тобой. Моя Госпожа считает, что я предал сейчас, как и много лет назад, однако это не является правдой. Все, что было тогда, было до тебя. А сейчас, сложно признать, но я испугался. Нашел повод остановить Хатун, которая наконец смогла разлучить тебя с ним. Многолетняя ненависть лишь притворство души, которая отчаянно хотела, чтобы ты была только моя. Сейчас уже нет смысла говорить об этом, ты не простишь мне мою ошибку, я знаю, но, уходя в поход, я чувствую, что должен это сказать. Пусть меня убьют на поле брани, чем я еще раз заставлю тебя плакать. Я глупец, что погряз во власти и интригах, не заметил еще тогда, что теряю свое сердце, ведь ты забрала его с собой, не оставляя и шанса кому либо завладеть им.
Возможно, ты сможешь дать шанс хотя бы увидеть тебя последний раз, а может снова будешь бороться за любовь своего супруга, но в любом случае: береги себя, Госпожа моя.
Уповаю на твою милость.»
Губы дрожали подстать рукам, на которых пальцы начали принимать синий оттенок, так сильно Хюррем сжимала пергамент. Хотелось громко кричать, но показывать свою слабость не ее удел. Слезы продолжали оставлять отпечатки на бумаге, которую она вновь решилась перечитать, когда над ней прозвучал неприятный голос. — Хюррем Султан, неужели вы так огорчены тем, что Ибрагим Паша предал вас? — заявила Фирузе. — Убирайся отсюда. — Тихо, не подняв на Хатун и взгляда, ответила женщина. — Право, Госпожа, вы же враги, с чего вы ждали собачьей преданности? Тем более Паша так любит свою жену, которая желает избавиться от вас уже столько лет. Не желая вступать в диалог, Хюррем поднялась и гордо зашагала прочь, но фаворитка Падишаха не унималась, следуя за Госпожой. — Вы так грубы, Султанша. Когда я стану женой Сулеймана, не буду такой. Рожу много Шехзаде и буду заниматься своей семьей. — Все таки надо было тогда тебе кочергой объяснить, кто здесь хозяйка. — рыкнула Хюррем, продолжая идти вперед. — Явно не русская рабыня, что прячет любовницу Великого Визиря в гареме. — засмеялась Фирузе, а Хасеки остановилась. — И там убьют ее, если прикажет Хатидже Султан. — Послушай! — крикнула женщина. — Если с головы Нигяр упадёт хоть волос, я закопаю тебя прямо на этом месте, ты поняла меня? — Очень страшно. Главное, чтобы вы на тот момент не были в трауре из-за смерти Шехзаде Мехмеда. Секунда и Хатун лежит на земле, держась за щеку. Секунда и из неоткуда появляется Сулейман. — Хюррем, как ты смеешь трогать ее? — поднимая с земли возлюбленную, кричит Султан. — Кто ты такая? — Повелитель, я лишь хотела установить мир между нами, а она меня ударила… — захныкала, словно дитя, Фирузе, а в глазах скакали черти. — Мне все равно, что вы скажете мне. Оправдываться не буду. Хюррем делает шаг, чтобы отправиться в свои покои, где Сюмбюль напоит ее теплым молоком с медом и утрет слезы, пообещав, что все наладится. Но еще одна чертова секунда и Сулейман, словно под действием дьявола, хватает свою Хасеки за шею и разворачивает к себе лицом, а после наносит оглушительный удар, в последствии которого славянка оказывается на том же месте, где только что была ее соперница. Султан не успокаивается, поднимает ее за грудки кафтана и дает еще одну пощечину. Крик Михримах и Селима где-то в стороне остаются без ответа отца. — Мама!!! Михримах трясёт, пока она заботливо отворачивает Селима от такой картины и ищет глазами хоть кого-то, кто мог помочь ее Валиде. Ибрагим, что забыл важные документы в своем кабинете все же решает приехать в Топкапы. Он не успевает слезть с коня, тут же Михримах оказывается возле него и рыдает в голос, умоляя спасти маму. — Он убьет ее! Он сейчас ее убьет! — Госпожа, спокойнее! Кто кого убьет? — Маму, он убьет ее, Ибрагим! Мою маму… Паша срывается с места и уже через мгновение видит, как его некогда друг бьет Хюррем Султан по лицу, пока та вся в крови, без сознания. Страх за ее жизнь заставляет сердце замереть. — Госпожа…