***
Совсем ледяное тело, что приобрело фарфоровый оттенок, Шехзаде Мехмеда лежало перед Сулейманом все на том же месте, где и был сделан им последний вздох. Первой пришла Махидевран, заботливо положила ладонь на плечо Султана, выражая свое наигранное сочувствие. На ней уже было черное платье и такого же цвета платок, конечно, она ждала этого слишком долго. — Мне жаль нашего Шехзаде, Повелитель. Я уверена, он в раю. — внимательно следя за слезами из глаз Падишаха и получая еще больше удовольствия, трепетала Махидевран. — Аминь, Госпожа. — раздаётся за спиной черкешенки, от чего она оборачивается и видит Фирузе. Девушку явно потряхивает от сделанного, глаза бегают по комнате, боясь наткнуться на оставленную улику, от чего мать старшего наследника ухмыляется. — Сулейман, любовь моя, это ужасно… — устраиваясь по другую сторону от Сулеймана, шепчет персиянка, пока тот продолжает заворожено глядеть на мертвого сына. В тишине проходит еще несколько минут, прежде чем дверь распахивается будто бы с той стороны ее открывали с ноги. Михримах обводит лазарет глазами, держа младших братьев за руки. Мустафа стоит за ее спиной и не может сдержать слез, смотря на своего отца. Не получая в детстве отцовской любви в полной мере, сейчас в его голове крутится лишь один вопрос «а скорбел бы он так, будь я на месте Мехмеда?» И именно предполагаемый ответ заставлял старшего наследника плакать, а не какая-то там неизведанная им братская любовь. — Отец? — Да, Михримах? — лишь на голос дочери откликается Падишах, не поворачивая головы. — Почему? Как это произошло? Ему же было лучше… — Так случается, Госпожа. — вклинивается в диалог Фирузе. — Временное улучшение, кажется, что все позади, а после… — Закрой свой рот, я не с тобой разговариваю! — раздражается Михримах, не скрывая ненависти к Хатун. — Пошла прочь! — Михримах! — гремит Сулейман, наконец обратив внимание на происходящее вокруг. — Как ты себя ведешь? — Если бы не она, мы бы жили, как раньше и не знали бы бед! Заявилась сюда и всем жизнь только портит! — Что я вам сделала? — выдавливая из себя слезы, спрашивает Фирузе, переводя взгляд то на Султаншу, то на ее отца. — Я лишь полюбила нашего Государя, хотела сделать его счастливым… — Уж мне-то не рассказывай. — закатывая глаза, Михримах отходит всех и оказывается рядом со своим старшим братом, затем берет его руку в свои ладони и подносит к губам, а после ко лбу, чем шокирует всех. — Братик, что должен был стать следующим Султаном, лучшим правителем в истории… — Михримах, немедленно вернись в свои покои и не выходи оттуда, пока я не позволю! — разъяренно глядя на дочь, приказывает Сулейман. — Иначе что? Я окажусь в таком же положении? — указывая на Мехмеда, горько усмехается Михримах. Она подходит к изголовью, где проводит по черным волосам брата в последний раз, целует его лоб и произносит, не сдерживая слез: — Я люблю тебя, братик. После удаляется, не забыв, проходя мимо Фирузе, шепнуть едва слышимое «крыса» персиянке.***
— Госпожа моя, где же вы были? Я так перепугался! — наматывая круги вокруг Хасеки, не унимался Сюмбюль. — Паша помог вам? Вы не пострадали? Хюррем лишь тихо прошла к тахте возле окна и присела, громко выдохнув. — Приготовь мое черное платье, платок. Украшений не нужно, мне это все ни к чему. — Конечно, конечно, как прикажете, но… — Еще сообщи мне, когда все уберутся прочь из лазарета, я должна попрощаться со своим сыном. — массируя собственные виски, просит славянка. — Я тогда пойду туда, все узнаю, а вы пока выпейте тёплого молока, вам надо успокоиться хотя бы немного. — Спасибо, Сюмбюль. Как только евнух покинул покои, женщина подошла к столику и взяла напиток, что заботливо оставил для нее ага. Выплеснув свою злость на Ибрагима, ей будто бы стало легче, только она не знала, надолго ли? Достав из тайника в стене небольших размеров ключ, она подошла к шкафу и в руках Хасеки оказался небольшой сундучок, что прятался за остальными. Открыв, Хюррем печально улыбнулась и отправилась с ним на балкон. — Все, что у нас было, помещается в этом сундучке… Внутри лежало небольшое количество записок, что уже казались слишком ветхими. Прошло двадцать лет с того момента, как она вложила сюда первое послание от Ибрагима.«Мне более не забыть глаз незнакомки, что сегодня снесла меня с ног, пытаясь догнать Мустафу. Подарите надежду рабу ваших глаз на встречу, либо же отдайте письмо Валиде, пусть меня казнят, раз уж вашим ответом будет отказ.
Ибрагим Паша»
«Сегодня я проснулся с желанием жить. Теперь, глядя на луну, я буду вспоминать тот миг, когда ты впервые осмелилась взглянуть на меня»
«Скоро мы отправимся в поход, но… Как победить в войне между сердцем и разумом, Александра Хатун?»
«Я вернулся, моя милая. С нетерпением жду нашей встречи. Тебя ждёт подарок»
Подтверждая написанное, блеснул кулон, что лежал на самом дне сундука. Взглянув на маленького голубя, что держался крыльями за цепочку, Хюррем улыбнулась, а после по ее щеке скатилась слеза.«Сегодня я успел тебе сказать это в глаза, но решил, что перед сном стоит напомнить. Я люблю тебя, моя Александра»
«Скоро я заберу тебя отсюда, обещаю, осталось немного. Встретимся сегодня на нашем месте?»
«Что произошло? Почему ты не хочешь видеть меня? Любимая, прошу, дай мне знать»
«Я не нахожу себе места, Александра. Хочу видеть тебя. Пусть мне отрубят голову, но я зайду прямиком в гарем, если ты не придёшь и завтра»
Больше читать было нечего. Это было последнее его послание, а уже вечером после Ибрагим увидел ее у Султанских покоев и все закончилось, едва успев начаться. — Мама, что ты делаешь? Увидев свою мать сидящей на каменном полу балкона и перебирающей какие-то записки в руках, Михримах удивилась и не на шутку испугалась. — Ты же заболеешь, тут очень холодно. — протягивая руку Хюррем, ругалась ее единственная дочь. — Что это? — Это всякий хлам, решила перебрать, ничего важного, дорогая. Ты уже была у брата? — Была и убеждена, что вам тоже стоит пойти прямо сейчас. Эти две змеи так и трутся вокруг отца, сделай такие скорбящие лица, что хочется подойти и ударить со всей силы. — Скоро я пойду туда, дочка, попрощаюсь с моим львенком, а тебе стоит прогуляться… — загадочно улыбнулась Хасеки, глядя в сад. — Ночь на дворе, да и не до прогулок. — отмахнулась Султанша. — Ладно, отправлю к Малкочоглу кого-нибудь из рабынь, раз тебе не надо. — Что? Он здесь? — боязливо приближаясь к ограждению, спросила девушка, получая на это кивок от своей Валиде. — Вы разрешаете? — Я настаиваю. Только, чтобы никто не видел тебя, моя милая. — Почему ты так спокойно идешь против воли отца? — желая разговорить Хюррем, аккуратно спросила Султанша. — Потому что мало кому позволено любить, пусть у тебя будет эта радость. Больше никаких вопросов, ступай. — Спасибо, матушка. — глубоко поклонившись, влюблённая и юная Михримах поспешила к Бали бею под довольный взгляд матери.***
Довольная собой, Махидевран стояла перед зеркалом и широко улыбалась. Ей удалось совершить удачное преступление чужими руками, она смогла устранить главного соперника своего сына, а значит можно пока немного расслабиться. — Госпожа, Госпожа! - будто увидев призрака, что заставил ее бежать со скоростью света, Гюльшах не могла отдышаться. — Я такое видела! — Ай, Аллах, отдышись и выпей воды, а после приступай к рассказу. Какой ерунды ты мне на этот раз принесла, Гюльшах? — Ооо, на этот раз все очень серьезно, Госпожа! — аккуратно присаживаясь на диван, протестовала Хатун. — Как новость о Шехзаде услышала, пошла посмотреть, что там с этой гадюкой Хюррем происходит. — Ну? И что она? — Убита горем, Госпожа, но не в этом суть! — будто бы выиграла где-то гору золотых, радовалась Гюльшах. — Я нашла ее в саду, близко не подходила, она шла во дворец, когда вдруг раздался крик Ибрагима Паши! — А он там что делал? — Я не знаю, но он, знаете, просто взревел, не сказав и слова, а Хюррем это почему-то разозлило, развернулась и на него пошла, кричала, что он не имеет права на скорбь! — Не думаю, что Ибрагиму вообще есть дела до ее детей, Гюльшах. — Я тоже так всегда думала, Госпожа, ведь его обязанность защищать лишь нашего Мустафу, но что было дальше… — отпив воды, она продолжила. — Хюррем начала его бить по всему телу, пока он сидел и молчал, потом Паша не выдержал, повалил ее на землю и… — О, уверенна, он поставил эту нахалку на место. — улыбнулась Махидевран. — Да не тут-то было, Госпожа моя! Он сверху навис, лбом к ее лбу прижался, что уж говорил, я не слышала, но, если бы их застали в такой момент, казнили бы сразу! — Что было дальше? — нервно дернув щекой, спросила Махидевран. — Дальше она поднялась, что-то сказала Паше и ушла, едва не заметила меня! — Не знаю, Гюльшах, ты, видимо, как всегда что-то перепутала. Разве может быть что-то между этими двумя? Они терпеть друг друга не могут. — поднимаясь, подитожила Султанша. — Поверьте, Госпожа!.. — Иди к себе! Я должна подумать! — не давая и шанса на спор, мать Шехзаде грозно смотрит на служанку и та удаляется.***
Войдя в давно знакомые стены таверны, Ибрагим смог выдохнуть. Жизнь тут кипела, значительно отличаясь от атмосферы дворца и темных улиц Стамбула. За привычным столиком в центре сидел Матракчи, его окружали красавицы, которые так и хотели переманить внимание Эфенди на себя, но он уже заметил старого друга и с широкой улыбкой на лице подзывал его к себе. — Паша, как я рад! — кивнув Визирю в знак уважения, произнёс Насух. — Вина? — Не откажусь. — пожал плечами Ибрагим. — Вы мрачнее тучи, Паша, что-то случилось? Взгляда хватило, чтобы художник понял приказ и тут же отослал девушек от их стола, налил в железный стакан бордовую жидкость и поставил перед другом. — Шехзаде Мехмед скончался сегодня. — Под удивлённый вдох собеседника, он полностью осушил посудину. — Как же так? Бедный Шехзаде. — искренне запереживал Матракчи. — Как там Повелитель? Пока Ибрагим вел рассказ, мужчины не заметили, как опустели уже три кувшина с вином, а потом беседа становилась все приватнее. — И что же, вы считаете, что Хюррем Султан говорила взаправду? — Она была достаточно убедительна, Насух, тем более тебе известна вся наша история, что связывала нас годами. — Поэтому я и не удивляюсь ее реакции, Паша. — с вызовом взглянув другу в глаза, заключил Матракчи. — Она не в первый раз надеялась на вас, а тут все закончилось смертью ребёнка, конечно, она уже не подбирала выражений. — Мне не столь обидны слова Хюррем, чем то, что мы снова пришли к тому, с чего начинали. Теперь она будет, как и раньше, рыть мне могилу, а я молча наблюдать за этом, понимая, что не смогу ей навредить. — Она не верит в вашу любовь, вот в чем проблема с самого первого дня, Паша. — Матракчи, я не могу больше бороться! — допивая неизвестно какую по счёту порцию вина, чуть ли не кричит Ибрагим, пока в глазах скапливается лишняя влага. — Я хочу жить нормальной жизнью, а не событиями, что произошли двадцать лет назад! — А ты боролся? Правда так думаешь? — отвечает друг, что осмелел от виноградного напитка. — Глупо, но выбор за тобой, Паша. — Ты не понимаешь! — кулак прилетает на стол, заставляя посуду подпрыгнуть в страхе, пока Матракчи лишь посмеивается. — Вы правильно заметили, Паша, я знаю всю вашу историю и не заметил ни одной стоящей попытки с вашей стороны. Когда была рабыней, вы больше года не могли поговорить с Падишахом. После же вы просто женились на Хатидже Султан, чтобы отомстить. Да, где-то вы оберегали ее, только помогло ли? Вспомнить только, как покойная Валиде подожгла бедняжке лицо! Она столько пережила, но доверилась вам снова, ставя под угрозу свою жизнь. Вы же могли наговорить всякого супруге и отправить Фирузе восвояси? — Мог. — Ну так и я об этом же! Вы этого не сделали, испугались последствий, ревность взыграла, а теперь что уже говорить? Конечно Госпожа злится, знает, что вашей вины нет в смерти сына, просто именно на вас она и надеялась. — Значит больше не дам ей повода надеяться. Пора прекращать эти игры, я устал. Буду доживать свою жизнь так, как есть, даст Аллах, скончаюсь на поле битвы и все, закончатся мои мучения. — Ваше дело, Паша, но должен вас предупредить. — допивая очередной стакан, Матракчи предупредил. — Вы об этом вскоре начнете жалеть.***
— Все ушли, Госпожа моя. — заметив знакомый сундук, произнёс Сюмбюль. — Благодарю тебя, значит, можно идти. — собирая остатки сил, заключила Хюррем. — вот это ты должен утром отдать Ибрагиму Паше. — Если вы так желаете, то конечно. — с жалостью глядя на Султаншу, евнух подчиняется, пока женщина в спешке покидает комнату. К ее приходу в лазарете и правда уже никого нет, затушены все свечи, а лицо Мехмеда накрыто белой простыней. Казалось, что слез уже не осталось, но сейчас все же подтвердилось их наличие, стоило Хюррем откинуть кусок ткани и увидеть своего сына. — Милый, прости, я пришла так поздно… — присаживаясь рядом, Хасеки проводи ладонью по щекам, что уже никогда не покроются румянцем после игр с братьями. — Как же мне без тебя жить? Если бы не твои братья и сестра, я бы отправилась следом за тобой, однако мне придется нести этот груз на сердце до последнего моего дня. Мир без тебя изменится для всех, мой лев. Солнце уже не будет таким ярким, как раньше, радость не будет такой ощутимой, а время замедлится для меня, растянутся мучительные года до того, как я смогу прийти к тебе. Прости, я не уберегла тебя, лишь на мгновение поддалась своим чувствам и потеряла тебя, частичку моей души. Мне никогда не искупить вины, но я знаю, что должна сберечь Михримах, как ты этого и хотел, ты погиб ради этого от рук собственного отца, чей разум затуманила чужачка. Спи спокойно, мой мальчик, мама всегда будет рядом. Я люблю тебя, сыночек. Выговорившись, Хюррем склонила голову и положила ее на грудь Мехмеда. Казалось таким странным то, что она не слышала его сердца, его дыхания, что все нутро сжалось от полного осознания и Хасеки позволила себе вновь закричать. — Госпожа, не рвите себе душу, пойдемте… — раздался шёпот Сюмбюля рядом с ней. — Наш Шехзаде просто спит и не увидит больше подлости этого мира. — Да, Сюмбюль, ты прав. Теперь он в раю, где нет всех этих династий, трона, смертей. Надеюсь, он там счастлив. — последний раз вдохнув запах своего дитя, Хюррем прилагает максимум усилий и поднимается, дабы покинуть лазарет, но так и не сомкнуть глаз ни на минуту за эту длинную ночь, что причинила слишком много боли.***
Открыть глаза казалось Паше непосильной задачей. Выпитое ночью вино оставило отпечаток на его лице. С трудом приоткрыв один глаз, Ибрагим искренне удивился, поняв, что находится он в их с Хатидже спальне, а не в своей комнате на первом этаже. Султанша же мирно сопела на его груди полностью обнаженная. Паргалы погрузился в воспоминания.Ночью
Хатидже Султан сидела в кресле и смотрела на то, как ночное небо постепенно начинает светлеть, а звезды то и дело пропадали, уходя на заслуженный покой. Раздался шум и через минуту перед ней появился Ибрагим, что заметно пошатывался, а запах вина заполонил собой всю комнату. — Ты где был? Уже почти утро! — завопила Султанша в привычной манере, но была грубо схвачена за руку и притянута к Паше. — Что ты делаешь?! — Любви хочу! — практически неразборчиво выплюнул Паша, а затем притянул госпожу к себе и увлек в поцелуй, на который она с радостью ответила.Утро
— Вот же черт… — мысленно ударяя себя по лбу, шепчет Паргалы. — Любимый, ты уже проснулся? — довольно улыбаясь, Султанша начинает целовать своего мужа в шею, но тот отстраняется. — Что-то не так? — Сегодня сложный день, Хатидже, мне срочно надо во дворец. — торопится Визирь, поднимая свои вещи с пола и понимая, что они не пригодны. — Что-то случилось? — Ты еще не знаешь? Я думал, тебе вчера сообщили. — остановившись у зеркала и взглянув самому себе в глаза, Ибрагим произносит. — Мехмед умер.***
Чтобы проводить Шехзаде в последний путь, все девушки гарема собрались в общей комнате, через которую проносили гроб с телом Мехмеда. Хюррем стойко держалась, то и дело прижимая к себе Михримах Султан, что порывалась к гробу брата с криками и слезами. Даже рабыни заметили то, как неумело скрывала радость Махидевран Султан, но в слух никто не осмелился и слова произнести. Государственные мужи во главе с Султаном собрались же на площади у дворца, куда и вынесли гроб Шехзаде, дабы могли попрощаться и мужчины. Хюррем и Михримах наблюдали же из башни, где их никто не мог увидеть. Что-то больно укололо сердце Хасеки, когда она увидела, как Ибрагим прогоняет евнуха и сам берется пронести гроб вместе с остальными членами семьи. — Мама, когда станет легче? — спрашивает Михримах, а ее Валиде и не знает, что ответить. — Это невыносимо. — Знаю, милая. Время притупит боль наверняка… — Вы пойдете на ужин к Хатидже Султан? Не понимаю желания отца собраться после такого тяжкого дня. — Я не хотела идти, но Повелитель отдал приказ и неповиновение для меня закончится ссылкой в Эдирне. — наблюдая за заканчивающейся церемонией, устало переводит дыхание Хасеки. — Не дам врагам возможности переубивать всех моих детей. — Надеюсь, что больше мы не переживем подобное…***
Ибрагим сидел в кабинете своего дворца, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Хатидже должна была вернуться вместе со всеми, а потому сейчас ему не мешало ничего и Паша наконец поставил перед собой сундук, что передал ему Сюмбюль ага, чей взгляд был необъяснимо печален в этот момент. Ключом, что так же передал евнух, Визирь открыл его и тяжело вздохнул. Поверх пергамента лежала та самая цепочка, что он привез когда-то из очередного похода для своей возлюбленной Александры, что напомнила ему белую голубку при первой встрече. Невольно вспомнился тот самый день из первой встречи.Двадцать лет назад
Ибрагим Паша, что только вступил в должность Великого Визиря, прогуливался по дворцовому саду. Яркое солнце заставляло жмуриться от солнца, от чего не было видно, что происходит впереди него. Совсем близко раздавался детский смех, а затем кто-то на бешеной скорости влетел прямиком в его грудь, а после упал на землю. Прикрыв ладонью лицо, дабы разглядеть неизвестного, Ибрагим увидел ее. Александра Хатун, что играла с Шехзаде, неловко хлопала ресницами. На ней было белоснежное платье, а волосы украшал небольшой венок из цветов, что она смастерила сама. — Александра, вставай и догоняй меня! — завопил Мустафа, требуя продолжения игры. — Простите… — пытаясь встать, извинялась Хатун. — Шехзаде пыталась догнать и не заметила вас. — Ничего страшного. — протягивая ей свою руку, усмехнулся Ибрагим. — будьте впредь осторожнее, Александра. — Благодарю вас, ммм… — Ибрагим Паша. — Ибрагим Паша. — с улыбкой повторила девушка и, поклонившись, побежала за Шехзаде, не заметив, как у Визиря ушла почва из-под ног.Настоящее время
— Господин, Повелитель прибыл. — вырвала его служанка из воспоминаний. — Мм, да, я уже иду. Убрав сундук подальше, Ибрагим поправил свой черный кафтан и отправился вниз. — Повелитель, добро пожаловать. — склонился Визирь. — Прошу вас. Сердце ускорилось, когда из-за широкой спины показалась знакомая фигура в черном платье и платке. После воспоминаний о их первой встрече был слишком очевиден контраст. Паша быстро отвёл глаза от Хасеки, когда Хатидже бросилась к нему в объятия и поцеловала. — Какой же тяжелый день, Ибрагим… Впервые мужчина был настолько согласен со своей супругой, чью спину сейчас прожигал ненавистный взгляд Хюррем Султан…