***
Спустя три месяца. Трансильвания.
Тёмный лес своей мрачностью нагонял жути даже на взрослых мужчин, что стали его названными гостями в эту ночь. Ветви деревьев были настолько широки, что над головами невозможно было разглядеть ночного неба с привычными созвездиями на нем. Отряд Рустема Паши уже который день был на особой миссии по поручению Повелителя. Близился конец похода, который принёс им быструю победу в водах Туниса, а после и в нескольких городах Венгрии, которую они решили посетить на обратном пути, оставив Барбароссу за главного, однако оставались еще опасные враги, что пытались изменить ход войны, не принимая того факта, что мать сына Яноша Запольи заключила перемирие с османами, обязуясь выплачивать дань. С ними нужно было действовать осторожно, сохранить жизнь Падишаху, а так же и самому себе. По мере продвижения, Рустем все чаще думал о том, чтобы свернуть с пути. За спиной весь путь было ощущение, словно кто-то пристально следил за ним. И вдруг неожиданно, когда тропа стала крайне узкой, а ветви деревьев чуть ли не вонзались в кожу, нестерпимая боль в области ребер разнеслась по всему телу и заставила Визиря упасть и завопить от боли, то и дело сжимая землю в своих ладонях, пока сознание не покинуло его. — Паша ранен, срочно возвращаемся в лагерь! — загалдели войны, снующие в разные стороны, надеясь разглядеть того, кто подстрелил Визиря.***
— Нечестивцы! — отбрасывая полы кафтана в разные стороны, Сулейман поднялся со своего трона, нервно оглядывая шатер. — Как среди ночи смогли рассмотреть именно Рустема? — Государь, думаю, это нелепое совпадение, — повел Паргалы плечами. — К сожалению, стрелка поймать не удалось, а к утру не осталось даже следов, ведь ночь выдалась дождливой. Мать Яноша II Запольи уже вызвана сюда, я лично допрошу ее, имеет ли она отношение к этому, хотя я и сомневаюсь, что она стала бы рисковать своим сыном. Их диалог перебил Лекарь, что вошел в главный шатер и поклонился, несмело улыбнувшись. — Как там Рустем Паша? Он жив? — изображал Ибрагим великую заинтересованность в судьбе мужчины, которого не мог терпеть. — Жив, жив, Паша Хазретлери. Кровотечение мы остановили, рану обработали, скорее всего переломаны ребра, потому вставать Визирю длительное время будет нельзя, но его жизни уже ничего не угрожает. Заметно расслабившись, Султан опустил свои плечи, провел ладонями по уставшему лицу и едва улыбнулся, не упустив, что у его старого друга несколько раз дернулся левый глаз. — Хорошая новость, Эфенди. Думаю, будет лучше отправить Рустема в сопровождении янычар в столицу, там он быстрее поправится, — рассуждал Сулейман, пока лекарь без устали кивал в знак согласия. — Паша, позови ко мне одного из командиров янычар, пока мы тут решим, как безопаснее будет для моего будущего зятя добраться до Стамбула. — Как прикажете, Повелитель, — быстро откланявшись, Ибрагим покинул шатер, едва ли контролируя свой гнев. Его план казался ему безупречным. Рустем, которого отправили на разведку с янычарами, даже не мог заподозрить предателя в одном из нескольких десятков войнов, что должны были оберегать в первую очередь его. Умут — мальчик, которого когда-то на невольничьем рынке вырвал из лап бездушного работорговца Ибрагим Паша, а затем привел в корпус элитной армии Султана, где бывший христианин нашел свой новый дом, стал как самым верным человеком для грека, так и самым отличившимся стрелком в своем отряде. Когда Паргалы пришел с заданием, за которое еще и сулила ценная награда, Умут даже не думал отказывать Великому Визирю. Прибившись к отряду янычар, что отправлялись с Рустемом, он следовал за ними, ждал случая и воспользовался им, не раздумывая. Лишь темнота ночи нарушила его планы, не дав точно определить, в какую часть тела стрела попадет, хотя и сама же ночь спасла его от раскрытия, когда он со скоростью ветра оказался в хвосте идущих за Визирем солдат. И вот сейчас, добавляя свежей воды для лошадей, молодой янычар не заметил, как Великий Визирь оказался за его спиной. Лишь когда широкие ладони опустились на его шею и безжалостно надавили, Умут понял, что не справился с заданием, и Рустем остался жив. — Скажи мне, Умут, как лучший стрелок из корпуса янычар не смог попасть хотя бы в голову, раз уж не в сердце? — грозно шепча на ухо мужчине, Паргалы не терял бдительности, продолжая осматриваться, чтобы никто не заметил их и не подслушал. — Паша Хазретлери, простите меня, я перенервничал, да и темно было… — Что ты мне рассказываешь? — рыкнул Паша. — Ты до этого и не с такими заданиями справлялся, время суток никогда не было помехой. Откинув янычара от себя, Паргалы потер свою бороду, пока Умут не смел поднять глаз с земли. — Ладно, что сделано, то сделано. Ты отправишься вместе с Рустемом в столицу, будешь там наблюдать за ним, вести дневник, когда и куда ходит, с кем встречается. — Но как же? Командир корпуса не даст мне просто разгуливать средь белого дня. — Верно. Потому я отправлю тебя во дворец служить, за жалование не переживай, доплачивать я тебе буду из своих средств. Теперь ступай, соберись в дорогу. Нервно кивнув, янычар поспешил исполнить приказ, пока Ибрагим прищуренным взглядом осматривал горизонт, за которым где-то далеко находилась рыжеволосая Султанша, которую он не видел уже долгие шесть месяцев.***
Три недели спустя. Дворец Топкапы.
Нервно расхаживая по комнате, из которой мать Шехзаде почти не выходила последние месяцы, не желая встречаться с Хюррем, Махидевран ожидала одну из верных ей служанок. Наконец двери в покои распахнулись, и запыхавшаяся рабыня склонилась перед черкешенкой. — Ну что там? Его привезли? — Да, Госпожа. Рустема Пашу доставили в лазарет при дворце Султана. Говорят состояние его хорошее, но в пути его рана воспалилась, а ребра все еще болят, потому он там под наблюдением лучших лекарей, — отчиталась молодая девушка. — Оказывается, Повелитель очень ценит его, — усмехнулась Султанша. — Отлично, надеюсь, скоро он снова встанет на ноги, нам некогда отдыхать. Ты выяснила, когда возвращается Падишах? — Как говорят, пришло письмо, Повелитель должен вернуться в этом месяце, война выиграна, а с остальным разберутся наместники. Последний раз улыбнувшись своему отражению, Махидевран пригладила волосы, что выбились из-под короны, а после обернулась к девушке: — Давай проведаем Мустафу, пока он еще не отправился снова по каким-либо делам, я совсем не вижу сына. — Конечно, Госпожа моя. Стараясь пройти мимо наложниц как можно быстрее, мать Мустафы проносилась ледяным ветром по зале, ведь обещание сыну она дала четкое: никаких скандалов в период его регентства, из-за чего даже близкую себе Гюльшах она отправила в Старый дворец, дабы не было провокаций с ее стороны. Однако, когда боковым зрением она приметила, что Нигяр Хатун не поднялась для того, чтобы поклониться Султанше, та не выдержала. — Нигяр, ты забыла правила этого дворца? — не поворачиваясь к женщине лицом, Махидевран обратилась к ней. — Простите, Госпожа, — поспешила встать бывшая Калфа. — Я не заметила вас, моя дочка плохо спала прошлой ночью и я… — Мне нет дела до того, что твое отродье не дает тебе спать! Когда я вхожу, ты немедленно должна подняться и склонить свою пустую голову. — Простите, этого не повторится. За спиной черкешенки кто-то наигранно закашлял. — Не смей извиняться, Нигяр, — раскачивая бёдрами, Хюррем походкой кошки подкрадывалась к матери Мустафы, что поспешила обернуться на раздражающий ее голос. — Лишь та мать, что родила не ради своего положения, может понять, как тяжело самостоятельно быть с ребенком днем и ночью. — Не лезь в это, Хюррем! — огрызнулась шатенка. — Либо же следи за поведением своих псов! — Лучше ты последи за своим языком, Махидевран! Ты только что назвала дочь Великого Визиря отродьем при десятках свидетелей! Думаешь, это останется незамеченным? Черкешенка лишь рассмеялась, обводя взглядом затихших рабынь. — С каким пор ты так рьяно встаешь на защиту Ибрагима и того, что с ним связано? — Паша меня не интересует, — сглотнув ком, образовавшийся в горле, быстро ответила рыжеволосая. — А вот обижать Нигяр и Эсманур я не позволю. — Знаешь, Хюррем, если бы не Нигяр и их связь, — Махидевран приблизилась к уху Госпожи. — Я бы подумала, что ты с ним предаешь нашего Повелителя, однако же зачем Великому Паше такая, как ты… Раздавшийся хлопок заставил вздрогнуть всех, кто находился поблизости. Краснея от ярости, мать старшего Шехзаде прижимала прохладную ладонь к щеке, пытаясь прогнать боль, вызванную пощечиной. — Ты пожалеешь об этом, Хюррем! — рявкнув это прямо в лицо славянки, женщина развернулась к выходу и поспешила к сыну, уже не слыша слов, что прилетели ей вслед. — Вот же жалкая тварь! — топнув ногой, Хюррем поспешила к расстроенной Нигяр. Черкешенка же одной минутой добралась до покоев сына, то и дело растирая щеку, дабы краснота не прошла. Мустафа должен был увидеть своими глазами, что сделала ненавистная жена Султана. Однако же, когда дверь комнат сына оказались перед глазами, кое-что еще привлекло внимание Султанши. Спиной к ней стояла точь-в-точь Хюррем, но в молодости… Даже ее непривычно яркая для Махидевран одежда то и дело напоминала вражину. — Афифе Хатун, кто это? — заметив Хазнедар, озабоченная мать обратилась к женщине тут же. — Это Сераб Хатун, наложница нашего Шехзаде. Глаза женщины расширились, когда рабыня обернулась к ней, улыбнулась и поклонилась. Даже цвет глаз, черты лица, вьющиеся рыжие волосы — все было схоже с еще юной Александрой. — Д-давно она посещает моего сына? — Больше полугода точно, Госпожа. Шехзаде никого другого видеть не хочет. — Это не дело, Афифе Хатун. Подбирайте для моего сына лучших наложниц, не должно в гареме быть никаких привязанностей, — проходя к двери, Махидевран еще раз окинула девушку презрительным взглядом. — Сообщите сыну, что я пришла. Еще находясь в своей постели, Мустафа довольно ожидал свою любимицу, но какого же было его удивление, когда перед ним показалось рассерженное лицо матери, что глубоко дышала и не могла устоять на одном месте. — Сын мой, я больше не могу это терпеть! — ходя по покоям, выговаривалась женщина. — Не поверишь, что сделала Хюррем сейчас, при всем гареме унизила меня! — Каким образом, матушка? — устало поднимаясь с постели, Мустафа стал переодеваться в более подобающую одежду. — Я направлялась к тебе, когда она остановила меня посреди гарема и начала выпускать яд из своего грязного рта! Я ответила ей, а она ударила меня по лицу. — Не похоже на Хюррем Султан, — подметил наследник. — Обычно она не нападает. Защищается, но не более. Госпожа нахмуривается, неверующим взглядом прожигая спину молодого мужчины. — Что ж, стража! — дождавшись одного из евнухов, Мустафа отдал приказ. — Позовите сюда Хюррем Султан. Ожидая, когда придет Хасеки, Махидевран заметно нервничала, считая, что сын этого не увидит. Но все же старший наследник хорошо знал свою мать, мог сразу предположить, как на самом деле обстояло дело. — Шехзаде Мустафа, — с гордо поднятой головой войдя в покои, Хюррем и не думала совершать поклон. — Вы хотели видеть меня? — Так и есть, Госпожа, — с трудом отрывая взгляд от рыжеволосой, Мустафа переводит взгляд на родительницу. — Матушка поведала мне о вашем конфликте, я бы хотел узнать причину такого вашего поведения по отношению к ней. — Сынок, я же тебе уже все рассказала, что тебе еще нужно для того, чтобы наказать ее? — Наказать? — усмехнулся Шехзаде, лишь на секунду вспомнив сон, приснившийся ему накануне, где именно это он и делал с Хасеки, но матушка явно не то имела ввиду. — Кто я такой, чтобы наказывать жену своего отца Султана? Я хочу разобраться, решить конфликт раз и навсегда. Устало вздохнув, Хюррем подошла к тахте, откинула ночную рубаху пасынка в сторону, а после присела, подперев голову ладонью. — Твоя мама, Мустафа, крайне неприятно высказалась в адрес дочери Ибрагима Паши. Сам он меня не волнует, но ребёнок здесь при чем? Да и надо помнить, кто кем является, ведь речь о Великом Визире. — Матушка, что вы сказали об Эсманур? Черкешенка замялась. — Это все Нигяр! Она не поклонилась, когда я шла мимо, оправдалась, мол ребёнок не давал спать, потому не заметила, а я лишь сказала, что твой ребёнок меня не волнует! — Ты сказала «твое отродье», Махидевран. Не ври хотя бы родному сыну, — закатила глаза славянка. — Хорошо, — будто сдавшись, Шехзаде выставил перед собой руки. — Но зачем вы подняли руку на мою мать? Разве нельзя было решить это по-другому? Может вы и Хасеки, управляющая гаремом, но и она является Госпожой. Пока Махидевран довольно ухмылялась, из-за спины сына смотря на старую соперницу, Хюррем же резко поднялась с сидения, а после подошла к Мустафе ближе, чем делала это раньше, дабы любопытные слуги за дверью не услышали сказанного. — Ваша мать посмела предположить, что я и Ибрагим Паша — любовники. По спине мужчины пробежали неприятные, холодные мурашки, что заставили его незаметно дернуться. Ему и так было сложно держать себя в руках, когда заветная мечта его жизни стояла прямо перед ним и повсюду оставляла свой цветочный запах. — Это правда, мама? — не обернувшись, Мустафа прикрыл глаза. — Я жду честного ответа! — Я-я сама не поняла, как эти слова сорвались с уст. Меня специально разозлили, чтобы я ошиблась, сынок! — оправдывалась Махидевран под тихий смех Хасеки. — Хюррем Султан, приношу свои извинения за слова матери. Кто-нибудь в гареме слышал эти грязные слова? — Нет, Шехзаде, Госпожа догадалась сказать это на ухо, — говорила лишь правду славянка. Задержав недолгий взгляд на оголенной шее, Мустафа прочистил горло. — Я рад, что мы разобрались. Не смею более вас задерживать, — дождавшись, пока Хасеки покинет комнату, старший наследник обернулся наконец к матери. — Чтобы больше ты не смела делать таких грязных предположений о Хюррем Султан, а тем более произносить этого вслух! — Кого ты защищаешь, сын? Я не могу в это поверить! — Тебя и себя, матушка, от гнева отца. Я напомню тебе, что Мехмед умер от его руки, а я не хочу быть следующим! — поняв по молчанию матери, что возразить ей нечем, Мустафа выдохнул и опустился на постель. — Иди к себе, мама. У меня есть дела. Выходя из покоев сына, Госпожа еще раз быстро окинула взглядом Сераб Хатун, что уже готовилась войти в комнату наследника. Эта наложница совсем не нравилась ей, как и то, что сын предпочел ее одну из всего гарема.***
В покоях Хасеки стоял полумрак, лишь в некоторых местах продолжали гореть свечи, получая поддержку от камина, что освещал собою большую часть комнаты. Где-то в стороне лежала книга учёта гарема, что Хюррем отбросила, стоило Нигяр появиться на пороге ее покоев с Эсманур на руках. Укачивая малышку, рыжеволосая никак не могла перестать улыбаться, хотя и знакомые черты лица заставляли ее тревожиться об отце девочки. — Госпожа, — в пол голоса обратилась к ней Нигяр. — Простите, что из-за меня вам пришлось ругаться с Махидевран Султан. Я правда не нарочно так поступила. — Успокойся, не бери в голову, — легенько сжав ее ладонь в своей, Хасеки улыбнулась. — Зато теперь настроение у меня точно надолго будет. — От чего же, Госпожа? — Мустафа отчитал ее. Хотела нажаловаться, а по итогу оказалась проигравшей. Ты бы видела ее лицо, Нигяр, — тихо рассмеялась Султанша, дабы не разбудить ребёнка. Однако, Сюмбюль, что ворвался в покои и хлопнул дверьми, все равно это сделал. — Сюмбюль! — передавая девочку матери, Хюррем сжала челюсть. — За тобой гонится кто-то?! — Простите, Госпожа, но я должен вам сказать… — запыхавшись, евнух едва ли мог нормально говорить. — Прекрати шептать, Эсманур разбудил, уже ни к чему! Что случилось? Что-то с детьми? Ага поспешно закивал, делая максимально жалкое лицо, пока от его следующих слов на лице Госпожи проявлялся смертельный ужас: — Михримах Султан…***
Дворцовый парк.
Ступая так тихо, насколько это было возможно, Михримах пыталась дышать ровно, лишь бы назойливый стук сердца перестал быть слышен в ее же собственной голове. Покинув гарем, как она считала, незамеченной, Султанша спешила к части дворца, где заседал совет. Какой бы нежной и милосердной не была девушка, ярость захватила ее разум, когда Селим перед сном сболтнул о том, что Рустем Паша вернулся, и сейчас он находится в лазарете для мужчин вне Султанской семьи. Хотела ли она его смерти? Нет, но своя жизнь была дороже, а брак с Визирем был для нее подобен самой мучительной смерти. Заведомо подняв с земли камень потяжелее, Михримах обошла здание и швырнула булыжник в сторону, дабы отвлечь стражников. Вернувшись к нужной стороне, девушка ловко прошмыгнула внутрь, чуть не упав в темноте несколько раз подряд. С трудом добравшись до небольшого коридора, где было хотя бы минимальное освещение, Султанша вспоминала, как она в детстве тайком пробралась сюда, чтобы проверить, как себя чувствует Ибрагим Паша, что получил ранение в очередном походе. Это помогло ей найти комнату, где лечили важных Пашей. Злость снова подступила к горлу, когда девушка увидела, как мирно спит бывший конюх под обезболивающими травами, даже не заботясь о том, как разрушает чьи-то жизни. Словно по наитию, подходила все ближе, утирая непрошеные слезы. На соседней койке лежала подушка, увидев которую, Госпожа зажмурилась, застыдившись собственных мыслей. Только где-то внутри маленький демон нашептывал ей, что это поможет стать ей счастливой. — Я устала, прости меня Аллах, мне не вынести этой жизни… — шепча себе под нос, дочь Султана взяла в руки тяжёлую подушку и уже направилась в сторону Визиря… — Михримах! — раздался тихий голос матери за спиной девушки. — Не делай, не надо. Ты не убийца! — Мама, я не могу смириться… — Дочка, мы найдем решение, обещаю, только пойдем со мной. Еще раз взглянув на Пашу, Михримах вздрогнула, откинула от себя подушку и кинулась в объятия матери. — Вот так, моя милая, пойдем отсюда. Уже придя в покои Хюррем, юная Госпожа поддалась эмоциям и разрыдалась во весь голос, сидя у ног матери, крепко сжимая ее колени. Внутри все болело, будто где-то внутри нее и правда разрывается сердце. — Михримах, моя красивая дочь, — чувствуя как щиплет в глазах, Хюррем взглянула вверх и выдохнула. — Никогда не пачкай свои руки в крови, никогда. Ты слишком светлая девочка, не сможешь это вынести. — Мама, мне страшно. Я не хочу замуж за Пашу, не хочу жить с ним вдали от вас, я не смогу так жить, я скорее умру, чем лягу в одну постель с ним! — пуще прежнего зашлась в слезах девушка. — За что, матушка, за что… — У меня нет ответа на этот вопрос, дочка. Все мы в жизни что-то проживаем такое, что ломает нас, медленно убивает все человеческое. Ты вольна не принимать такую судьбу, бороться. — Как бороться мне, если даже ты не смогла? Хюррем опустила взгляд на дочь, от чего две крупные слезинки канули куда-то в густые волосы Михримах. — Мне не за что было бороться, дочка. Ситуации разные, Малкочоглу никогда не предаст тебя, да и положение твое не безвыходное, ведь рядом есть те, кто готов поддержать тебя, прикрыть твою спину от любых ударов судьбы. Я приму любое твое решение, которое будет взвешенным, но пачкать руки в крови — не выход. А сейчас —поднявшись, Хюррем расправила полы платья, после чего подала руку дочери. — Поднимайся, умой лицо и ложись в постель, останешься сегодня здесь, со мной, а я пока дойду до Афифе, она хотела что-то сказать мне. — Хорошо, матушка. Быстро чмокнув дочь в щеку, Хасеки выпорхнула из покоев, оставляя девушку наедине со своими мыслями. Не желая видеть служанок, Михримах без их помощи быстро ополоснула побледневшее от усталости лицо, а затем направилась к гардеробу матушки, где всегда хранились ночные рубашки младшей Султанши, которые требовались для внеплановых ночёвок у родительницы. Дверца закрывала обзор тому, кто своевольно переступил порог комнат. — Хюррем Султан? Михримах дернулась, задерживая дыхание, узнавая раздражающий голос, что отзывался в ней приступами тошноты. Фирузе. Смуглая девушка, хмыкнув, прошла к туалетному столику, где великолепного вида тиары поблескивали, питаясь светом от разожжённого камина. Проведя по ним пальцем, Хатун не удержалась, зацепив одну ладонью. — Какая роскошь, — водрузив себе на голову дорогое украшение, персиянка улыбнулась своему отражению в зеркале. — Скоро это все станет моим. — Интересно, как скоро, Фирузе? Появившаяся из неоткуда дочь Султана, что теперь выглядывала из-за прямой спины наложницы, заставила лишь на секунду замереть девушку. — Михрима-ах Султан, — поклонившись, растягивала буквы Фирузе. — А я вот искала вашу матушку, хотела принести добрые вести быстрее, чем это сделает Афифе Хатун. — Как ты посмела касаться драгоценностей моей матери и заходить в ее личные покои, не имея на то позволения? — дернув внезапную гостью за локоть, Султанша заставила повернуться ее к себе лицом. — Отвечай! — Я лишь хотела предупредить, что пришла весть. Наш Повелитель прибудет уже через неделю, а то и быстрее, тогда мне не придется прятаться, все снова смогут наблюдать нашу сильную любовь с Султаном. Нервно хохотнув, Михримах взглянула на любимицу отца будто на умалишенную. — Что можешь ты знать о любви, мерзавка? — зашипела Госпожа, сменив печаль на своем лице на явную ярость. — Ты никогда не будешь любима по-настоящему, лишь игрушка в руках отца, не более. Пошла вон, пока матушка не явилась сюда и не убила тебя прямо здесь! Быстрым шагом девушка отправилась к дверям, дабы разыскать охрану, но до нее донесся насмешливый голос персиянки: — Как жаль, что и вам не суждено испытать счастья с Бали Беем, ведь скоро ваша свадьба с Рустемом. Истеричный смешок слетел с губ Госпожи прежде, чем она успела взять себя в руки, что сейчас яростно покалывали, свернувшись в кулаки. Развернувшись так же резко, как это делала ее матушка, Михримах словно ветер пронеслась через покои, после чего, не раздумывая, впечатала худощавое смуглое тело в стену. Руки сжимали ткань платья, что было очередным подарком от Падишаха. — Кто ты такая, чтобы говорить так со мной — дочерью Султана? Одно мое слово, и ты вылетишь отсюда, не успев опомниться, а наш Повелитель будет думать, что ты упала с лестницы и умерла, пока в темном лесу голодные псы будут обгладывать твои кости! — Я понимаю вашу злость, Госпожа, но не я виновна в этом, а ваша матушка. Если бы она захотела, то помогла бы вам, отговорила бы нашего Султана. — Заткнись, ничтожество! — отвесив звонкую пощёчину, вскрикнула Михримах. Злость, что текла сейчас по венам вместо крови династии, придавала сил, потому в следующее мгновение Фирузе оказалась отброшена на пол, но тут же взята за волосы, после чего Султанша потащила ее прямо к выходу. Отварив быстро дверь, Михримах последний раз поддалась желанию, сжала волосы наложницы со всей силы, наслаждаясь шипением из ее уст. — Выметайся! Хюррем, подошедшая к дверям своих покоев, лишь удивленно взметнула брови, не находя слов, как и стоящая рядом с ней Афифе. — Матушка, тут змея в покои заползла, но я разобралась. — Ты как посмела прийти в покои Хасеки Султан? — взревела Афифе, стуча тростью об пол. — Будешь наказана, не думай, что в этот раз тебе снова все сойдёт с рук. Похлопав кормилицу Султана по плечу, Хюррем умиротворенно улыбнулась ей, призывая не нервничать. Хватило лишь взгляда на подоспевшего Агу, чтобы он поднял девушку, а потом второпях увел ее. — Дочка, ступай, тебе надо отдохнуть, — уже в покоях тихо произнесла рыжеволосая, направляясь к тахте. — Это правда? Отец прибудет через неделю? — не зная радоваться, либо же грустить, не удержалась от вопроса луноликая. — Правда, — глядя куда-то в темный горизонт за окном, на выдохе ответила Хасеки.***
Неделю спустя
Хюррем Султан нервно постукивала указательным пальцем по изумрудному кольцу на другой руке, стараясь переключиться на издаваемый движением звук. Сейчас она была рада, что дочь уже стала совсем взрослой и не бегает с братьями по всей комнате, а стоит рядом, гордо подняв подбородок. Распахнувшись, двери впустили внутрь Хатидже Султан, что прибыла еще рано утром, чтобы встретить брата и своего супруга. Однако, не упустила момент, когда можно было потрепать нервы рыжеволосой, а потому следом за ней вошла и Фирузе Хатун. — Что она здесь делает?! — быстрее матери задала вопрос Михримах, подаваясь вперед. — Дорогая, Фирузе — фаворитка Падишаха, разве можно отказать ей в том, чтобы она встретила его вместо со всеми нами? Не скрывая, дочь Хасеки закатила глаза, решив не вступать в полемику, когда в покоях оказался уже и Мустафа со своей матерью. Едва успев встать ровной линией, присутствующие услышали: — Дорогууу! Султан Сулейман Хан ХазретЛери! Спешно зайдя в свои покои, Падишах тепло улыбнулся, когда его взгляд нашёл супругу, что дарила в ответ более натянутую улыбку. — Повелитель… — подошла она к мужу, поцеловала руку. Поднявшись, она почувствовала табун мурашек, что пробежали по всей спине. Живой. Ибрагим Паша стоял позади Сулеймана, едва заметная улыбка, которая предназначалась лишь ей, быстро проскочила на лице мужчины, прежде чем он поклонился: — Хюррем Султан. — Паша… — склонив немного голову, Хасеки поспешила занять свое место, давая возможность дочери и сыновьям поприветствовать отца. По привычке сцепив ладони за своей спиной, Паргалы бросил удивлённый взгляд на Фирузе, что стояла рядом с его супругой и довольно улыбалась. Стараясь не выдать себя, Паша кинул взгляд на Михримах Султан, немного двинул головой в сторону персиянки, на что дочь Султана устало закатила глаза, а потом кивнула в ту же сторону, как бы давая понять «ваша жена в своем репертуаре». — Сулейман! — заверещав от восторга, наложница наплевала на всякие традиции, кинувшись Падишаху прямо на шею, что заставило Ибрагима тут же опустить голову, сдерживая смешок. — Что это ты себе позволяешь, Хатун? — отбрасывая от своих плеч ее ладони, мужчина морщит лоб, явно не одобряя подобного. — Знай свое место! Почему она вообще присутствует здесь? — Повелитель, позвольте мне, как главе гарема, объясниться, — выступила вперед Хасеки, подняв подбородок, как только заметила жадный взгляд Визиря на своей тонкой шее. — Я пыталась объяснить Хатидже Султан, что это нарушает традиции, однако услышана я не была. — Хатидже, останься. Остальные могут быть свободны! — злился Сулейман, замечая презрительный взгляд жены направленный на персиянку.***
— Матушка, вы идете? — из-за плеча взглянула на нее Михримах. — Нет, дочка, я хочу подождать, может услышу, что ваш отец скажет Хатидже, — на ходу придумывала Хасеки. — Хорошо, будь осторожна. Дождавшись, когда дочь скроется за углом, рыжеволосая еще раз убедилась, что этаж пуст, а потом юркнула в кабинет Великого Визиря. Заходя спиной, все еще проверяя, не видел ли ее кто, Хюррем не заметила, как уперлась во что-то широкое, твердое и теплое. — Госпожа? — сглотнув, выдавил Ибрагим почти будничным голосом, когда почувствовал прижавшиеся к паху ягодицы Султанши. — Ибрагим Паша… — выдыхая всю тоску, что копилась столько времени в ее душе, пока она не знала о нём ничего, выселяя из ее нутра всю злость к нему, Султанша почувствовала невообразимую лёгкость. Обернувшись, она тут же нашла его шоколадного цвета глаза, вглядываясь, разыскивая в них мысли мужчины, которые были бы о ней, желая расшифровать их. Теплая улыбка озарила уставшее лицо Паши, когда он наконец понял — Хюррем не планирует отходить ни на шаг, испугавшись близости. — Здравствуй. — Здравствуй… — хриплым голосом ответил грек, поднимая ладонь, которая уже через пару секунд ложится на фарфоровую кожу лица, где уже виднеются морщинки. Он бы их с радостью растер бы, стирая из ее памяти те моменты, из-за которых они и залегли на столь прекрасном лице. Щеку будто обжигало, но это была слишком приятная мука. Прикрыв глаза, Хюррем нырнула губами в ладонь мужчины и оставила там легкий поцелуй, второй — на указательном и среднем пальце. Он будто бы задохнулся, наблюдая за тем, как она сейчас менялась из волевой Госпожи в ласковую женщину, что готова оставлять поцелуи на руках. На его руках. — Я так скучал по тебе… — Скажи это еще раз, — прижимая к своему лицу его вторую ладонь, выдохнула Султанша. — Я каждый день умирал лишь от того, что не видел этих глаз, этих волос, этой тонкой шеи… Воздуха было совсем мало, либо же так казалось лишь им. Да им сейчас и не нужен он был. Они дышали друг другом, вспоминая запах, что уже давно заставлял сердца трепетать. Хюррем сдалась, когда его большой палец очертил контур ее пухлых губ, едва касаясь их. — Лишь раз мы проявим эту слабость… Сказав это, Хасеки не раздумывая накрыла его губы своими, давая себе и ему возможность побыть обычными людьми. Влюбленными людьми. Где-то внизу живота запорхали давно уснувшие бабочки, что встрепенулись, стоило Визирю прижать ее к себе, обвив талию руками. Целовал женские губы, будто им осталось жить лишь пару минут, прикусывал до едва заметных отметин. А Хюррем поддавалась, тонула в нём, чувствуя, что сердце готово вот-вот выпорхнуть из груди и навсегда найти покой в таких родных руках. Настойчивый стук в дверь заставил вздрогнуть, оторваться друг от друга и лишь ненадолго взглянуть на покрасневшие лица. — Спрячься под столом. — Ты совсем сдурел, Паша? Почему я должна прятаться? Мужчина закатил глаза. — Доверься мне, ты не захочешь, чтобы кто-то увидел тебя в таком виде, — с шутливым укором он подтолкнул Госпожу в сторону стола, стараясь не слушать ее оскорбления, что разносились шепотом по кабинету. — Войдите. В манере своей матери, Михримах огляделась, а после зашла в кабинет Великого Визиря. — О, Госпожа, как я рад вас видеть. — искренне улыбается грек, подходя ближе к дочери Султана. — И я рада, что вы живы и здоровы, Паша. Как и тот, кого я не хотела бы видеть здесь. — хмыкнула девушка. — Михримах Султан, — сглотнул он, когда на пару мгновений его взгляд метнулся к дубовому столу. — Думаю, сейчас не самое лучшее время, чтобы это обсуждать. — А когда мы это обсудим? После того, как заключат никах? Вы обещали помочь мне избежать этого ужаса, но как и в ситуации с моей матушкой, вы вновь трусите, да? — Мы можем выйти в сад? Михримах в нетерпении сжигала Паргалы взглядом, давая понять, что никуда не уйдёт, не получив свои ответы. — Я пытался, Госпожа. Именно потому он сейчас лежит в лазарете! — заговорщицки зашептал Паша, склоняясь ближе к дочери Хасеки. — Я понимаю, что это мое упущение, но сейчас действовать будет еще более рискованно, чем в походе. — Надеюсь, что вы сдержите свое слово и поможете нам, Паша, не станете сбегать от меня, как от моей мамы, не в силах сказать правду из-за глупых страхов. — выдохнув, девушка поплелась в сторону двери. — Вам давно стоило бы сказать ей, что тот случай был задолго до ее появления в гареме. Не успев даже слова сказать, Ибрагим лишь наблюдал за захлопнувшейся дверью. За его спиной раздался шум падающих на стол предметов. — Вот же черт… — потирая ушибленную столом спину, Хюррем явно нервничала. — Я подарю тебе глубокий шкаф, где можно будет спрятать кучу людей. — Хюррем, я должен объясниться… — Оу, не стоит, я уже привыкла, что узнаю все последняя. Прошу лишь тебя, не подведи Михримах к смерти, иначе тебя от меня не спасет даже Султан. — развернувшись на пятках, рыжеволосая хотела покинуть кабинет поскорее. — Я говорил о другом, о прошлом и… — До свидания, Паша ХазретЛери. Дверь хлопнула перед его лицом прежде, чем он устало рыкнул в собственные ладони. Нужен был план.***
Угрюмый взгляд был точно прибит к прохладной стене хаммама, в котором пряталась девушка, получившая указания от того человека, что когда-то помог попасть ей в гарем и не умереть голодной смертью, либо же не стать проституткой в одной из таверн. Пергамент, что уже размяк в ладони от повышенной влажности и злости, с которым Хатун сжимала его, уже был и не нужен ей. Перед глазами так и маячила одна единственная фраза:«Пришло время уничтожить его.»