***
Неловкость и озлобленность переплелись между собой, создавая невидимый камень, что давил собой на всех троих, кто находился сейчас в покоях Султана. Фирузе спрятала довольную ухмылку, поднеся стакан с шербетом к тонким губам. Чувствуя себя хозяйкой положения, она уверенно сжимала ладонь Сулеймана под серебряным подносом, на котором остывал ароматный завтрак. Глаза мужчины были мутными, но стоящая напротив них Хюррем этого не замечала, заламывая пальцы, надеясь на то, что никто ничего не заподозрит. — Я слышала много хвалебных слов про эту женщину, поэтому и хочу отвезти к ней Джихангира, вдруг она найдет способ снять боль. — Почему нельзя пригласить ее сюда, Хюррем? Не стоит проделывать такой путь самим. — рассуждал Падишах, не задерживаясь взглядом ни на одном месте в покоях. — Она не может ходить, Повелитель, именно поэтому к ней съезжаются все те, кто нуждается в помощи. Прошу, позвольте нам с сыном отправиться к ней, через два дня мы будем уже дома. — стараясь сделать улыбку мягкой, а не натянутой, Хюррем прикрыла глаза. Фирузе опустила ладошку на широкое плечо Султана, взглянула, будто гипнотизируя, ему в глаза, поймав бегающий взгляд мужчины. — Мой Повелитель, это же ради блага маленького Шехзаде, — радуясь перспективе отсутствия Хасеки во дворце, Фирузе Хатун решила, наверное, впервые поддержать соперницу. — Ничего страшного за два дня не случится. Шумно выдохнув, Сулейман потер виски, прежде чем дать свой ответ. — Ладно, вы можете поехать, но будьте осторожны. Эта женщина живет в Ускюдаре? — Верно. — кивнула рыжеволосая. — Не так велик путь, могли бы отправить за ней людей, но раз ты так желаешь. — покачал головой Сулейман, чувствуя, как ладонь Фирузе сжала его руку. — Ладно, пусть Джихангира приведут ко мне перед отъездом, хочу увидеть сына. Улыбнувшись, Хюррем согласилась, едва сдерживая радость от того, что удалось провести Падишаха, хотя вранья особо и не было.***
Обнажив неглубокие морщины на своем лице, Ибрагим изогнул губы в улыбке, радуясь яркому солнцу, под лучами которого сейчас резвились Хуриджихан и Осман. Хатидже наблюдала за детьми из беседки, глубоко о чем-то задумавшись. Паргалы почувствовал, как морозец пробежал по спине, стоило ему осознать, что он утром так и не увидел Махидевран, у которой, по мнению Паши, явно проблема с головой, возникшие на фоне одиночества. Надев тюрбан, Ибрагим снова оглядел себя в зеркало, а после вышел в сад, предчувствуя неприятный разговор. Дети тут же оказались рядом с ним, обнимая отца с двух сторон сразу. — Дорогие мои, — чмокнув каждого в макушку, Паша выпрямился. — Мне нужно поговорить с вашей матушкой, а после отправляться по делам, поэтому идите пока с Чичек Хатун. Передав детей служанке, Ибрагим осторожным шагом поднялся по ступеням, оказываясь рядом с Султаншей. — Хатидже, я хотел сказать, что мне необходимо отлучиться на три дня, есть дела в Эдирне… — Ты же знаешь, что через два дня приезжает твоя семья, — перебила его Султанша. — Разве мне подобает встречать их, когда мой муж отсутствует? Стараясь успокоиться, Паша вздохнул, присаживаясь рядом с сестрой Султана. Хатидже заметно нервничала, но углубляться в причины такого поведения жены ему не особо хотелось. — Матракчи поможет тебе, либо же ты можешь пока остаться в Топкапы, если тебя смущает нахождение моего отца и брата рядом с тобой. — Меня смущает, что тебя никогда нет дома, Ибрагим, что ты не участвуешь в жизни детей, даже не думаешь о том, что тебе надо встретить своих родных, снова твердишь о делах и куда-то уезжаешь! — женщина поднялась со скамьи. — Скажи, ты едешь к Нигяр, не так ли? — Да что за глупости, Хатидже? — Я весь Стамбул приказала перевернуть, но так и не нашла ее, видимо, Хюррем смогла спрятать Нигяр аж в Эдирне! — Ладно, — хлопнув ладонями по дереву под собой, Визирь резко поднялся. — Если тебе угодно так думать, то думай! И семью мою встретит Матракчи, останутся на постоялом дворе, только прошу, хватит разносить мне голову своими подозрениями! Угомонись уже! — Можешь не возвращаться сюда после этих слов, ни ко мне, ни к детям! — вскрикнула Хатидже, а после зашагала прочь, толкнув Пашу своим плечом. Ибрагим шумно выдохнул, отпихнув ногой со своего пути ни в чем неповинный камень, и зашагал к конюшне.***
Пока отец был занят своей вновь возлюбленной фавориткой, матушка подготовкой к поездке, а братья уроками, Михримах, получив записку от Бали Бея, не смогла не воспользоваться всеобщей отвлеченностью. Прихорашиваться времени не было, поэтому, накинув на себя теплую одежду, девушка поспешила прочь из дворца. Она настолько торопилась к возлюбленному, что не заметила перед собой Рустема, что шел со стороны конюшен, и тут же врезалась в него. Подняв голову, она не сдержалась и сморщилась, наблюдая мерзкую ухмылку прямо перед своим лицом. — Осторожнее, Госпожа, — опалил он ее своим дыханием. — Вы еще нужны мне живая, ведь скоро мы поженимся. Сжав маленькие кулачки, Михримах отошла назад, с жалостливым прищуром осматривая горе-жениха. — Я скорее спрыгну со скалы, чем выйду за тебя, Паша. Прочь с дороги. И не дожидаясь яда, что готов был выпустить Рустем, Михримах, немного боязливо, но с гордо поднятой головой, обошла его и поспешила в другой конец дворцового парка. На пол пути замедлилась, проверила, чтобы назойливый Визирь не следовал за ней, и со спокойной душой продолжила широкими шагам преодолевать расстояние. Малкочоглу ждал ее возле забора, что ограждал собой огромную территорию Топкапы. Ветки деревьев надежно скрывали их, помогая сохранить встречу влюбленных в тайне. — Госпожа, ну наконец-то, — осторожно проведя сильными руками по ее хрупким предплечьям, Малкочоглу улыбнулся, вглядываясь в самую суть ее глаз. — Я очень тосковал. — Я тоже скучала по тебе, — дотронувшись прохладной ладошкой щетинистой щеки, прошептала Михримах, едва ли громче порыва ветра, но Бали Бей и так чувствовал то, как трепещет ее душа рядом с ним. — Мы не виделись всего ничего, а все мои мысли все равно были только о тебе. — Как поживает ваша семья? Надеюсь, никаких происшествий? Вдохнув побольше воздуха, Михримах улыбнулась, хотя глаза и выдавали скопившуюся усталость. — Отец снова проводит время лишь с Фирузе, матушка сегодня повезет Джихангира к какому-то лекарю, а браться, как и всегда, заняты своими делами. Даже непривычно, такая тишина будто сулит нам новые разочарования. Желая поддержать, Малкочоглу ощутимее сжал свою ладонь на остром плече Госпожи, а после поцеловал куда-то в волосы, вздохнув цветочный аромат, исходивший от них. — Если думать о плохом, то оно непременно случится, поэтому не стоит, Госпожа моя, не накличьте беду. Я же рядом, укрою вас от любой беды, жизнь отдам, если понадобится. Наслаждаясь стуком влюбленного сердца, Михримах прижималась к крепкой груди Бея, неловко сводя ладошки за его спиной. — Не говори так, ты должен быть рядом живым, запомни это. Не желая спорить, Малкочоглу поднял лицо девушки за подбородок своими пальцами, огладил нежным движением ее скулу, перенося свою руку ближе к шее. Чувствуя трепетную дрожь, исходящую от тела Михримах, он провел своим носом по ее, как бы спрашивая разрешения. Султанша не стала противиться, поднялась на носочки и позволила своим губам лечь поверх губ возлюбленного. Бали Бей терпеливо ждал, давая возможность ей изучить, запомнить этот момент. Вздрогнул от девичьей смелости, стоило неумелому языку Михримах провести влажную дорожку на нижней губе. Добавив настойчивости, он углубил поцелуй, путаясь пальцами в шелковых волосах Султанши. Ей казалось, будто весь мир прекратил свое существование ради этого момента… — Кхм… — раздалось в нескольких шагах от влюбленной пары, от чего им пришлось в спешке отпрянуть друг от друга. Ибрагим, рассматривая их, улыбался, ни чуть не смутившись, в отличии от Михримах и Бали Бея. — Не помешал? — Помешали. — все же улыбнулась дочь Султана с наигранной злостью. — Я старался. Есть у женщин этой семьи некая особенность, — хмыкнул Паша, подходя к брюнету. — В их сети очень легко попасться, да, Малкочоглу? — Ибрагим Паша, вы напугали меня, — расслабившись окончательно, Михримах приложила ладонь к своей грудной клетке, под которой сердце так и стучало набатом. — Я подумала, это Рустем, видела его, когда шла сюда. Бали Бей продолжал избегать насмешливый взгляд Визиря, что явно забавлялся. — Ладно, не делай вид, что я только узнал, чего стесняться, вы тоже много знаете того, чего вам не стоило бы знать. — похлопав Малкочоглу по плечу, Паша вдруг стал серьезнее. — Я так-то как раз искал Госпожу. — Что-то случилось? — подобрав полы платья, Михримах испуганно приблизилась к мужчинам. — Пока нет, может и не случится вовсе, но вы должны быть честны со мной. Султанша кивнула, давая понять, что скрывать ничего не станет. Паргалы быстро кинул взгляд на Бали Бея, как бы уточняя, можно ли говорить при нём, и, получив в ответ кивок, прочистил горло. — До меня дошел слух, что вы потеряли одну вещицу, в которой может быть что-то нехорошее для вас и Малкочоглу. Михримах стремительно побледнела, нахмуриваясь. — Откуда вы… — Сейчас это неважно! — резковато прервал ее Паша. — Мне нужен ответ, остальное мы обсудим потом. — Я потеряла свой дневник, так и есть, — смирившись, выдала Госпожа. — Там ничего такого, мои рассуждения о происходящем. Его уже нашла моя служанка и сожгла, она приходила ко мне совсем недавно. — Вы уверены, что ей можно доверять? — поинтересовался Малкочоглу, пытаясь вникнуть в суть проблемы. — Вдруг она будет вас потом шантажировать. Покивав головой, Михримах лишь отмахнулась. — Салиха Хатун не стала бы… — Странно, что она сразу побежала сжигать его. — рассуждал Великий Визирь. — Вы не спросили у нее, почему так? — Спросила, конечно. Девушки видели дневник в ее руках, интересовались, а Салиха не стала рисковать. Желающие избежать проблем, конечно же, были удовлетворены таким ходом дела. Ибрагим широко улыбнулся, отходя на два шага назад. — Тогда не смею вас и дальше смущать. — поклонившись Михримах, Паша уже почти ушел, но обернулся, вспомнив что-то. — Обидишь Госпожу, от Хюррем Султан не спасу даже я. И, тихо смеясь, побрел ко дворцу, так и не заметив, как за одним из деревьев за всем наблюдал Рустем Паша.***
Прибыв к Нигяр раньше Ибрагима, Хюррем успела осмотреть дом, что в спешке был приобретен специально для женщины, дабы спрятать ее. Близкое расположение к дворцу позволило ей спрятать мать и дитя прямо под носом у Хатидже Султан, которая никогда не додумается искать соперницу здесь. Нигяр прекрасно справлялась сама, о чем говорила чистота в двухэтажном доме. Доверять ее служанкам было бы рискованно, но бывшая Калфа не жаловалась, без конца лишь благодарила Хасеки за такую помощь. — Нигяр, прекрати меня уже благодарить. — улыбаясь уснувшей рядом Эсманур, Хюррем взяла в свои ладони руки женщины. — Ты не мало сделала для меня за все эти годы, хоть и обе мы допускали множество ошибок по отношению друг к другу. — И все же, Госпожа, сейчас я была бы мертва, как и моя дочь, если бы не вы, теперь мне ни за что не расплатиться с вами. — Мама, мама, — прибежав с кухни, Джихангир запрыгнул на колени родительницы. — А можно мне тоже маленькую сестренку? Мне так нравится наблюдать за Эсманур. Женщины умиленно улыбнулись, видя как маленький Шехзаде серьезно раздумывает об этом. — Если ты будешь молодцом и никому не расскажешь, где мы были, ты сможешь часто навещать нашу милую Эсманур, будешь играть с ней, когда она подрастет, станешь ей другом и старшим братом. — пригладив непослушные кудри на голове сына, Хюррем крепко обняла его. — Я уже понял, что это секрет, матушка, никому не расскажу. — покачал головой мальчик. Их веселье и разговоры вскоре прервал несмелый стук в дверь. Подорвавшись со своего места, Нигяр поспешила встретить гостей. — Кто бы мог подумать, что мы встретимся в таких условиях с тобой! — раздался голос Сюмбюля, стоило ему увидеть хозяйку дома. — Добро пожаловать, Ага. Следом за верным слугой Хасеки в помещение вошел Ибрагим Паша. Неловкая пауза послужила тому, чтобы Хюррем, прихватив на руки Эсманур, поднялась со своего места. — Великий Визирь, вот и вы. — ухмыльнулась Хюррем, протягивая в его руки дочь. — Эсманур Ханым уже заждалась вас. Стоило девочке оказаться в крепких руках отца, сон покинул ее, глазки раскрылись. Будто признав своего родителя, дочь Паши не стала плакать, лишь с интересом разглядывая его лицо. Когда на маленьких губах расцвела улыбка, Паргалы не сдержал вздоха, чувствуя, как все внутри замирает. Навернувшиеся слезы защипали глаза, когда до его обоняния добрался ни с чем не сравнимый запах дочери. Стыд уколол куда-то со спины, ведь ничего подобного он не ощущал, когда родились его старшие дети. Паша безусловно любил их, но в этот раз все казалось совсем другим… — Надеюсь, вы добрались без проблем? — Да, Нигяр, благодарю. — кивнул ей бывший возлюбленный, на время передав ребенка матери. — Я привез кое-что для Эсманур, да и для тебя… — Сюмбюль, — раздался голос Хюррем. — Оставим родителей с их ребенком наедине, им есть что обсудить. Сначала Ибрагим насторожился, пытаясь найти в голосе Госпожи хотя бы каплю иронии, но, так и не обнаружил, от чего в душе совсем потеплело. Рыжеволосая нежно улыбнулась ему, покидая дом вместе с евнухом и Шехзаде. Хюррем понимала его, их с Нигяр ситуацию, это заставляло Пашу еще больше восхищаться ей, смотря на уже закрывшуюся дверь.***
Присев на лавку, Хюррем кивнула головой на место рядом с собой, приглашая Агу. Джихангир исследовал двор, забыв о неинтересных разговорах взрослых. — Госпожа, стоило ли это все того, чтобы так собой рисковать? — вздохнул евнух, не спуская взгляда с любознательного Шехзаде. — Эти люди причиняли вам боль, предавали, а вы… — А я хочу простить их, Сюмбюль. Я устала от гнева и ненависти, от притворства. Хочу жить для себя и своих близких, делать то, чего желает душа. Наша жизнь и так коротка, а я тратила ее непонятно на что. — обернувшись лицом к собеседнику, Хюррем заговорила еще тише. — Ты мой самый близкий друг. Не слуга, не раб, а друг. Я благодарна тебе за все, что ты сделал, но, если тебе здесь не по себе, то ты можешь вернуться в Топкапы, я не стану злиться. — Что вы говорите, Госпожа моя? — Ага быстро замотал головой, состроив обиженную гримасу. — Разве могу я бросить вас? Просто не хочу, чтобы вам снова было больно. В окне Хюррем удалось разглядеть, как Ибрагим неумело качает Эсманур на руках, а Нигяр стоит рядом и улыбается. И ведь могло все это напрягать, но теперь не было и капли сомнений в том, кто не был виновен и много лет назад. — Мое нахождение здесь стоит любых последствий, Сюмбюль. — умиротворенно закрыв глаза, Хасеки приподняла уголки губ. — Все будет хорошо.***
Стоило мраку накрыть собой Стамбул, оставляя лишь возможность звездам освещать собой небо, так Махидевран и стала готовиться к встрече с Пашой. Порой легкая одержимость тем, чтобы доказать себе его заинтересованность в ней, пугала даже саму женщину, но она лишь мысленно отмахивались, не видя в этом проблемы. В свое время, когда было сложно держать Сулеймана в своих руках и не отдавать обратно Гюльфем, Ибрагим смог скрасить собой ее существование, хоть и сделал это для того, чтобы закрепиться в стенах дворца в Манисе. Теперь, когда одиночество поглощало ее ни один год, Махидевран нуждалась во внимании того, кто точно сохранил бы в тайне запретную связь, если бы она случилась. Выводя на своей шее невидимые линии, что оставляли за собой цветочный аромат, черкешенка улыбалась своему отражению. Упущенное время едва заметно отражалось на фарфоровом лице, что казалось еще бледнее на фоне распущенных каштановых локонов. Забыв на сегодня о привычке убирать волосы в высокую прическу, женщина не могла не отметить, как это молодит ее. Привычные цвета для платьев тоже были сегодня оставлены, сменившись на цвет победителя. Сиреневое платье подчеркивало изящную талию, а поверх сливовый кафтан блистал благодаря множеству драгоценных камней. На секунду Махидевран задумалась о том, будто бы не она вовсе стоит перед зеркалом, но предвкушение не позволило удержать эту мысль. Все шло удачно, словно ей на руку. Сулейман проводил время с Фирузе и думать забыл о черкешенке, Мустафа же не выходил из своих покоев, сославшись на головную боль. Хюррем куда-то уехала, а значит не будет и всевидящего Сюмбюля, а значит и слуги будут сговорчивее, не откажутся от золота за молчание. Подкрасив глаза сурьмой, Махидевран проверила застежки на украшениях, а после наконец присела на тахту. Тогда же и показалась голова Гюльшах в дверях. — Где тебя носило столько времени? — Госпожа, я сначала проверила, чтобы не было никаких преград, а потом меня позвал в сад один из стражников. — выуживая что-то из складок платья, служанка зашагала к своей хозяйке. — Вот, просили передать вам. Воодушевлено выхватив небольшую записку, Махидевран поспешила дернуть за веревочку, чтобы скорее прочитать послание. Победная улыбка медленно сползала с лица Госпожи.«Ты хотела провести со мной ночь? Так вот я решил. Давай встретимся… в аду»
— Что за черт! — выправляя края бумаги, черкешенка вновь перечитала послание. Отказ в стиле Ибрагима Паши заставил горло сжаться в ненавистном спазме, преграждая путь воздуху. Смяв записку, она с некоторым остервенением швырнула несчастную в камин, где тут же пламя охватило ее. Такое же пламя полыхало в груди отвергнутой женщины. Махидевран, чьи глаза будто налились кровью, медленно обернулась к Гюльшах, что успела приблизиться для поддержки. — Убирайся вон! — оттолкнула она рабыню, от чего та влетела спиной в дверь. — Я убью тебя, если ты не уйдешь! И стоило дверям захлопнуться, как раздался истерический крик Махидевран, что, почти не прикладывая усилий, швырнула в пол зеркало, заставляя его разбиться на маленькие кусочки. — Урод! Ненавижу! Следом за зеркалом была опрокинута тахта. Этого казалось мало, чтоб сорвать свою злость на самодовольного Великого Визиря. На шее, ушах и руках выступили капельки крови, когда Султанша в ярости срывала с себя украшения, разрывая, ломая их, швыряя по всей комнате. За злобой пришли горькие слезы, что копились много лет. Одиночество поглощало Махидевран, сводило с ума, а время бежало так быстро, забирая с собой ее молодость и красоту, что еще больше ранило душу, что желала лишь немного любви. Остановившись у стены, женщина прислонилась к ней спиной, а после, с полным отчаянием в глазах, скатилась вниз, хватая ладонями свои волосы у самой головы. И тут в ее голове что-то щелкнуло, объединилось в общую картину. Приехавшая к вечеру Хатидже жаловалась, что Ибрагим уехал на три дня, вновь оставив ее одну. Тогда Махидевран была уверенна, что это ради нее, но…***
Тишина, что наполнила собой дом, была так близка душе, но так непривычна для Ибрагима. Проведав перед сном дочь и Шехзаде, что сегодня были поручены Сюмбюлю, чтобы их матери могли выспаться и отдохнуть, он отправился в хаммам, а после побрел на второй этаж, улыбаясь атмосфере, что царила вокруг. Дом был небольшим, однако второй этаж вмещал в себя три комнаты, в одной из которых и должен был остановиться Паша. Усталость давала о себе знать, а потому слова Нигяр о том, какая дверь ему нужна, стерлись из памяти. Решив действовать наобум, легким движением, бесшумно грек открыл первую попавшуюся дверь и замер. Благодаря звездам, что явно желали разделить представшую перед мужчиной картину, в комнате царил полумрак, покрывая половину комнаты серебряным свечением. С другой стороны одиноко светила свеча, оставленная на прикроватной тумбе. Свет играл с полуобноженным телом Султанши, что неторопливо стягивала с себя легкое платье, надетое ею к ужину. Пытаясь справиться с застежкой, что застряла и не давала Госпоже снять одеяния до конца, задержав их внизу живота, Хюррем не заметила, как дверь за ее спиной закрылась. Ибрагим, казалось, задохнулся, когда во рту совсем пересохло от того, что он видел перед собой. Справившись с платьем, рыжеволосая позволила легкой ткани пасть к ее ногам вместе с со всеми оставшимся бельем. Распустив невесомым движением волосы, она потянулась за сорочкой. В этот же момент Ибрагим уже не смог сдержать себя, беззвучно подошел к Султанше, положив прохладные ладони на хрупкие плечи. Вздрогнув, Хюррем обернулась, но не отошла, увидев перед собой затуманенный взгляд карих глаз. Прикрылась ночной одеждой, пытаясь сказать хоть что-то, но тело поддавалось сейчас совсем не ей. — Ты так красива, Госпожа моя… — опалив ее лицо своим горячим дыханием, Ибрагим прикрыл глаза. Захватив ее подбородок в свои руки, он повернул Султаншу лицом к зеркалу. — Отпусти платье, — просьба, не приказ. — Позволь увидеть, что я потерял. Шумно сглотнув, Хюррем разжала ладони, выпуская из рук последнее, что скрывало ее от горящего взгляда. Большим пальцем руки Паша очертил ее нижнюю губу, второй же ладонью накрыл талию, сразу же ощутив, как по женскому телу разошлись мурашки. — Разве существует, — поцелуй в волосы. — Женщина, что превзошла бы тебя в красоте? Закусив губу, Хасеки впустила свои ногти в свои же ладони, сдерживая стон. Язык мужчины ловко скользнул по мочке уха, готовя к приятной боли, что обрушилась, стоило его же зубам оставить свой след все в том же месте. Словно мешающую завесу, Ибрагим отодвинул рыжие волосы в бок, обнажая нежную шею. — Тут родинка, — поцелуй. — Похожа на сердце. Видимо, тут я свое и потерял много лет назад. Ряд поцелуев, спускавшихся все ближе к лопаткам, заставил Хюррем принять свое очередное поражение в битве с этим мужчиной, от чего она и вжалась в него своими ягодницами. Ибрагим застонал, чувствуя, как кровь приливает к паху. — На этих хрупких плечах столько груза, — снова поцелуи срывают стоны Госпожи. — Я бы хотел забрать его весь себе, чтобы ты не чувствовала ни одной отрицательной эмоции. — Ибрагим, пожалуйста… — Чшш… Мокрые дорожки замерцали по все спине, пока Паша все ближе был к тому, чтобы оказаться перед ней на коленях. Погладив упругие ягодицы, чуть сжав их, мужчина оставил легкий укус, а после резко развернул Хюррем к себе, сжав бедра. Тонкие пальчики тут же затерялись в темных волосах Визиря, что неторопливо проводил языком по внутренней части бедра. — Одно твоё слово, и я покину тебя, тебе стоит лишь пожелать… Вопреки словам, Ибрагим провел пальцами по нежным, влажным складкам, от чего Хюррем всхлипнула, оттянув каштановые волосы мужчины. Губы нещадно приближались к горячей точке, где во всю хозяйничали его пальцы, подготавливая, подстраиваясь под темп, что вырывал стоны из горла Госпожи. — Не уходи, — вдруг раздалась мольба. — Никогда больше… Ах! Хюррем сбилась с мысли, стоило обжигающему языку прикоснуться к точке, где скопилось все ее возбуждение. Ибрагим нещадно ускорялся, от чего тело Султанши будто бы билось в агонии. Ноги дрожали, мечтая согнуться, уронив свою хозяйку к полу, лишь бы скорее получить настолько нужную разрядку. В глазах потемнело, стоило Паше усилить свою ласку, введя внутрь Госпожи два пальца, а чувствительную точку опалить прохладным дыханием, а после слегла втянуть своими губами. — Я больше не могу, пожалуйста… — уже не стесняясь самостоятельно насаживаться на пальцы мужчины, Хюррем почти что скулила, хватаясь руками за все, что было поблизости. — Сейчас, родная, сделай это для меня… Такая неведомая ранее ласка сделала свое дело, как только слова Ибрагима коснулись ее слуха. Сжав его внутри себя, Хюррем едва сдержалась, чтобы не закричать, когда почувствовала такую необходимую пульсацию. Визирь же подниматься с колен не спешил, поднял взгляд на Султаншу, выжидая, когда она придет в себя. Не теряя времени он продолжал целовать ее живот. Хюррем не успела заметить, когда повторная волна желания накрыла ее, заставив потянуть мужчину за плечи к себе. Подтолкнув его в грудь, женщина торжественно улыбнулась, когда тело Паши опустилось на ее постель. Сев сверху, она медленно, будто желая поиздеваться, стала расстегивать пуговицы на его нижней рубахе. Все еще влажным и пульсирующим местом она терлась об его твердый член, что уже явно виделся сквозь штаны. Шумно выдохнув, Ибрагим сам расстегнул свою одежду, но слишком неаккуратно, от чего по полу заплясали оторванные пуговицы. — Не играй со мной, не надо… — мягко обхватив ее шею, Паргалы другой рукой коснулся одной из грудей. — Здесь тебе не выиграть. И сомкнул губы, резко опустившись к возбужденному соску. Второй он ласкал пальцами, не желая обделять своим вниманием. Хюррем же выгибалась, молила, злилась, даже впивалась когтями в кожу мужчины, лишь бы он позволил ей ощутить его внутри себя. — Я хочу тебя, Ибрагим, пожалуйста… Паша хмыкнул, обхватывая двумя ладонями ее талию. — Если дама моего сердца так просит, как я могу отказать. Быстро избавив себя от штанов, Ибрагим приподнял Хюррем за ягодицы. — Смотри мне в глаза, Хюррем. Я хочу видеть тебя. Едва ли не сдавшись, когда головка члена коснулась влажного входа женщины, Паша застонал вместе с Хасеки, но не позволил опуститься ниже, крепко удерживая ее талию. — В этот раз ты не сможешь сделать вид, что ничего не произошло. — предупредил он ее. — Не станешь воротить свой красивый носик от меня, не будешь избегать, иначе мне придется на весь мир прокричать, как сильно я люблю тебя, а дальше только смерть… — Это шантаж, ты знаешь? — обессиленным голосом шептала Султанша, пытаясь все же опустить бедра. — Это любовь, Хюррем Султан… И он, наконец-то, позволил себе заполнить ее всю изнутри, наслаждаясь женским стоном, который поспешил заглушить поцелуем. Она двигалась быстро, беря инициативу в свою руки, видя, как теряется взгляд Ибрагима, как стон его становится громче, а хватка болезненной, но последнее Хюррем мало волновало. Болезненная сладость — все, что нужно было знать об их отношениях. Любовь, которой не должно было быть. Тогда почему же сейчас они смотрят друг на друга так, будто сама судьба все решила за них еще много лет назад, пообещав дать им еще один шанс на эти уничтожающие отношения. Почему не надышаться рядом друг с другом, хоть и дышит Ибрагим ей в шею, а Хюррем ловит его запах волос, в которые вплетены ее же пальцы. С удовольствием смешивается не подсознательный страх, что вдруг вся эта близость разрушится, падет под гнетом обстоятельств, будет нарушена… — Иди сюда… Подхватив Госпожу на руки, Ибрагим опустил ее на прохладные простыни, не разделившись ни на миг. Ладони с жадностью скользнули по длинным ногам, что сцепились вокруг его таза. Резкие движения поражали шлепки, что еще больше заставляли кожу покрываться приятной прохладой, от которой все тело Султанши сжалось, а после выгнулось в спине. — Да, прошу тебя, даа… Ноги Ибрагима стали подкапываться, наливаясь жаром, он чувствовал свой приближающий конец, как телом, так и сердцем. Он вновь горел, превращаясь в пепел, воскресал рядом с Хюррем. И это нравилось. Она кусает губы, царапает его спину, подавшись вперед и беря управление снова на себя, стонет на ухо его же имя, от чего весь мир вокруг будто взрывается. Как и мир Хюррем, что тут же вытягиваясь подобно струне, чувствует как освобождается тело собственное и то, что находится в ней. Их тела мокрые, липкие, дрожащие падают на мягкие подушки, пытаются поймать как можно больше воздуха, в котором переплелись их запахи, что никогда не станут вновь приятными для них по отдельности. Ибрагим заговорил первый. — Если хочешь, я могу уйти. — Останься.***
Если бы не собственное положение, то Махидевран бы обязательно воспользовалась возможностью и спалила бы дворец. Останавливала лишь цель, к которой она шла давно. Выяснив, что Хюррем уехала вместе с маленьким Шехзаде невесть куда, да еще и на тот же срок, что и Визирь, Султанша яро представляла, как раздавит этих двоих, если правда окажется для нее нежелательной. Коридор за коридором, и вот черкешенка уже у покоев сына. Выдохнув и пальцами расчесав волосы, Махидевран осторожно вошла. Удивилась, когда заметила, что Мустафа еще не спит, а лишь сидит на тахте, задумчиво глядя в стену. — Сынок? Ты чего не спишь еще? — Не хочу. — дернул головой Шехзаде. — Что вы хотели, мама? — Хотела попросить тебя вернуть мне дневник Михримах, хочу изучить детально, да и… Мустафа резко поднялся, приблизился к матери, взгляд его оставляя непривычно холодным. — Нет там ничего. Дневник я уничтожил. Не лезь в это. И, не дождавшись ответа, покинул свои же покои, хлопнув дверью, оставляя Махидевран в полной растерянности.