Rag, Tag and Bobtail

Барт крутил баранку своей малышки, до боли стискивая руль так, что костяшки на его руках побелели, а старые ссадины на них норовили вот-вот лопнуть. Из-за небрежного вождения, на пассажирском сидении беспокойно подпрыгивали художественные принадлежности, что ему выдал мистер Норман, его новый учитель по художественному искусству. Парень так быстро уехал с парковки, что даже позабыл про Милхауса. Ничего, поедет домой на автобусе, тем более что Барт торопился на работу. Он и так опаздывал из-за собрания, что устроил директор Молино после занятий, как будто бы день и без того не был донельзя сложным. В спортзале творился целый хаос — Дик, видимо, хотел обойтись поучительной лекцией, в надежде, что виновник сам признается или его кто-нибудь сдаст (на этом моменте многие ученики разочарованно заулюлюкали, потому что стукачей никто не любил), но весь дзен директора разрушил отец Кэнди, мистер Уотсон. Он, вместе с остальными родителями девочек из группы поддержки, самовольно вышел к стенду директора, и, отобрав у него микрофон, разразился такой тирадой, что если бы не нормы приличия, то ученики, скорее всего, разучили бы новые бранные слова. Речь мужчины была настолько злобной и полной скрытой угрозы, что даже Барт испугался бы, не будь он тем, кем являлся. Разумеется, ему пришлось разыграть целую сценку, чтобы слиться с толпой, вызвав на своем лице целую гамму эмоций. Милхаус вон, чуть не наложил в штаны, словно ему снова было десять. Барт хлопнул по рулю, и резко крутанул его влево так, что покрышки взвизгнули, едва не сбив мелкую собачонку, что вырвалась из поводка и выбежала на проезжую часть, до смерти перепугав свою хозяйку. Парень резко выдохнул через ноздри, и попытался сосредоточиться на дороге, чтобы не натворить делов. Его сердце быстро колотилось, больно отбивая ритм по грудной клетке, спирая все нутро, отчего ему не хватало воздуха, а легкие жгло, словно он выкурил целую пачку сигарет. Вспомнив о них, Барт наклонился к бардачку и выудил оттуда запасную пачку — ту самую, что пару дней назад нашел отец. Дверца не хотела закрываться обратно, и парень нетерпеливо долбанул по ней несколько раз, пока та, наконец, не захлопнулась. Сунув сигарету в рот, он, несмотря на то, что буквально минуту назад едва не переехал чью-то псину, продолжил на всей скорости катить по дороге, и, глядя на нее одним только глазом, попытался одновременно со всем этим прикурить. Щелкнув зажигалкой добрых пять раз и провалившись в этом, он зашвырнул ее в сторону, едва не попав по окну, и выкрикнул вслух пару ругательств, выпуская гнев наружу. — Сука! — не унимался он, вновь крутанув руль, из-за чего ему возмущенно просигналили. Он выдернул изо рта незажженную сигарету, и, не рассчитав силы, сломал ее пополам. В уголках глаз защипало от подступающих слез. После школьного собрания он поспешил к мистеру Норману, пообещав встретиться с Милсом на школьной парковке, и когда он уже направлялся к своей машине, неся с собой холст и все остальное (заодно получив более-менее внятные инструкции от учителя), он столкнулся с Нельсоном. После разговора с ним, он, не разбирая, что творит, укатил без Ван Хутена. Опасаясь за свою жизнь, и за жизнь пешеходов, Барт все же притормозил на обочине возле небольшого парка, чтобы успокоиться. Посидев в тишине несколько минут, он, наконец, оторвал побелевшие руки от руля, и сделал несколько глубоких вдохов, отстраненно потерев пальцы, чтобы вернуть им кровообращение. Затем он достал новую сигарету из бардачка, на этот раз постаравшись аккуратно закрыть дверцу, чтобы та не сломалась, но его настроение вновь начало стремительно падать вниз, когда он не смог найти выброшенную ранее зажигалку. Сделав глубокий вдох, и задержав на мгновение свое дыхание, он предпринял еще одну попытку, и, о чудо, нашел ее в самом дальнем углу на полу. Наконец прикурив, он откинулся на сиденье, чтобы расслабить напряженную спину, и в тишине потравить свои легкие. Сизый дымок постепенно заполнял машину, и он приоткрыл окно, чтобы впустить в салон свежего воздуха. Несмотря ни на что, расслабиться все равно не получалось. — Да пошел ты нахуй! — громко рявкнул он, продолжая прокручивать в голове ссору, словно бы она еще не закончилась. Проходящий мимо старик с гнутой тростью удивленно на него вылупился. — Молодой человек, как вам не стыдно! Средь бела дня, когда здесь люди ходють! — запричитал тот, и Барт нетерпеливо отмахнулся от него, получив взамен новую порцию возмущенных нотаций. — Нет, ну вы гляньте-ка на него! Еще и курит! Что только творится с современной молодежью?! Совсем стыд потеряли!.. Старик не отставал, и Барт хотел было уже огрызнуться на него, но затем он вспомнил деда, и на душе его вновь стало паршиво — он совсем к нему не приходил. Пообещав себе навестить его в выходные, он натужно улыбнулся старику, на что тот опешил, а затем поехал на работу. Смена прошла паршиво, и словно в тумане. Барт напортачил с заказом, уронил целый поднос с замороженными котлетами, едва не угодил рукой во фритюрницу, и обжег локоть об гриль. Ларри вызвал его к себе, и отчитал не сколько за сегодняшнее опоздание и внешний вид, красноречиво указав на его разукрашенное лицо, но больше сетуя по поводу котлет. — Хорошо, что высокие температуры убивают микробы! — воскликнул он, намекая на то, что никто их и не собирался после этого выбрасывать, и Барт на это скривился. Менеджер покачнулся на кресле, и вздохнул. — Не знаю, что сегодня с тобою творится, но давай-ка ты не будешь мне тут переводить продукты. Займись лучше уборкой. Блондин закатил глаза, и поплелся убирать туалеты. Это было самой худшей частью его смены, потому что у любителей подобного хрючева всегда были проблемы с пищеварением. Да, Барт тоже раньше любил закинуться красти-бургером, но после того, как он поработал на кухне, желание это есть отпало у него напрочь. На удивление, работа шваброй успокоила его хотя бы на время. Чистые полы — чистая голова, или как там говорится? Когда на плитке стало видно его унылое отражение, Барт, наконец, привел мысли в норму, и обперевшись о древко, вновь подумал о разговоре с Нельсоном уже как сторонний наблюдатель. Столкнувшись с Манцем ранее, Барт вновь не остался верен своему слову, и заговорил с ним первым. «Да что не так-то, что ты опять от меня морозишься?» злился он. «Ты же знал, что до этого дойдет, не стой из себя невинного барана!» «Просто так с женщинами не поступают! Это низко и подло! Там были девочки, которые были совсем ни при чем, ты же знаешь, что в свите Кэнди состоят не все?!» отвечал ему Нельсон. «Ты даже не удосужился мне ничего рассказать, как будто знал, что я этого не одобрю». «И это говорит мне тот, кто не гнушался бить одноклассников?!» Барт не хотел чувствовать себя виноватым, потому что он начинал себя сам ненавидеть, и ему было нужно как-то оправдать себя. «К девочкам я никогда не лез» глаза Нельсона сощурились. «Между прочим, там была Джулия». «Ах так! Ну и вали тогда к своей Джулии, раз она тебе важнее Лизы!!!» «Просто это жестоко, по отношении к ним! Я не думал, что ты будешь опускаться до такого уровня. Я разочарован». «Разочарован?.. А не пойти бы тебе нахуй?» Они потом еще многое наговорили друг другу, благо, в коридоре никого не было, чтобы услышать все это. Барт чувствовал себя одиноким, покинутым, оставленным на произвол судьбы, и считал, что он хотя бы что-то сделал, в то время как Нельсон, как он ему и сказал: «прохлаждался». Манц же считал это низостью, подлостью, и вообще он такого от него не ожидал. Остановившись на взаимных посылах куда подальше, они резко, как столкнулись, так и разошлись, словно в море корабли, и Симпсон на всех парах, не разбирая дороги, кинулся к своей машине, как к спасательной шлюпке. Ему казалось, что еще чуть-чуть, и он совершит нечто глупое, и ему было просто необходимо уехать от ненавистной школы и этого придурка как можно дальше. Мимо пролетающая муха вернула Барта в реальность, и он, тряхнув головой, пошел убирать инвентарь в кладовую. Как бы сильно он не злился на Нельсона, в глубине души он надеялся, что их ссора не продлится слишком долго. В прошлый раз он не выдержал и недели. В четверг директор Молино запретил студентам подходить к их шкафчикам, и ребятам пришлось таскать абсолютно всё с собой: учебники и тетради, спортсмены таскали форму, музыканты и художники — свои принадлежности, и даже кружку заучек и ботанов пришлось переносить с места на место свои макеты по научной работе. Дик решил заменить все замки в шкафчиках на более сложные, и школьники заранее жаловались на перемены. Во время занятий были слышны перекрикивания рабочих в коридорах и визг пил по металлу, мешая учебному процессу. Не то, чтобы кто-то хотел учиться, но по голове шумы давали знатно. И вот сегодня, в пятницу, Барт ковырялся в своем новом замке уже битых пять минут, пока не понял, что ему достался чужой ключ, что неудивительно: с таким большим количеством учеников было легко все перепутать. Благо, такая проблема была не только у него, поэтому он с чистой совестью отправился на химию без тетради и всего остального. До директора уже донесли проблему, и тот, скорее всего, уже приложился к чему-то покрепче с утра, чтобы со всем этим справиться. Родители девушек так от него и не отстали, требуя собрать новый комитет и нанять охрану. Барта это не беспокоило, к тому же, вновь саботировать шкафчики у него не входило в планы. Лиза, симулируя болезнь, на самом деле заболела, и теперь лежала в постели с температурой, пропуская всю неделю, что приводило ее в ужас, и Барту приходилось таскать ей домашнюю работу, получая помощь со своей взамен, что обоих в принципе устраивало. Ему все равно нужно было залечь на дно, сымитировав поведение ничем не выделяющегося собой посредственного школьника. За картину он пока что не брался, хотя всё распаковал, и расставил краски и мольберт в углу своей комнаты, пообещав себе взяться за дело, как только, так сразу. Нельсон вчера был чернее тучи, и Барт сначала лелеял в груди мерзкое радостное чувство, убедив себя, что тот так переживал об их ссоре, пока не узнал от Милхауса весть, что домой из своей «поездки» вернулась его мать, и не одна, а с новым хахалем. Симпсону очень хотелось подойти к другу, и спросить, что не так, но тот постоянно крутился возле своей команды, а еще Джулия достаточно навязчиво всюду следовала за ним, словно тот был ее личным охранником, и все время вздрагивала, если кто-то оказывался позади нее, после чего Нельсон всегда утешительно обнимал ее. Тошнотворное зрелище, в общем. Чирлидерши вообще вели себя, словно победительницы. Удивительно, но Кэнди Уотсон заявилась на следующий день, блистая, словно выиграла награду, хотя Оскар нужно было ей вручить за актерское мастерство. Если кто-то и ненавидел их раньше за стервозный характер, то теперь все их жалели и оказывали всякие «почести», открывая им двери, расступаясь в коридоре, и проверяя за них шкафчики, словно над девочками не подшутили, а как минимум сломали обе ноги. Барта это дико бесило, потому что его сестру так никто не жалел. Его глаза наливались кровью только от одной мысли о том, что он мог бы подорвать всю школу ко всем чертям, если все это будет продолжаться в таком духе. — Симпсон! Где ваше домашнее задание? — вернул его в реальность мистер Смит. Он сидел за своим столом, буравя студента холодным взглядом. Барт на автомате сначала протянулся к сумке, а затем вспомнил, что оставил тетрадь в шкафчике еще с утра, когда они все были открыты, и Дик показывал всем новые замки. Потом, он, разумеется, беспечно его захлопнул. — Мой шкафчик не открывается, кажется, мне дали чужой ключ, — принялся оправдываться он, и некоторые ребята в классе закивали в подтверждение его слов, потому что оказались в таком же положении. Мистер Смит криво ухмыльнулся. — Ну что ж, оправдания выходят на новый уровень. К сожалению, раз вы сидите на моем уроке без тетради, то мне придется поставить вам два, — кажется, каждое слово, произнесенное этими тонкими губами, приносило мужчине огромное удовольствие. Барт вспыхнул. Это было нечестным! Он ведь даже сделал это чертово домашнее задание! Ну, точнее списал, но ведь он подготовился! — Но я же сказал, что не могу открыть свой шкафчик! Тетрадь лежит там! — с возмущением заявил он. Джейкоб Смит наигранно-печально покачал головой, выводя ручкой оценку в журнале. — К сожалению, мы не можем этого проверить, верно? Если вы мне принесете тетрадь позже, откуда мне будет известно, что вы просто-напросто не настрочили работу во время перемены? Барт глухо прорычал, и съехал на стуле вниз, скрестив руки на груди. Он мог бы поклясться, что учитель с самого начала цеплялся к нему, и он не понимал, почему. Это была ненависть с первого взгляда? Но за что? Или это просто обычная неприязнь? Симпсон знал, что среди людей есть жертвы и охотники. Первые, если ничего для этого не предпримут, превращаются в груши для битья абсолютно для всех, даже для незнакомых им людей. Взять, к примеру, какого-нибудь ботана в уродских очках, с плохой кожей и отсутствием вкуса, потому что его одевает мамочка — и вот тебе, каждый считает своим долгом дать бедняге подножку просто ни за что. Для задир же, у которых было плохое детство, и которым теперь просто необходимо выплеснуть свой негатив, это просто лакомый кусочек. Барт относил себя к третьему виду ребят — не обремененных социальными нормами крутым парням, которым на все насрать, тем более на какое-то преследование жалких ботаников. В конце концов, он еще с начальной школы подружился с одним, и его тоже преследовал задира. Хотя, чуть позже он подружился также и с ним. Мысли соскользнули не в ту степь, потому что Барт погрузился в воспоминания о том, как его постоянно преследовал Нельсон в начальной школе. Он все пытался понять, когда все изменилось. Тогда, когда он впервые дал тому сдачи, и у Манца из носа пошла кровь? Или когда в четвертом классе они внезапно подружились, и Нельсон перестал тусить с Джимбо и Керни на какое-то время? Симпсон прикрыл глаза, и в его голове всплыл целый ворох образов и даже запахи. Шероховатые камни пещеры. Соленая вода. Страх. Горячее дыхание… Тряхнув волосами, Барт раздраженно скользнул ногой по полу, и выпрямился на стуле. Воспоминания вновь крутились возле их ссор — тогда их дружба не продержалась и месяца: они разругались на почве недопонимания, и вновь перестали общаться. Барту очень не понравилось, что за столь короткий срок он смог так быстро привязаться к Нельсону, потому что ему тогда дико его не хватало. Он даже хранил подаренную им жилетку в своем ящике, словно какую-то драгоценность. Принимал, наверное, элемент одежды за призрачное напоминание о его принадлежности к крутым ребятам, коим втайне считал Манца, хоть он и был частью его компании лишь временно. Они стали вновь тусоваться аж через два года, когда Барту было двенадцать. Через несколько месяцев после того происшествия с Лизой, они хоть с сестрой и помирились, он все же пребывал в глубокой депрессии из-за не ушедшего до конца чувства вины. Да и сложно было влиться в общество после того, как он практически сам себя запер в комнате, и ни с кем в школе не общался, даже с Милсом. Тогда Нельсон первым подошел к нему, когда он вышел на большую перемену, что было для всех удивительным, потому что Барт не выходил в школьный двор все то время, пока «наказывал» себя. Манц присел с ним рядом на скамеечку под тенью дерева, и после небольшого молчания, поинтересовался, как у него дела. Вот так просто, без скрытого умысла, как это делали другие дети, потому что их заставили, так как поведение Барта начинало пугать школьного психолога. Барт не знал, что на это ответить, но почему-то вместо дежурного «все нормально», он, сам не зная почему, честно рассказал однокласснику, что на самом деле чувствует. На тот момент ему было все равно, если Нельсон в своей обычной манере посмеется над ним, а затем, может, и побьет, но на удивление Манц спокойно выслушал его, и даже дал совет. Говорил, что когда ему становится невыносимо грустно, он всегда выходит на пешую прогулку аж до смотровой площадки Спрингфилда, потому что с высоты его проблемы казались мелкими, словно букашки, да и закаты там красивые. Он даже предложил ему вместе забраться туда как-нибудь, а если это ему не поможет, то Нельсон покажет его проблемам кулак, чтобы неповадно было. Барт тогда впервые улыбнулся на публике. Они не подружились сразу же, но Нельсон стал первым, с небольшой периодичностью, завязывать с ним разговор на отстраненные темы, вроде домашнего задания, или обсуждения каких-то сплетен, пока он не стал садиться с Бартом за один стол в кафетерии, а затем и на соседнюю от него парту в классе. И вот таким незаметным образом они стали общаться теснее, пока внезапно не осознали, что могли назвать друг друга не просто школьными приятелями, но настоящими друзьями. Друзьями, которые не предают, на которых можно положиться, и с которыми хоть и не всегда соглашаешься, но друг без друга уже не можешь прожить и дня. Барт до боли нахмурился, и со стороны могло бы показаться, что это он так злится из-за двойки, что несправедливо влепил ему мистер Смит, но на самом деле он уже давно позабыл о такой мелочи. Ссориться с Нельсоном, вот что ему не нравилось больше всего, а ругались они почему-то довольно часто, особенно в последнее время, и Барт все никак не мог отыскать для этого причину. По крайне мере, раньше они оба старались помириться как можно скорее, не считая прошлого раза, но теперь Симпсон боялся, что приятель на самом деле разочаровался в нем. Он сказал это всерьез, или так, сгоряча? По первой Барт мог бы пообещать больше никогда в жизни не лезть к чирлидершам, но тогда бы ему пришлось оставить ситуацию с Лизой как есть, чего делать он, разумеется, не станет. Семья важнее братвы, даже если бы это значило, что он навсегда откажется от дружбы с Нельсоном. Осознание больно сжимало его за сердце, и как бы Барту этого не хотелось, если Нельсон поставит его перед выбором, то он будет очевидным. Дик не придумал ничего лучше, как заставить школьников небольшими группами отрабатывать наказание на переменах, в надежде, что кто-нибудь из них да выдаст виновника в происшествии с чирлидершами, чтобы эксплуатирование детского труда, наконец, прекратилось. План был отличным, если бы не одно но — задумка директора со сто процентной вероятностью обернется ему боком, потому что Милхаус ни за что бы не выдал Барта, так как из школы исключили бы и его тоже, но теперь каждый решит своим долгом настучать на соседа запросто так, вынеся на свет даже старые грехи, чтобы откупиться от «правосудия». Барта с несколькими ребятами поставили отчищать полы в спортзале от черных полос, потому что не все носили подобающую обувь на специальном покрытии, и он рассеянно думал, через сколько времени все покатится прямиком в ад, потому что и брат, и сват продаст душу своего лучшего друга за гроши, и ему было любопытно за всем этим понаблюдать. Он этого не планировал, но суматоха отвлечет всех от Лизы, что было ему на руку. Так как сегодня пятница, он ставил на понедельник. Милхаус, которого отправили чистить туалеты, ставил на середину недели. А что бы по этому поводу сказал Нельсон?.. — Я понимаю, но сегодня мы не выступаем, — проговорил кто-то за спиной Барта, и он обернулся. — Не стоит по этому поводу так переживать, побереги себя. В нескольких метрах от него на четвереньках стоял тот парень из оркестра, кажется, Эндрю. Он хмурился, энергично оттирая пол ластиком, отчего его темные, слегка волнистые волосы упруго подпрыгивали от каждого его движения. Рядом с ним на полу сидел рыжий пацан с одиннадцатого класса, тоже из оркестра. Кажется, он играл на барабане. — Но мы столько репетировали, — обиженно произнес он, вяло водя ластиком по полу, что совсем не приносило никаких плодов. — Это совсем нечестно. Эндрю вздохнул, и перевел меткий взгляд на своего приятеля. Так как те двое находились совсем рядом от него, Барт обратил внимание на глаза брюнета — те были темно-карими, почти что вишневыми, но такими ясными и глубокими, что он даже завис на мгновение, отстраненно отметив про себя (и даже отложив в памяти?) интересный разрез его век. — Наш репертуар не заканчивается только на футбольных матчах, Томми. Мы играем и на других мероприятиях, и к тому же не забудь про предстоящие концерты. Мы обязаны выиграть музыкальное состязание в этом году, потому что в следующем меня уже не будет, — серьезно пояснил Эндрю, и мельком глянул на Барта, потому что тот продолжал пялиться на него. А Барт и не мог перестать смотреть, на автомате подмечая остальные мелкие детали в его внешности: идеально симметричное лицо, ровный нос, едва заметную родинку над губой, одну из тех, что не выступали над кожей, а были плоским пятнышком. Удивительно, но даже в таком положении, оттирая пол тонкими элегантными пальцами, брюнет, казалось, даже не растерял всей своей утонченности. Барт честно мог признать, что парень был донельзя красив внешне. Томми обернулся, чтобы посмотреть, на что это обратил свое внимание Эндрю, и затем заговорил тише: — Но почему нас вычеркнули из программы? Мы поэтому тут убираемся, вместо того, чтобы репетировать? Моя мама собиралась прийти нас послушать!.. Эндрю вздохнул, и едва качнул головой, отчего изгибы его шеи предстали в выгодном свете. — Потому что директор захотел подмазаться к группе поддержки, сделав их единственными «звездами» вечера, чтобы больше никто не блистал на поле, кроме них, — он отстраненно облизнул тонкую нижнюю губу. — Как будто бы мне есть до этого дело. Пусть делают, что хотят. Барт перевел, наконец, от одноклассника свой взгляд, и раздраженно мазнул ластиком по полу, отчего тот издал противный визг из-за трения. Насколько он знал, звездами на матче всегда были спортсмены, и ну никак уж не чирлидерши. Да и кому до них есть вообще дело? Еще и заботиться об их «эмоциональном состоянии», чтобы сучки не обиделись! Наверняка директор не пришел к этому мнению самостоятельно. Не то, чтобы Барту было какое дело до оркестра, но Эндрю казался хорошим парнем, и было нечестным вычеркивать их из программы ради и так раздувшегося эго Кэнди. Неужто его месть вылилась в нечто положительное для чирлидерш?! Карамба! Разозлившись, он отшвырнул ластик в сторону, благо, прозвенел звонок, и он мог пойти на следующее занятие, и никто не обратил на него особого внимания. — Сначала Марла сломала руку, и теперь вот это, — продолжал расстраиваться Томми. — Не переживай, мы найдем ей замену, — успокаивал его старший друг. Барт весь день размышлял, стоит ли ему идти на матч, и он почти решил, что не пойдет, как на полпути к парковке он просто развернулся, и направился к трибунам — ноги как будто сами вели его. Как бы он не расстраивался на Нельсона, не поддержать его он не имел права. Он не видел его весь день, и гадал, все ли у того было в порядке. На стадионе уже собиралась толпа ребят, и Барт краем уха слушал, что на повестке дня: некоторые жаловались на незаслуженное наказание, и кто-то уже предлагал устроить собственное расследование, чтобы виновник признался, и никому больше не пришлось заниматься уборкой. Обсуждали группу поддержки, и тут школьники разделились на два лагеря — кто-то все же считал, что не стоит им делать поблажки, а кто-то с некоей одержимостью жалел их, словно девушки были знаменитостями местного масштаба. Говорили о распрях в команде, и тут Барт навострил уши: походу, у Нельсона были большие проблемы на уровне исключения его из должности капитана, и к этому явно приложил руку не только Майк Вебер. Тренер, видимо, решил посмотреть на ситуацию после матча, и от выигрыша команды зависела дальнейшая судьба Манца. Барта злила эта несправедливость, а еще он ощущал вину: все-таки Нельсон ввязался в драку из-за него, а потом еще и тренировку пропустил. Ему хоть и прощаются прогулы остальных занятий, но взамен он должен выкладываться на поле на все сто. Симпсон пробрался, наконец, к приятелям на трибуны, усевшись рядом с Милхаусом. Тот удивленно поднял густые брови. — Я думал, ты решил поехать домой, — сказал он, стараясь перекричать шум галдящей толпы. — Передумал, — бросил Барт, и, засунув руки в карманы дутой куртки, нахохлился, чтобы спрятать в воротнике шею от колючего ветра. Ноябрь в этом году был холоднее, чем обычно. Слева от него велась оживленная беседа с Гарри Джонсом по поводу вечеринки. Парень вальяжно развалился на месте и успокаивал ребят, говоря, что вечеринка точно будет как он и обещал, даже если команда проиграет. Барт досадливо мотнул головой, потому что этой вечеринки ему не видать, как своих ушей. Милс покосился на него. — Может, сбежишь из дома, как обычно? Без тебя будет совсем скучно, — заискивающе спросил он. Блондин поджал губы, и уставился на поле. — Не, — сказал он, и замолчал, не видя нужды дальше что-то объяснять. На противоположном конце трибун были выделены места для студентов из другого учебного заведения, поддерживающих свою команду. Ребята скандировали свои кричалки и трясли флагами с сине-белой эмблемой их школы, что было совсем неуважительно, по мнению одноклассников Барта. Те повыскакивали со своих мест, и принялись громогласно выкрикивать лозунги Спрингфилд Хай, отчего Симпсону пришлось зажать себе уши. На поле вышел тренер Максвелл: он пожал руку тренеру команды противника, а затем поприветствовал приглашенных судей. Наконец, на траву выбежали и чирлидерши, держа в руках огромную бумажную растяжку на шестах, на котором было написано «Спрингфилд Хай порвет противника!». Они встали в позицию возле раздевалок для команды их школы. Те девчонки, что были свободны от поддержки баннера, трясли блестящими красно-золотыми помпонами. Их форма была такой же расцветки. На трибунах с противоположной стороны поля поднялся гул, и на поле выбежали футболисты из команды противника и их группа поддержки, все выряженные в бело-голубую форму. Чирлидерши, вместе с гостями из другой школы, принялись скандировать свои кричалки, пока их команда делала приветственный круг. После этого парни встали с одной стороны поля рядом со своим тренером. Настала очередь их школы, и Кэнди Уотсон приложила палец к губам, пока остальные чирлидерши не последовали ее примеру. Удивительно, но одноклассники Барта затихли, а затем, следуя инструкциям Кэнди, стали повторять за нею: девушка начала хлопать в ладоши, кивая и поощряя толпу, и теперь вместо хаотичного шума трибуны сотрясали ритмичные звуки, словно в Колизее перед гладиаторскими боями. Ребята хлопали громче и громче, добавив голоса, и теперь трибуны напоминали сборище организованных улюлюкающих неандертальцев, издающих звуки, похожие на гул лопастей огромных ветряных электростанций. Когда громогласные шумы достигли нестерпимой частоты, чирлидерши вновь затрясли помпонами, от которых у всех зарябило в глазах, и сквозь бумажный баннер, что держали девчонки, внезапно пробились футболисты их школы, показушно крича и улюлюкая, словно они уже выиграли матч. Парни также оббежали поле по кругу и Барт, вытянув шею, вгляделся в ребят, убеждая себя в том, что делает это только для того, чтобы удостовериться, что кое-кто в порядке и готов играть. Номер третий казался готовым порвать противника в любой момент, настолько суровым было его лицо. Когда ребята выстроились возле тренера Максвелла, они приветственно взмахнули кулаками вверх, и Барту было очень интересно узнать, могли ли парни разглядеть каждого зрителя с их позиции. Рефери вышел на середину поля, и от двух команд отделились их капитаны, чтобы бросить монетку. Это был напряженный момент, но не из-за жребия — всем хотелось узнать, остался ли Нельсон в роли капитана, но номер третий преспокойно вышел к судье. Зрители затихли, когда монетка оказалась в воздухе, и разорвались криками, когда та упала обратно, потому что рефери дунул в свисток, и указал рукой в сторону Нельсона, что значило, что их школа начинала первой. Все встали в позиции на поле, и игра началась. От выигрыша зависело многое: отбор в чемпионат шел, начиная с районных школ; затем соревновались две лучшие команды города за честь представлять Спрингфилд, чтобы впоследствии получить шанс сыграть за победу в игре по штату в конце сезона. Чаще всего в самую верхушку пробивался Шелбивилль, и тренер Максвелл считал, что если Спрингфилду удастся вырвать победу у других городов, соревноваться за кубок придется именно с ним, но время покажет. Игры проводятся каждую пятницу, школ в Спрингфилде много, городов в штате — тоже, и неизвестно, как все может обернуться. Они вообще могли вылететь в самом начале сезона, и именно поэтому постоянные тренировки, вынесенные на самую верхушку по важности в их школе, были столь необходимыми. В перерывах между четвертями на поле выбегали чирлидерши, устраивая целое шоу из кричалок, танцев, трясок помпонами, а самое главное — акробатических номеров. Обычно пирамиду они оставляли напоследок, как самую сложную фигуру. Если бы Барту было до них дело, то он бы обратил внимание, что девушки выкладывались на все сто, явно в попытке всем показать что им всё нипочем: мол, никто не сможет сломить их дух, как никто не сможет сломить дух их команды, как бы пафосно это не звучало. Вообще у чирлидерш были свои соревнования, только с группой поддержки команды противника. Разумеется, никто бы их не выгнал, но девчонки получали свои баллы, и даже призы в конце сезона. Обычно марширующему оркестру тоже оказывали почести, но сегодня их на поле не было. Барт из любопытства даже просканировал трибуны (родители игроков тоже здесь присутствовали), пока не наткнулся на самых спокойных зрителей — Эндрю, того рыжего паренька, Лорен Паксли и остальных. Ребята спокойно переговаривались, и словно бы даже не выказывали никакой неприязни в сторону группы поддержки, а когда началась новая четверть, даже похлопали спортсменам. Барт задумался, рассматривая ровный профиль брюнета, по достоинству оценив благородное поведение ребят. Позади Эндрю сидел мистер Барнаби, их дирижер и по совместительству преподаватель по музыке. Он был в возрасте, имел небольшой живот, а его волосы были столь седыми и тонкими, что напоминали легкую паутинку. Мужчина наклонился к брюнету, и о чем-то с ним беседовал, пока тот вежливо ему отвечал и кивал. Барт оторвал свой взгляд от музыкантов, и вновь уставился на поле — все это время он старался не пропускать ни единого паса. Дела пока что шли неплохо: счет шел 15-12 в их пользу, но все могло поменяться в любой момент. Парень мог бы даже назвать эту игру приличной: их команда справлялась хорошо, и даже тренер Максвелл что-то одобрительно кричал и хлопал в ладоши, видимо, тактика нового капитана неплохо работала. Барт даже понадеялся, что все будет хорошо, но он ошибался — не всех такая ситуация устраивала. Если бы он сомневался в умственных способностях обезьяны, то был бы прав, потому что Майка Вебера сложно было назвать человеком, по крайне мере, в традиционном его понимании, но даже животное не настолько тупое, чтобы не различать где находятся друзья, а где враги. Майк как бы играл хорошо, даже отлично — это было единственным, на что тот был способен в своей жизни, и парень явно старался для победы их команды, и кто-то сказал бы, что Барт придирается, но он все же считал, что те подножки и намеренное игнорирование Нельсона, когда тот был открыт, были совершенно не случайными. Майк, как мог, мелко пакостил капитану, но до его крохотного мозга явно не доходило, что это могли заметить игроки из другой команды, и поэтому на третьей четверти у них началась череда неудач. Вебер, видимо хотел покрасоваться перед тренером, чтобы доказать на что он способен и без новой тактики капитана, и вернуть себе уважение. Поэтому уводил ребят на другой конец поля, оставляя Манца в одиночестве, чтобы собственноручно забивать голы, но не учел, что оставленный без поддержки Нельсон будет атакован сразу несколькими ребятами из команды противника. Трибуны разрывались возмущенными криками, когда капитана повалили на траву уже в третий раз, и Барт, не отдавая себе в этом отчета, подскакивал на месте, с беспокойством вглядываясь в массивную фигуру в надежде, что номер третий себе ничего не повредил, и его кости остались целы. Игроки метались по полю, не зная, куда себя деть: либо броситься капитану на подмогу, либо крутиться возле Вебера, который вел мяч, чтобы не упустить филд-гол. — Где чертовы судьи! — зло воскликнул Барт наравне с остальными. Крики усиливались, пока рефери, наконец, не дунул в свисток и не взмахнул флажком. Их команда потеряла большое количество очков, и теперь счет сравнялся. Назначили пенальти, и бил в этот раз Нельсон. Даже с трибун было видно, как тот был зол: его лицо свирепо скривилось, грудь широко вздымалась, а когда тот наклонился, встав в позу, чтобы отбить мяч с пробега, то напоминал собой разъяренного носорога, от которого лучше держаться подальше. Он успешно выбил гол, заработав еще три очка, и команды ушли на перерыв перед четвертой, и последней четвертью. Барт мог только представить, какой разнос устроил их команде тренер — его не было слышно, но судя по жестикуляции, орал тот знатно. К нему присоединился и Нельсон: он сорвал с головы шлем, и, швырнув его на землю, что-то разгорячено говорил Веберу, указывая на него пальцем. Майк же стоял, словно ни в чем не бывало, и разве что ногти свои не разглядывал. Нельсон психанул, и схватил того за грудки, отчего тренеру пришлось вмешаться. Барт, сам не понимая зачем, вскочил с места, и поспешил вниз под озадаченные окрики Милхауса. Пока он спускался по ступеням, он не отрывал глаз от ситуации — тренер явно разозлился не на шутку, и, судя по жестикуляции, посадил Нельсона на скамью запасных. Нельсона! Веберу это точно понравилось. Барту пришлось обогнуть поле полукругом у основания трибун, чтобы добраться до приятеля. Началась следующая четверть, и игроки выбежали обратно на поле. Симпсон прокрался к скамье запасных, и, обхватив пальцами металлическую сетку, какое-то мгновение не мог привлечь к себе внимание, внезапно осознав, где находится, словно до этого им управляла какая-то невидимая сила. Он облизнул пересохшие губы, и неловко прочистил горло. — Кхм… эй… эй, Нельсон! — все же позвал он. Тот сидел, развалившись на скамье, широко расставив ноги и тяжело вздымая грудь. Он с ненавистью глядя на поле, но услышав свое имя, резко обернулся, и его лицо удивленно вытянулось. — Барт? Ты чего здесь… — в глазах шатена на мгновение промелькнуло облегчение, но в следующий момент тот вновь нахмурился. — Пришел посмотреть на мое поражение? — Какое поражение? Ты отлично играл все это время, — возмутился Барт, сжимая сетчатую ограду. — Какого черта происходит, почему ты сидишь на скамье запасных, а не Вебер? Тот широко раздул ноздри, и скривился. — Мне почем знать, — Манц сплюнул, и протянулся за бутылкой с водой. — Я, видите ли, агрессивно к нему настроен. Он стал жадно пить, запрокинув голову назад, отчего его кадык задергался под такт его глотков. Его влажные волосы налипли ему на шею. — У меня иногда складывается такое впечатление, что у тренера по отношению к Веберу развивается слепота. Как можно не заметить, что это он во всем виноват? — покачал головой Барт, оторвав от него взгляд, и с раздражением посмотрел на игру. Могло показаться, что команда отлично справлялась и без Нельсона. — Да похуй, — выругался приятель, оторвавшись от бутылки. Он громко отдувался. — Как будто я вообще хочу здесь находиться. — Но ведь тебе нравится футбол, и все, что с ним связано! — не согласился с ним Барт, вновь посмотрев на него. — Ты не должен сдаваться. Ты должен объяснить все тренеру. Ты вообще хоть кому-то рассказал, что Вебер использовал на тебе не только кулаки? Это его должны исключить из команды, а не смещать тебя с должности! Нельсон равнодушно покачал головой. — Мне все равно. Симпсон нахмурил брови, и до боли прикусил нижнюю губу, потому что Манц нагло врал ему. Тому было точно не все равно — футбол Нельсон обожал, и вложил всю душу в свою тактику. Блондин рассматривал затылок одноклассника, потому что тот отвернулся от него, и не знал, каких слов еще подобрать. Он посмотрел вниз, на свои ноги, и слегка пнул ботинком сетку, отчего та вздрогнула и издала тихий скрип. — Ты в порядке? Я слышал, что дома обстановка не очень, — сказал он, хотя до этого собирался продолжить мусолить тему с Вебером. Нельсон напряженно замер, а затем медленно на него обернулся. — Тебе Милхаус рассказал? — спросил он, прищурившись. Барт неопределенно дернул плечом, не собираясь оправдываться. Манц вздохнул, и сгорбил спину, облокотившись о свои колени. — Мы посрались, а ты спрашиваешь, как у меня дела? — глухо произнес он. Затем помолчал некоторое время, и все же добавил: — Мать даже не пришла посмотреть на мою игру… Поле сотряслось от разочарованных и радостных возгласов одновременно, потому что команда противника забила тачдаун, и теперь лидировала в очках. Нельсон оборвал себя на полуслове, выпрямился, с напряжением уставившись вперед, и недовольно прорычал, оскалив зубы. — Да твою ж мать! — воскликнул он, вскочив на ноги, и принялся вышагивать на месте. — Да какого хрена! Дебилы, блять! Барт приблизил лицо к сетке, словно в попытке просочиться сквозь нее. — Нельсон. Нельсон! — взволнованно позвал он его, и тому пришлось остановиться рядом, отчего их лица оказались совсем близко друг от друга. — Ты говоришь, что тебе все равно, но это не так. Пока Майк не мешал, все шло просто отлично, потому что ты прекрасный капитан. При таком расстоянии Барт мог разглядеть каждую капельку пота на лице приятеля, его раскрасневшееся лицо, налипшие на шею и лицо волосы, и лихорадочно поблескивающие глаза. Он спешно облизнул губы, и добавил: — Я спросил, как у тебя дела, потому что мне есть до тебя дело. Я могу себе позволить на время матча забыть о том, что ты мне наговорил, потому что для тебя это важно. И мне жаль, что твоя мама не пришла. Это было ложью лишь отчасти, потому что слова Нельсона обидели его до глубины души, но он не юлил, сказав, что готов поддержать его, даже если тот больше не хочет с ним дружить. От своего мнения он не отказывался, и считал, что чирлидерши сполна заслужили свое наказание. Брови Нельсона изогнулись, и в его глазах на мгновение промелькнуло нечто непонятное, новое, но в то же время какое-то родное и до боли знакомое, но это выражение быстро скрылось где-то в глубине его взгляда, вытолкнув на поверхность слабое раздражение. За его спиной тренер Максвелл сложил руки буквой Т, требуя у судей тайм-аут. — Слушай, спасибо, что считаешь меня таким крутым игроком, но мне не нужна твоя жалость. То, что ты со мной заговорил первым, не значит, что… — начал он, но тут клетка стала заполняться спортсменами. Парни тяжело дышали, пыхтя и отдуваясь. Кто-то хватался за воду, кто-то снимал на минутку шлемы, а кто-то присел на скамью, чтобы дать ногам отдых хотя бы на мгновение. Тестостерон и адреналин в столь небольшом пространстве просто зашкаливал. Парни стали ругаться на повышенных тонах из-за упущенных очков в попытке найти виновного. — Так, Манц выходишь на поле! — рявкнул подоспевший к ним Максвелл. Нельсон выпрямил спину, и с недоверием покосился на Майка. Тот, в свою очередь, слегка запрокинул голову назад, отчего его шея стала казаться еще шире, и удостоил его наглым взглядом из-под ресниц. — Я с ним вместе на поле не выйду, — жестко ответил Манц, скрестив руки на груди. — Так, свои распри оставьте на потом! Сейчас я сказал, что ты мне нужен на поле, — тренер отвернулся от него, словно поставив на этом точку, и стал давать последние указания, пока тайм-аут не закончился. — Джонсон, перестань вести себя так, словно мы не на матче, а на приятной прогулке с друзьями. Резче нужно, резче! А ты, Миллер, постарайся не выворачивать так руку, ради Бога!.. Мы не можем сейчас проиграть! — он похлопал ближайшего парня по плечу, едва не сбив его с ног. — Так, погнали, погнали!.. — Тренер! — громче воскликнул Нельсон, так что даже Барт немного отпрянул от сетки. Максвелл замер от такой наглости, и посмотрел на парня суровым взглядом, не сулящим ничего хорошего, но Манца было нелегко сломить. Не когда дело касалось футбола. — Я сказал, что на поле вместе с Вебером не выйду. — Сынок, это не тебе решать… — Я капитан команды! — жестче сказал Манц, выступив вперед. — Это ненадолго, — фыркнул себе под нос Вебер, и издал наглый смешок вместе с несколькими своими дружками. Нельсон свирепо посмотрел на него, и оскалился, показав верхний ряд зубов. — Пока что я капитан, — отчеканил он, и перевел серьезный взгляд на тренера. — Позвольте, я знаю, о чем говорю. — Вебер один из лучших моих игроков, я не могу посадить его на скамью запасных, — нахмурился Максвелл, но уверенная поза и взгляд Манца заставили его к нему хотя бы прислушаться. — А я лучший из лучших, — без тени смущения заявил Нельсон, выпятив грудь. Ему было плевать, что его слова звучали самодовольно и напыщенно. Послышался свисток судьи, и это значило, что всем пора было бежать обратно на поле. — Тренер, моя тактика работала, пока Вебер не поставил мое командование под удар. Секунды казались вечностью. Максвелл буравил взглядом Нельсона, и по его лицу было видно, какую сложную борьбу он вел у себя в голове, взвешивая все за и против. На кону стояла победа. Парни из команды топтались на месте, растерянно переводя взгляды со своего капитана на тренера, устроивших между собой молчаливый поединок. Нельсон не отводил взгляда, и даже не моргал, и его выдержке можно было только позавидовать. Наконец Максвелл тяжело вздохнул, и рассеянно глянул на поле, словно в поисках поддержки. — Вебер, садишься на скамью запасных, — решился он. С лица Майка тут же спала его обезьянья улыбка. — Но тренер… — Я сказал!!! — рявкнул на него тот, и, потеряв все свое терпение, обвел взглядом команду. — Я не понял, мы чего стоим?! Быстро всем на поле, вы что, свистка не слышали?! А тебе, Манц, что, особое приглашение нужно?! — Нет, тренер! — Нельсон вскинулся, и направился к полю вслед за остальными. Вебер с видимым раздражением плюхнулся на скамью. — Нельсон! — воскликнул Барт. — Порви их там всех! Шатен обернулся, и их глаза на мгновение встретились. Казалось, Манц многое хотел ему сказать, но у него не было на это времени, поэтому он, лишь слегка дернув вверх подбородком, развернулся и поспешил на поле. Барт отошел от клетки в сторону, чтобы лучше видеть происходящее. Впереди него за барьером крутился тренер Максвелл, явно сомневающийся в своем решении поставить всё на Нельсона, но до конца игры оставались считанные минуты, и им просто было необходимо чудо. Чудо произошло практически сразу же — команде было проще слушаться одного капитана вместо двух, даже если второй провозгласил себя таковым самолично, оправдывая это тем, что был капитаном до этого, а значит, и ребят знает лучше. Нельсон взялся за парней основательно, и благодаря нему те играли слажено, и довольно быстро выровняли счет. До конца матча оставалась минута, когда они вышли в ничью. Напряжение нарастало. Зрители затаили дыхание — от следующего удара зависело всё. Мяч поставили на позицию. Если Нельсон ошибется, и матч закончится в ничью, то придется объявлять овертайм. Послышался свисток рефери, и парни гурьбой кинулись друг на друга. Барт с силой вытянул шею — с его позиции было сложно увидеть всё, тогда как на трибунах поле было как на ладони. Нельсон увернулся от одного игрока, затем от второго, продолжая бежать к цели. Мгновение, возгласы, а затем тишина. Нельсон забил тачдаун! Игра закончилась со счётом 36-30. Трибуны разорвались победным кличем, и Барт кричал вместе со всеми. Чирлидерши зачастили лозунги, школьники радовались и хлопали. Тренер Максвелл облегченно взмахнул рукой, а затем поспешил к судьям. Парни из команды гурьбой кинулись друг на друга, обнимаясь, и заваливаясь на траву. Проигравшая команда вела себя скромнее, но с достоинством приняла поражение — капитаны пожали друг другу руки. Барту хотелось вместе со всеми выбежать на поле, чтобы поздравить ребят, но он остановился в последнее мгновение. Чирлидерши первыми поздравляли футболистов, прыгая и танцуя рядом, а кое-кто, побросав свои помпоны, даже бросился обнимать парней. Перед глазами Барта предстала чудная и романтичная сцена, хоть в фильм ее вставляй: Джулия на всех парах кинулась к Нельсону, практически запрыгнув на него всем телом, отчего ей пришлось обвить руками его за широкую шею, а тот, чтобы девушка ненароком не свалилась на землю, на автомате подхватил ладонями ее под бедрами. Блондинка, радостно визгнув, приблизилась к его лицу вплотную, и они слились в поцелуе. Когда с поцелуями было покончено, ошеломленный Нельсон поставил чирлидершу на траву, и заозирался по сторонам — одноклассники возбужденно галдели о вечеринке, Гарри Джонс самодовольно вздернул нос, словно выиграл пари (хотя может, так оно и было), Милхаус поздравлял его и хлопал по плечу, но вот Барта нигде не было видно.