Rag, Tag and Bobtail

В комнате жутко воняло скипидаром, и, несмотря на прохладный ноябрь, окна все же были распахнуты настежь. Пол в углу, где стоял мольберт, а также весь стол, был застлан газетами; всюду валялись тряпки, тюбики с масляной краской, испорченные кисти, намертво приклеенная к ковру палитра, а также сожаление и разочарование в довесок ко всему этому тяжело повисли в воздухе. Барт стоял посреди всего этого хаоса, весь заляпанный в краске, благо, хотя бы фартук додумался надеть, и то только из-за своего пижонства, ведь он навообразил себя профессиональным художником, и раздумывал, какого черта он не начал картину несколько дней назад, когда у него еще было время на ошибку. Также он жалел, что не работал в гараже, потому как комнату придется проветривать неделю, а ковер он точно испортил. У него совсем не было опыта работы с масляными красками, но учитель по художественному искусству дал ему пару дельных советов, хотя тот, скорее всего, надеялся, что Барт хотя бы начнет заранее, чтобы слои подсохли, чего тот делать не стал, дождавшись выходных. Сегодня было уже воскресенье, и вчера Барт весь день убил на скетчи и первый слой, после не очистив кисти, отчего те испортились навсегда, и второй слой наносить было рискованно, но работу сдавать уже завтра, и у него не было другого выхода. Он просто не мог вылететь из кружка, так в него толком и не вступив — тогда чувство его собственного достоинства можно будет искать на дне расщелины Спрингфилда, через которую он как-то мечтал перепрыгнуть на своем скейтборде. Вспомнив о доске, парень зашвырнул кисти в банку с водой, и, сдернув с себя фартук через голову, бросил его в кучу старых газет, что служили жалкой попыткой защитить все горизонтальные поверхности от краски. Он работал без остановки практически двадцать часов, и ему требовалось освободить голову хотя бы на время. Без зазрения совести он сбежал по ступеням вниз, даже не услышав, что сказала ему мать, и прошел в гараж через внутреннюю дверь. Постаравшись не обращать внимания на идеальный, подходящий, и свободный от всякого хлама угол, который он мог использовать для работы над картиной, вместо того чтобы обновлять комнату «новыми цветами», он порылся в ящиках в поисках своего детского скейта, с досадой думая о том, что не вставал на него уже несколько лет. Выудив на свет доску с колесиками, он для примерки покатал ее по бетонному полу одной ногой, а затем, нажав на кнопку для автоматического поднятия гаражной двери, с ветерком выкатился на улицу. Прохладный воздух ударил его по лицу, трепля за волосы и полы расстегнутой рубашки, что он нацепил поверх футболки, сдувая с него запах скипидара и краски хотя бы на время, так что даже ноющим, словно от боли, ноздрям стало легче. А вот управляться скейтом с его габаритами было уже сложновато, или, как минимум непривычно ввиду отсутствия у него практики. Забавно, в детстве он практически чуть ли не сросся со своею любимой доской, никогда с нею не расставаясь, а теперь вспомнил о ней лишь в момент душевного опустошения. Пусто, вот как он себя ощущал. Мысли не роились у него в голове по своему обычаю, отвлекая его от дел, и возможно благодаря этому он смог сосредоточиться на поставленной задаче на продолжительный период времени, что для него было редкостью. Еще в детстве ему поставили диагноз гиперактивность, что, вроде бы не столь сильно мешала ему в последнее время, но все же любое дело ему довольно часто и очень быстро наскучивало. А может, он просто взрослел, и диагноз ему поставили по ошибке. В любом случае, перерыв он заслужил, а завтра — будь, что будет. Он сдаст картину, и если та потрескается через какое-то время, то свою оценку он уже получит. Конечно, вот так обманывать учителя ему не хотелось, но Барт размышлял, что, может ему удастся убедить мистера Нормана в том, что он сделает точно такую же картину чуть позже, чтобы заменить ее: в конце концов, качество для него тоже было важным. Впереди виднелась небольшая выбоина на тротуаре, и у Барта была секунда, чтобы принять решение: перепрыгнуть ее, или объехать. Он решил прыгнуть. Подогнув колени, он сместил вес в ногах, и сделал почти что идеальное олли, хоть и довольно низко от земли. Колесики глухо стукнулись об асфальт, и он покатил дальше, ощущая слабый триумф в душе. Какой-то сосед вышел на улицу, чтобы выгулять свою собаку, и с ужасом уставился на Барта. Видимо, снова увидеть мальчишку Симпсонов на своей доске для него было тем же самым, что вернуться в старый кошмар, когда пацан терроризировал улицы Вечнозеленой аллеи. Барт растянул губы в улыбке, и попробовал прыгнуть снова. Да! Как же ему этого не хватало! Дома быстро сменялись, деревья мелькали, словно вертикальные помехи на телевизоре, а он набирал темп, усиленно отталкиваясь одной ногой, игнорируя трещины и ухабы, что на такой скорости становились намного опаснее. Ему просто хотелось хоть что-то почувствовать, оказаться в шкуре десятилетнего ребенка вновь, когда у него не было взрослых проблем и стресса, и когда все не пошло в один момент по пизде, навсегда лишив его ощущения безопасности. Когда ему было всё равно на отношения со сверстниками и было плевать на чувства, и главным было лишь набить живот сластями, да пранкануть Скиннера. Эйфория слишком быстро улетучивалась, словно воздух, который не удержать в руках, и Барт от напряжения сдвинул брови вместе. Нет-нет, ему не должно так быстро надоесть, кататься ведь раньше было весело! В груди отчего-то нарастал дискомфорт, и он поднажал. Надоело прыгать, лучше он сделает флип, и прямо возле ступеней, ведущих к парку. Все эти два дня он не чувствовал ничего, и ему казалось, что он просто сосредоточен на деле, ведь получить хотя бы проходную оценку по искусству было для него важно. Ведь если он поступит в кружок — у него повысится балл за успеваемость, и он нормально окончит школу, а дальше… возможно, это и помогло бы ему дальше… Нет, сейчас дело было не в этом. Мотивацией к улучшению оценок была отмена его наказания, чтобы он мог делать, что хочет, и чтобы больше не пропускать вечеринки как в эту пятницу, потому как сидеть дома, как сыч, ему не хотелось. Так и всех приятелей можно растерять, ну, и прослыть неудачником. Нет-нет, он пообещал себе, что к концу года у него точно будет девушка и нормальная половая жизнь. Когда это он себе пообещал, он уже не помнил: решение как будто бы само появилось у него в голове. Он просто обязан ходить по школе под ручку с самой красивой девчонкой, чтобы все обзавидовались, и знали, что второе имя Барта — Дон Жуан, и что он дамский угодник. А может, ему вообще лучше менять девчонок, как перчатки, и чтобы новая, и каждую неделю!.. Впереди показалась лестница, и Барт, подскочив, заскользил по железным перилам. Мгновение, прыжок, и он должен был оказаться на ногах в самом низу. К сожалению, он не рассчитал вес, и кубарем свалился на твердый асфальт, ударившись спиной, головой и отбив себе оба локтя. Он лежал, ошеломленный, удивленный и оскорбленный одновременно, наблюдая за беспечно проплывающими облаками на голубом небе, словно те только что не стали свидетелями его неудачи. Боль отрезвила его, и он внезапно осознал, что не чувствовал ничего не потому, что он такой взрослый и сосредоточенный. У него просто все онемело внутри, замерло, как будто кто-то нажал на паузу, выключив все чувства и эмоции на время, словно в отчаянной попытке защитить его. Только вот от чего?.. — Дядя, вы в порядке? — послышался детский голосок рядом. Барт с трудом повернул голову. Рядом с ним встал мальчишка лет шести, сидящий верхом на велосипеде с тренировочными колесами, с корзинкой впереди руля, на котором был прикреплен блестящий звоночек и веселые кисточки по бокам. На голове ребенка был одет синий новенький шлем. — Да, я просто отдыхаю, — ухмыльнулся Барт, и попытался сесть, не скорчив при этом болезненную мину. Мальчишка шмыгнул носом (от холода у него текли сопли), и с недоверием глянул на перевернутый скейтборд. — А мне кажется, что вы упали, — протянул он, быстро сложив в голове два и два. — Да что ты говоришь? — Барт, наконец, сел, и бегло ощупал себя за локти. Вроде боль была не такой сильной, чтобы обращаться к врачу, хотя он в любом случае не стал бы. Мальчик покрутил передним колесом из стороны в сторону и насупился. — Да! — сказал он таким тоном, будто бы уличил Барта в самой большой лжи в мире. — Я ношу шлем, чтобы не упасть. Парень поднялся на ноги, и отряхнулся. Голова кружилась лишь немного, и он ухватился рукой за железные перила у ступеней. Не смог все-таки провернуть на них трюк, как раньше. — Ты хотел сказать, что «носишь шлем на случай, если упадешь»? — поправил мальчика он, подушечками пальцев нащупав царапины на внутренней стороне перил. — Да! — радостно кивнул тот, и склонил голову вбок. — Вы любите рисовать? Вчера я нарисовал робота, вот такого! Он широко растянул руки в стороны, и Барт не стал говорить, что это невозможно, если тот не рисовал дома на обоях, конечно же. Он убрал пальцы с перил, чтобы рассмотреть свою подпись, что он нацарапал здесь семь лет назад гвоздем, «пометив» территорию. — Здорово, — пробормотал он, разглядывая кривоватые буквы. Мальчишка не уезжал, продолжая таращиться на него во все глаза, и Барту пришлось посмотреть на него в ответ, вскинув брови. Он не испытывал раздражения к ребенку, но и присматривать за мелюзгой не собирался. И где вообще его родители, тот что, один здесь, в парке? — С кем ты здесь? — спросил он его, осмотревшись по сторонам. Недалеко от них на скамье сидел какой-то мужчина, читавший газету. — С папой. Вы художник, да? — допытывался до него мальчик, и Барт вздохнул. — Нет. Ответ вырвался наружу быстрее, чем он успел о нем подумать. Хотя, чего скрывать — это было правдой. Он наклонился, чтобы подобрать свой скейт, и попытался отослать от себя прилипчивого мальчишку. — Тебе не надо к отцу? Кажется, он тебя позвал! — сказал он, округлив глаза, и посмотрел ему за спину. Мальчик спешно развернул свой велосипед, а затем, осознав, что его обдурили, с прищуром посмотрел на Барта через плечо. — Врете! И про художника тоже, у вас краска на лице! — возмущенно бросил он, а затем, вновь шмыгнув носом, укатил от Симпсона на своем велосипеде, усиленно крутя педали маленькими ножками, напоследок звякнув ему звоночком. «Как будто послал», подумал Барт, и, покачав головой, направился домой. Он не ожидал, что будет немного похрамывать, и уже жалел, что вообще решился на эту затею. Прокатился, называется. Прочистил мозги, ага, как же. Лишь понабрал еще больше негативных мыслей. Он постарался сделать несколько глубоких вдохов, потому что внезапно его накрыло раздражением, и даже в какой-то мере злостью. Дышать было больно, потому что с каждым подъемом груди в спине что-то тянуло. Надо будет обследовать себя перед зеркалом в ванной. Он остервенело пнул камешек: тот отпрыгнул от него на несколько шагов, практически напрашиваясь на то, чтобы его пнули еще раз. А затем еще. И еще раз. И снова, пока тот не улетел куда-то в сторону, и Барт вновь потерял инструмент для отвлечения от своих мыслей. Завтра Лиза пойдет в школу, и как бы та не пыталась от него избавиться, он будет ходить за нею по пятам буквально всюду, чтобы проследить, чтобы ничего больше с нею не приключилось. Конечно, он должен был раньше этим заняться — ну что ж, вот такой вот он паршивый брат. Паршивый брат, и паршивый сын. Все выходные он слушал, как мать с отцом уговаривали Лизу перейти в другую школу, уверяя ее в том, что деньги есть, что было неправдой — Гомер просто был готов влезть ради нее в новые долги. Лиза отказывалась до последнего, и под конец в пух и прах разругалась с родителями — Барт ночью слышал ее рыдания за стенкой, но не стал к ней лезть. Настроение Лизы в последние годы скакало с непредсказуемой скоростью, и в такие моменты, он, если честно признать, побаивался ее. Барт, наконец, добрался до дома, и зашел в дом через гараж, чтобы убрать от греха подальше свою доску. До Лизы, скорее всего, какое-то время в школе не будут докапываться, уж он-то постарался сдвинуть с нее все внимание на чирлидерш. Кому может прилететь следующим, так это ему. Придется постоянно ходить и оборачиваться, потому что до того момента, как на него нашлют эту гориллу Вебера, остались дни. Барт замер над коробкой, глубоко вдохнув полной грудью пыльный воздух гаража, чтобы унять вскипевшую ярость в груди, и прикрыл веки. Он все сделает, чтобы Лизу никто не обижал, а если кто посмеет это сделать, то тут же пожалеет об этом, потому что он будет мстить, и ему за это ни капельки не будет стыдно. И плевать, что после этого он станет разочарованием для кого-то, если уже не стал. Стал. Одного он не мог понять — было известно на все сто процентов, кто испортил шкафчик его сестры, и сборище соучастниц было виновато одинаково. Это, как бы, очевидно: знают все, и значит, причастны все. Слышать о планах, и ничего не сказать, значит участвовать в этом. Продолжать общаться с задирами, словно ничего не произошло, значит, оправдывать это поведение. Целоваться с врагом, значит, всецело поддерживать его. Барт яростно протопал наверх. Черт побери, лучше бы остался дома, в пропахшей скипидаром комнате. Ему не хотелось думать, не хотелось переживать, не хотелось вообще что-то по этому поводу чувствовать! Захлопнув за собою дверь, он прошел к мольберту, и уставился на холст. Он только сейчас обратил внимание, что цвета вышли намного темнее, чем требовалось, и от рисунка веяло какой-то депрессивностью. Ай, ну и пофиг! Ну не справится он, кому какое дело? Барт нацепил фартук обратно, и, взяв палитру в одну руку а кисть в другую, буквально «набросился» на холст с жесткими мазками, не щадя поверхность, едва не протыкая ее, размазывая нижние слои, и добавляя сверху новые — в этот момент ему было абсолютно наплевать на задание. Рисунок ему резко разонравился, и ему хотелось добавить своих деталей. До отбоя оставалось не так много времени, и он не собирался засиживаться допоздна. Что лучше — выспаться, и встретиться с проблемами на свежую голову, или истощить себя настолько, что легкий ветерок неурядиц покажется ему ураганом? Барт выбирал первое, и будь что будет. Он всегда полагался на авось и свою удачу, а не на усидчивость. Несмотря на раздрай в душе, Барт, на удивление довольно быстро вновь ушел в себя. Творческий процесс засасывал, освобождая голову, даря умиротворение, успокаивая, и приводя мысли в порядок. Он отстраненно думал о завтрашнем дне, концентрируясь больше на мелочах: что он будет есть, в какое время выкурит сигарету, какую именно Базз колу он выпьет — обычную, или диетическую. А может, когда это все закончится, он даже протащит в свою комнату пивка, раз уж ему нельзя никуда уходить тусоваться вечером. Устроит себе вечеринку на одного, словно алкоголик без друзей. Отличный план.

***

Роберт Норман уже минут пять рассматривал холст, задумчиво прижав пальцы ко рту, придерживая свой локоть кистью второй руки, и вытянув одну ногу в сторону. В кабинете была почти что идеальная тишина, и лишь аккуратное и вежливое перешептывание ребят легким одеялом, словно сотканном из этих звуков, мягко опускалось на все поверхности. Вдоль стены у окна были расставлены работы участников художественного кружка, а сами ребята сидели за стульями напротив — среди них было несколько учеников из двенадцатого класса, но больше с одиннадцатого и десятого. Барта оценивали последним, поэтому он стоял возле учителя, нетерпеливо выжидая вердикта. Он старался не подавать виду, не теребить пальцы, не стучать носком по полу, не оглядываться на студентов, среди которых он заметил Симону, и вообще не дергаться. Наконец, мистер Норман оторвал руку от лица, и глубоко вздохнул. «Ну вот и все», обреченно подумал Барт, уже готовый вылететь вон из класса, как только мужчина откроет рот, чтобы сказать, какое он бесталанное ничтожество. — Ну что я могу сказать… это действительно довольно новаторски. Как вы до этого додумались? Учитель посмотрел на парня своим мягким и добрым взглядом, и тот сначала опешил. — А? В смысле? — Вы, в какой-то мере, я бы даже сказал, перевыполнили задание. Разумеется, все должны следовать указаниям, но это не точные науки, в которых нельзя отступать ни на шаг, — мистер Норман обернулся на учеников. — И проявление креативности здесь более чем уместно. Какой-то парень недовольно скрестил руки на груди и надулся, явно приняв замечание на свой счет. Барт отстраненно скользнул по студентам взглядом, и затем вновь посмотрел на учителя. — Новаторски? — переспросил он, не совсем понимая, о чем тот говорит. Мистер Норман уже достал свой журнал, и покивал ему, записывая что-то в графу. — Техника просто ужасна, сразу скажу, — заявил он без зазрения совести, словно бы другие ученики не могли услышать его, но мужчина верил, что критика, тем более выставленная на всеобщее обозрение, способствует обучению. — Незнающий человек ничего бы не заметил, но не я. Если итоговый результат получился верным, это еще не значит, что я не обращу внимания на процесс. За пределами класса вы вольны самовыражаться как хотите, но мы здесь учим и технику в том числе. Но это компенсируется вашей идеей. Он посмотрел на Барта исподлобья. — Оценка формируется из всех этих факторов. Я поставлю вам четверку, но, как я уже говорил, комиссия вынесет окончательное решение, — он обратился уже ко всем. — Всем спасибо, вы замечательно справились! Жду вас всех после занятий, начнем новую тему. Послышался скрип стульев, и ребята направились на выход. Все принесли свои работы с утра, чтобы не таскаться с холстами, а кружки́ обычно проводились после уроков, как и тренировки спортсменов или репетиции оркестра и драмкружка. Барт задержался ненамного, и, прочистив горло, последовал за учителем, потому как тот уже успел отойти к своему столу. — Кхм… мистер Норман. Тот сложил журнал на столе, и обернулся. — Да, Бартоломью? — Просто Барт, — поправил он его, и немного скривился. — Хорошо, прости, — кивнул ему учитель, и посмотрел ему прямо в глаза. — Барт. Парень потеребил тряпичную лямку сумки, висящую у него на его плече. — Я вступил в клуб? — прямо спросил он, решив долго не тянуть с этим. Мистер Норман сложил руки на груди, но не скрестил их. Он задумчиво смотрел на него какое-то время, и затем сказал: — Барт, скажи мне честно, ты пытался провести меня? Парень даже отпрянул от этих слов. Не потому, что это неправда, но ему не хотелось бы поступать с мистером Норманом так, как он поступал с другими учителями. — Нет… нет, почему вы так говорите? — спросил он, нацепив на лицо маску наивного ребенка. Мужчина покачал головой. — Барт… ты начал работу слишком поздно, ведь так? А ты понимаешь, что случится, если нанести краску поверх непросохших слоев? Парень опустил голову. — Она вся потрескается через неделю, — глухо пробормотал он. Ну вот, его поймали с поличным, и теперь он лишился единственного шанса. — Верно. Ты обещал, что успеешь все сделать, и я надеялся, что ты начнешь сразу же, а не… — мистер Норман задумчиво склонил голову. — Не в выходные. Верно? Барт мог легко выкрутиться из этого положения. Наплести огромную кучу лживых оправданий, обвинить в своих неудачах погоду, родителей, президента, но вместо этого он сказал: — Я осознаю свою ошибку. Я надеялся, что смогу переделать картину чуть позже, а пока сдам эту, чтобы успеть к проверке. Я не собирался оставлять все как есть. Мистер Норман округлил на мгновение глаза, а затем мягко рассмеялся. — Только не говори, что хотел тайком заменить холсты, словно похититель ценностей музея, — сказал он с азартом. — Нет, правда что ли? Барт неуверенно дернул плечом, пораженный его реакцией. — Не тайком. Я хотел прямо об этом сказать. Мужчина покачал головой. — Барт, ты меня удивляешь. Ты мог бы получить оценку и провернуть свое дельце без свидетелей, если бы я ничего не заметил, — сказал он и посерьезнел. — Послушай, я не настолько глуп, чтобы не понимать истинных намерений большинства моих учеников. Ты первый, кто сказал об этом открыто, мол, да, нужны дополнительные привилегии. Но дело в том, что я даю таким ребятам шанс. Шанс проявить себя, развить свои таланты, чему-то научиться. Но они поступают, и так же быстро вылетают из художественного кружка обратно, потому что сталкиваются с проблемами и трудностями, не выдерживая заданий и проверок комиссии, потому что поблажек им здесь никто не дает. — Слушайте, я просто хотел быть честным, потому что вы не похожи на человека, которого можно провести. Да я бы и не хотел этого делать, — честно признался ему парень. — Оставь свою лесть при себе, — поднял ладонь мистер Норман. В кабинете повисла тишина, потому что мужчина думал, а Барт не смел нарушить тишину первым. Прозвенел звонок, и тот посмотрел на свои наручные часы. — Тебе не нужно идти на урок? — спросил Роберт. — Но… — Если у тебя остались вопросы, можешь задать мне их на нашем занятии, — сказал учитель, обогнув свой стол, чтобы убрать журнал в ящик стола и закрыть его на ключ. — Что у тебя сейчас? Алгебра? Не стоит опаздывать, мистер Уиллис хоть и терпеливый учитель, но я бы не стал будить в нем зверя. Мистер Норман едва заметно фыркнул себе под нос. Барт бегло глянул на дверь, за которой уже стихали голоса, так как студенты разбегались по классам, и вновь потеребил лямку на своем плече. — Так вы меня примете? После всего, что сказали? Мужчина теперь уже нетерпеливо вздохнул, но стоило ему вскинуть на парнишку взгляд, как его лицо вновь обрело миролюбивое выражение. — Барт… — на выдохе сказал он. — Все решает комиссия… — Комиссия, да, — вместе с ним закончил предложение блондин, и потеребил нижнюю губу зубами. — А если им все понравится? — Ну, тогда я надеюсь, что ты будешь держать за свои слова ответ, иначе я очень разочаруюсь. Симпсон слегка вздрогнул от этих слов, но не подал вида. Все равно новость была просто отличной. — Хорошо, тогда я пошел, — улыбнулся он, и поспешил в коридор. — А свои обещания я сдержу! — Надеюсь, — чуть тише сказал учитель, когда парень выбежал из класса, и покачал головой. Он любил давать людям шанс, в конце концов, все его заслуживали. Тем временем Барт чуть ли не ворвался в кабинет алгебры. Первым, что он сделал, это просканировал сестру — та сидела за своим столом, и вроде бы, все с ней было в порядке: Лиза уже что-то записывала в тетрадь, всем своим видом показывая, что готова к обучению, и ничему больше. Затем, извинившись перед мистером Уиллисом, парень поспешил в самый конец класса, где ему уже подмахивал Милхаус. Больше он ни на кого старался не обращать внимания, хотя явственно ощущал чужой взгляд своей кожей. День прошел более-менее сносно. После третьего урока Лиза начала проявлять признаки недовольства, потому что Барт всюду следовал за ней по пятам, но он был непреклонен. Конечно, делал он это незаметно для окружающих, иначе это было бы странным и привлекло ненужное внимание, а он хотел, чтобы от его сестры просто отстали. К счастью, кроме пары-тройки ребят никто на Лизу не смотрел, и тем более не указывал пальцем, чтобы посмеяться над тем, что с нею случилось на прошлой неделе, иначе бы Симпсон им всем головы поотрывал. На обеде Барт все же решил оставить ее в покое, чтобы по школе не прошел слух, что он кура-наседка, поэтому он сел за соседний от сестры столик вместе с Милхаусом. — До дня тако еще целых четыре дня, — простонал Ван Хутен, рассматривая свою еду. На специальном подносе с углублениями красовались унылые сырные макароны, горка кукурузы, безвкусное фруктовое желе и шоколадное молоко. — Ты только посмотри! Никаких протеинов. — Мгм, — пробормотал Барт, зачерпывая ложку макарон. — Я бы лучше сейчас пиццы навернул, а она в четверг. Милхаус погонял кукурузу вилкой, а затем оживленно вскинул голову. — А может, сходим потом в Красти и навернем бургера? — предложил он, изогнув густые брови. Барта немного передернуло. — Не, я пас. — Ну пожа-а-алуйста! — захныкал брюнет, но Симпсон был непреклонен. Он попеременно кидал взгляд на сестру, что ела в полном одиночестве — никто к ней не садился, и Барту та четко наказала не лезть к ней во время ланча еще в начале года. Краем глаза он увидел, как распахнулись двойные двери, и в столовую ввалилась футбольная команда вместе с чирлидершами, и не удержался от того, чтобы не закатить глаза. Эти ребята уже никак не могли друг без друга, что ли. Зачем собираться всем вместе, и ходить так, будто они популярная музыкальная группа? Да они едва ли вели себя так, словно были готовы вот-вот начать отбиваться от навязчивых фанатов, мечтающих об их автографе! Их компания разделилась, потому что девочки пошли за один столик, а парни — за другой, и Барт внимательно проследил за чирлидершами, когда те прошли мимо стола Лизы. Из-за этого он не заметил, как к ним с Милхаусом кто-то подсел. — Как дела? — раздался рядом низкий и хриплый голос, и у Барта появилось желание раздраженно закатить глаза вновь. — О, Нельсон, все утро не виделись, — обрадовался Милхаус. — У меня все хорошо. В пятницу ты просто отжег конечно, а на вечеринке тем более… ты потом нормально до дома добрался? Мне показалось, что ты перебрал. — Хах, да нет, все было немного по-другому. Барт, а ты как? Симпсон, наконец, удосужился поднять голову: Нельсон сидел рядом с Милхаусом, прямо напротив Барта, и выжидательно на него смотрел, сложив большие руки за столом. Еще на лицо нацепил такое выражение, словно бы вообще ничего не произошло! — Нормально, — холодно процедил Барт, и вновь отвернулся в сторону. Возле стола Лизы вдруг встала Лорен Паксли. Та что-то говорила, держа свой поднос в руках, но из-за шума в столовой ее голоса было не разобрать. Лиза удивленно на нее посмотрела, затем кивнула, и Лорен села за ее стол. — Кхм… Барт, — позвал его Манц, и блондин с раздражением повернулся к нему. — Спасибо, что поддержал меня на матче, для меня это многое значило. Нельсон слегка вытянул вперед одну руку, и Барт проследил за его движением. — Не за что, — глухо бросил он, не поднимая взгляда. Мозолистые пальцы с неровными и обкусанным ногтями мелко дрогнули, царапнув пластиковую поверхность стола. Какого черта Нельсон вообще сел с ними? — Слушай, я хотел извиниться за то, что был так груб, — со вздохом сказал Манц. — И это не потому, что ты поступил благородно, придя на игру. Я бы в любом случае извинился. Мне просто следовало остыть. — Но мнения ты своего все равно не поменял, верно? — без эмоций сказал Симпсон, наконец, посмотрев шатену в глаза. — Все равно считаешь, что только мерзкие и подлые люди на такое способны? Дай-ка подумать… ах да, такие как я! Милхаус перевел удивленный взгляд с одного приятеля на другого. Точно, тот ведь не был в курсе всей ситуации, потому что Барт ему о ней не рассказал. — Ребят, вы о чем?.. — растерянно спросил брюнет. Нельсон слегка нахмурился, и Барт сделал упрямое лицо, немного выпятив вперед подбородок. — Я не… — начал было оправдываться Манц. — Ой, избавь меня от твоего лицемерия, — перебил его блондин, и показательно воткнул вилку в свою еду. Остывший сыр намертво зацементировал макароны друг с другом. — Дай мне сказать! — воскликнул Нельсон. — Если я чего-то не приемлю, это не значит, что я плохого о тебе мнения. Ты, между прочим, сам не хочешь извиниться? Кажется, грубости говорил не только я. Барт фыркнул, услышав нечто, подтверждающее его мысли. Отчего-то он почувствовал себя от этого совсем горько. — Значит, чье-то плохое поведение не меняет твоего отношения к человеку? Ну, тогда понятно… Тон Барта возмутил Нельсона. — Что, «понятно»? Что понятно?! — заводился он. — Ребят… — вклинился Милхаус. — Понятно, что якшаешься с врагом, вот что! — выпалил Симпсон, со злостью посмотрев на приятеля. — То есть, оправдываешь ее поведение, когда, между прочим, досталось моей сестре! — Да о ком ты, черт побери?! — Я про Джулию! — Ребя-ят… — Да причем тут она вообще! — Да притом, что я вас видел! — Ребята! — Милхаус не оставлял попытки вмешаться. — Да что я такого сделал, что ты так злишься?! — возмущался Нельсон. — А ты сам не понимаешь?! — не унимался Барт. — Так, если вы сейчас не прекратите, то… — То ЧТО?! — одновременно воскликнули Барт и Нельсон, повернувшись в сторону Ван Хутена, отчего тот даже отпрянул. — Чё вы все время срётесь, я не понимаю! — сказал Милхаус после секундной паузы, покачав головой. — Мне кто-нибудь объяснит, в чем тут дело? Парни замолчали, и Барт решил первым этим воспользоваться. — Нельсон сказал, что «разочарован» в нас из-за той затеи, — сказал он многозначительно, не собираясь говорить этого вслух. — Он считает, что это недостойно. — Но ведь это ради Лизы! — удивился Милс, посмотрев на Нельсона так, словно это было само собой разумеющимся. Шатен немного скривил губы. — Но ведь это тоже девушки, Милхаус. И не все были в этом причастны, — сказал он немного грустно. — Это просто некрасиво. — Ага, а знали об этом все, — вклинился Барт, ощущая подступающую волну обиды в груди. — Действительно, — согласился с ним Ван Хутен. — Иначе они могли бы ее предупредить. Это унизительно, в конце концов. Барт наклонился к нему через стол, слегка безумно сверкнув глазами. — Оо, а это еще не все! Ты представляешь, и после всего этого, Нельсон, — он повернул в его сторону голову, — не считает зазорным засасывать одну их них, словно ничего такого не произошло. Знаешь, это как поддерживать их, и саму идею травли ни в чем не повинных школьниц. Последние слова он выплюнул, словно яд, скопившийся у него во рту еще с пятницы. Правда, легче ему от этого не стало. На лице Нельсона отразилось праведное возмущение. — Ничего я не поддерживаю! — воскликнул он. — Пф, ну конечно, — Барт откинулся назад на скамье, вздернув подбородок. — От старых привычек сложно избавиться, а, Нельсон? Манц широко раздул ноздри и резко встал, возвышаясь над всеми благодаря своему росту, отчего его фигура стала выглядеть очень уж угрожающе, но Барт не испугался, продолжая смотреть на него насмешливым взглядом исподлобья. «Что, может, ударишь меня?» хотелось сказать ему, но он не стал. Манц буравил его злым взглядом, широко вздымая грудь, и ничего не говорил. Он обвел взглядом столовую, немного задержав его на столе Лизы, где та мирно беседовала с Лорен Паксли, а затем, на удивление, сел обратно. — А теперь выслушай меня, — начал он немного грозно, но потом постарался смягчить свой тон. — Я пришел сказать, что мне жаль, что я наговорил тебе всякого. От своего мнения я не откажусь, это правда, но я не виню тебя ни в чем, и уж точно не стану думать о тебе плохо. Я понимаю, что ты чувствуешь, но и ты меня пойми. Давай просто уважать друг друга. Их взгляды пересеклись, и Барту стало трудно держать на него какие-то обиды, тем более, когда тот звучал столь по-взрослому. — Если хоть кто-нибудь вновь сделает пакость моей сестре… — не унимался он. — То мы их накажем, — Нельсон слегка перегнулся через стол. — Но только виноватых в этом. — Но причастные… — не соглашался Симпсон. — Барт. Ну же, — Манц склонил голову в сторону, отчего его волосы улеглись ему на плечо. — Ты понимаешь, о чем я. Брови блондина немного дернулись. Он был совершенно не согласен: если бы досталось лишь паре чирлидерш, то вышло бы слишком подозрительно, но он не стал спорить. По крайне мере, сейчас в этом не было необходимости. — Лады, — сказал он, немного покрутив зрачками. — И это… извини, что послал на три буквы. Нельсон просиял — к счастью, он не умел читать его мысли. — Лады, — сказал он с широкой улыбкой, а затем глянул на поднос Милхауса. — Ты будешь это пить? Тот отдал ему коробочку с шоколадным молоком. — Я так понимаю, мне ты тоже кости перемыл? — буркнул он. — А чё ты со мной тогда нормально общался? Не извинился даже… — Так я о тебе и не говорил, — вскинул брови Нельсон, с жадностью опрокидывая в себя напиток. — Как так то, на Барта, значит, наехал, а меня стороной обошел, как будто бы я здесь совсем ни при чем? Я, между прочим, всю рутинную работу проделал… — Милс, я не понял, ты хочешь, чтобы я с тобой тоже поругался, или что? — Да нет, я просто хочу, чтобы мои заслуги тоже заметили… — Ты вообще слышишь себя иногда? Барт отвернулся от небольшой перепалки приятелей, чтобы проверить Лизу. Та как раз закончила с обедом. Он встал с места. — Ребят, долг зовет, — сказал он, и кивнул в сторону сестры. — О чем это ты? — спросил Нельсон, подняв на него взгляд. Теперь он смотрел на него снизу вверх, и с такого угла его лицо казалось более… юношеским. Лиза уже выходила из кафетерия, и Барт нетерпеливо дернул плечом. — Милс, введи его в курс дела, — велел он ему. Тот с готовностью мотнул головой, и принялся объяснять Нельсону их план, а Барт тем временем поспешил в коридор. Судя по скорости ее шагов, сестра намеревалась избавиться от «хвоста», чего он не мог ей позволить сделать. — Эй, мисс Спиди, притормози-ка, — он едва успел перехватить ее за поворотом. — Куда это ты так спешишь? Та закатила глаза, прижимая к груди учебники. — На урок. Чтобы знания получать. Тебе тоже полезно. — Ну, ты подаешь мне отличный пример, так что хорошо, что мы идем на… так, что там у нас дальше… — Барт скривился. — Черт, снова химия… терпеть ее не могу. — Я обещала поднатаскать тебя, — Лиза склонила голову в сторону. — Все еще интересует? — Я подумаю об этом, — фыркнул парень. Они медленно засеменили в класс. Барт решил, что иногда будет светиться с нею рядом, чтобы никто не забывал, что у Лизы есть брат. Так, раз в день, чтобы совсем уж ненавязчиво. — Ты помирился с Нельсоном? — тихо спросила его она, пока они шли по коридору. Барт удивленно на нее посмотрел. — Ты подслушивала? — Мне вас не было слышно, но все и так было понятно, — дернула плечом сестра. Парень немного помолчал. Ссориться с Манцем для него было невыносимо, и тот действительно обидел его. Не то, чтобы все эти чувства быстро улетучатся от одного только «извини», но Барт решил дать себе время залечить раны, одновременно общаясь с приятелем, как раньше. По крайне мере, на вежливой ноте. — С чего ты взяла, что мы ссорились? — тихо спросил он ее. — Да ты был сам не свой все эти дни. На тебе просто лица нет, когда вы ругаетесь. Из-за чего на этот раз? — девочка остановилась, и пристально посмотрела ему в глаза. — Это из-за червей, да? Барт замер, и слегка нахмурился. Он предполагал, что та обо всем узнает, и наверняка сразу поймет, кто за этим стоит. — Кто тебе рассказал? — вместо этого спросил он. — Лорен. — Вы смотрю, хорошо пообщались. — Она милая. Они продолжили идти, чтобы не создавать затора в коридоре. Лиза молчала, низко опустив голову, почти что уткнувшись в учебники носом. — Ты же обещал больше никого не разыгрывать, — еле слышно прошептала она. Барт вздохнул, и потер брови пальцами. Еще нотки разочарования в голосе сестры ему не хватало услышать! — Это был не я, — буркнул он. — И это больше похоже на акт мести, а не на розыгрыш, тебе так не кажется? Сестра покачала головой. — Ну конечно это не ты, — протянула она саркастично, и бегло осмотрелась по сторонам. — Все равно это очень жестоко. — Жестоко — это обижать кого-то без причины, — отрезал Барт. Лиза не ответила, но по ее лицу можно было прочитать все ее эмоции, и все — негативные. И хоть бы кто поблагодарил его за бравое дело, ну что за несправедливость! Когда они почти что дошли до класса химии, Барта кто-то окликнул: это был мистер Норман. — Барт, а я как раз тебя ищу, — сказал тот, подойдя к ребятам поближе. — Комиссия только что ушла. Их все устроило, в чем я и не сомневался, так что жду тебя после уроков. Это твоя сестра? Он посмотрел на Лизу, и мягко ей улыбнулся. — Здравствуйте, — кивнула ему она, и слегка прищурилась. — Вы ведь… учитель по художественному искусству? — Да. У твоего брата талант, — мужчина улыбнулся еще шире. Барт мысленно чертыхнулся. — Рисовать он любит, — хмыкнула Лиза, лукаво посмотрев на парня. — Так он, значит, вступил в кружок? — Да, хоть и немного поздно, но это ничего, — мистер Норман тоже посмотрел на Симпсона. — Придется как следует потрудиться, чтобы наверстать упущенное, но думаю, что он справится. — О, я за этим прослежу, — энергично кивнула ему Лиза. — Чтобы не отлынивал. Учитель бархатно рассмеялся. — А вы боевая юная леди! — воскликнул он. — Слышал о вашей успеваемости. Это просто поразительно для особы вашего возраста, вашим родителям есть, чем гордиться. И мне жаль, что кто-то вам завидует, и проявляет свои эмоции подобным образом, — мужчина печально скривил губы. — Надо мной тоже издевались в школе, потому что я был не таким, как все, но это не сломило мой дух, наоборот, это укрепило его, и я совсем не держу ни на кого зла, жизнь слишком коротка для этого. Я выбираю наслаждаться ею, а не предаваться печали. Лиза распрямила плечи, и ее лицо посветлело. Барт даже почувствовал некую благодарность учителю за его поддержку. — Спасибо, — кивнула она, и мужчина вновь улыбнулся. — Вы занимаетесь чем-то помимо учебы? — он бросил взгляд на ее учебники. — Чем-то для души? Может, рисуете, как ваш брат? Я был бы рад видеть вас в моем клубе. — Нет, я… раньше играла на саксофоне. Лицо учителя заинтересованно вытянулось. — Да что вы говорите? Это же потрясающе! Дайте угадаю…предпочитаете джаз? — он дождался, пока Лиза кивнет ему. — Но почему же вы больше не играете? Девочка пожала плечами, и вновь поникла. — У меня совсем нет на это времени. Мне нужно думать об учебе… Мистер Норман промычал что-то себе под нос. — Вот что я вам скажу, юная леди. Нужно иногда заниматься чем-то для души, и желательно искусством. Музыка, это же потрясающе! Я уверен, что ваша душа поет, стоит вам дотронуться до инструмента. Нужна лишь мотивация, тогда и время на это найдется. — Возможно, вы правы, — согласилась она. Лиза явно не намеревалась жертвовать учебой ради какого-то хобби. Хотя, это хобби раньше было смыслом ее жизни: она даже мечтала играть в джаз-клубе, если бы не ее интеллект и интерес к точным наукам. — Подумайте об этом, — сказал мистер Норман, и, подмигнув им, попрощался с ребятами. Затем брат и сестра зашли в класс. Его, как обычно, ожидал целый час мучений и мытарства, а ее — вполне обычный урок, в котором она была хороша, впрочем, как и во всех остальных.