Золото Сверта

      Халь проснулся от того, что ему стало жарко под кучей одеял, куда он зарылся ночью. Он недовольно заворочался, освобождаясь из-под тяжелой руки и выбираясь из жаркой кучи, осознавая себя абсолютно голым и вспоминая все подробности прошедшей ночи, а еще при попытке повернуться заныла задница. Ох, как оно вышло! А ведь он знал, что вино делает слабым и дураком! Ему дали немного и он забылся. Это было хорошо и приятно, он бы не стал спорить, но он так станет совсем ручным, словно не волк из Сверта, а ручная собачонка… Да и стоит ли принимать на веру слова супруга - ведь наверно тот тоже был нетрезв. Но пока был мир… Халь сделал себе замечание, чтобы обдумать произошедшее, когда он будет готов и выбрался из кровати. Супруг еще спал, Халь посмотрел на него в кровати. Надо же - теперь не боится, что ему перережут горло, да и теперь вроде как и незачем. И нечем… Отсутствие ножа прямо было занозой, которая не давала Халю покоя. Ничего, он придумает, как с этим быть.        Так-то этот Арон красивый, насколько Халь был способен оценить мужскую красоту, но расслабляться вовсе не стоит.        Морщась, он подошел к столику, где кто-то умный все-таки догадался оставить кувшин с водой и посуду, в горле пересохло, и он выпил почти половину кувшина, слыша, как просыпается супруг. А вот и новый день…       Арон, просыпаясь, словно во сне видел прекрасную картину, но когда он уже окончательно проснулся, он понял, что это ладный зад Халейга.       Арон улыбнулся, сейчас бы он с удовольствием повторил то, что они делали этой ночью, но времени на это уже не оставалось, и его уже ждали дела.        - Как красиво! - игриво сказал Арон.       Халейг покраснел и попытался прикрыться руками. Арон поднялся с постели, не одеваясь, и пошел в уборную, по пути хотел хлопнуть Халейга по заду, но тот, чуть ли не шипя, увернулся. Арон вернулся и начал одеваться, Халейг уже залез в постель, укрывшись чуть ли не до макушки.        - Сегодня будет продолжение пира, Халейг, - сказал Арон.        - Мне сказали, что теперь я могу не ходить на этот пир,  - последнее слово Халь почти выплюнул. - И я рад этому. Я достаточно наслушался мерзости вчера.        Арон почувствовал раздражение: так быстро все закончилось. Очарование прошедшей ночи испарилось, как утренний туман. Он приложил немало усилий, чтобы не испугать волчонка и даже постараться его приручить, но, похоже, что его надеждам не суждено сбыться, и при самом лучшем раскладе их путь друг к другу займет бесконечно долгое время.        - Да, ты останешься в своих покоях до окончания пиров, сегодня будут скоморохи, но их представление будет совсем скабрезным, не для твоих глаз. Ты будешь отдыхать в постели, к тебе придут книгочеи и певцы, яства принесут сюда же, ты можешь выйти в сад, чтобы прогуляться.              По угэрским обычаям младшему супругу предписывалось предоставить отдых в половину седьмицы  после первой ночи по всем понятным причинам.       Арон вышел в коридор, распугав стаю постельничих и наушников, словно ворон, клюющих хлебные крошки на заднем дворе.              Арон с утра успел поговорить с Хлодвигом. Тот рассказал ему, что всю ночь допрашивал служку, который принес вино, но добиться от него ничего не получилось, он повторял только одно: что ему дал поднос человек, чье лицо было скрыто капюшоном,  и его руки и голос был ему незнаком.       Арон был склонен думать, что это мог быть кто-то из отдаленных княжеств, кто не желал укрепления Угэра и Сверта. Поначалу он подумал даже про своих новоявленных родственников, но вряд ли бы они захотели убить Халейга. Пока эта история оставалась очень загадочной.       Хлодвиг спросил, словно невзначай:        - Ну, что, получилось объездить норовистого свертского жеребчика?       Арон ничего на это не ответил, только сказал усмехнувшись:        - Тебе давно пора жениться, Хлодвиг, как тебе дочка князя Харстада? О ее красоте говорят многие...       Хлодвиг только пожал плечами:        - Да, мой отец хочет заслать к ним сватов, но вопрос, захочет ли она ехать в Сверт, этот богами забытый край.       - Скоро они разбогатеют, так что будут соперничать с самим Угэром.       И они начали говорить о золотой руде из Сверта.       Халь выслушал супруга и тут же решил, что сделает все по-своему. Если этих певцов и прочих бездельников до свадьбы можно было потерпеть хотя бы из вежливости, то теперь он вовсе не собирался этого делать. И книги ему читать не надо. Он сам лучше научится. Хотя, с книгами мысль хорошая, но вовсе не такова, какую предлагает ему Арон. Для начала следует понять, как передвигаться по этому дому, чтобы не сталкиваться с гостями, кто-то из которых наверняка не сдержит свой рот. И сидеть как крыса в своих покоях он тоже не собирался. Хорошо, что тут есть огромный сад, который как лес.       Халь кое-как нацепил обратно свои тряпки и воспользовался тем, что супруг разогнал всех вокруг – оказалось, что собственная комната не так уж и далеко, и самым сложным было отстоять свое право одеться и прибрать себя в одиночестве.       - Найдите моего человека, Хаки, и пусть он придет сюда, а певцы и сказители пусть идут на праздник и пьют за мое здоровье, - вот что он сказал человеку, который принес ему завтрак. Халь почти ничего не ел вчера, и пища показалась ему необыкновенно вкусной. Да и Хаки не заставил себя долго ждать…       - Ничего себе! – присвистнул Халь, осматривая сверху донизу главу своей свиты. - Верно говорят, свадьба без драки – серебро на ветер!       Хороший синяк под глазом и разбитые костяшки пальцев на одной руке, вторая перемотана белой тряпкой. Да и выглядел свертец не выспавшимся.       - Ничего такого, княжич, - усмехнулся Хаки, скорее рассматривая его в ответ с любопытством, - укоротил пару языков. Ты-то как? Обиженным не выглядишь, хотя вчера – краше на смерть провожают.       - Я уж, пожалуй, воздержусь от подробностей! – обронил Халь. - Вот что, мне тут сказали, я должен сидеть в этой комнате как крыса, и носа не высовывать, пока они там пьют за мою задницу, но они плохо меня знают. В город тоже не сунешься пока. И к морю. Остается сад. Я вижу, ты тоже не горишь идти снова за стол?       - Я вчера вдосталь наелся, так, – согласился с ним Хаки. - Найти тебе укромное место в этом лесу, Халь? И собрать наших.       - И собрать наших. И пожрать потом пусть туда же и принесут, когда время подойдет…        Лучше и места не найти! В этом саду можно потеряться! Халь растянулся прямо на траве, около небольшого пруда, в тени раскидистого дерева, наслаждаясь солнцем и покоем, и тем, что можно было вернуться в привычный ему наряд. Конечно, без его ведома в покои нанесли каких-то тряпок и обуви, из которых он выбрал только чистое исподнее и более легкие сапожки, чем были его свертские.       Здесь никого не слышно, и голосов из дома не доносится.       - Так что тут говорят, Хаки? – Халь надкусил яблоко, яблоко в конце весны! Немыслимое дело в Сверте, однако яблоко было свежим, сочным и сладким. - Каковы наши дела?       - Так себе наши дела, Халь, если тебе откровенно сказать, – Хаки сел рядом, но на расстоянии, чтобы было нельзя коснуться рукой, и ни один змеиный язык не посмел потом уронить сплетни. – Они празднуют победу над нами, и ты ее символ. Но ты и так это знаешь.       - Знаю, – кивнул Халь, сердце больно сжалось. - Здесь все лгут. Говорят мне ласковые речи, а сами грезят, как будут держать нас за ошейник. Я не знаю, зачем все это... Зачем приходить на нашу землю, ломать и убивать, забирать меня, а потом платить нам золотом. У меня не сходится никак.       - Ни у кого не сходится… Они могли победить и забрать все силой. Если бы привели людей. Но, забрав силой – они бы получили бы войну постоянно, ты же знаешь – нападали бы на обозы, лагеря, людей. Это тлеющий костер, Халь. И пока все держится на том, что твоя жизнь ценна для нас. Но твои родичи нарушили уже один закон – Сверт не торгует своими людьми. А тебя они продали. Даже за мир…       - Это не такая цена высокая. Даже если я умру – меня просто отплачут. Но Сверт этого не простит. Все равно не сходится. А с моими родичами дела будут решать боги.       - Зря ты все-таки не зазвал родню на это дело, Халейг. Здесь этим очень недовольны. Обидел их Сверт, говорят.       - Чем недовольны, что унизили меньше, чем хотели бы? – вскинулся Халь. - Нет. Я рад, что никто этого не видел.       - Я не планировал так грустить в это утро, княжич… - вздохнул Хаки. – Но ты нравишься местным, пока печален и закрыл рот. Они-то думают, что хозяин получил красивую игрушку, которую он скоро приручит. Это верно о том, что я слышал – тебе придется навещать всяких бездельников?       - Ну, они так думают, что придется. – Халь догрыз яблоко, посмотрел, как огрызок долетел до середины пруда. - Но что-то им стоит поменять. Я этого делать не хочу, а если придется – они и первые про это пожалеют. Вы ходили по городу, так расскажите мне о кораблях побольше. Что вы видели?       Сверты ушли из сада, когда уже начало темнеть, и до той дали, где они нашли себе место, стали доноситься голоса из дома. Халь даже вздохнул – лучше бы и тут остаться ночевать, чем слушать эти звуки. А еще несколько дней безделья… Что там Хассен говорил про детские игрушки?       Спать тоже можно в своих покоях. Халь не знал, можно ли ему в супружеские, но лучше сделать вид, что нельзя, и притвориться потом, что он решил не беспокоить супруга. А то еще пара таких ночей, и из него верно сделают угэрского пса. И бездельника. А безделья Халь не выносил.       Вечером он гораздо внимательнее посмотрел на те украшения, что принесли ему в подарок, тем днем, что они были на базаре, выбрал среди них достаточно невзрачный серебряный браслет. Этого должно хватить – раз это его украшения, так и распоряжаться ими надо самому.              - Вот что, - сказал он Хаке утром, - сменяй это на базаре на хороший нож. А может еще и деньги останутся, тоже пусть будут!       - Что, уже так быстро супруг не угодил?! – не смог удержаться Хаке от смеха. - Или ты в прошлый раз мало схлопотал, княжич?!       Да уж, по свертскому войску от отпущенного отряда быстро прошла весть о выходке княжича и о расплате за нее.       - Не обижайся, я понял, - Хаке примирительно дотронулся до его плеча, - ты прав: без ножа, как без яиц. Я все принесу.       - И принеси хороший брусок липы, вот такой примерно! - Халь показал руками, гнев быстро отпустил его – не хватало тут еще поссориться с Хаке и другими, единственными, кто был частью его дома.               Нож был хорош! Хаке хорошо знал, что требуется и как угодить. С крепким недлинным лезвием, острой заточкой и костяной рукоятью, какие любили в Сверте.       - Еще полно серебра осталось, - воин высыпал монеты на ладонь юноше, - и вот твое дерево, как ты просил. Что ты собираешься с этим делать? Ложек что ли нарезать?       - Увидишь! – улыбнулся Халь.  - Так что, пошли?        К вечеру вышла лодка. Халь пару раз умудрился порезаться, несильно, но окропил будущую игрушку своей кровью, и натер палец – отвык от работы. Еще сложнее было отвязаться от людей супруга, которые, конечно, никак не желали оставить свертцев в покое, и под всякими предлогами – принести холодной воды, еды, яблок, не нужны ли мягкие подушки, не позвать ли певцов, постоянно проверяли, что они тут делают. Хотя ничего запрещенного северяне не делали – Халь резал игрушку, а его свита просто смотрела на работу или в небо, дремля.  Конечно, уж наверняка доложат, что он обзавелся ножом – но только пусть попробуют отнять! И раз уже вчера ему не велели сидеть в своих покоях, то значит и сегодня, и завтра тоже можно.       Лодка вышла хорошая, хоть на нее ушла и половина следующего дня. Халь даже сам залюбовался, длинная ладья, с ровными боками, дерево было мягким, податливым и резалось легко, а Хаки отдал ему свой доводочный камень, чтобы править нож. Все в лодке было хорошо – получились и борта, где Халь изобразил места для весел и скамьи, и даже мачта, чтобы ее поставить – пришлось подумать как это сделать при помощи нескольких палочек, и даже название! Как написать свертскими рунами слово "Сверт" знал даже Халь.       - Сейчас я принесу тебе веревки… надо же поставить парус на твой "Сверт", – Хаке поднялся со своего места, - у меня в седельной сумке что-то было.       На одну салфетку Угэр не обеднеет, Халь выдернул из нее ненужные нитки, вымотал из куска льняной веревки нужное ему и сделал парус так, как представлялось ему – это было похоже на парус в свертской лодке, потому что запомнить, как он сделан в лодках Угэра, ему пока не пришлось.       - Знаешь, - Халь наконец-то соорудил все до конца, - в этом доме должны быть книги. И в каких-то точно есть картинки. Найди мне завтра того, кто знает про это тут.       - Вот ты где! – вот кого он не ждал, так это сыновей Арона, Асгайра и Айнора, правда, он еще не запомнил, кто из них точно кто, парни были весьма похожи, но различались возрастом, - а что ты делаешь, и что у тебя в руках, это лодка? – спросил старший, младший пока еще опасался чужака. Халь бы на его месте делал бы то же самое. Уже вечерело, и только Халь подумал о том, кто отпустил детей без присмотра, как увидел, что за ними спешит их наставник.       - Да, это лодка, хотите посмотреть? – Халь протянул старшему игрушку и убрал нож в ножнах под верхнюю рубашку. - Но я не пробовал ее на воде. Ты, - он посмотрел на младшего сына Арона, который разрывался между недоверием и любопытством, - хочешь попробовать? Не бойся.       - Айнар? – спросил своего младшего брата старший, и Халь сделал себе зарубку в памяти, значит, старший это Асгайр.       Наконец мальчик решился взять лодку в руки. Халю было совсем не жалко, он хорошо провел день в заделье, а детям забава.       Они подошли к воде, Халь чувствовал, как в спину его сверлит неприязненным взглядом наставник княжичей, но ему было плевать. Легкий ветер как раз в нужную сторону.       Мальчик поставил лодку на воду, и Халь даже сам на момент замер – а вдруг она накренится и ляжет на бок? Он же никогда не делал лодок раньше – всякого зверья вырезал достаточно, ложки. Но нет, "Сверт" качнулся несколько раз, и выпрямился.       - Я верно понял, так устроено? – Асгайр потянул за веревочку внизу паруса, расправляя его. - Ты сам это делал?       - Да, сам, - кивнул Халь, - но я никогда не делал такого раньше.       - Тогда у тебя получилось! – в подтверждение слов старшего княжича лодка пошла прямо по ветру, в середину пруда, расправив парус, и только младший мальчик остался недоволен, что игрушка так сразу ускользнула от него.       - Завтра достанем, - сказал ему старший брат, - не реви!       - Так красивее, княжич Айнар, смотри! – вода садового пруда, которую тоже касалось закатное солнце, отражала свет, по которому плыла маленькая деревянная лодка, с названием "Сверт".       - Да. Так хорошо. – согласился с ним маленький княжич.               Вечером третьего дня Арон постарался привести себя в порядок после неостановимого веселья и хорошей попойки, он должен был признаться себе, что хорошо повеселился. Он с друзьями устроил гонки на лошадях, состязания по стрельбе из лука, они даже на спор переплывали речку Лаген, несмотря на то, что вода в ней была просто ледяная.       Вечером он шел в покои отца и чувствовал себя нашкодившим мальчишкой как когда-то в далеком детстве.       Отец, как всегда, возлежал на своем одре в полумраке, в его покоях пахло дорогими маслами и травами, когда они остались одни, отец спросил его, даже не предложив сесть:       - Ты слышал, что творил твой супруг в то время, пока ты беззаботно веселился?       Арон даже слегка опешил, по чести сказать, он не часто вспоминал Халейга в эти дни, он думал, что тот, как всегда, унылый сидит в своих покоях и злится на весь свет.        - Он все эти дни болтался в саду со своими дружками из Сверта, как рассказали мне соглядатаи, они купили ему нож, так что готовься, что он зарежет тебя, как борова, в одну из ночей. Никакого уважения к твоему имени он не проявляет, мало того, что его родичи оскорбили нас, не явившись на свадьбу, он позорит тебя своим поведением.       В покоях повисла напряженная тишина, Арон чувствовал, как остатки хмеля выветриваются у него из головы.       Он поклонился отцу, поблагодарив его  и вышел. Он вернулся в свои покои, нашел свой кнут, который давно забросил за ненадобностью и отправился в покои Халейга.       Тот был, по счастью, на месте и сидел на своей постели, уставившись в толстую книгу.       - Как прошел твой день, дорогой супруг, - спросил Арон, постукивая кнутовищем по собственной ноге.       - Вполне хорошо, я нашел себе неплохое дело, и мне не пришлось сидеть в комнате в теплые дни, - Халь закрыл книгу, расторопный Хаки даже раньше нашел нужное ему, и теперь он рассматривал корабли, не понимая правда ни слова из написанного, но рисунки были отменными, каждая часть была нарисована подробно, и он как раз начал смотреть, как могут прилегать к друг другу доски в обшивке, - а что, у вас принято вечером объезжать лошадей? – он покосился глазами на рукоять кнутовища.         - Я бы сказал, необъезженных жеребчиков. Мне немало рассказали о твоих похождениях в эти дни, судя по всему, ты уже хорошо себя чувствуешь?       -  Я не очень понимаю, - покачал головой Халь, закрывая на всякий случай книгу и откладывая ее в сторону, и встал с кровати, - про что ты меня спрашиваешь? Но это похоже на то, что, как будто, я в чем-то провинился.        Очень даже похоже. Наверняка уже донесли про нож. Да что тут такого страшного, то вся армия Угэра боится его с ножом и сулицей, то теперь тут…         - Да, ты провинился и тут и моя вина, что я не начал вразумлять тебя сразу после свадьбы, но видно, сейчас самое время. Во-первых, твои люди отправляются в Сверт, уже нет в них надобности, отныне ты принадлежишь Угэру, и  они здесь не нужны. Во-вторых, ты должен теперь спрашивать у меня разрешения выходить куда-либо. А в-третьих, отдай мне нож, который тебе принесли твои дружки!               А это случилось даже быстрее, чем он думал. И оказался прав. Все слова ложь. И те, что произносили перед богами, и те, что говорили ему ночью. Этот человек менялся с лета на зиму быстрее, чем Халь успевал моргать. Но кажется, кто-то слишком возомнил о себе!       - Я не твоя собственность. И не собственность Угэра! – отрезал Халь. - И сначала расскажи мне, что же такого я сделал, чтобы сразу давать мне выбор между веревкой и тюрьмой. Так может, твоим детям не понравилась игрушка, что я вырезал? Или тебе хотелось бы, чтобы я заперся тут и оплакивал бы свою задницу? Чего ты от меня хочешь? Мы не договаривались, что я буду твоим рабом!         - Ты таскался с чужими мужиками по саду, в то время, когда ты уже в браке. У нас супруги не имеют равных прав, младший во всем подчиняется старшему и на все спрашивает его разрешения. Я хочу, чтобы ты был послушен мне, если уважения ты выказывать не собираешься. А про игрушку я спрошу Асгайра и Айнара, рукоделия и ремесла, конечно же, не возбраняются.        - Это не "чужие мужики", а моя собственная родня! Хоть и дальняя, – Халь чувствовал, как у него раздуваются ноздри от гнева. - И если ты хотел покорную подстилку, то стоило поискать среди своих в Угэре! А не хвататься за Сверт – у нас таких не найдешь даже среди дев, а не то, что мужчин! И в чем же мое неуважение? Может, это тебя поносили всю свадьбу? Может, это мне желали тебя как следует трахнуть? Может, мне желали обращаться с тобой, как со строптивой скотиной? Нет. Я промолчал, хотя каждому бы воткнул нож в глотку за эти слова. Или, может, это я привел злейшего врага, чтобы он повел меня под венец? Я не знаю, чего там только не сделали - только не оттрахали меня при всех.        Арон почувствовал, как его челюсти крепко сжались, Халейг был во многом прав, но в любом случае, в Угэре такие разговоры между супругами были не приняты.        - Я не собираюсь ублажать тебя, отныне это твоя жизнь, привыкай. Оскорбить тебя здесь никто не посмеет, но и ты не смеешь меня оскорбить. Ты слишком грубо со мной разговариваешь. Завтра останешься взаперти в своих покоях и подумаешь хорошенько, как себя вести.        - Я уже подумал о том, что принял неверное решение. - Халь очень надеялся, что губы не дрожат, но он смотрел прямо в глаза Арону и стоял ровно. - Перед свадьбой я смотрел в это окно, вниз, и думал, что, может быть, лучше я останусь калекой, чем соглашусь на это. А потом испугался и выбрал согласиться. Прошло всего-то несколько дней, а я уже понял, что выбрал неверно… Ты можешь запереть меня тут хоть навсегда. И если тебе наплевать, что будет со мной - то Сверту вовсе нет. А теперь оставь меня в покое. Если хочешь ударить меня - давай, бей. Я ничуть не удивлен, что дело так обернулось. Или ты думаешь, что я боюсь боли?         - Что!? - Арон, пораженный, уставился на Халейга. - Неужели я тебе так отвратителен, что ты собирался прыгать из окна?       Арон сжал кнут в руке, опустив на него чуть растерянный взгляд, теперь он казался неуместным, вряд ли им испугаешь упрямого сверта, Халейг и так ненавидит его, а хорошо проведенная первая ночь ничего не изменила между ними, а если еще и высечь волчонка, то даже короткого знакомства со свертами хватало, чтобы понять, что ты получаешь себе врага на всю жизнь, и есть большая вероятность, что она станет гораздо короче, чем хотелось бы.       Арон на секунду представил, чтобы было бы в случае, если бы Халейг выбросился из окна. А еще эти угрозы от имени Сверта, лазутчики доносили, что брат Халейга направляется в Ругаланд, не задумал ли старый лис Вальбьерн устроить какую-то вылазку в Угэре? Хотя выглядело это странно, если бы они задумали что-то устроить, то было бы разумнее делать это до свадьбы, теперь, когда брак уже совершен, уже нет большого смысла устраивать заварушки.       Все это пронеслось в голове Арона, пока он ждал ответа от Халейга, и нужно было признать, что он чувствовал себя изрядно уязвленным его словами.       Пусть только попробует! Халь враждебно смотрел на супруга, как только тот поднимет кнут - будет драка, и так просто Халь не даст избить себя как скотину. А потом можно будет забыть о всяком договоре промеж ними!         - Та жизнь, что ты обещаешь мне - противна.  Когда свободного человека лишают даже ножа, даже права говорить со своими сородичами, когда о нем говорят как о звере, как и лучше выделать его шкуру. Для меня такая жизнь хуже смерти. Я ничего не знал про это раньше. А если бы знал – то никогда бы не сказал "да", и из моей родни никто не согласился бы на это - мы бы дрались до последнего. Лучше что угодно, чем такое.        Арон подумал про себя: "Да, этого жеребчика так просто не объездишь."        И еще он подумал, стоит ли устраивать побоище  в спальне, это тоже не совсем умное решение, тем более, прошло уже несколько дней, и у него давно уже проснулось желание, не искать же кого-то считай на собственной свадьбе. А обломать свертский характер можно позже, не сразу, все успеется, времени у него много.                - Зачем тебе нож? И как мне ложиться с тобой спать ночью, если я знаю, что ты меня можешь прирезать как кабана в любой момент, когда тебе что-то не понравится?       Спрашивал Арон, понемногу приближаясь к Халейгу, кнут он спрятал за спиной, сейчас он пока не пригодится.        - Если бы я хотел тебя прирезать, то сделал бы это еще в первую ночь, – усмехнулся Халь, делая шаг назад, - но мне очень льстит, что меня так боятся. Хочешь, расскажу кое-что? В Сверте принято учить следопытов с малых лет. Сначала тебя посылают незаметно украсть еду. Попался – вздуют. Потом что-то посерьезнее. Мы хорошие разведчики, ты убедился в этом сам. Можно стянуть что угодно, а у пьяных и сытых людей – тем более. Я бы мог бы украсть нож у любого растяпы на пиру, которых там было немало, а спрятать его в этих белых тряпках – проще простого. Резать тебе горло стоило тогда, а сейчас – уже глупо. Да и, видимо, без меня тут полно тех, кто желает тебе смерти.         - Ах ты маленький свертский репейник!  - Арон продолжал наступать, нахмурившись, последние слова Халейга его изрядно разозлили, тем более, что до сих пор так и не удалось понять, кто же был отравителем на его свадьбе.       Еще один шаг и Халь уперся в стену, идти ему некуда, а самой новостью стало невесть откуда взявшееся возбуждение - опасность пьянила кровь покрепче свадебного вина, он дразнит здорового мужика, который если захочет - справится с ним одной рукой. И позволить себе сдаться Халь не может - слишком несправедливы и обидны слова, особенно о связи с родичами. Если он потеряет Хаки - сойдет с ума от тоски и одиночества. Оборвется еще одна нить с домом…         - Это пока маленький, - Халь распластался спиной по стене, но продолжал смотреть супругу прямо в лицо. - Но вырасту в большую занозу…        Арон неожиданно чуть не рассмеялся, он с трудом удерживал серьезное выражение лица, Халейг с растрепанными волосами, раскрасневшийся, со слезами на глазах выглядел очень привлекательно. Арон вспомнил, как выглядел тот несколько дней назад в его постели, и он, уперевшись одной рукой, с кнутом, на стену у головы Халейга, другой провел по его  груди, забираясь ладонью под рубашку.        - Я не сомневаюсь, что так и будет, - ответил он, склоняясь к лицу Халейга все ближе.        Халя прошило молнией от прикосновения, которого он не хотел, но которому не мог сопротивляться. Мог бы, если бы бы хватило сил отвести руку в сторону, но их не хватило, и он только выдохнул.        - Так и будет, уж не сомневайся, - он не отводил глаз от лица супруга.        Арон чувствовал горячую кожу под своей ладонью и чувствовал, как сильно билось под ней сердце Халейга, все его существо уже стремилось к нему.       “О чем мы спорим сейчас, за окном красивый закат, и где-то далеко плещет море, а мы лаемся, словно две собаки” - подумал он про себя.       Горячее живое тело было так близко, Арон понял, что мысли о сексе выбивают из него желание настаивать на своем, все можно было решить, но потом, потом.        - Давай остановимся на этом, - сказал он, наклонившись совсем близко и зарываясь носом в волосы Халейга, от которых теперь уже слабо, но все еще пахло лилиями.       И прежде, чем тот успел что-либо ответить, Арон подхватил его на руки и понес в свою опочивальню.       Ему надо как-то научиться сопротивляться этому, но пока еще Халь не разобрался в природе этого чувства, возникшего в его теле так быстро и имеющего на него такое сильное влияние, да и ухватили его как пушинку, словно он ничего не весил, и спрашивать не стали. Он ведь был зол на Хассена, а теперь сам вцепился в него! И глупо говорить, что он не хочет, когда его тело говорит совсем другое.         - Выпусти меня! - Халь попытался освободиться. - Я что, девка, на руках меня таскать?! Поставь на пол!!!        - Нам нужно поговорить, мы слишком долго не виделись, - настаивал Арон, стараясь удержать свою сопротивляющуюся ношу, Халейг не был слишком легким, к тому же он отчаянно брыкался.       Наушники разлетались прочь, как серые тени, наверняка, понесутся с докладами к старому Эрлингу, что же, пусть знает. Арон думал, что все идет совсем не так с самого начала этого навязанного им брака, Халейг слишком упрям и своенравен, и в тоже время, слишком красив, чтобы можно было спокойно быть рядом с ним и не возжелать его. Арон, правда, обещал ему, что все будет только один раз, но это обещание так легко забылось, тем более, что сам Халь был не слишком-то против повторить.       Арон повалил Халя на постель, тот упирался руками ему в грудь, он конечно, не мог победить, но Арона возбуждало его сопротивление. Он сжал его запястья и заломил его руки ему за голову, а сам целовал его грудь и шею, чувствуя, как Халь распаляется под ним в бесплодной попытке вырваться.         - Даже не думай, что это что-то значит! - прошипел Халь, возясь под тяжелым телом. - Я на это не соглашался сам! Выпусти меня!       И хотя Халь ругал его на чем свет стоит, обвинял, что сам Арон таскался неизвестно где и не вспоминал о своем супруге, пока его не привел обратно только зов плоти, Арон оглаживал Халя и в своих ласках опускался все ниже, и чувствовал, что  естество Халя уже воспряло, и он готов был соединиться с ним.         - Давай оставим это сейчас, - задыхаясь от усилий, повторял Арон, стараясь удержать бьющееся под ним тело. Халь ухитрился вывернуться из под него и почти ускользнул с постели, но Арон успел перехватить его за тонкий стан и швырнул обратно, он чувствовал, что его тоже заводит эта игра.       Растрепанные волосы, горящие гневом глаза, раскрасневшиеся щеки, как можно отпустить его?        - Не значит, - согласно повторял Арон, прижимая Халя к постели и навалившись на него всем телом, - конечно, не значит. Он стащил с Халя рубашку, за которую тот цеплялся, как за собственную жизнь, и начал жадно гладить его разгоряченную кожу, ощущая под ладонями ее гладкость и перекатывающиеся под ней сильные мышцы.        За штаны пришлось бороться еще дольше.        - Но ты же хочешь, сам хочешь, - уговаривал Арон, погружаясь с головой в собственные ощущения. Он услышал о себе довольно много интересного, пока ему полностью удалось раздеть Халя, он пропускал мимо ушей крики, что все это ничего не значит и он просто говорит так, чтобы получить свое, и что он просто угэрский обманщик.       Арону пришлось соглашаться со всем, медленно опускаясь поцелуями от нежной кожи на ключицах по груди и животу все ниже, и Халь становился все тише, принимая изысканные ласки. Арон повторил утонченную восточную ласку, и должен был признать, что она действует на мужчин безотказно, выкрики Халя стали все более нечленораздельными, пока не перешли в блаженные стоны.        Арон, продолжая свои усилия, потянулся за флакончиком с маслом. Не переставая погружать глубоко в рот розовую, обильно текущую смазкой головку, он кое-как смазал себя и Халя и, забросив его ноги к себе на плечи, осторожно начал входить в него. Глаза Халя расширились, задохнувшись от собственных ощущений, он упирался руками ему в живот, в попытке остановить его движение внутрь, и тихо застонал.        Арон старался быть осторожным, он медленно продвигался вперед, сдерживая себя и тяжело дыша, наконец, он вошел полностью, чувствуя, как тугие стенки обхватили его член. Он остановился и долго терпеливо ждал, нависая над Халем, когда он расслабится внутри и позволит ему двигаться.       Он словно в тумане видел волны золотых волос, и словно сам тонул в золотом сиянии, качаясь на волнах наслаждения вместе с Халем, чьи стоны удовольствия звучали для него, словно музыка.       Арону хотелось, чтобы эти блаженные минуты никогда не заканчивались, вся его жизнь, все его существо словно сосредоточились в одной точке, в их слиянии вместе, сейчас, в это мгновение, отдаленный звон колокола, стелющийся над равниной, лучи предзакатного солнца, золотящие кожу Халя, слабый запах лилий, кровь бьется в ушах вместе с их дыханием, единственно правильный момент реальности, когда ощущаешь себя полностью невероятно живым...       Они постепенно и долго входили вверх по лестнице блаженства. Это длилось целую прекрасную вечность, но и она закончилась общим падением в бездну наслаждения. Арон долго лежал, закрыв глаза, обнимая Халя и приходя в себя.       Но счастье не было долгим. Халь чуть отдышавшись, отвернулся от него. Сказка закончилась.        Морок прошел, а сон наоборот – не хотел его брать, бессоница наворачивалась слезами обиды на себя и того, кто лежал рядом, и кто остался глух к его словам. Так немного времени прошло, а он докатился сам не знал до чего. Еще седмицу назад скажи ему, что он будет стонать под Хассеном – Халь бы убил. А теперь стонал. Как это случилось с ним? И почему он позволил с собой так обращаться? Если бы Халь был бы властен над своим телом и обладал чуть большей силой, ничего бы такого не случилось. Но сила придет, а вот как найти в себе власть справиться с собой, а не супругом - он пока не знал, до конца не распознав, что же с ним случилось.  Почему Хассен даже не слышит его… Его волнует только он сам – как бы Халь его не обидел и не убил, а сам он раздает обиды, даже не замечая. И собственное желание! Халь сжал до боли кулаки, от одного воспоминания о той твари, что подвела его под венец. Его же супруг знал, как это унизит и обидит. Хотя все честно, сегодня Хассен сам сказал, что он, Халь, всего лишь собственность. Но вот теперь Халейг был сам с этим не согласен. Он не собственность. Ничья, ни Угэра, ни супруга. И понятия об уважении у них разное. Разве бы в Сверте кто был бы рад, что на собственной свадьбе один супруг сидит в комнате и грустит? И почему это те певцы не чужие мужики, а его родич Хаки, приходившийся Халю хоть и очень дальним, но братом – сразу чужой?  Скажи кому в Сверте, что его вторая половина без ножа – так никто не женится на рабах, а тут в почете? Надо же, пригрозили запереть в комнате… Еще бы без сладкого оставили. Но, с другой стороны, очень даже и неплохо, что его так недооценивают. Значит, еще будет чем удивить. Осталось только разобраться  с самим собой… но почему-то, именно сейчас сон наконец-то взял над ним власть...