Золото Сверта

      Человек Хассена, который представился ему как Кари, наставник, положил перед ним книгу, в которой были знаки – Халь знал, что это угэрские буквы. Они не были похожи на руны Сверта, которые писались чуть иначе, но что-то общее между ними было. Каждая буква обозначала знак, это Халь понимал, и теперь нужно понимать, как каждый следует за другим, и как он пишется. Сегодня, сказали ему, они изучат первые три.       Это "звезда" – с виду такой простой значок, который напоминал паучка, но Халь уже несколько раз попробовал нарисовать так же, как в книге, и у него так же плохо выходило. И тоже было с "ветром" – закорючкой, напоминающей сучок, и с "птицей", которая-то с виду была проще простого, рисуй себе ласточку.       - Ничего страшного, - видя его отчаяние, сказал ему Кари, - вам нужно будет долго тренироваться, и вы испортите еще не один лист, но научитесь. Всего таких знаков двадцать четыре, и нам нужно с вами узнать их все, мы с вами встретимся после завтрашнего дня, и вы покажете мне, чему научились, эти три знака. Если вы будете прилежны, то у вас все получится.       У него получится. Он должен научиться. Это сложнее, чем развести огонь в дождь, но он справится, Халь взял листы и чернила с собой, и книгу с образцом, в покои. После ужина, как раз для тех самых семи часов, он будет сидеть и писать эти буквы, пока пальцы не отвалятся, но он должен показать, что он ничем не хуже тех, кто умеет писать, или что он дикарь. И чем быстрее он научится их писать и понимать, тем быстрее сможет прочитать книгу, которая ждала своего часа. Он уже посмотрел все картинки, но картинки требовали пояснений, а спросить пока было не у кого, вдруг супруг скажет отнести эту книгу обратно и не трогать? Халь пока не понимал, как ему быть с супругом, он еще слишком мало времени с ним знаком, и знакомство не из тех, о котором он мечтал. Как себя вести, что говорить и как быть, чтобы не вызвать гнева и не сломать себя?       Те самые семь часов он научился отсчитывать, это можно делать по солнцу, тут оно выше, чем в Сверте, но ведь идет по небу так же...       И Халь, решив не вспоминать, что было утром, хотя неприятное воспоминание до сих пор вызывало обиду, спустился вниз, его проводили в ту самую "малую трапезную", где уже был накрыт стол на двоих.       - Добрый вечер, - поздоровался он с супругом, - смотри, - юноша показал ладонь, - я пытался отмыть чернила, но у меня не получилось. Не знаешь, как это сделать? Никогда не видел сложнее науки, чем правописание!       Арон, который уже напрягся, ожидая очередных недовольств, даже несколько удивился и не сразу нашелся что ответить.       - Я помню, что оттирал руки золой из костра, когда Кари, он был тогда еще молодой парень, учил меня. Я помню, что много чернил извел прежде, чем у меня стало получаться. Садись, ешь так, потом в кухне попросишь золы, старая Элин тебе поможет. Арон был рад поговорить с Халейгом за ужином, отвлечься от множества дел и забот, которые осаждали его весь день. Тем более, что Халейг выглядел прекрасно с руками, перемазанными чернилами, растрепанной косой, была даже полоска от чернил на щеке, и ее хотелось поцеловать. Арон вспомнил, что они давно уже не были вместе. Кари докладывал, что Халейг проявляет большое прилежание к учению, и Арона радовало, что тот начал учить его письменный язык. На столе дымилось вареное мясо, свежевыпеченный хлеб был нарезан крупными ломтями, лежали пучки зелени, в небольших солонках блестела дорогостоящая соль.       - Что нового ты сегодня узнал, Халейг? - спросил Арон.       - Надо будет попробовать, - Халь еще раз посмотрел на руки, неудобно и есть такими грязными, - я не знал. Это хороший совет.       Халь отрезал себе кусок мяса и посыпал его какой-то черной мелкой крупой из крохотной стеклянной тарелки, не успев спросить, что это, и пожалел об этом сейчас же! Перец! Это перец! Халь никогда не видел его, но много слышал, пряности на вес золота в Сверте, и никто не тратит денег на такую роскошь, точнее, сушили немногие травы и мешали их с солью, вот и вся приправа.       - Ой! – сказал он, проморгавшись и запив водой, счищая перец с мяса. - Вот и еще один урок – знать, что тянешь в рот! Мы смотрели буквы, я пытался написать три из них и буду пытаться еще, пока плохо выходит. Но еще есть день и две ночи, чтобы научиться. Я хочу это сделать быстрее, чтобы читать книги. А Харги мне говорил, что я зря не стал учиться читать и писать.       Самый главный урок Халь получил сегодня на площади, и преподнесла ему этот урок та самая девица, которая, ничего не сделав, получила от князя денег просто за улыбку. И наверно, это то самое, что говорил ему Оддар, на которого он тогда сорвался. Настало время запихать в задницу собственную гордость, ради Сверта.       - У тебя большой город и большая страна, как вышло так, что здоровые мужчины в ней просят деньги? Для чего они им? Они будут учиться на них ремеслу? Я никогда не видел такого раньше. Но я очень немного видел, как выяснилось, - сказал Халь. Может, он вправду чего-то не понимает, а судит сразу. – И, дома меня звали Халь, а когда меня зовут Халейг, обычно значит, что я что-то не то натворил. - Халь чуть улыбнулся. - Какая же гадость этот перец!        Арон даже заморгал часто, он впервые услышал от Халейга столько слов, что даже слегка растерялся. Он начал сосредоточенно жевать, задумавшись над ответом.        - Будь осторожен с ним, я тоже не сразу его распробовал, его нужно сыпать совсем немного. М-м, здоровые мужчины…, - это ты правильно заметил, действительно, нужно подумать с советниками, куда они используют эти  деньги, нужно давать им средства на определенные вещи, например, открытие лавок или на развитие их ремесла. Арон внимательно посмотрел на Халейга.       - Да! Я совсем упустил из виду, э-э … Халь, тебе ведь положено денежное содержание, нужно дать советникам нагоняй, почему они мне не напомнили. Завтра же распорядитель принесет тебе серебро, но расскажи мне завтра за ужином, куда ты собираешься тратить эти средства. Айнар с Асгайром осаждали меня сегодня просьбами поиграть с тобой, но им было сказано, что ты занят с наставником, они просили твою лодку, им хотелось пустить ее в плавание в пруду. С завтрашнего дня они будут ужинать с нами по вечерам.       Деньги??! Ему положены собственные деньги??! Вот это новость – наверно глаза сейчас стали круглее, чем у кота. А ведь ничего особенного ему пока не нужно, кроме шкатулки для подарков из Сверта. И наверно те безделушки, что подарили ему – тоже нужно сложить куда-то. Можно было и самому бы сделать, дома так и учили "не можешь купить – научись делать сам", правда он сам немногому научился.       - Это две хорошие новости, - кивнул он, - я благодарен тебе за деньги и обязательно расскажу, как их потрачу. В детстве я бы на все купил сладостей и объелся бы сам, и скормил бы другим. Я так поступал с каждой монетой, что попадала ко мне. Наверно, твои сыновья нечасто тебя видят и будут тоже рады.  А лодка принадлежит им, она, она правда, там и осталась. На берегу. Но я могу сделать еще. И, я хотел еще кое-что спросить. Харги передал мне вести из дома…  Арон перестал жевать и слегка напрягся, опять этот братец, который проявил к нему столько неуважения, но то, что Халейг говорил с ним, это было важно, и поэтому Арон слушал внимательно, он не хотел потерять эту тонкую нить, что протянулась между ними этим вечером за этим столом. - Харги попрощался бы, обязательно, - сказал Халь, налив себе в стакан воды с ягодами, - но его ждал отряд, и он очень спешил в Сверт. Он приехал потому, что моя мать так переживает за меня, что заболела сама, и наши люди тоже спрашивают обо мне – им нужны вести из тех уст, которым они доверяют. Но им некогда быть тут гостями – в Сверте голод, многие потеряли свои дома. Там нужны все руки, что могут работать, княжеские они или нет… Двое моих людей уедут тоже поэтому, теперь я сам хочу, чтобы они уехали – они нужнее там.  У нас короткое лето и нужно сделать много. А еще людям нужна еда, там нужно зерно и мясо, у нас теперь почти нет скота. Мои родичи продали все серебро, что у нас было, кроме гривны моего деда Эарана, потому что её нельзя. Когда я был в последний раз в крепости – там уже нечего было есть, кроме коней, но, коней тронуть невозможно. Я не мог сказать тебе про это тогда. И мне страшно от того, что там сейчас… Помоги им, прошу! Что я могу сделать, чтобы они получили это?        Арон чуть не поперхнулся напитком, он вдруг понял, что они с Халейгом ни разу еще не говорили о тех днях, когда он стоял со своим отрядом под замком Сверт. Оказывается, что люди уже тогда голодали внутри, оказывается, Арон мог тогда захватить крепость, но в любом случае, старого лиса Вальбъерна там не было, это не было бы полным захватом княжества, и старый Свертинг мог вернуться и отбить замок обратно. Но уже случилось то, что случилось, тогда Арон принял решение, которое казалось ему правильным, и изменить его уже невозможно.       Теперь нужно было жить дальше, и для Арона стало неожиданностью узнать, что ситуация с провизией настолько плоха в Сверте. Его соглядатаи это если и докладывали, то Арон не придал этому значения, Хлодвиг же об этом даже не заикался. Что скажут другие князья, глядя на это? Что Арон не может толком управлять своими вассалами? Арон задумался, глядя на огонь, горящий в камине.        - Да, Халейг, мне кажется, я знаю, что ты можешь сделать. Я передам Кари свой приказ, ты под его руководством должен будешь сам посчитать сколько мешков с пшеницей, и сколько вяленого мяса, и сколько серебра нужно отправить в твое княжество, чтобы твои люди смогли продержаться месяц, пока мы не приедем с большими обозами и обильными дарами. Это не просто чтение книжек и перевод чернил, ты будешь заодно учиться и делать нужное дело.       - Я все сделаю, что надо, - просиял Халь, не веря в такую удачу, которая вот так просто свалилась на него и на Сверт. - Спасибо! И серебро будет нужно, чтобы мы могли снова добывать железо и продавать его – нужно платить людям. Наши соседи, в Герсе, задрали все цены, сказал Харги, но им нужно будет железо. Они берут за зерно тройную цену – все наше серебро стоило три десятка мешков и пару коров. А часть этого зерна надо и сеять.       Буквы он все равно решил не откладывать, каждый взгляд на книгу про корабли – будет напоминать про это. Завтра он хотел выйти в город и посмотреть шкатулку, но это дело важнее его собственных желаний, чем быстрее обоз уедет в Сверт – тем лучше.  - Я не знаю, как благодарить тебя…         - Знаешь,  - ответил Арон, глядя на него без улыбки. Он поднялся со своего места, подошел к Халейгу и, наклонившись, прикоснулся губами к полоске чернил на его щеке, которой вскоре предстояло исчезнуть, - ты сейчас умоешься и придешь ко мне в покои. Раз благодарность такова – то ему несложно будет расплатиться, и, Халь не стал лгать самому себе – это должно быть приятно и ему. Он так и не смог объяснить себе, как весь его протест против таких противоестественных вещей в постели – вдруг превратился в пыль, стоило оказаться в этой самой постели самому. Может, его тело было раньше таково, а может, он устал воевать против всех и всего. Не хватало еще об этом сейчас ломать голову, ведь это не самая его большая беда. Он сделает все, что захочет супруг в постели, хоть не очень-то и умел там. За золой не понадобилось идти вниз, он вдоволь нагреб ее в собственном камине, и совет оказался верным, чернил словно и не было, и наверно, стоит разобрать косу, да и две рубахи ему не понадобится.       - Я пришел, - Халь закрыл за собой дверь спальни старшего супруга, гневно, как показалось ему, посмотрев на людей, которые толклись рядом. Как можно жить, когда за тобой постоянно пристально так смотрят? И кому верны эти люди? – Мне помог твой совет, спасибо. - Он провел пальцем по щеке и показал ладонь, тоже чистую. - Видишь, ничего нет.        Арон отвернулся от окна, в которое смотрел все время, пока ждал Халейга. Он не очень понимал причину изменений в нем, тот явно стал проще в отношениях, мог даже признать свою и чужую вину, и Арон только сейчас начал понимать, как ему нравилось такое положение вещей.       Он подошел к Халейгу и взял его руку в свою, внимательно посмотрел на нее и, поднеся к своему лицу, прижался к ней щекой, а потом губами, и  начал подниматься выше по руке, тихо поцеловал запястье, сгиб локтя, потом стащил с него рубаху, перешел к шее, ему нравилось слышать тихие вздохи, как Халейг чутко реагирует на его прикосновения.       Он был доволен, что Халейг оставил свою свертскую скромность, что он принял свое тело, свои реакции, не стал им противиться, несмотря на то, что в Сверте любовные отношения между мужчинами не были приняты.       Арон привлек Халейга на постель, начал гладить его грудь и спину, с удовольствием ощущая под кожей ладони гладкую теплую кожу. Он прижимался к нему близко лицом, вдыхая его запах, старался как можно больше коснуться губами, куда мог дотянуться. Он понял, что соскучился. Халейг отвечал на ласки страстно и неумело, он обнимал Арона чуть неловко, когда Арон опустил руки ниже, он понял, что Халейг уже готов к дальнейшим ласкам. Он неторопливо растягивал его, целуя его живот, опускаясь все ниже к вставшему члену, ласкал мягкие яички, наслаждаясь его близостью. Наконец, когда Арон счел, что подготовки уже достаточно, он навалился на Халейга и вошел в него с небольшим усилием, тот был все так же невероятно узок, так, что у Арона захватывало дух. Халь задохнулся, напрягся, уперся было руками ему в грудь, крепко зажмурив глаза и краснея. Их соитие повторилось два раза, Халейг все пытался закрыть лицо в сгибе локтя, Арона умиляла его очаровательное смущение, тот все еще краснел и стеснялся посмотреть прямо в глаза Арону.       Для него было большой радостью, что Халейг не отказывает ему в ласках, он уснул, крепко прижимая его к себе, и впервые за долгие дни мог признать себе, что он доволен жизнью.       Он не умел отвечать на ласки, и Халю казалось, что он делает это неловко, не вовремя, но ему ничего не говорили, он позволил себе изучать это тело, которое было больше и сильнее собственного, и все его впечатляло. Еще в прошлый раз он рассмотрел, что у его супруга между ног, и не поверил – неужели это может войти в его тело? Могло… и не раз. Чужая откровенность смущала его и собственный отзыв, когда он терялся между стыдом и наслаждением. Пусть пока будет так, решил он, и уснул в теплом гнезде из объятий и одеял.  ****       - Я помню, у нас были из сел, - Халь не мог усидеть на месте, он то вставал, чтобы посмотреть, что там пишет человек, которого они позвали считать вместе с ними, то дергал Хаки с вопросами. И так весь день с утра, вдвоем с наставником Кари они не обошлись – им понадобился писарь, чтобы помочь, и Хаки, который лучше Халя знал, что творилось вне крепости, как-никак – княжеский отряд. – И там почти не осталось мужчин, значит они будут при крепости пока или в Сверте, считайте их, это около шести десятков баб, старики и дети. Где-то сотня, больше бы в Свертинге не поместилось… Воины моего отца, тоже сотня, сейчас….       - Меньше, княжич, – сказал Хаки, - много не вернулось. Шесть десятков теперь, если не будут брать новых. Их семьи. Полтысячи на Свертинг нужно считать, да сам Сверт, туда тоже будут идти люди, искать работы и пропитания. Рудники, остроги, из восьми – пять сожжено, они пусты.        Все равно нужно много. Дело зашло за полдень, а Халь уже запутался. Они записали сначала все деревни и остроги Сверта, потом городок, потом крепость, потом убрали оттуда места, куда уже никто не вернется, у Халя дрожали скулы от воспоминаний, того, что видел он сам – а ведь он почти ничего не видел, но ничего уже не воротишь назад, плакать он будет у себя в покоях, пока никто не видит.       - Из половины ведра зерна выходит четверть муки, - сказал наставник Кари, который знал это лучше, чем все остальные, - будем считать, что это три дня прокормить одну семью, да две горсти вяленого мяса. Сколько, князь Халейг, можно дней прокормить одну семью, если в мешке четыре ведра? Не подсказывайте ему!       Голову сломать можно! Так много думать Халю еще не приходилось – эти загадки сложнее всего! Он считал на пальцах, так учили его всегда, теребил конец косы, пока сводил все в уме.       - Две дюжины дней? – спросил он, боясь ошибиться и опозориться, тут наверно дети знают ответ!       - Верно, – надо же! У него получилось.       - Надо считать в котлах…- вдруг осенило Халя, - так выходит меньше и в Свертинге не готовят на каждого отдельно, мы все едим с одного. И раздать нужно зерно, чтобы готовили с котлов. Пекли хлеб и разводили в воде сушеное мясо, белили мукой.       Тех тридцати мешков, что купили в Свертинге, хватит ненадолго, совсем ненадолго…      Пока у него и тех, кто считал с ним – вышло две сотни мешков, если везти их в Свертинг и раздавать там, то будет честнее назначать или искать старост, чтобы те были справедливы. Десять телег. Феллан и Хейдар, тех, кого он из своей свиты отсылал в Сверт, должны везти обоз. И воины Угэра.       С зерном кое-как разобрались, и на это ушел целый день. А ведь еще серебро и мясо.  И это тоже заняло драгоценное время.         - Я начинаю тосковать по рубке дров, - Халь пришел вечером в малую столовую, и все были в сборе, его супруг и дети, Агнайр и Айнар, - считать это не проще, чем писать. Но вроде, мы справились. И, я получил те деньги, о которых ты сказал мне. Я столько в жизни в руках не держал, спасибо!       Сумма была действительно огромной, по меркам Халя, которому нечасто перепадала даже серебряная монета. Шкатулки наверняка стоят недорого и это единственное, что ему нужно. Нужно правда еще кое-что, но у супруга этого должно быть в достатке…  Арон склонил голову в знак того, что он услышал благодарность, соглядатаи доносили ему, что Халейг старательно готовил обозы и считал мешки с мукой. Он был доволен, что его супруг занялся делом, хотя старый Эрлинг говорил, что не стоит желторотому юнцу доверять такие важные дела,  Арон решил, что не будет слушать отца настолько, чтобы не доверять Халейгу, тот показывал себя хотя и непокорным, но вполне смышленым юношей. Арон думал, что их семья будет странной для Угэра, где младшие супруги никогда не перечили старшим, но Арон сам хотел этого брака, теперь нужно было искать возможность жить вместе более или менее мирно, у него не было времени на скандалы и попытки сломать супруга, да он и сам не хотел получить безвольную, ни на что негодную куклу.       Дети бросились к Халейгу, приветствуя его, хотя они тоже крутились днем вокруг обозов, с любопытством слушая рассуждения старших.         - Сядьте, - приказал Арон детям,  - Халь, расскажи нам, каковы твои успехи сегодня. - Мы посчитали все, что хотели, - Халь улыбнулся детям и сел на свое место, - и мне надо, чтобы завтра еще купили несколько коров, я решил потратить свои деньги на это. В Сверте сейчас много детей, и это нужно.  Я спросил Кари и людей в доме, этого хватит и немного останется даже. Можно будет отправлять обоз. Но, я хотел спросить кое-что другое. Мне говорили, что ты хороший воин, и я сам в этом убедился, как ты знаешь, - Халь не очень хотел вспоминать ту ночь, но куда деваться, он сам проиграл, так кого винить…       Арону понравилось, что Халь начал учиться вести переговоры, а не рубить сплеча в разговоре.        - Благодарю тебя Халь, что ты оценил мои скромные умения, скажи мне свое желание. Халь подтянул к себе кусок жареной птицы, посмотрел на него…       - Здесь хорошо кормят, и если я еще буду так полгода есть и ничего не делать, из того, что делал раньше, вот это вот, - он потрогал себя за предплечье,  - превратится в кисель. Наверняка ты тренируешься. Я бы хотел заниматься с тобой, и наверно, с твоими сыновьями, - Халь посмотрел на мальчишек, - они же будущие воины. Я должен был получить взрослый клинок этим летом, но не успел. Но, я кое-что умею…        Удастся ему или нет, он не знал, но попытаться стоило. Если он будет просить Хаки - это обидит супруга, а еще одна ссора ему вовсе не нужна, не сейчас…       Дети радостно завопили, а Арон вцепился зубами в кусок мяса, чтобы не сказать лишнего. Халь слишком быстро начинал брать верх в их паре, Арону это уже не нравилось. Обычно младших супругов учили ратному делу, но когда они уже переходили рубеж двадцати лет, до этого им было лучше оставаться мягкими и податливыми, как женщины. У него мелькнула мысль, что скажет старый Эрлинг, что Арон пляшет под дудку молодого крепкозадого свертского волчонка?       - Дай мне время, Халь, ты просишь много, у нас это не принято, мне нужно это обдумать.        - Хорошо, - согласился Халь, - я не знал, что так не принято. У нас учат с самого детства. Кладут в колыбель три вещи: маленький деревянный меч, монету и кусок хлеба. По поверью, что младенец выберет, то и определит его судьбу. Монет и хлеба я не взял. И старший в семье учит остальных мужчин.  Я буду надеяться на твое решение.        Ему очень повезет, если супруг одобрит эту мысль. Халь тосковал по тренировкам, по силе, тощее тело не набирало ее никак, а на одной пище, без упражнений - он не получит ничего хорошего, кроме насмешек от любого свертца. Эх… где теперь тот клинок, что должны были отдать ему летом, когда придет срок. Халь даже знал, каков он должен был быть: с травлением, с набором, выложенным серебряной проволокой и костяной волк на ножнах... От этого воспоминания тоска по дому стала еще сильнее, но нужно было прятать ее внутри. И ему было интересно, как дерутся угэрцы, почему они победили? Может потому, что им чаще приходилось воевать войском, а Сверту только маленькими отрядами наемников в чужих землях?  ___       Огонь горел в камине, прислужники капнули на камни дорогое восточное масло, запах которого кружил голову и заставлял желать близости чужого тела. Арон заступил за спину Халейга и обнял его сзади, одной рукой лаская грудь, а другой опускаясь совсем низко.       Он уткнулся носом в шею Халейга рядом с его плечом, там, где кожа наиболее чувствительная и тонкая, и провел языком, а потом поцеловал, чуть прикусив.        - Маленький хитрый лисенок, - прошептал Арон ему на ушко. - Давай же поиграем по-особому сегодня. Угостись вином, чтобы сильно не смущаться.       Ему нравилось сжимать и гладить Халейга в своих объятиях, чувствовать, как тот постепенно расслабляется в его руках и все смелее отвечает на его ласки.       С вином это было легче. Халь теперь сам выпил полный кубок – иначе он замучает себя до смерти. Он уже понял, урок был достаточно хорош, что ему придется платить телом, но так и не мог с этим смириться внутри. Если бы не было вина, то лицо бы выдало его с головой – весь страх и неуверенность в себе. И противоречие с собственным телом. Все эти вещи, что делал он и что делали с ним – отвратительные, в Сверте это всегда было ругательством и поводом для скверных шуток в покоях для неженатых. Но что бы на его месте теперь делали те шутники? И если хоть кто-то дома откроет рот… Он не знает, что сделает! Это всего лишь тело, тело, которое глупое и которому нравится, что с ним делают… Но как этому научился его супруг и где? Его-то вовсе ничего не смущает! А его фантазия превосходит то, что мог бы себе представить Халь. Аромат, тяжелый, душный и сладкий, заставлял разум засыпать, что было милосердно – изведется потом в собственных покоях, когда можно будет влезть с головой под одеяло и там размазывать слезы, жалея себя. А пока можно отдать власть над собой телу.       - У тебя такая толстая коса, мне так давно хотелось ей заняться.       Арон толкнул Халейга на постель и не дал ему повернуться лицом к нему.        - Останься так, тут такой красивый вид, наклонись, ложись грудью на постель, раздвинь ноги.       Халейг подчинялся, но Арон чувствовал, как он весь дрожит от стыда и напряжения. Арон готовил его неспешно пальцами, смазанными маслом, стараясь добраться до самых чувствительные местечек внутри. Халейг вздрагивал каждый раз, когда палец задевал его железу наслаждения, и тихо стонал, чуть подаваясь назад. Все шло хорошо, Арон смазал себя и начал осторожно входить, придерживая супруга под живот, чтобы он не упал, потерявшись в новых ощущениях.        - Сейчас нам будет хорошо,  - шепнул Арон Халейгу, - мне так нравятся твои волосы.       Коса?! Халь вскинулся в недоумении. Покоя эта коса никому не дает… и эта поза, хорошо, что не видно его лица, Халь весь зажмурился, выставленный напоказ самыми скрытыми местами, всю кожу жгло от жадного чужого взгляда. А телу все равно нравилось.         Арон намотал толстую косу себе на руку и потянул ее на себя, поднявшись на коленях. Халейг застонал громче, подаваясь назад, Арон чуть ослабил хватку, они оба постепенно нашли правильный ритм, толкаясь навстречу друг другу, Арон получал необыкновенное наслаждение, видя своего супруга полностью раскрытым и отдающимся, сам же он старался задеть членом самые чувствительные места, Халейг стонал во весь голос при каждом толчке.        Где-то в голове сам настоящий Халь из Сверта, которому умереть хочется от стыда, и Халь-шлюха, которого он в себе узнал недавно. Шлюха, которой правят за волосы, как жеребцом за поводья, и которая сама несет на себе своего всадника, подчиняясь ему. Тело сходило с ума и жило само по себе, пока Халь-сверт кричал внутри от возмущения, а шлюха помогала сама себе рукой, теряясь в ощущениях.       Арону хотелось, чтобы эта скачка продолжалась вечно, голова его кружилась от запаха благовоний и секса, он совершенно потерялся в безвременье и почти умер от наслаждения, когда мощный оргазм накрыл его с головой. Он навалился на Халейга, они оба упали на постель, Арон прижимал его к себе, не желая выходить из него, они оба были мокрыми от пота и тяжело дышали.        Это кончилось, обессиленный страстью и борьбой в себе, Халь рухнул на постель, тяжело дыша…       Арон, уже почти засыпая, спросил Халейга:       - Тебе понравилось, волчонок?       Понравилось ли ему. Шлюхе Халю очень даже…       - Можно мне еще вина? – хрипло спросил Халь, вставая и наливая сам себе, выпивая, прежде, чем ответить, снова вернулся к кровать, что пахла их собственным потом и еще чем-то… Опять нужно уступить Халю-шлюхе. - Да, мне понравилось… я не представлял себе ничего такого раньше. И думаю, что это еще не все, что я узнаю. И я сразу согласен на это.         - Ну что же, мой способный Халь, если ты готов учиться новому, то и обучение боевым искусствам тебе тоже будет полезно. Завтра же условимся о тренировке, мне надо спросить советников, когда у меня есть время.  И Арон провалился в сон, прижав Халейга к себе.