Золото Сверта

      Они ехали впереди обозов по улицам города, и их радостными криками приветствовала толпа, все знали куда они едут и, к тому же, люди полюбили нового молодого князя за его пригожесть и кроткий нрав.              Вот теперь Халь улыбался. Была прекрасная теплая погода, он сидел на любимой лошади и ехал, хоть и ненадолго, но домой. В ту прекрасную крепость, которую, еще так недавно ему казалось, покинул навсегда. Где теперь ему будет радоваться родня и все, там живущие.               За городом они ехали мимо зеленеющих полей и разноцветных деревень с цветущими садами, из-за заборов им кричали и махали крестьяне, те, что в эту пору были дома, работающие на полях еще издалека низко кланялись.       Дорога по Угэру была пока легкой, хорошо утоптанной, Арон надеялся, что за два дня они доберутся до границ Сверта, даже с обозами.       Поначалу Арон не заметил никакой разницы, когда они пересекли границу Угэра, их пропустили стражники, а потом они все так же ехали по зеленым лесам, правда, дорога стала уже, и мосты через речки более ветхие, и надо было быть осторожными при их переезде, за один раз отправляли одну телегу, поэтому они стали дольше задерживаться в продвижении.       На стоянках для них с Халем разбивали отдельный шатер, и уже никто не ржал, как когда-то, когда они входили туда. На ночь вокруг лагеря выставлялась охрана, и Арон несколько раз за ночь обходил ее, все равно, они не могли спать с Халем посреди походного лагеря, все было почти так же, как и когда они шли в Угэр, но все, на самом деле, очень изменилось.              В этом шатре не было кровати и теперь не было никакой нужды откатываться от Хассена подальше, тем более, ночи были прохладными, а у супруга было огромное шерстяное одеяло, которым можно было укрыться вдвоем. Да и смешно теперь это. Поэтому, теперь Халь засыпал в тепле, накрытый одеялом, и с другой стороны греясь о жаркое тело. Но чем было ближе к границе со Свертом, тем беспокойнее он спал, и уже в последнюю ночь, извертевшись и изведя и себя и супруга, он кое-как заснул, ненадолго, оказавшись в очередном сне, на этот раз в другом, не повторявшемся ранее - в этом сне тоже был Сверт, обгорелый лес после пожара, черный и густо пахнущий горелым деревом и гниением, в таком лесу уже не было сосен вышиной в небо, из которых можно было бы построить корабль. Сажа была даже на камнях, а вместо деревьев - обгорелые тонкие остовы. Он не знал, кто это сделал, Угэр или какой-то растяпа забыл закопать за собой костер, но ему было страшно. Он осторожно шел, пачкаясь в саже и переступая через обгорелые деревья, видел раздутые тела лосей, которые не сумели добежать до воды, и всякой мелкой живности, но впереди, перед ним - была живая черная гора с жутким оскалом, медведь… медведь, который вопреки всему был жив и полон сил, хотя Халь видел и его раны, и сгоревший до кости мех, и от морды зверя совсем ничего не осталось, но этот медведь шел на него, безоружного, ведь у него не было теперь даже ножа, медведь наступал на него, и Халь знал, человек не сумеет убежать от господина леса, и победить тоже, поэтому он и не пытался, он просто стоял на месте, как его и учили - если он не интересен господину леса, так тот и пройдет мимо… Но вот только кроме него медведю не был интересен никто, и Халь видел, как гора, которая разорвет его одной лапой, приближается, а за ним всего лишь ствол дерева, горелый, который того и гляди рухнет. Медведь был так близко, что Халь слышал его зловонное горячее дыхание, вот господин леса становится на дыбы и замахивается лапой, и все, что остается ему - это кричать от страха.        Арон начал было засыпать после обхода, когда услышал крик Халя, он вскочил, ничего не понимая спросонья, обхватил его руками, потому что тот метался, крича о чем-то во сне. Арон начал трясти его за плечи и звать по имени, как он делал иногда с Маргрете, когда ей снились дурные сны:        - Халь! Проснись! Что с тобой? Открой глаза, я здесь!       Халь с трудом вынырнул из своего сна, тогда, медведь ударил  его, открыл глаза, с трудом понимая, где находится, глаза узнавали очертания палатки и супруга, который держал его за плечи, Халь тяжело дышал, потому что сердце билось, пытаясь выпрыгнуть из груди, и лишь когда отдышался, он сказал:        - Я кричал, да? Прости… я не хотел тебя будить. Дурной сон приснился.         - Не бойся! - сказал Арон, гладя его успокаивающе, как испуганного ребенка, кем Халь на самом деле и был. - Спи спокойно, я здесь, с тобой. Завтра скажу брату Эдриану, чтобы изгнал злых духов из шатра и вокруг него.       И он провалился в сон, крепко прижимая к себе Халя.       Халь отдышался в теплых объятиях, успокаиваясь, но что-то камнем легло на сердце. Тар его предупреждает о чем-то, что должно случиться, и никакой брат Эдриан тут уже не поможет.               На следующее утро Арон проснулся, все так же обнимая Халя, и понял, как ему было тепло всю ночь. Он осторожно поднялся, стараясь не разбудить спящего, выпростался из теплой постели, поеживаясь, вышел в холодное утро. Он привел себя в порядок возле ручья, что журчал неподалеку, и начал обход лагеря. Ночные часовые докладывали, что слышали шорохи в темноте, на окрик никто не отзывался. Если проверить вокруг лагеря, по следам можно будет определить, кто это был, но нападения не случилось, и это было хорошо. Арон приказал разведчикам идти вперед и проверять дорогу, еще три человека должны были задержаться и проверить следы вокруг лагеря. Арон с сожалением разбудил Халя, который как раз разоспался под утро, но нужно было уже выдвигаться, чтобы успеть к ночи добраться до замка Сверт.              Халь велел Хаки ехать вперед налегке, чтобы предупредить всех в замке, а сам ехал рядом с супругом, рассматривая, как все изменилось за несколько недель - сгоревшие дома были уже разобраны, крепкая летняя зелень скрыла пожарища и разрушения, где-то рубили свежий лес, чтобы строиться, вот только скотины на полях не было - признак того, что совсем недавно тут голодали… Да, леса в этом году вырубят много, и мало кто из мужчин уйдет в наем - их немало погибло, а теперь нужно много строить. С другой стороны - откуда еще взять денег, как не заработать в чужих краях. Обидно, если они наймутся в Угэр…               Арон спешил до ночи добраться до замка, ночевать в лесу уже было не так безопасно, следопыты нашли следы большого медведя вокруг лагеря, кто знает, сколько их живет в этих лесах?        Уже на закате Арон увидел башни замка, он вспомнил тот день, когда он ждал Халя под его стенами. Казалось, что это было совсем недавно, но на самом деле, для него прошла целая вечность. Он посмотрел на Халя и подумал о нем, что он чувствует сейчас?              Халь смотрел на башни Свертинга, такие же, как и были в тот день, когда он в последний раз их видел, там тоже были люди на стенах, как и сейчас, один котел с жидким варевом на всех, от княжича до конюха… Сейчас, наверно, лучше… Скорее бы пересечь мост!         - Поехали, - в нетерпении сказал он Арону, когда увидел, что начали опускать площадку моста, - Я очень хочу увидеть свой дом!               Внутри двора было чисто, не было ни палаток с людьми, ни кур, ни вытащенных досок, только привычный колодец и люди, Халь слышал, как за ними с супругом въезжает обоз, воины, и чувствовал то напряжение, что висело в воздухе, но вот он первый спрыгивает с лошади и женщина, женщина в темном, это его мать? Княгиня Эльса в темном? Он обнял мать первым, слыша как она захлебывается от плача, вцепившись ему в рубаху на груди, словно бы он приехал не живым, а его сюда привезли на телеге:        - Хватит, мама, - ему было сейчас плевать на весь мир, на супруга, на обоз и даже на братьев, лишь бы мать перестала плакать, - я приехал, я живой и я соскучился по вам! Так стоит ли встречать меня слезами?               Арон смотрел на маленькую хрупкую женщину, что обнимала своего сына, ему было так горько сейчас осознавать, что его мама больше никогда его не обнимет. Он сейчас очень сильно завидовал Халю, никакие обозы ни с каким золотом не вернут эти теплые нежные руки и любящее сердце.       Он не преминул осмотреть замок изнутри, это было довольно надежное каменное укрепление, гораздо меньше, чем Хассенхайм, но так же хорошо приспособленное к долгой осаде и обороне. Обитатели Сверта не выглядели особенно гостеприимными, и старый лис Вальбьерн, что стоял рядом с Халем и гладил, и гладил его по спине, иногда холодно взглядывал на Арона.       Халя не выпускали из рук достаточно долго - он соскучился по всем и каждому, после всей родни - отца, матери, Лейва и Харги, и маленького Уддаля, настало время других - кузнеца, Эгира и всех, кого он любил и помнил, тех, кто передал ему подарки в Сверт. Его обнимали, гладили, сжимали плечи, говорили теплые слова и благодарили за все, и он чувствовал, как щиплет глаза - оказывается, скучал гораздо больше, чем ему казалось раньше.         - Вот ваши покои, - Лейв проводил их с супругом в ту самую комнату, которая была их спальней с братом, но теперь обе кровати были сдвинуты, на них брошены одеяла и шкуры, и было видно, что спальню привели в порядок, стараясь, даже гобелен, что доставали только на праздники - был тут, а не в парадном зале. - Располагайтесь. Баню почти истопили.        Только сейчас Халь понял, в какой же маленькой комнатке они жили с Лейвом - она была сильно меньше, чем его покои в Угэре, но эта комната была ему дороже.        - У других и этого нет тут, - сказал Халь, словно оправдываясь за маленькую комнату перед супругом, – а Лейв теперь живет в покое для неженатых.         - Тут вполне… хорошо, - ответил Арон. Он привык спать в походных шатрах, а то и на земле, поэтому для него не было большой проблемой ночевать в этой небольшой комнате. Он отметил про себя, что Халь до свадьбы жил очень небогато, но, несмотря на это, не зарился на дорогие украшения и подарки. Арон был в душе благодарен родителям Халя, которые вырастили его скромным и целомудренным человеком.       Известие про поход в баню он принял с удовольствием, очень хотелось смыть с себя грязь, накопленную за несколько дней пути. Он приказал своим людям принести свежую одежду и полотна для вытирания.        - Как у вас моются? - спросил он Халя. - Мы пойдем вместе или не будем смущать твоих родителей?        - Вместе, конечно, - удивился вопросу Халь, - иначе мне придется отвечать на много неудобных вопросов. Если нам поставили одну кровать на двоих, то уж чего нам делить в бане?              Баня была в восточном крыле Свертинга, и до нее было долго идти, но Халь скрасил это время рассказами что и как тут устроено, что в крепости есть свои источники воды. Сама баня была достаточно большой, но сегодня им оставили ее двоим.       - Здесь никто не будет прислуживать, - предупредил Халь, - у нас тут смеют предполагать, что если ты вырос выше тележного колеса, то и задницу сам помоешь. Но  я потру тебе спину.        Последняя фраза явно обнадеживала, Арону нравилось, что Халь стал гораздо живее и раскованнее у себя дома. Баня встретила его запахом дерева и свежих березовых листьев, душистый пар обволакивал тело, которое сразу покрылось каплями пота, выгоняя грязь и усталость. Арон нашел глазами плошку с распаренной золой  и начал натираться ей.        - Давай, я помогу тебе натереться тоже, - сказал он Халю.       Чего бы возражать? Халь перекинул волосы на грудь - их следовало вымыть тоже, и повернулся, подставляя спину под руки супруга.               Арон медленно обвел ладонью широкие плечи и лопатки, прошелся по нежной ложбинке позвоночника, слышал, как Халь задышал чаще, не торопясь, провел по изгибу тонкой талии и, наконец, дошел до крепких ягодиц и уделил им особенно много внимания, прижавшись к спине Халя, провел рукой по животу и ниже, касаясь жестких волосков на лобке, живот под его руками слабо дрожал, Халь все тяжелее наваливался назад на Арона.        - Как ты? - спросил Арон, уткнувшись носом в волосы Халя.               Халь откинулся на спину, положив голову на плечи супругу, да, все так и должно быть, сюда он теперь приехал не только любимым сыном и братом, но и супругом. Он потерся об плечо:        - Я почти счастлив, но мне что-то не дает покоя… нехорошее предчувствие. Но сейчас я хочу об этом забыть.         - Давай забудем, все будет хорошо, ты дома, что тут может случиться, не обращай внимания на дурные сны.         - Ты соскучился, я вижу, - Арон обхватил рукой воспрявший член Халя, он был таким отзывчивым на ласки.       Арон все больше зарывался лицом в волосы Халя и шепнул ему на ухо:        - Как ты думаешь, чем нам сейчас можно заняться?               - Чем угодно, - ответил Халь, положив свою руку на руку супруга, не дай боги уберет, - там, в том углу, есть масло, его женщины добавляют в воду, когда моются. Я принесу.        Тем временем Арон налил в небольшую бадью теплой воды.        - Давай сначала смоем с себя грязь, я буду на тебя лить сверху, а ты смывай золу.              Халь не умел показывать свое тело, поэтому сначала залился краской по самые уши, но стесняешься ты или нет, а золу, и вправду, нужно смывать, он проводил рукой с лыковой мочалкой от плеч, до щиколоток, убирая грязь с тела вместе с золой, за время пути набралось порядочно, вдыхал запах распаленного лыка, трав в воде и жара, дров тут не пожалели лучших. Но жаркий взгляд супруга распалял не хуже жара бани, и Халь нарочито медленно задерживался рукой в некоторых местах.        Арон с трудом дождался конца этого представления и все лил воду на Халя, глядя, как она стекает по его коже с движущимися под ней мускулами, а потом не выдержав, кинул бадью на лавку и прижал Халя к себе, оглаживая его чисто вымытое тело. Он сел на лавку, поспешно смазав член маслом.        - Сядь на него, он так по тебе соскучился!       Он поддерживал Халя за локти, пока тот осторожно и медленно садился на него, и на несколько мгновений провалился в блаженное небытие, когда тугие горячие стенки плотно сжали его внутри. Он тяжело дышал и гладил грудь и живот Халя, задевая соски и опускаясь к паху. Пот катил с них обоих и парная наполнилась их тяжелым дыханием.       Арон проваливался в свои ощущения, не забывая ласкать Халя, в то время как тот медленно поднимался и опускался вниз, опираясь руками на бедра Арона. Наконец, перед глазами Арона словно взорвался звездопад, он кончил прямо внутрь Халя, обхватив его крепко и прижимаясь губами к его спине. Потом он довел рукой Халя до пика, и они еще долго сидели, прижавшись друг к другу на лавке, окутанные паром и запахом трав.              После долгой дороги и бани больше всего хотелось спать, но так просто этот день не закончится, теперь еще и праздновать будут! В главном зале Свертинга было все уже приготовлено к пиру, Халь слышал как гремели посудой, расставляли лавки, и вкусные запахи будоражили всю крепость. Тот самый хлеб, по которому он так соскучился - лепешками, выпеченный на стенках печей, плотный и сытный, в Угэре не подавали такого, а в Сверте до войны был обычным делом - кусок такой лепешки, мясо и ты сыт надолго. А если еще запить кислым молоком… Да, с этим мало что сравнится.        Они вернулись в свои покои, и Халь, чтобы спуститься вниз с подарками, решил на всякий случай предупредить  своего супруга о местных обычаях, но у него тут нет “советников” и нужно самому поработать языком.        - Это княжеский пир и мы будем сидеть в разных местах, - сказал он, - во главе стола ты и отец, потом мои братья и старшие мужчины, а я ближе к женщинам и детям, так уж тут заведено, не удивляйся.        Арон только удивленно поднял бровь и хмыкнул, ему уже все равно, где было сидеть, он чувствовал голод после того, как парился в бане, он выбегал к речушке рядом с ней, чтобы окунуться, да и не ел он уже давно, не говоря уже о приятных минутах проведенных с Халем.       Когда они вошли в зал, освещенный факелами, почти все уже сидели на своих местах, Арон помогал Халю нести тюки с подарками, люди неуверенно зашушукались, чтобы это могло быть. Пока женщины разносили и расставляли блюда, Халь начал раздавать гостинцы.              Всякой мелочи всем досталось, все-таки Халь не удержался на базаре в Угэре и всем купил что-то, но больше всего ему достало удовольствие вручить  матери ткани, потому что это платье, что было в этот раз на  княгине - ему уже несколько лет и никакие серебряные нитки не могли скрыть этого. Так пусть лучше шьет, чем плачет. Меньше ткани досталось и жене Харги, а вот подарки для мужчин должен был вручать супруг, те самые свертские мечи.        Арон взял один из мечей, держа его на раскрытых ладонях и обратился к старшему брату Халя:        - Прими от нас этот меч в знак дружбы и родства между нами, - протянул его на вытянутых руках.              Халь следил, как его супруг вручает подарки, и подумал, что что-то надо подарить было и отцу, но с другой стороны - разве мало было целых двух сотен мешков и коров?         - Благодарю - Харги коротко поклонился, передавая один из клинков Лейву и вынимая свой из ножен, показывая такое богатство, - но у нас есть тоже подарок, для тебя и нашего брата. Лейв! И уж Халь не понял, откуда и как, но в руках Лейва был огромный кожаный мешок, из которого тот вытряхнул здоровенную медвежью шкуру! А такой шкуры Халь не помнил в Сверте, значит, медведя добыли совсем недавно, кто-то из братьев или свертских охотников. Или нет? Шкура больно здорова, не похожа на весеннюю, значит это осенний медведь, что еще лучше и дороже.         - Это для тебя, - Харги протянул шкуру Арону Хассену, - это шкура господина леса, не надо говорить, что это означает, но, у нас есть и подарок для Халя, и вручить ему должен его отец, как и полагается для мужчины, достигшего этого дня.       Халь замер. Неужели это то, что он думает?! Вправду??! Его мечта сбудется?! Отец знаком приказал ему выйти из-за стола.         - Несмотря на все, что случилось, ты достойно вынес все испытания и поступил как мужчина, Халейг, - говорил отец, а в его руках был меч, не такой роскошный, как клинки из Угэра, но все же это настоящий свертский меч, с обычным железным набором и рукоятью, с намотанной кожей. - И ты достиг тех лет, когда тебе полагается такое оружие, которое ты достоин носить. Но я помню свое обещание, дать тебе то, что ты попросишь. Завтра поговорим об этом. А сейчас, прошу сам тебя остаться около матери, она слишком по тебе скучала.        Халь поклонился по обычаю, принимая клинок и вешая его на пояс - чуть позже, когда они выпьют общую чашу, он отнесет его наверх, в свои покои, чтобы не быть на пиру с оружием.        Арон был доволен своим подарком, такой роскошной шкуры нет ни у кого во всем Угэре, а вот насчет меча для Халя он бы поспорил, но он был в гостях, где свое неудовольствие выказывать негоже. Он сел по левую руку от отца Халя, как ему указали и проследил глазами за Халем, который сидел рядом с матерью, взяв ее руки в свои, он увлеченно ей что-то рассказывал. Арон был доволен, что его супруг выглядит радостным. Еда была вполне сносной, может быть, не такой утонченной, как он привык, но он был так голоден, что с удовольствием вгрызался в куски мяса на костях, ломал руками хлеб и хлебал кислое свертское вино, и кажется слышал, как у него пищит за ушами.       Он должен был признаться себе, что почти не запомнил никого из родни Халя, только отца, мать и двух братьев. Остальные пирующие слились для него в одну неразличимую толпу, по залу бродили собаки выпрашивая кости, по углам зала чадили светильники.              Халь объелся так, что казалось, из-за стола он не встанет, мама подкладывала ему самые лучшие кусочки, и было неловко отказываться, кажется, она так и не поверила, что в Угэре с ним не сделали ничего дурного, не морили голодом и не обижали, но она ничего не говорила про свадьбу, и тут Халь был благодарен Харги, что тот промолчал.         - Я бы хотел показать тебе море, - сказал Халь, - но потом, когда я построю корабль,  я решил этому научиться сам, и мне это нравится. Я хожу в один док и помогаю делать торговое судно, смотрю, как они делают, и слушаю.         - Еще никто в Сверте не был кораблестроителем, - Лейв услышал их беседу. - Вот это ты удивил нас, Халь!         - Еще никто в Сверте не был супругом угэрского князя - этому ты не удивлен? - Конечно, тут же вмешался и Харги. - Пусть лучше строит корабли.        Халь поймал взгляд отца, они поговорят завтра наедине, и этот разговор уже не нравился Халю, потому что отец-то наверняка знал про свадьбу и слова на ней.         - Там странные порядки, - Халь вернулся к разговору с мамой, - и наверно, я привыкну к ним, но пока не очень. Я еще не разобрался, но то, что мне можно заниматься тем, что я хочу делать - это не так, как принято там.        Он искоса смотрел на супруга, тот обменивался какими-то фразами с отцом, и вроде все было мирно, но предчувствие чего-то нехорошего не отпускало его.        После того, как Арон утолил первый голод, он поискал глазами миску для омовения рук и сыто отрыгнув, обратился к старому лису Вальбьерну.         - Мы с Халем привезли вам большие обозы с серебром и золотом. Это вира Угэра Сверту, княжество моего консорта не должно уступать Угэру в богатстве, вы можете отстроить свои деревни и дать крестьянам хорошие инструменты, чтобы получить с них больше подати. Завтра мои писари будут к твоим услугам, досточтимый Вальбьерн, чтобы передать все в точности до единой монеты.        - Хорошо, мы обсудим это завтра, не стоит говорить о делах во время пира, - ответил князь Сверта.         - Потом мы должны обсудить продажу вашего железа, всем известно, что оно высоко ценится за пределами Сверта.        - И это тоже стоит отложить назавтра, вы не собираетесь покидать нас так быстро и увозить моего сына обратно?        Арон согласно икнул, ему тоже не хотелось сейчас говорить о делах, тем более, что подавальщики уже принесли вторую перемену блюд.              В ту ночь Арон уснул крепко и мгновенно, как ему показалось, как только он обнял Халя, прижал его в себе и провалился в темноту, и в ней не видел снов.