Полночные признания | Midnight Confessions

Октябрь. — Сегодня уехала Джинни, — проговорила Гермиона, доставая печенье из жестяной банки. Малфой повторил за ней, вылавливая тройной шоколад, который не любила гриффиндорка. — Это объясняет вытьё Поттера, которое я сегодня слышал. — Ха-ха. Нет, вообще-то это была Чжоу. Они с Джинни сблизились за последнюю пару недель. С набитым ртом блондин спросил: — Ничего не вышло, да? Девушка вздохнула и устало потёрла глаза тыльной стороной ладони. — Нет. Зелья помогли вернуть немного чувствительности его ногам, но в целом — нет. Так что, кажется, мы тут капитально застряли. — Где находятся остальные убежища? — Я не могу сказать. Ты Пожиратель смерти, забыл? Я не имею права доверять тебе тайны Ордена. Малфой едва не прожёг в ней дырку взглядом, после чего заявил: — Ты сама ни черта не знаешь, так ведь? Гермиона пожала плечами, не подтверждая и не опровергая его догадку. Ночи перетекали одна в другую, и они всё так же встречались на кухне на продолжении уже нескольких недель. Иногда Гермиона по-прежнему заставала Малфоя у ворот, но если слизеринец встречал девушку в кухне, то не выходил на крыльцо. Гриффиндорка решила дожидаться, пока он спустится первым, чтобы дать блондину совершить свой странный ритуал. Может, для него это было так же важно, как для неё — ночное обжорство. Как правило, они препирались по тому или иному поводу, но никогда не переступали грань, когда одному из них пришлось бы уйти. Гермионе нравилось злить Малфоя, но ещё больше ей нравилось его смешить. Ей не особенно удавались шутки, поэтому дорогого стоило, увидеть, как парень трясёт головой, хихикая над её словами. — Время признаний, — заявила гриффиндорка, отряхивая ладони от крошек. — Я или ты? — Ты. Он упёрся локтями о стол, переплёл пальцы и утомлённо потёр глаза. — Ладно, давай. — В первый раз, когда мы сидели вместе, ты спросил, не мучают ли меня кошмары. Ты спросил, потому что сам страдаешь от них? Поэтому не спишь ночами? Двенадцать секунд, в продолжение которых Малфой обдумывал ответ, показались ей часом. Гермиона чувствовала, как дрожит половица оттого, что парень дрыгает коленом. Большие пальцы его рук покоились на закрытых веках. Блондин облизнул верхнюю губу. — Не всегда. Скорее, я не могу выносить того момента, когда лежишь в кровати и ждёшь, пока тебя, наконец, сморит сон. Мне проще бодрствовать до тех пор, пока не вырубит. Он договорил, но его нога всё ещё нервно подёргивалась. Когда юноша убрал руки от лица, ему потребовались усилия, чтобы сфокусировать взгляд на Гермионе. — В школе, — начала девушка, — мне снились яркие, интересные сны. Знаешь, такие, о которых дети рассказывают родителям. А сейчас мне снятся лишь воспоминания. Я вижу себя там, но при этом откуда-то знаю о всех ужасных вещах, что должны будут случиться в будущем. Как будто перечитываешь книгу, заранее зная, что она без счастливого конца. — Как-то не по-гриффиндорски с твоей стороны не верить в счастливый конец. Гермиона потянулась к пакету с чипсами. — Да, пожалуй. И всё-таки, если ты не знаешь, как вылечить Гарри, или хотя бы, где Тот-Кого-Нельзя-Называть прячет свою змею, то мой прогноз неутешительный. — Если найдёшь его, передавай привет моим родителям. Девушка перестала жевать, чувствуя во рту крахмалистый комок. Малфой же, как ни в чём не бывало, продолжал перебирать еду на столе, не замечая смятения собеседницы. За всё время, что они вместе провели на ночной кухне, волшебники ни разу не обсуждали того, как, собственно, Малфой оказался на их чердаке. Когда парень, наконец, почуял что-то неладное, он поднял на Гермиону, застывшую с чипсиной во рту, удивлённый взгляд. — Что? — буркнул он. Девушка сглотнула, и острый краешек картошки царапнул горло. — Не знала, что твои родители с ним, — просипела она. — А где им ещё быть? — свёл слизеринец брови, откидываясь в кресле. — Они слишком далеко зашли, чтобы теперь менять сторону. — Ходили слухи, будто ты погиб в битве. Твои родители хотя бы знают, что это не так? Он потеребил кончик носа. — Вряд ли. В любом случае, если бы им стало известно, где я и чем занят, то они предпочли бы видеть меня мёртвым. Стеклянное сердце Гермионы прорезала новая трещина. Какие бы ни были паршивые отношения у её мамы и папы, она знала, что являлась центром их вселенной. Девушка ни секунды в жизни не сомневалась в их любви к ней. Кажется, с такими родителями судьба Малфоя была предопределена. — Что там произошло, Малфой? — спросила гриффиндорка дрожащим голосом. — Это была Пэнси, да? Ты видел, как она погибла? Она почти услышала, как на задворках разума слизеринца что-то щёлкнуло. Его руки снова затряслись, и, как парень не сжимал их в кулаки, дрожь не унималась. — Нет, — ответил он. Резко, словно удар ножа. — Рано или поздно это… В стол неподалёку от Гермионы вонзилась вилка. — Я не стану об этом разговаривать, Грейнджер, — выплюнул блондин. — Мне можешь рассказать. Я никому не проболтаюсь. Я смогла бы понять тебя лучше других, потому что видела, как умирал Рон. Она почти умоляла его. Гермионе так хотелось поговорить с кем-то, кто мог бы разделить боль, в которой она тонула. — Я сказал, хера с два я стану об этом разговаривать! — Он вскочил и пихнул стол так, что тот ударил девушку в живот. Она тихо простонала, хватаясь за ушибленное место. — Перестань совать нос в мою жизнь! Я не знаю, какого хера ты там из меня пытаешься слепить, но это — не я! Усекла? Гриффиндорка отодвинула стол и поднялась, не сумев сдержать жалобного всхлипа. Набросив на кухню заглушающее заклинание, она закричала: — Я никогда не пыталась сделать из тебя кого-то, кем ты не являешься! — Правда? Ты слепая? Всё ждёшь, когда же я превращусь в хорошего парня, только чтобы перестать чувствовать вину за то, что наслаждаешься моим обществом! Блондин метнулся к выходу, но девушка удержала его за плечо. — Не смей уходить вот так! Должно быть, именно касание Гермионы заставило его слететь с катушек. Он схватил девушку за шею и повалил на стол. В тот миг, когда её голова стукнулась о деревянную поверхность, уши, как ватой, залепило звенящей тишиной. — Сделай нам обоим одолжение и отъебись, Грейнджер! Не спускайся больше. — Его руки так крепко сжимали её горло, что девушка не могла сделать ни вздоха. — Мы с тобой не друзья. И не вздумай больше спрашивать меня о Пэнси или родителях! Она несколько раз хлопнула его по запястьям, пытаясь вырваться из железной хватки, но вместо того, чтобы отпустить, Малфой сжал её ещё сильнее. В глазах слизеринца была тьма, названия которой девушка не знала. Он был в нескольких секундах от того, чтобы убить Гермиону. К моменту, когда гриффиндорка почувствовала, как замедляется сердечный ход, она уже приняла неизбежность. В конце концов, если смерть значила, что ей не нужно будет просыпаться каждое утро и притворяться, что всё в порядке, она была не против. Когда война — так или иначе — закончится, ей устроят приличные похороны. А на могильном камне напишут: «Гермиона Грейнджер. Дочь. Друг. Девушка, которая старалась из последних херовых сил». То, что её убьёт Малфой, даже доставляло удовлетворение. Зрение затуманилось, и всё вокруг погрузилось во мрак. Из её горла вырвался хрип, а руки обмякли. Гермиона стояла на пороге беспамятства, когда Малфой, вдруг, выпустил её. Гриффиндорка покатилась со стола на пол, бешено хватая ртом воздух. Воздух обжигал лёгкие. Блондин рухнул перед Гермионой на колени, и его трясущиеся руки зависли над её безвольным телом. Зубы парня стучали. Девушка почувствовала, как по щекам потекли горячие слёзы. Её свистящее дыхание было судорожным и прерывистым. Малфой сидел рядом, раздавленный тем, что он только что пытался совершить. Он превращался в кого-то, от кого пытался сбежать, и ужас от осознания этого исказил бледное лицо. У Гермионы не осталось сил, чтобы оттолкнуть парня. Она ненавидела его не за то, что он хотел её убить, а за то, что не сумел довести дело до конца. Казалось, ещё немного, и с его губ сорвётся извинение, но вместо этого блондин трусливо вскочил и бегом кинулся на лестницу. Держась за шею, девушка лежала на полу и пялилась в потолок. Она не могла заставить себя сдвинуться с места до тех пор, пока в окна не забрезжили первые лучи рассвета. Её мучала тошнота. Гермиона понимала, почему Малфой набросился на неё. Причина была не в том, что она разозлила или спровоцировала его. Слизеринец просто скучал по Пэнси. Всякий раз, когда кто-то спрашивал Гермиону о Роне, единственное, чего ей хотелось — вместо ответа вмазать прямо в челюсть. Очевидно, девушка больше Малфоя преуспела в искусстве сдерживания эмоций. Это были отголоски войны. Вскарабкаться по лестнице после всего произошедшего, пожалуй, было одной из сложнейших задач в её жизни. Глаза опухли от слёз, а обезвоженный мозг разрывался от боли. Зато уснуть оказалось совсем просто. Ей снилась Пасха. Гермионе было семь, и это был последний раз, когда она видела дедушку живым. Он подарил ей свою медаль, полученную во Второй Мировой. На следующий год Гермиона вложила её в руки деда перед тем, как его похоронили, и поклялась, что когда-нибудь станет такой же смелой. Когда к ней постучала Чжоу, гриффиндорка сказалась больной, и её охрипший голос звучал очень убедительно. Следующие два дня Гермиона болталась на краю реальности и сна. Возможно, остальные приходили проведать её, но девушка не слышала. В конце концов, в одну из ночей её желудок свернулся от голода, но, опасаясь встретиться с Малфоем, она заставила себя снова уснуть. Очнувшись в следующий раз, Гермиона увидела из окна ребят, практикующих боевые заклинания. Она отправилась в душ, и тело было непослушным и квёлым, но вода помогла смыть остатки горечи, въевшейся в кожу. Девушка остановилась у зеркала, чтобы рассмотреть синяки. Зрелище было жутким. Кровоподтёки болезненно отзывались на прикосновения, а их цвет напоминал зелье, которое они варили на втором курсе. Гермионе не составило никакого труда скрыть отметины с помощью волшебной палочки. Чем она была хуже консилера? Интересно, а у Малфоя самого ничего не болело после такого? Трещина в костяшке, например? Или вывих запястья? Почему-то Гермиона не сомневалась, что, даже если слизеринец не повредил себе руки случайно, он обязательно должен был сделать что-нибудь с собой на чердаке. Правда, она не хотела знать подробности. Переодевшись в свежую одежду и приободрив парой мотивационных фраз своё отражение в зеркале, гриффиндорка решилась спуститься. Все, кроме Андромеды, кормившей Тедди, ещё были на тренировке. — Здравствуй, милая, — улыбнулась ей волшебница. — Как ты себя чувствуешь? Вместо того, чтобы ответить, Гермиона окаменела. Запах кухни без предупреждения ворвался в её ноздри. Запах Малфоя, распластывающего её на столе. — Гермиона? — с тревогой в голосе переспросила Андромеда. — Д-да, спасибо, гораздо лучше, — выдохнула девушка. — Немного проголодалась. Вы не против, если я перекушу? — Конечно, милая, конечно. Тедди забавно шлёпал ладошками по столу, отказываясь впускать в свой рот ложку с мятыми бананами. Пока Гермиона отсиживалась в своей комнате, малыш научился слову «нет» и теперь с удовольствием применял его. — Интересно, у кого он научился? — хихикнула гриффиндорка, доставая из холодильника яйца. — У Гарри, у кого же ещё, — улыбнулась Андромеда. — Он ничего другого и не произносит в последнее время. Если этот юноша научит моего внука вдобавок словам «уходи» и «прочь», придётся хорошенько стукнуть его по затылку. — В таком случае, не подпускайте к Тедди близнецов, — засмеялась Гермиона. — Не то он научится говорить «отвали» раньше, чем ходить. Андромеда покачала головой. — Боюсь, это неизбежно. Гермиона не смогла перебороть себя, и ей пришлось есть в гостиной. Наверное, Андромеда не станет осуждать гриффиндорку за ту гору еды, что возвышалась в её тарелке. Трудно сказать, сколько яиц должен есть среднестатистический волшебник, так ведь? Гриффиндорка разделалась со своей порцией за считаные минуты, и теперь умирала от желания съесть ещё и десерт. Народ начал возвращаться с занятий. Кто-то бежал в душ, другим нужна была помощь целительницы. Гарри застал Гермиону в гостиной в полном одиночестве. Он подъехал к креслу гриффиндорки, и она заметила, что вся жизнерадостность, принесённая Джинни, исчезла вместе с рыжеволосой девушкой. Лоб её лучшего друга снова рассекала мрачная складка. — Привет, — поздоровалась Гермиона. — Как оно? Гарри протирал очки подолом футболки. — Как обычно. Уровень подготовки примерно как в мае. Всем не хватает полевой практики. — Тебе не кажется, что это как-то неправильно, жалеть о том, что они не участвуют в настоящем бою? — А разве что-то в последнее время было правильным? — спросил Гарри так, словно продолжал начатый им самим диалог. — А ты как? Как самочувствие? — Лучше. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, вирус. Хорошо, что остальные не успели заразиться. Тео ходил без меня в магазин? Если нужно, я добегу до деревни. Он, должно быть, в душе. Андромеда сказала, Тедди научился первому слову у тебя, Гарри. Забавно, как мы влияем на младших, ведь не так давно сами были… Её снова несло. По привычке. Она заговаривалась всякий раз, когда нервничала. Гарри слишком хорошо знал Гермиону, чтобы не заметить, и его пальцы незаметно переплелись с её. Девушка ощутила накатывающие волны спокойствия, и глубоко вдохнула. Не успела она сделать выдох, как Гарри проговорил: — Тебе не обязательно обманывать и меня тоже. Я всё понимаю. Тебе нужны были несколько дней отдыха, в этом нет ничего зазорного. От него разило выпивкой, и гриффиндорка отвернулась, пытаясь скрыть навернувшиеся слёзы. Она прислонилась головой к плечу друга, изо всех сил стараясь не разреветься. Почему с ними не было Рона? — Ты скучаешь по нему, Гарри? — тихо спросила девушка, не имея нужды уточнять, кого она имеет в виду. Гарри поцеловал её в макушку и застыл, прислонившись щекой к волосам Гермионы. — Да. Сильнее, чем по кому-либо ещё. Его лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. За миг до того, как… Знаешь, когда становится тихо, я слышу, как отламывается тот кусок цемента. Она не помнила того звука, и теперь, когда Гарри сказал ей, он зазвучал в её голове, как саундтрек к слезе, скатившейся по щеке и застрявшей где-то под губой. — Как ты думаешь, чем бы закончилась та ночь, если бы Рон не погиб? После короткой паузы Гарри ответил, и в его голосе звучала уверенность: — Мы бы победили. Он провёл большим пальцем по её лицу, стирая слезинку. Их руки всё ещё оставались переплетёнными. Гермиона многое бы отдала, чтобы рассказать Гарри всё, что думала сейчас о Роне, хорошее, плохое, отвратительное. Даже если бы она рассказала, Гарри бы понял. Он был слишком снисходителен к другим. Но, на самом деле, это не было нормально. Всё, что происходило с Гермионой в последнее время, было ненормально. Гриффиндорка подняла голову и посмотрела в глаза лучшему другу. — Почему это не в меня попало обломком? Почему я единственная осталась невредимой? Прозелень его зрачков напоминала широкое поле, бескрайнее и просторное. Здесь не было места сомнениям. Только одна цель — сделать мир лучше. И всё же, когда Гарри встретил её отчаянный взгляд, его уверенность пошатнулась. — Знаешь, иной раз мне кажется, что всё предопределено судьбой. Что одно цепляется за другое. А иногда я думаю, что вся жизнь — просто череда совпадений. Я не знаю, где правда. Но мне известно одно: ты не вышла из этой мясорубки невредимой. Гарри дважды сжал её руку перед тем, как продолжить. — Если всё кончилось так, как кончилось, потому что над нами довлеет злой рок, то мне кажется, жизнь чертовски несправедлива. Но если полагать, что Рон погиб из-за моих неверных решений, то, как по мне, этот мир не стоит того, чтобы за него сражаться. Они застыли, прислонившись лбами друг к другу, и Гермиона вдруг не к месту вспомнила слова Малфоя о его родителях. Избранный мальчик сидел возле неё, парализованный, а она не могла сделать и вздоха из-за комка, вставшего поперёк горла. Нет, это была не просто близость. Это было выживание. Друзья провели рядом ещё несколько спокойных мгновений, прежде чем их прервал спустившийся со второго этажа Тео. Его голос был настолько громким, что разносился эхом по всему дому. Гарри вымученно простонал и отстранился от подруги. — Вот ты где, — произнёс Тео, появляясь в гостиной, перебегая взглядом с Гарри на Гермиону. — Ты кого имеешь в виду? — спросил Гарри. Тео переступил с ноги на ногу. — Вообще-то Гермиону. Я заметил, что дверь в её спальню открыта, и подумал, вдруг, ты не знаешь, что она спустилась. Гарри через плечо глянул на лучшую подругу, и гриффиндорка поёжилась. Он приподнял одну бровь, словно требуя объяснений, на что Гермионе оставалось лишь рассеянно пожать плечами. — Я смотрю, тебе уже лучше? — спросил Тео, усаживаясь в кресло напротив. Его волосы были влажными после душа, и одна кудряшка лезла в глаза. Слизеринец отвёл её кокетливым жестом. Гермиона поёрзала в кресле, поджав ноги так, чтобы они оказались подальше от Тео. — Ага, спасибо за беспокойство. — Без тебя тут было непривычно. Да чего там, дом погрузился в хаос. От него пахло ванильно-медовым гелем для душа, но аромат не раскрывался так, как на Малфое. Не хватало глубины. Притяжения. Просто запах чистоты. — Да ладно, сомневаюсь, чтобы вы скучали, — принуждённо рассмеялась девушка. — Наверняка все уже по горло сыты моим ворчанием, так что передышка пошла только на пользу. Тео невозмутимо возразил: — Я скучал по тебе. В комнате тут же стало душно, и Гермиона почувствовала, как вспотела спина. Гарри молча наблюдал за их разговором от двери, и девушка ощущала его нарастающую враждебность через всю гостиную. — Особенно когда Дин взялся за стирку, — в том же духе продолжал Тео, словно не заметив, как изменил температуру в доме. — Этот придурок умудрился засунуть чёртово красное полотенце вместе с белым бельём, и теперь все мои брюки стали розовыми. Твои тоже, Поттер? Тео усмехнулся, нисколько не заботясь ответом Гарри, о чём свидетельствовал его взгляд, брошенный в сторону Гермионы. Слизеринец положил ей на колено ладонь и три раза прихлопнул, прежде чем подняться. Он поправил резинку на штанах и пошёл дальше, как самодовольный индюк. — Нам надо обсудить с тобой ближайший поход в магазин. Может, пропустим заодно по бокальчику? На крыльце, после ужина? — Мерлин, дай мне сил, — процедил сквозь зубы Гарри, закатывая глаза. Гермиона почувствовала себя загнанной в угол. — Хорошо, — пролепетала она, в тот же момент пожалев о сказанном. Тео кивнул каждому из гриффиндорцев, и выплыл из комнаты, оставив её в состоянии раскалённой лавы. — Какого хрена только что было? — недоумённо спросил Гарри, подкрепляя свой вопрос выразительным жестом. Девушка беспомощно поправила волосы и фыркнула. — Не знаю, он застал меня врасплох, и я даже не успела подумать. — Между вами что… — Нет! — яростно оборвала она друга. — Совершенно нет! Тео просто мается со скуки и развлекается тем, что приударяет за мной. На самом деле я ему не нравлюсь, но Чжоу невозможно выносить. Он вёл бы себя так же с любой другой девочкой на моём месте. Гарри с сомнением посмотрел на подругу. — Не позволяй ему использовать тебя, Миона, — произнёс он с такой заботой, что Гермиона подумала, будь у неё брат, он говорил бы точно так же. — Не позволю, обещаю. У нас бывали проблемы посерьёзнее, чем великий и ужасный Теодор Нотт. Гарри негромко рассмеялся, но почему-то Гермиона не испытала такой же радости, как когда её слова вызывали улыбку Малфоя. Наверное потому, что рассмешить лучшего друга не было такой сложной задачей. — Если что, я у себя. Это было кодовыми словами для «я собираюсь надраться в хлам, и, если никто не умирает, меня не беспокоить». Гермиона махнула ему рукой. Когда в комнате перестало висеть напряжение, она неожиданно пожалела, что так объелась. Вкус яиц до сих пор преследовал её, и девушку подташнивало. Она умирала от желания заесть всё печеньем, а лучше шестью. В кухне оставались только Фред с Джорджем, и они бы и бровью не повели, случись гриффиндорке проглотить всю пачку, но она всё равно не могла пересилить себя и есть при них. Неприятно было признавать, но Гермиона скучала по компании Малфоя. Пусть он был мудаком, но зато она могла спокойно есть рядом с ним. Девушка поднялась наверх, неосознанно дотрагиваясь до шеи. Она всё ещё помнила удушающее кольцо пальцев слизеринца. Он почти что даровал ей то, что совершить самой у неё не хватало духа. Посреди коридора висела верёвка, открывающая люк на чердак. Гриффиндорка остановилась и уставилась на неё. Потрогала. Почти потянула. И развернулась, потому что прекрасно знала — ничего хорошего из их встречи при свете дня не выйдет. Чжоу лежала на полу своей комнаты и красила ногти. Каждый посчитал своим долгом подарить ей на день рождения, что был в августе, баночку с лаком. Девушка тихонько мурлыкала себе под нос незнакомую Гермионе мелодию. — Привет, — сказала гриффиндорка, проходя в комнату, — можно к тебе? Это был первый раз, когда она добровольно разделила общество Чжоу, и когтевранка даже не подумала скрыть своего удивления. — Мне нужно дружеское плечо, — объяснила Гермиона. Чжоу завинтила пузырёк и похлопала рукой рядом с собой. Гриффиндорка приняла приглашение, опустившись рядом и подтянув колени к груди. — Дружеское в смысле дружеское, или просто тебе надоели ребята? — спросила она с усмешкой. Гермиона упёрла подбородок в колени. — Да уж, за девять лет я успела понять, насколько удручающими могут быть мужчины. — Ха, погоди, пока у тебя появится парень. Когда он будет стесняться держать твою руку при всех, зато возносить на седьмое небо за закрытыми дверями, тогда и поговорим. Гермиона тихонько выругалась. — Так, давай, — Чжоу повернулась к ней. — Накрасим тебе ногти. Сразу настроение немножко поднимется. Не имея сил сопротивляться, гриффиндорка подчинилась. Чжоу улеглась на живот и подпилила ногти подруги так, что они стали аккуратной овальной формы. Гермиона еле удержалась от того, чтобы не отдёрнуть руку в процессе. Выбирая между оранжевым и розовым, она остановилась на последнем. Сверху послышался приглушённый грохот, и девушки одновременно поглядели на потолок, затем друг на друга, а потом на ногти Гермионы. — Наверное, Драко делает перестановку, — пробормотала Чжоу. Не размышляя, гриффиндорка ответила: — Наверное. Её ноготь на среднем пальце был почти полностью готов, когда она осознала сказанное. Чжоу поджала губы, борясь с желанием что-то ответить. — Я ляпнула что-то не то, да? — проговорила Гермиона, находя шеей матрас. Чжоу улыбнулась. — Ничего такого, чего бы я уже не знала. — А именно? Первый слой на левой руке уже начал подсыхать. — Что Драко не умер и что это он живёт на чердаке. Что он… Гермиона перестала дышать, отчаянно молясь богу, в которого не верила, что когтевранка не собирается сказать ничего, связанного с ночной кухней. — …не спускается, потому что винит себя в смерти Пэнси, а все остальные в доме винят его за гибель собственных друзей. Любопытство так и распирало гриффиндорку. Она не отрывала глаз от кисточки в пальцах Чжоу, что колдовала сейчас над её правой рукой, а сама думала о том, как бы вывести девушку на разговор, который мог бы наконец ответить на все её вопросы. — Ты дружила с Пэнси? В школе? — Не особенно. Скорее, у нас были общие знакомые. Не вышло. Следующий вопрос. — Но разве весь Слизерин не отправили в подземелья перед битвой? Как она сумела выбраться? — Это Пэнси Паркинсон. Как-то проскользнула, — пожала плечами девушка. Так, придётся спросить напрямую. Гермиона надеялась, что не покажется слишком настырной. — Чжоу, а как… Как она умерла? У гриффиндорки противно засосало под ложечкой от взгляда, которым черноволосая ведьма одарила её. Ресницы Чжоу затрепетали, когда она принялась дуть на ногти подруги. Потом девушка встала и уселась у противоположной стены. — Я была там. Когда я пробегала мимо кабинета зельеварения, оборотень уже укусил Лаванду. Мне было до того страшно, что я не могла идти дальше. Меня вырвало. Я немного пришла в себя и увидела, как Драко кричал на своих друзей, заставляя забрать у Гарри палочку. А сзади него стояла Пэнси и орала на Малфоя, называя предателем. — Предателем? За что? — Не знаю. Драко ответил, что не является тем человеком, которого она пытается в нём увидеть. Их ссора на кухне отозвалась в памяти болезненных эхом. Слова были почти теми же самыми. Она мотнула головой, прогоняя мысли. — И что было дальше? — Пэнси разозлилась. Она принялась вопить, что, если он продался, то может её сразу же там и прикончить. Драко велел ей перестать ломать комедию, из-за чего она только сильнее рассвирепела. И в этот момент я увидела Пожирателя смерти. Его глаза горели… Ты бы только видела, Гермиона. Он даже не посмотрел на то, что они были просто подростками. Чжоу заправила отросшую чёлку за уши и принялась обводить кругами коленки, оттягивая конец своей истории. — Не знаю, хотела ли Пэнси, чтобы Драко забрал свои слова назад, или она надеялась, что он спасёт её. У него был такой вид… Словно он, наконец, решился на что-то. Словно понял, кем хочет быть. Но его лицо тут же переменилось, стоило Пэнси шагнуть в холл и крикнуть Пожирателю, чтобы он убил её. Гермиона чуть слышно охнула. — Она подняла руки вверх, словно сдавалась, и это выглядело так вызывающе. Драко переводил взгляд с неё на Пожирателя. Он бы успел затащить её в укрытие, но, кажется, то озарение всё ещё занимало его мысли, и он медлил. Пэнси упала к его ногам, а Пожиратель приказал ему убивать всех в школьной форме. А я… Я убежала. Сколько бы Гермиона ни строила теорий о том, как погибла Пэнси, она не додумывалась о случайном самоубийстве. Гриффиндорка запрокинула лицо и уставилась в потолок. Сердце готово было выскочить из груди, а кровь в жилах кипела. Ни один из них — ни те, кого она любила, ни те, которых избегала — не заслуживал этой войны. А как же их выпускной? Поиски скучной работы? Обречённые на провал свадьбы? Где было всё это, обыденное и захватывающее? Всё, что у них осталось теперь, это кошмары и отложенные похороны. Чжоу прочистила горло и снова растянулась на полу, чтобы наложить следующий слой. — Так что, ничего удивительного, что Драко не хочет спускаться, правда? Капля холодного лака случайно упала на кожу Гермионе. — Я не понимаю, почему. Пэнси была просто восемнадцатилетней девчонкой, пытающейся произвести впечатление на мальчика, который ей нравился. Она не должна была расплачиваться за свою ошибку жизнью. — Какие мудрые речи. Ты в книжке этого набралась? — Чжоу покачала головой. — Вам пора уже повзрослеть. Тебе и Гарри. Эй, Гермиона, тебе уже девятнадцать. Гриффиндорка приподняла брови. — Может быть, однажды нам удастся вернуть нашу наивность. И тебе тоже. Волшебницы улыбнулись друг другу. Чжоу продолжила наносить лак, осторожно убирая огрехи. Ещё час они лениво болтали так, как делали бы это в нормальном мире. Их сегодняшний разговор вселил в девушек взаимное уважение, и, когда Гермиона ушла к себе, на душе у неё был покой. Только проваливаясь в забытье, она начала проигрывать в голове историю Пэнси. Наверное, она навеяла сон о четвёртом курсе, когда девушка рыдала из-за очередной склоки с Малфоем. Почему-то во сне Пэнси жаловалась Милисенте Булстроуд на Драко, который оставлял девочкам засосы. Гермиона и не подозревала, что некоторые ученицы красились в школе, пока не разглядела потёки туши у Пэнси под глазами. Девушка быстро проснулась. Несмотря на то, что разум был истощён, тело бурлило энергией. Чтобы истратить её, гриффиндорка решила заняться уборкой, добираясь до таких уголков, куда другим бы и в голову не пришло соваться. Дом был огромным, и Гермиона не могла не порадоваться, что обладает магическими способностями. После ужина все отправились играть в карты, совершенно позабыв про немытую посуду, и девушка едва сдержалась от нравоучений. Ей не хотелось быть похожей в этом на маму. Наконец, когда кухня блестела чистотой, а остальные перебрались в гостиную, Гермиона направилась к буфету. Её рука зависла у пакета с имбирным печеньем, когда тишину огласил голос Тео. — Гермиона? — почти пропел он. Девушка обругала себя за то, что умудрилась согласиться на посиделки со слизеринцем, а потом — за то, что вечно пыталась всем угодить. Клятвенно пообещав печенькам вернуться чуть попозже, гриффиндорка вышла из кладовки и слабо улыбнулась Тео, стоящему у холодильника. — Вот ты где, — всплеснул он рукой. — А я уж испугался, что ты улизнула к себе. Она неискренне засмеялась. — Не успела. — Посиди со мной. Я сейчас раздобуду что-нибудь выпить. Он выдвинул перед Гермионой стул во главе стола. Тот самый, на котором девушка сидела во время своих полночных встреч с Малфоем. Сам Тео опустился рядом с ней. На один стул ближе, чем предпочитал блондин. Под столом их колени соприкоснулись. — Я тут подумал, — начал слизеринец, наливая ей в бокал вино. Откуда у них вино? — Давай зажарим мясо на выходных? Гермиона сделала большой глоток. — Мясо? — Ага. В прошлый раз ты так хорошо помогла мне с чизбургерами. В это воскресенье снова моя очередь готовить ужин, и что-то мне подсказывает, что ты прекрасно жаришь мясо. То, как разговаривал Тео, заставляло человека думать о себе лучше, чем он чувствовал на самом деле. Каким-то образом Гермиона уже ощущала себя профессиональным шефом, у которого жареное мясо было коронным блюдом. Это тешило её самолюбие. Палец Гермионы, украшенный свежим маникюром, пробежал по стеклянному краю. — Ну, не то, чтобы прекрасно, но я хорошо помню папин любимый рецепт. — Чудесно! — протянул Тео. — Тогда завтра купим нужные ингредиенты. Всё равно уже пора в магазин. Вся эта затея с разом в две недели не работает. — Согласна. Для нашего убежища, в котором так много народу, нужен другой график. Парень положил свою руку на запястье Гермионы. — Заодно и познакомимся поближе. — Девушка попыталась было открыть рот, но Тео не дал ей сказать. — Конечно, только как друзья. Я понимаю, что тебе нужно время. Пытаясь подобрать наилучший предлог для отказа, гриффиндорка поняла, что машинально хочет сказать, что у неё уже кто-то есть. Вот только этого кого-то больше не было в живых. Гермиона снова отпила вина. Перекатывая его вкус на языке, она сжала руку Тео. — Давай подождём окончания войны, ладно? Это всё, что я могу тебе обещать сейчас. Будущее с Тео Ноттом не казалось ей хуже, чем то, что она могла бы иметь с Роном. Слизеринец был стильным, красивым и даже, временами, смешным. Конечно, над его головой висела неоновая вывеска со всеми недостатками, но у кого их не было. Тео был из тех, за кого выходят просто потому, что он удостоил тебя чести быть выбранной им. Одно это заставляло чувствовать себя особенной. Как раз случай Гермионы. Вряд ли после того, как всё закончится, вокруг неё появится толпа поклонников. — Ясно. Сначала выиграй войну, потом — завоюй девушку. — Тео поцеловал тыльную сторону её ладони. — Я понял. Ей нравилось, когда за ней ухаживали. Это было гораздо приятнее, чем мучаться сомнениями, нравишься ли ты ему или нет. Правда, не так приятно, как задыхаться в руках блондина. Тео продолжал наполнять их бокалы до тех пор, пока бутылка не опустела. Часы показывали 11:30, и Гермиона поняла, что самое время сматывать удочки. Парень довёл её до двери в спальню и пожелал доброй ночи. Его губы окрасились вином, но улыбка всё равно вышла очаровательная. С отсутствующим выражением лица Гермиона проводила его удаляющуюся фигуру глазами. Нутро сворачивалось. Голова кружилась. Но сердце билось спокойно. Теодор Нотт не вызывал в ней никаких эмоций. Ни тебе искр, ни бабочек в животе. Гриффиндорка вошла в комнату, мечтая только о том, чтобы на несколько часов погрузиться в сон. Вот только когда она закрыла дверь и повернулась, её ждал сюрприз. На её кровати по-хозяйски восседал Малфой.