Полночные признания | Midnight Confessions

Малфой встал, поднимая руки вверх. Очевидно, показывая, что безоружен, а не что сдаётся. Ну, или, что не намерен причинять ей вред. Гермиона дёрнулась. Логика приказывала ей бежать, но блондин обладал чем-то, что заставляло её оставаться. — Ты что здесь делаешь? — грубо прошептала девушка. Он снова был облачён в белую футболку. Не отрывая от гриффиндорки взгляда, Малфой знаком велел ей поставить заглушку. Гермиона повиновалась. От этого простого заклинания с палочки сорвалась искра волшебства. Слизеринец сделал шаг вперёд, затем отступил на два шага назад. Гриффиндорка же пристыла к полу, не в силах шевельнуться, даже если бы он подошёл вплотную. — Я не трону тебя, — заверил её парень. — Хорошо, — ответила Гермиона, подспудно чувствуя разочарование. Его пальцы вытянулись вдоль тела, а затем сжались в кулак. Малфой нервничал. Девушка чувствовала, что он хочет сделать признание. Оно почти уже прозвучало в хрусте его костяшек. — В ночь битвы… Пэнси погибла, потому что я не спас её. Потому что я не хотел её спасать. — Блондин слегка подался вперёд, впиваясь взглядом в Гермиону. — На долю секунды мне захотелось, чтобы моя девушка умерла, Грейнджер. Дрожащая рука гриффиндорки метнулась ко рту. Ей совсем не нравилось, как запах розового лака смешивался с тремя выпитыми бокалами вина. Лицо Малфоя кричало: «теперь ты понимаешь меня?». Гермиона с усилием оторвала ступни от пола и села на матрас. Длинные ноги блондина оказались под прямым углом к её бёдрам. — Чжоу рассказала мне, что случилось в подземельях, — выдохнула гриффиндорка. — Она была там. Не глядя на неё, слизеринец спросил: — Она сама тебе рассказала, или ты спросила? — Я спросила. Они молчали — он стоя, она сидя — несколько бесконечных мгновений. Гермиона не чувствовала себя неловко из-за того, что узнала правду раньше, чем Малфой сам рассказал ей. Такие вещи больше не заботили девушку. Но внутри зрела необходимость в ответном признании. Гермиона глубоко вздохнула, прежде чем произнести то, что никогда раньше не осмеливалась озвучить. — Я ненавижу Рона. Это зацепило внимание Малфоя. Он медленно повернулся к ней. Мучительно медленно. Слизеринец нахмурился, а его губы сложились в тонкую линию. — Ненавижу его за то, что он умер, а я осталась в живых. А ещё больше за то, что теперь обязана вечно оплакивать его, потому что иначе меня станут презирать. Слова срывались с её груди, тяжёлые, будто камни. — У нас всё равно ничего бы не получилось, — продолжала Гермиона. — Мы всегда были слишком разными, но теперь, когда его больше нет, у меня словно нет права говорить об этом. Я так ненавижу его… Молчание Малфоя оглушало. Перед тем, как девушка вошла в спальню, роль злодея принадлежала ему, но теперь, после её признания, всё переменилось. Блондин разжал кулаки и опустился рядом с гриффиндоркой. Гермиона мысленно умоляла его произнести хоть слово. — Ты загнана в ловушку, — наконец, проговорил он. — Мы были друг для друга последним прибежищем. Между нами никогда не было сумасшедшей химии. Я годами сохла по Рону, мечтая, чтобы он хоть раз посмотрел на меня так, как на других девочек. Но когда, наконец, моё желание осуществилось, ничего не произошло. Всё время, что мы провели в лесах, было сплошным унижением. Мы ходили по самому краю жизни и смерти, а он даже не мог взять меня за руку. Гермиона понимала, что это было эгоистично. Но, в конце концов, она разговаривала с Малфоем. — Перед тем, как Рон умер, я поцеловала его. Он бормотал что-то про домовых эльфов, а я просто набросилась на него. Я подумала, что, раз он не делает этого, я возьму всё в свои руки. Мне понравилось. Понравилось, потому что я понимала, что вот-вот могу умереть, и это будет моим последним поцелуем в жизни. — И что произошло потом? — спросил Малфой, откидываясь на предплечьях. — Пожиратель швырнул в нас заклятием и попал в стену. В Рона отлетел кирпич. Он был жив ещё десять секунд после удара. Я считала. Знаешь, до тех пор, пока я не увидела, как он на глазах уходил, я не верила в существование души. Гарри тоже задело. Он подполз к Рону и поднял его, а я просто смотрела. Я не могла двинуться. Слизеринец рвано выдохнул. — А потом я вырубилась. Помню только, как видела то, что должно было произойти. Как мы выиграли войну, и я получила должность в министерстве. Наверное, что-то связанное с перебиранием бумажек. И каждый вечер я ждала бы Рона к ужину. Мы бы поженились, и всё было бы как у людей — дом за городом, белый аккуратный заборчик. А потом моя работа бы свела меня с ума. А я бы свела с ума Рона и, чтобы сохранить нашу дружбу, мы бы развелись. И в тридцать пять мне пришлось бы начинать жизнь с чистого листа. Слизеринец повернулся к ней и, хотя Гермиона знала, что следовало отвести взгляд, у неё не получилось. — Да, очень эгоистично, я знаю, — вздохнула девушка, разочаровываясь в самой себе. — На самом деле это даже не ненависть. Я просто злюсь на Рона за то, что мне так его недостаёт. Злюсь, что так и не узнаю, суждено нам было быть вместе или нет. И что меня так заботит мнение других людей. Малфой опустил голову и хмыкнул. — И с каких это пор тебя заботит мнение других? — Всю жизнь. Гермиона улыбнулась, заметив ухмылку парня, которая, впрочем, почти сразу исчезла с его лица. — Признание? — предложил он, и Гермиона промычала в знак согласия. — Думаю, у тебя не было вариантов, кроме как остаться с Уизли. Ни для кого не было секретом, что он с ума сходил, когда видел тебя с Крамом. Что, если тебе было просто легче сохнуть по рыжему, чем иметь дело с его ревностью, если бы ты выбрала другого? Гриффиндорка нахмурилась. — Нет. Я любила Рона. Так, как не полюблю больше никого. Может, когда-нибудь я буду испытывать к другому человеку гораздо более сильное чувство, но не такое. Малфой кивнул. — А ты? Ты был загнан в ловушку с Пэнси? — попыталась она сменить тему. Блондин прочёл её мысли. — Правда хочешь знать, или просто думаешь перевести стрелки? — Правда хочу, — наполовину соврала девушка. Слизеринец растянулся на кровати и уставился в потолок. Так же, как каждую ночь делала сама Гермиона. Девушка повернула голову в его сторону, и её голые коленки коснулись ткани его джинсов. Глаза парня рассеянно пробежали по потолку, прежде чем он ответил. — Людям кажется, что статус чистокровного — это благословление, но по мне, это проклятие. — Он провёл рукой по лбу. — Я ничего не имею против того преимущества, которое дают деньги и имя. Но все забывают о невидимом сундуке, к которому ты прикован. Ожидания, которым ты обязан соответствовать. Гермиона шелохнулась, так что её колени коснулись Малфоя, но он не заметил, поглощённый своей мыслью. — Это не детство, это муштра. В четыре ты уже говоришь на четырёх языках, которые тебе никогда не пригодятся, ведь за пределами Британии никто не смотрит на тебя, как на особу королевских кровей. Каждый раз, стоит тебе усомниться в моральном кодексе чистокровных, ты получаешь удар розгой. Тебя заставляют лупить эльфов за малейшую оплошность. Каждую первую неделю летних каникул ты проводишь в подземельях, потому что школьный совет докладывает отцу, что какая-то магглорождённая обходит тебя в учёбе. Последняя фраза попала прямо в стеклянное сердце Гермионы. — Ты узнаёшь, что не можешь сам выбрать профессию, а вынужден получать по наследству роль в семейной драме. Тебя наказывают, потому что ты посмел влюбиться в полукровку с Когтеврана. Ты удостаиваешься похвалы за то, что в шестнадцать становишься солдатом, за то, что не отшатываешься, когда твою руку уродует чёрная магия. Малфой повернул шею и посмотрел прямо на Гермиону. — А в одиннадцать тебе уже выбирают жену. — Ты был загнан, — констатировала девушка. Парень снова повернул голову и, глядя в потолок, беззвучно произнёс одними губами: «навечно». Он бездумно покачивал ногой, не осознавая, что задевает её бедро. Гермиона с трудом удержала себя от того, чтобы остановить слизеринца, и вместо этого улеглась рядом с ним. Он не спас Пэнси, потому что иначе навсегда остался бы прикован к той жизни. Она была досадным серым оттенком на его ослепительно белой палитре. Малфой не спас её, потому что хотел получить второй шанс. — Почему ты не рассказал мне об этом той ночью? — несмело спросила гриффиндорка. Блондин приподнялся на предплечьях и посмотрел на её шею. Чары скрывали то, что он сотворил, и Гермиона дотянулась до палочки, чтобы снять заклинание. Пусть полюбуется. Когда синяки проступили, Малфой перестал дышать. Его челюсти сжались с такой силой, что девушке захотелось коснуться рукой его подбородка, чтобы снять напряжение. — Грейнджер… — Всё в порядке, Малфой, — просто проговорила Гермиона. Его признание уже было для неё извинением. — Мне даже понравилось. Его брови подпрыгнули. Девушка закатила глаза и пихнула слизеринца в плечо, снова опрокидывая его на спину. — Прекрати, — она выставила указательный палец в сторону блондина. — Я имела в виду, что ты сделал то, на что у меня самой не хватало смелости. — Ты хотела, чтобы тебя задушили? — Он не пытался быть смешным. Малфой был встревожен. — Грейнджер, это охрененно отчаянная мера. — Нет, скорее, я хотела бы оказаться на грани жизни и смерти, чтобы суметь принять гибель, зная, что у нас нет ни одного достижения в этой войне. — Если бы ты пала моей первой жертвой, это можно было бы вполне расценивать как достижение. Пришёл черёд Гермионы приподняться на локтях. Кажется, он не понял, что подсознательно чувствовал свою невиновность в гибели Пэнси. Едва ли стоило заострять на этом его внимание. Шрам Малфоя стал ещё различимее в лунном свете, который лился теперь из окна, и пальцы девушки дёрнулись от желания прикоснуться к нему. — Ты получил его в битве? — спросила гриффиндорка, кивая в сторону его лица. — Это-то? — небрежно проговорил он, слегка задевая отметину двумя пальцами. — Да. Подарочек от тёти Беллы. — Беллатрисы? А мы с тобой имеем больше общего, чем может показаться. Гермиона подняла руку, демонстрируя изувеченное запястье, на котором особенно ярко проступало одно слово. Малфой взял её кисть, чтобы лучше разглядеть. Девушка чувствовала его тёплое дыхание на своей коже. Это простое движение слизеринца заставило её сердце биться гораздо сильнее, чем поцелуй Тео. Блондин вздохнул, не смея поднять на неё взгляда. — Грейнджер, почему ты разговариваешь со мной? Любопытный вопрос. Странно, что Гермиона не успела задать его раньше. — А ты почему? — вместо ответа спросила она. Его большой палец коснулся буквы «г», потом «р», добрался до «я». — Потому что ты и так ненавидишь меня, и я могу быть спокоен. Даже открывая самые тёмные стороны моей души, я не смогу пасть ниже в твоём мнении. Гермиона снова почувствовала знакомую боль в левой руке. Она нарастала вслед за ускоряющимся биением сердца. — Мне кажется, что, когда мы сидим на кухне, ничто не имеет значения. — Она старательно пыталась игнорировать прикосновение его пальца к своему шраму. — Какие бы тайны я не доверила тебе, ты вряд ли станешь думать обо мне хуже, чем уже думаешь. — Угу. Малфой отпустил её запястье и, закрыв веки, скрестил перед собой руки. Футболка натянулась, обрисовывая его бицепсы. — Малфой? — Что, Грейнджер? — ответил он, не открывая глаз. — Я, конечно, сказала, что мне понравилось, но не думаю, что мне понравится, если ты сделаешь это ещё раз. Третьего шанса не будет. Он шумно сглотнул. Гермиона заметила, как замерла его грудь и напряглась венка на руке. На лице слизеринца было написано раскаяние. Девушка поняла, что в ту ночь Малфой узнал в себе отца. Но ещё страшней была мысль, что бы парень мог сделать с ней, имей он при себе действующую волшебную палочку. — Я не хочу стать таким, как он, — хрипло проговорил блондин, и они оба знали, о ком речь. Его опущенные ресницы затрепетали. — Я знаю. Девушка не заметила, что медленно приблизилась к его лицу. — От тебя пахнет вином, — сухо заметил парень. Гермиона резко отстранилась, снова ложась на кровать. — Кажется, Тео пытался меня напоить. Малфой издал странный звук, что-то среднее между отвращением или неодобрением. — Ему скучно, — объяснила она. — Напиваться — одно из немногих местных развлечений. — И это истинная причина? — Да. — Уверена? — Да. Гермиона не лгала. Тео и правда скучал, а выпивка скрашивала однообразие дней на ферме. Гриффиндорка опасалась, что когда-нибудь из этой комбинации могло выйти что-то по-настоящему ужасное. Но Малфою это знать было необязательно. — Чжоу говорила, Пэнси обвиняла тебя в предательстве. Что ты такого сказал ей? Он прикусил верхнюю губу. — Что я ошибался. Что мы все ошибались. — В том, что принял сторону Того-Кого-Нельзя-Называть? — В том, что не имел яиц и прятался за своей семьёй. Гермиона хохотнула. Она поднялась с кровати и потянула простынь, заставляя блондина открыть глаза и едва не свалив его на пол. Малфой вытянул ноги, с изяществом удерживая равновесие и напоминая Гермионе, насколько он был высоким. — Что-то я совсем заболталась с тобой, — усмехнулась она, пытаясь скрыть жжение в грудной клетке. — Я собираюсь лечь спать. Слизеринец фыркнул. — Пожалуйста, — прошептала Гермиона. Он потянулся к её шее и осторожно провёл пальцами по кровоподтёкам. Сама не понимая, почему, гриффиндорка подумала о той нелепой истории, что Малфой никогда не целовал девушек в губы. Его прикосновение вызвало у неё гораздо более сильные ощущения, чем любой поцелуй в её жизни, и от этого осознания Гермионе стало не по себе. Его рука на миг задержалась на её яремной ямке. — Доброй ночи, Грейнджер. Его голос звучал вымучено. Так, словно это он, а не Гермиона, был покрыт синяками. Девушка так же слабо ответила ему: — Доброй ночи, Малфой. Не дожидаясь, пока он выйдет, гриффиндорка нырнула под одеяло. Дверь тихонько открылась и так же неслышно затворилась за блондином. Этой ночью Гермионе снился день, когда она купила платье для Святочного бала. Добравшись до примерочной, гриффиндорка была полна решимости показать всему Хогвартсу, что она — девушка. С такой грудью да в этом платье у неё были все шансы на то, что даже до Рона, наконец, дойдёт. Тедди разбудил всех обитателей второго этажа жуткими воплями. Гермиона пулей вылетела из кровати и, с палочкой в руке, готовая сражаться, столкнулась с Чжоу в комнате Андромеды. Пожилая ведьма со страдальческим видом и извинением на лице пыталась укачать внука. — Что стряслось? — попробовала перекричать младенца Чжоу. — Наверное, зубки, — пояснила Андромеда. — Он суёт кулачок в рот. Если только нужно было визуализировать красный цвет, то лучше всего подошёл бы семимесячный малыш, у которого прорезываются моляры. Гермиона отправилась в сторону кухни, выкрикивая на ходу: — Поищу что-нибудь холодное! Но в морозилке не нашлось ничего подходящего. Вопли Тедди были отчётливо слышны даже внизу, и гриффиндорка удивилась, что никто из мальчишек не выскочил из своей спальни. Вдруг вспомнив, что она была волшебницей, Гермиона схватила морковку и заморозила её заклинанием. Перепрыгивая через две ступеньки — спешка, от которой она давно отвыкла, — девушка прибежала обратно. Но Тедди залился пуще прежнего, стоило его бабушке предложить ему злосчастную морковь. Он потянулся к Гермионе, требовательно сжимая кулачки в хватающем жесте. Девушка приняла малыша, устроив его голову у себя на плече и принявшись поглаживать спинку. Её необъятная футболка промокла, но всхлипы немного затихли. Чжоу протянула ей овощ. — Держи, мой хороший, — проворковала Гермиона. — Тебе станет легче. Тедди икнул, ненадолго прервав протяжный вой, и позволил ей засунуть краешек моркови себе в рот. Она почти физически почувствовала его облегчение от холодного касания. Малыш прислонился щёчкой к её шее, и девушка рассеянно поглаживала его лицо, пока он задумчиво жевал. Андромеда сгорбилась над кроваткой, и Чжоу сочувственно потеребила её руку. — Может, стоит дать ему обезболивающее зелье? — Всё закончилось, — пояснила Гермиона. — Макгонагалл не может найти никого, кто хотел бы нам его продать. Да и большинство аптек закрылись. — Наверняка что-то можно раздобыть в Мунго? — Всё, что у них есть, отложено для более серьёзных времён. Все готовятся к шторму. Тедди, рот которого стал оранжевым, жалобно поскуливал в руках Гермионы. Он устал, а его горло саднило. — Мы купим что-нибудь у магглов сегодня с Тео. Существуют специальные лекарства для детей. — Спасибо, Гермиона, — вздохнула Андромеда. — Если он пошёл в свою маму, то это только цветочки. Женщина определённо была на грани истощения. Её глаза опухли, а волосы выглядели так, словно их не расчёсывали уже неделю. — Андромеда, как вы? — участливо спросила Чжоу, сопровождая волшебницу к кровати. — Кажется, моё тело уже не справляется с такими нагрузками. Забыла уже, каково это, всю ночь сидеть с больным ребёнком. Гриффиндорка поудобнее устроила Тедди у себя на бедре. — Я возьму его на несколько дней, — решительно заявила она. — Вам надо как следует выспаться, иначе можно и самой заболеть. — Это лишнее. Тедди — мой внук, и ответственность на мне. — Безответственно отказываться от помощи. Мы откатим кроватку ко мне в спальню, а его вещички и так в постирочной. — Правда, ты не обязана… Гермиона остановила её жестом. — Всё уже решено. С мягкой улыбкой Андромеда сдалась. Она была слишком вымотана даже для того, чтобы сопротивляться. — Гермиона, — неожиданно серьёзно сказала Чжоу. — Что у тебя с шеей? Девушку охватила паника. Она вспыхнула, пытаясь на ходу придумать какую-то историю, объясняющую синяки, которые сейчас были видны во всей красе. — Засосы, — наобум брякнула гриффиндорка. — Наверное, чары, скрывающие их, выветрились за ночь. Обе ведьмы смотрели на неё с изумлением. Теперь, когда лицо продолжало полыхать, её отговорка уже не казалась Гермионе такой остроумной. Возможно, трудно было выдать за засосы следы чистокровных пальцев? — Я так и знала, что вы с Тео зажимаетесь по углам! — взвизгнула Чжоу, едва не подпрыгивая на месте. — Тео? — удивилась Андромеда. — Не знала, что он тебе нравится. Когтевранка закатила глаза и щёлкнула пальцами. — Да всё время, что мы здесь сидим, Тео только и делал, что обхаживал её. — Тео — приятный молодой человек, — задумчиво проговорила Андромеда. — Ему и вправду всегда нравилось твоё общество. — Поверить не могу, ты целовалась с Теодором Ноттом! Казалось, стоило кому-то из них ещё раз произнести имя Тео, и Гермиона бы завопила едва ли не громче Тедди. — Не надо придавать этому такое значение, — как можно спокойнее возразила гриффиндорка. — Это было один раз, так что, пожалуйста, никому не рассказывайте. Чжоу подошла вплотную, принявшись бесцеремонно разглядывать кровоподтёки Гермионы. — Что-то не похоже на один раз, — заметила она. Гермиона отодвинулась от неё и пересадила малыша на другое бедро. — Тем не менее, так оно и было. Отнесу Тедди вниз. Андромеда, отдыхайте столько, сколько потребуется. Чжоу, будь добра, передвинь кроватку в мою спальню? Не давая ни одной из волшебниц вымолвить ни слова, девушка вышла из комнаты. Судя по тому, что солнце уже зависло над горизонтом, было не меньше восьми утра и пора было кормить зверей. Посадив малыша в слинг и не забыв на этот раз замаскировать чарами синяки на шее, Гермиона отправилась в конюшню. Несмотря на то, что сегодня была среда и по расписанию Дин должен был задавать корм животным, она решила начать дела, раз уж всё равно поднялась раньше всех. Тедди восторженно попискивал, пока девушка ходила за сеном. Гриффиндорка выложила солому в ясли, с удовольствием слушая стук копыт обрадованных лошадей. Барашки нетерпеливо тыкались в её ноги, выпрашивая свою порцию, и Гермиона поспешила утолить и их аппетит. Со скотного двора открывался вид на весь дом, и девушка обвела взглядом фасад. Тедди возбуждённо колотил её ножками по животу, но Гермиона ничего не замечала. Всё, что она видела, это светлая макушка, застывшая в чердачном окне. И хотя лица было не разглядеть, у гриффиндорки не было ни малейших сомнений, кто наблюдал за ними. Наверное, в ней говорила британская природа, заставив поднять руку и легонько помахать ему. Это было нелепо, и Малфой уж точно был последний, кто мог бы оценить её милый жест. Зная, что слизеринец не услышит, Гермиона тихонько прорычала, поражаясь своему идиотизму. Даже Тедди смеялся над ней. Конечно, Малфой не мог махнуть ей в ответ. И всё же она ясно видела его поднятую руку с выставленными двумя пальцами, которая зависла в воздухе на целых три секунды. Встряхнув головой, Гермиона рассеянно принялась гладить лошадей, только чтобы не думать о степени собственной глупости. Ей необязательно было производить на Малфоя впечатление. Его мнение ничего не значило, и всё же почему-то девушка отчаянно не желала выглядеть перед ним полной дурой. Впрочем, получалось плохо. К тому времени, как они с Тедди закончили работу в стойлах, Малфой исчез из окна, а на кухне столпился народ, занятый приготовлением завтрака. Морковка давно разморозилась, и теперь малыш изучал её вкус, а не ощущение прохлады на дёснах. Он принялся вырываться из слинга, и Гермиона устроила непоседу в стульчик, передавая эстафету няньки Джорджу. Пока все были увлечены едой, Гермиона составила расписание по уходу за малышом. Каждый принимал участие в присмотре за младенцем, а на ночь она забирала его к себе. Неожиданно девушка задумалась, будет ли Малфой расстроен, не застав её ночью на кухне. Странно, но Гермиону и вправду волновало, будет ли он скучать по их встречам. Очень трудно было заставить себя помнить, что она вообще-то должна была ненавидеть блондина. А ещё сложнее — отрицать, что девушка начинала предпочитать его общество компании любого другого человека в доме. Тео сел возле гриффиндорки, задевая её локоть своим и одаривая многозначительным подмигиванием. Гермиона оторвалась от расписания, чтобы заметить, как Чжоу давит смешок. Шансы на то, что её обман останется в тайне, стремились к нулю. Гермиона улучила момент, когда кухня превратилась в бедлам, и прошептала Тео на ухо: — Можно тебя на минутку? Не переставая жевать тост, он кивнул, аккуратно отодвигая свой стул. Девушка отвела парня наверх и, выбрав пустую кладовку, буквально втолкнула туда. Здесь было так тесно, что Гермиона чувствовала запах масла на его губах. — И что же мы тут будем делать? — пытаясь звучать сексапильно, прошептал слизеринец. — Я… эм… Я… Не зная, как озвучить то, что она хотела сделать, Гермиона притянула Тео к себе за футболку, а уж дальше дело за парнем не стало. Его губы двигались слишком медленно. Девушка попыталась взять более быстрый темп, но Тео обрубил её попытки своим стоном. Для такого посредственного поцелуя он явно переигрывал. Его язык шевелился чересчур лениво, и Гермиона не чувствовала ни унции страсти, зато Тео улыбался. Очень скоро она могла думать лишь о том, как отвратительно ощущалась его слюна в её рту, и о нелепости издаваемых ими звуков. В её небогатом опыте имелось достаточно приличных поцелуев, которые заставляли забыть обо всём на свете, но в этот раз она осознавала происходящее с мучительной трезвостью. Отодвигаясь, девушка приказала: — Поцелуй мою шею. — О, у нас маленькие причуды? — усмехнулся он, ещё больше нависая над гриффиндоркой в и без того тесном пространстве. Но слизеринец не нуждался в ответе. Каким-то образом его губы оказались ещё более влажными, когда Тео коснулся её горла. Он нежно втянул в себя кожу Гермионы, обхватывая её талию. Девушка промычала, что должно было звучать как стон удовольствия и подстегнуть его к более активным действиям, но парень и не думал ускоряться. Тогда она вцепилась в него губами, вызывая его тихий смешок и, наконец, более сильное прикосновение. И всё же вряд ли эти телячьи нежности могли бы сойти за истинную причину её синяков, поэтому Гермиона удвоила напор. Она почувствовала его начинающуюся эрекцию. Мерлин знает, как то, что происходило между ними, могло завести парня, но гриффиндорка решила принять это как комплимент. Тео обмусолил её шею с обеих сторон и вернулся к губам девушки, когда до Гермионы, наконец, дошло. Это была одной из худших идей в её жизни. Её бесило то, каким обмяклым был парень. Ей не нужно было его сюсюканье. Она хотела чего-то такого, что невозможно было бы потом описать словами. Пальцы Тео поползли к пуговице на джинсах Гермионы, и девушка дёрнулась, вырываясь из его объятий. Тыльной стороной ладони она стёрла со своих губ остатки его слюны. — Прости, я не должна была вводить тебя в заблуждение, — просипела гриффиндорка. В горле перехватило от неловкости. — Ничего страшного, зайка, — выдохнул Тео. — Мне хватит на целый день. — Тео, этого больше не повторится. — Я знаю, знаю. Выиграй войну, потом завоюй девушку, так ведь? Гермиона содрогнулась, благодарная скрывавшей её темноте. — Пожалуйста, прости. Я просто была расстроена. Тео гортанно рассмеялся. — Да я всё понимаю. Когда в следующий раз захочешь расслабиться, я к твоим услугам. Девушка кивнула, и слизеринец наклонился, чтобы поцеловать её в щёку. — Иди первая, я догоню. Взгляд гриффиндорки упал на выпуклость в его штанах. Она вышла из чулана, довольная тем, что прикрыла свою ложь, но совершенно недовольная всем остальным. Остаток дня Гермиона провела, избегая Тео и Чжоу, что закончилось отложенным на другой день походом в магазин. Девушка ощущала себя грязной и от вранья, и от нежеланных поцелуев. Ей не стало лучше ни после двукратного душа, ни от случайно обнаруженного пакета печенья. После купания Дин принёс Тедди в её комнату, запелёнатого в огромное взрослое полотенце. Беззубая улыбка карапуза согрела душу Гермионы. — Захвати, пожалуйста, его пижамку из постирочной? — попросила она, укладывая Тедди на кровать. — Конечно. Через минуту, за которую гриффиндорка успела выиграть сражение за подгузник, Дин вернулся с морским комбинезончиком. Отвлекая Тедди фырканьем в животик, в четыре руки они в конечном итоге сумели натянуть боди на малыша. — Ты хорошо справляешься с ним, — признал Дин, утирая пот со лба. — Наверное, выросла в большой семье? — Нет, что ты, — заверила Гермиона, защёлкивая последние кнопки на костюме. — Это у женщин в крови. Ну, за исключением Чжоу. Кажется, она до сих пор боится детей, хотя и живёт бок о бок с ребёнком уже несколько месяцев. Уперев руки в бока, Дин засмеялся, наблюдая, как гриффиндорка укачивает мальчика. — После такого я как-то не уверен, что захочу иметь своих детей в ближайшем будущем, — заявил он, подхватывая бутылочку. — А ты? — добавил Дин, глядя, как у Тедди слипаются глазки. Гермиона часто об этом размышляла. Однако, в отличие от остальных, её воображению негде было разгуляться. Не желая вдаваться в подробности, она ответила: — Не знаю, пока рано думать о детях. Сам понимаешь, карьера, и всё такое. Гриффиндорец кивнул. — Согласен. Только вот знаешь, если Джинни снова здесь окажется, то не сомневаюсь, что они с Гарри быстренько заделают спиногрыза. Гермиона скривилась. — Нелегко тебе пришлось жить в соседней спальне с ними. — Да уж. Каждую ночь. Да не по одному разу. Дин высунул язык так, словно его вот-вот вырвет, и девушка едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Тедди цеплялся за её волосы, изо всех сил стараясь не заснуть. Гермиона продолжала укачивать малыша, похлопывая по его попке, пока он, наконец, не сдался. Мальчик не проснулся, даже когда девушка осторожно переложила его в кроватку. — Спустишься сегодня? — спросил парень. — Фред и Джордж придумали какую-то новую игру. — Звучит устрашающе. — Или весело. Гриффиндорка положила руку на его грудь и легонько ударила. — Пожалуй, останусь с Тедди, — ответила она, опускаясь на кровать. — Но спасибо за приглашение. Зная, что переубеждать её бесполезно, Дин покорно вышел. Интересно, обсуждали ли они за играми её отшельничество? Впрочем, ничего страшного, даже если так. Просто любопытно, что они говорили. Часы тянулись один за другим, пока Гермиона отчаянно пыталась погрузиться в сон. Близнецы буянили допоздна, и Чжоу была последняя, чьё пожелание спокойной ночи донеслось до гриффиндорки. Тедди вскинулся всего пару раз, продолжая сладко посапывать в своей колыбельке. Раздираемая любопытством, Гермиона приоткрыла дверь и выглянула в щёлку, ожидая, когда Малфой спустится вниз. Если, конечно, он вообще собирался спускаться. Не прошло и десяти минут, как беззвучно распахнулся чердачный люк. Тишину не нарушила даже лестница, упавшая на застеленный ковриком пол. Показались ноги Малфоя, и с каждой ступенькой, что они преодолевали, гриффиндорка волновалась всё сильнее. Он застыл, почувствовав спиной чужое присутствие, но тут же расслабился, поняв, что это Гермиона. Она подозвала его движением руки, и слизеринец несколько мгновений колебался, прежде чем подчиниться. Его одуряющий запах накрыл девушку с головой, стоило блондину очутиться рядом. — Что? — прошипел он. — У меня тут Тедди, — прошептала в ответ гриффиндорка. Малфой заглянул в комнату, и на секунду его грудь оказалась в паре дюймов от носа Гермионы. Она перевела взгляд на его подбородок, а потом посмотрела в глаза. — Могу я полюбопытствовать, что в твоей спальне делает младенец? — осуждающе осведомился он. — Это только на пару ночей. Твоя тётя уже не выдерживает. Он вдохнул через зубы, оставляя её комментарий без ответа. — Ничего, если мы возобновим наши посиделки на кухне, когда малыша заберут? Не думаю, что ты очень уж любишь детей, так что не хочу давить на тебя. Договаривая, Гермиона поймала себя на мысли о том, как жалко звучали её слова. Так, что Малфой едва сдерживал сейчас ухмылку. — Посиделки на кухне? — с сарказмом переспросил он. — Отвали! Ты понимаешь, о чём я! — яростно прошептала девушка. Блондин закатил глаза и без лишних слов принялся спускаться вниз. — Ну и ладно, — тихо пробурчала себе под нос Гермиона, прикрывая дверь. Тедди перекатился с боку на бок, посасывая большой палец, и у него был настолько умиротворённый вид, что гриффиндорка невольно позавидовала малышу. Она подошла к окну, чтобы понаблюдать, как Малфой стоит у ворот. Хотя он каждый раз имел при себе палочку, насколько Гермиона знала, магия так и не вернулась к слизеринцу. На нём снова была чёрная майка, аккуратно заправленная в джинсы, которые плотно облегали бёдра парня. Она могла его понять. Благодаря её нездоровым пищевым пристрастиям в последнее время выбор одежды, которую девушка могла носить, весьма сузился. Её желудок тут же демонстративно проурчал, и гриффиндорка решила совершить налёт на кухню, как только Малфой уберётся на чердак, чтобы поесть в спальне, возле Тедди. И всё же она не могла взять в толк, зачем слизеринец продолжал стоять у ворот каждую ночь. Когда-нибудь она его спросит. Через семь минут блондин, наконец, вернулся в дом. Гермиона валялась на кровати, бесцельно ковыряя пальцы в ожидании, пока горизонт очистится и она сможет разжиться едой. Но Малфой обставил её. Дверь без предупреждения отворилась, и он ввалился в комнату с охапкой продуктов и невозмутимым выражением лица. Гермиона не смогла сдержать улыбки. Она была обречена.