Полночные признания | Midnight Confessions

На вторую ночь Тедди спал хуже. Несмотря на порцию маггловского лекарства, зубы по-прежнему донимали его, так что он успел изглодать две замороженных морковки. Гермиона уже битый час расхаживала по комнате, пытаясь укачать малыша. После трудного дня на ферме отбой был ранний, и гриффиндорка осталась наедине с беспокойным ребёнком и волшебником, от которого не было ни малейшего толку. Малфой лишь беззаботно поглядывал на её возню. Блондин сидел на кровати Гермионы, привалившись спиной к изголовью и, скрестив свои длинные ноги, задумчиво пожёвывал что-то хрустящее. — Нельзя ли потише? — не вытерпела девушка. — Если и дальше будешь грызть самые громкие чипсы в мире, он никогда не уснёт! Слизеринец закатил глаза. — Расслабься, Грейнджер. Парень всё равно не слышит ничего, кроме твоего бесконечного шуканья. Готов поспорить, он и плачет из-за него, а грёбаные зубы тут не при чём. — Ну конечно, тебе-то видней. — Во всяком случае, не хуже, чем тебе. Тедди шумно дышал в грудь Гермионы. Весь вечер он пытался укусить её рубашку и в конечном итоге лишь расстроился, что хлопок никак не утолил его боль. Гриффиндорка переложила его лицом от себя, предупреждая новые попытки. — Ты сказала, что дала ему лекарство, — заметил Малфой, сопровождая слова куском сэндвича, который он успел приготовить заранее. — Дала. Мы с Тео заходили сегодня в аптеку. Но, кажется, оно не действует. — Смотри, не отрави младенца. Гермиона даже не потрудилась отвечать на эту ремарку, продолжая, похлопывая по заду, укачивать мальчика. Тедди не нравились быстрые движения, и она замедлилась, подстраиваясь под его ритм. Малфой распрямил ноги и облизал пальцы. — Я смотрю, вы с Тео хорошо ладите. Попиваете вино и ходите по магазинам. Не хочешь ни в чём признаться, Грейнджер? Гриффиндорка фыркнула и отвернулась к окну. Она лучше провалится на месте, чем расскажет блондину об унизительном поцелуе с Ноттом. Тема была настолько постыдная, что девушка даже думать о ней не могла, не то, что выслушивать мнение Малфоя. Гермиона поцеловала Тео не потому, что он ей нравился, а чтобы прикрыть следы гнева слизеринца. И сообщать об этом Малфою она не собиралась. — Тео — манипулятор и та ещё скотина. Делает вид, что ему нравится проводить со мной время, тогда как на самом деле просто спасается от скуки. — Не лги самой себе, Грейнджер. Она обернулась и посмотрела на Малфоя, сузив глаза. — Я и не лгу! — Серьёзно? — Он приподнял брови и опустил подбородок. — В жизни Нотта есть всего три женщины, на которых ему не жаль тратить времени, и одна из них — его мать. Так что, если он ищет твоего общества, поверь, это точно не от скуки. Гермиону передёрнуло, когда Тедди неожиданно заплакал. Она успокоила его похлопываниями. — Учти, что, если ты наслаждаешься вниманием Нотта и даже поощряешь его, он не оставит тебя в покое. Уверена, что хочешь этого? Хотела ли она? Когда-то Гермиона решила для себя, что остаться после войны с Тео — не самый худший вариант, но теперь, когда она вспоминала его язык, оказавшийся преснее варёной картошки, у себя во рту, в голове девушки зародилось сомнение. Малфой всё ещё ждал её ответа. — Признание? — спросила гриффиндорка, на что блондин одобрительно махнул рукой. — Не ты один имеешь жуткое сходство со своим отцом. Кроличьи зубы, гнездо на голове, ничем не выдающиеся карие глаза. Мои мальчишеские черты, доставшиеся мне от папы, — она показала на своё лицо, — всю жизнь заставляли окружающих видеть во мне парня. Может быть, в этом причина нашей дружбы с Роном и Гарри. Передо мной никогда не открывали дверей, не предлагали донести сумку, не провожали до спальни, чтобы пожелать доброй ночи. Тео — первый, кто ведёт себя со мной как с девушкой. Что плохого в том, чтобы наслаждаться этим? Малфой не отрываясь смотрел на гриффиндорку, пока она говорила. Не так, что ей стало бы неловко, а так, что Гермиона видела его внимание. — В гостиную Слизерина доползали слухи о том, что Крам вёл себя с тобой как с женщиной. — Виктор Крам не такой уж и джентльмен. Как-то раз он даже сказал, что моя грудь не сочетается с недостаточно женственным лицом. Вряд ли его интересовало что-то, кроме моего бюста. Глаза Малфоя опустились ровно на то самое место, о котором шла речь. Единственное, что Гермиона унаследовала от матери. Девушка вспыхнула под взглядом блондина. Тедди изогнулся в её руках, пихая вверх лифчик, словно понимал, что именно вызвало напряжение в комнате. Лицо Малфоя осталось бесстрастным, когда он снова поднял глаза на Гермиону, показывая, что увиденное не произвело на него достаточного впечатления. — Как бы то ни было. Мы жили в одной спальне с Ноттом. Он всегда получает то, чего хочет, и не стоит за ценой. Будь с ним начеку. Гриффиндорка не смогла сдержать ухмылки. — Эй, Малфой, поосторожней. Ещё немного, и я заподозрю тебя в заботе. Слизеринец невозмутимо откусил от шоколадки, и в тот же миг всхлипывания Тедди переросли в вой. Придерживая малыша за шейку, она переложила его на плечо. — Потерпи, мой маленький, — нежно проговорила девушка, — скоро всё пройдёт, вот увидишь. Её рубашка была залита слезами и слюнями, и Малфой поднялся, чтобы достать обезболивающее, стоявшее у кроватки. Отмерив нужное количество в ложку, он подошёл к Гермионе и влил сироп в рот Тедди. — А кто говорил об отравлении младенцев? — заметила Гермиона, когда он удалился, чтобы поставить бутылочку на место. — Можешь обвинить меня, если он умрёт, но я больше не могу это слышать. Вкус лекарства отвлёк малыша от плача, и девушка охладила его соску волшебной палочкой. Тедди с удовольствием взял её, позволяя гриффиндорке между тем вытереть его мокрые щёки. Малфой пристально смотрел на неё с другой стороны комнаты, сложив руки перед собой, и Гермиона не могла прочесть выражение его лица. — Что? — спросила она. Парень тряхнул головой. — Ничего. Девушка уже собиралась переспросить, как её прервал неожиданный стук в дверь. Обе их головы в панике вздёрнулись. «Спрячься за дверь», одними губами проговорила гриффиндорка, и Малфой хладнокровно подчинился. Приложив палец ко рту, она медленно приоткрыла дверь. — Привет, — прошептала Чжоу, сонно потирая один глаз рукой. — У вас всё в порядке? Я услышала Тедди из своей комнаты. — Всё хорошо, просто ему немного нездоровится. Ложись. Гермиона не могла отделаться от ощущения, что их с Малфоем сейчас разделял лишь тонкий слой дерева, через который она отчётливо чувствовала жар, исходивший от тела блондина. — Точно? — поинтересовалась Чжоу и попыталась заглянуть в спальню. — Да, да. Всё хорошо, отправляйся в кровать, — заверила Гермиона, начиная давить дверью на плечо когтевранки. Тедди хныкнул, утыкаясь девушке в грудь, и Чжоу с подозрением перевела взгляд с Гермионы на малыша. — Ладно, тогда хотя бы кинь заглушку. Некоторые вообще-то предпочитают спать ночью, а не днём. — Хорошо, хорошо. — Гриффиндорка сошла с порога. — Доброй ночи, Чжоу, — добавила она, закрывая дверь. Девушка шумно выдохнула, прислонившись лбом к стене, когда услышала за спиной сдавленный смешок: — Ты ужасная лгунья. — А ты засранец. Выпрямившись, Гермиона направилась к кроватке, чтобы положить Тедди, но тот залился слезами, стоило ей перегнуться через прутья. — Давай, — заявил Малфой, протягивая руки. — Я подержу его. Гриффиндорка нахмурилась, взвешивая, стоит ли доверять блондину что-то настолько хрупкое. У него не было братьев и сестёр, да и других детей в доме. Откуда Малфою знать, как обращаться с младенцами? С другой стороны, Гермиона сама была единственным ребёнком в семье. И всё же, нерешительно, она передала малыша слизеринцу. Есть что-то особенное в жесте, когда женщина из рук в руки передаёт мужчине дитя. Это пробирает насквозь и навевает ненужные мысли. Проделывая это с Малфоем, Гермиона почувствовала, что ступает на опасную территорию. Об этом ясно свидетельствовал блеск в его серебряных глазах. В момент, когда их руки случайно соприкоснулись, предплечья Гермионы зачесались, и она принялась тереть их, одновременно глядя, как малыш успокаивается в руках блондина и ощущая, как кожа покрывается мурашками. Тедди с любопытством взирал на нового человека, словно узнавая двоюродного брата. Его маленькие кулачки несколько раз сжали и разжали чёрную майку слизеринца. Тедди казался настолько крошечным в этих объятиях, что Гермиона невольно осознала: Малфою будет достаточно одного нажатия, чтобы смять малыша в лепёшку. — Ты ему понравился, — прошептала девушка. — Немудрено. Гриффиндорка закусила нижнюю губу. — Мне кажется, он как-то понимает, что ты — его семья. Блондин погладил большим пальцем переносицу Тедди, и глаза мальчика почти мигом осоловели. Его длинные ресницы затрепетали, пока малыш из последних сил старался не уснуть. Гермиона поняла, что почти растаяла, и, поймав себя на этом, поспешила усесться на кровати в том же положении, что раньше занимал Малфой. Пока парень неторопливо прохаживался по комнате, гриффиндорка нащупала шоколад и принялась ломать плитку на дольки. Через несколько минут Тедди, наконец, сдался, и слизеринец улёгся на матрас с крохотным комочком на груди. Это зрелище было одним из самых чудесных на памяти Гермионы. Их тела образовывали букву Т, и ноги гриффиндорки оказались возле бёдер блондина. Она едва сдерживалась от того, чтобы не запихнуть ступни под прогиб его поясницы. — Гарри вырубился сегодня в гостиной, — сообщила девушка, продолжая жевать. Малфой повернул голову, глядя на неё с изножья кровати. — Пьяный? Она кивнула. — Утром мы поругались из-за того, что я не хотела покупать ему выпивку. В итоге я всё равно купила, чтобы не ссориться, но, кажется, это было не лучшим решением. — Если Поттер не утонет в виски, он найдёт другой способ угробить себя, Грейнджер. Ты не виновата в том, что у него отъехала крыша. — Понимаю. Но как-то не хочется в этом участвовать. Тедди был почти такого же размера, как рука, державшая его сейчас. Блондин бездумно поглаживал малыша по спинке, уставившись невидящим взглядом в потолок. Наблюдая за ним, гриффиндорка вертела в пальцах ломтик яблока. В такие моменты слизеринец совсем не походил на собственного отца. — Малфой, ты скучаешь по семье? — спросила Гермиона, не решаясь встретить его взгляд. — Нет. — Даже чуть-чуть? Парень обвёл глазами комнату. — Даже чуть-чуть. Я скучаю по школе, не по дому. Не считая шестого курса, жизнь в Хогвартсе была куда приятнее жизни в Мэноре. Гермиона устроилась рядом с ним на боку, подперев голову ладонью. — Да уж, не думаю, что это лучшее место для безоблачного детства. Всё такое чёрное и мрачное. Неудивительно, что ты вырос таким отморозком. Девушка тихонько взвизгнула, когда блондин щёлкнул её по согнутой коленке. — Единственным приятным местом в Мэноре был сад. Только там я мог спокойно носиться, не ожидая, что получу взбучку от очередного портрета или огребу по шее за то, что случайно опрокинул одну из старинных ваз, на которые молилась мать. Если бы у меня была возможность спалить Мэнор дотла, я бы ни секунды не колебался. Ожесточённость, с которой он произнёс последнюю фразу, заставила Гермиону содрогнуться. — Ты серьёзно? — Абсолютно. Малфой Мэнор — отравленная земля. Там не может вырасти ничего хорошего. Гриффиндорка вообразила, как сжигает замок, оказывая ему услугу. Как языки пламени пожирают каждую комнату, каждую ядовитую фразу на мраморных потолках. Она бы начала с гостиной. Там, где пролилась её кровь. А в конце девушка ушла бы с чувством исполненного долга, гордясь пятнами сажи на джинсах. Слизеринец приподнял голову, с удивлением наблюдая, как Тедди меняет цвет волос во сне. Светло-зелёный контрастировал с чёрной майкой, на которой покоился малыш. — Ты не знаешь, живут ли мои родители в Мэноре? С ним? — спросил блондин, и его голос прорезала хрипотца. — Не думаю, — ответила Гермиона. — Макгонагалл сказала, после битвы он опустел. Пожиратели рассеялись по стране. — Ясно, — выдохнул парень. Его лицо расслабилось, чего нельзя было сказать о напряжённых плечах. У Малфоя задрожали пальцы, и гриффиндорку накрыла волна тревоги. Она придвинулась к слизеринцу, чтобы удостовериться в том, что он в состоянии держать Тедди. Малыш безмятежно продолжал спать на его груди, когда блондин поднял ладони, глядя на начавшийся тремор. Малфой не был смущён, не был зол. Он спокойно взирал на трясущиеся руки, терпеливо дожидаясь конца приступа. Гермиона сама не заметила, как оказалась вплотную к парню, так что их бёдра — голое и обтянутое джинсами — соприкоснулись. Но Малфой словно не замечал. Как не замечал и пульсирующего жара между их телами. В отличие от Гермионы, которая чувствовала это каждой своей клеточкой. Через три минуты (она считала), когда дрожь не прекратилась, Малфой осторожно передал ей ребёнка. Что-то внутри Гермионы снова затрепетало. — Я лучше пойду, — без обиняков сказал он. Прижимая малыша к себе, Гермиона кивнула. — Ладно. Блондин выпрямился во весь свой высокий рост и, отряхнув крошки со штанов, направился к выходу. Уже схватившись за ручку, парень развернулся. Одарив гриффиндорку долгим испытующим взглядом, он вышел вон. Резкие уходы уже случались с ними и раньше, но на этот раз девушке стало особенно не по себе. Гермиона положила младенца в колыбельку, убрала остатки их ночного пиршества и юркнула под одеяло. В голове звучало предостережение Малфоя о Тео. Девушке снился день, когда её сделали старостой факультета. Одно из счастливейших событий в жизни Гермионы. Весёлое лепетание Тедди разбудило гриффиндорку утром, когда солнце уже вовсю освещало спальню. Вместе они спустились на кухню, найдя там Фреда и Джорджа, занятых готовкой завтрака. — Доброе утро, ребята, — поприветствовал их Фред, игриво пощипывая щёчки малыша. — Как спалось? — Бывало и хуже, — ответила Гермиона, передавая мальчика Джорджу. В этот миг откуда-то из глубин коридора послышался оглушительный грохот. Все трое с палочками в руках бросились на шум, чтобы найти Гарри, который выпал из кресла в своей спальне, разбив при этом портрет Джинни. — О, Мерлин! — воскликнула Гермиона, подбегая на выручку к другу. — Ты как? Гарри оттолкнул её протянутую руку, пытаясь возражать заплетающимся языком: — Уххааади! Я и сссам справлюсссь! От него разило алкоголем. Гриффиндорка глазами попросила близнецов оставить их наедине. Несмотря на их встревоженные взгляды, ей вскоре удалось выпроводить обоих. В комнате царил кромешный мрак, и только кровать в середине спальни обрисовывалась пробивавшимся из коридора светом. Девушка уселась, прислонившись спиной к изножью, и молча глядела, как её лучший друг, в стельку пьяный, беспомощно ползает по полу. Гарри пытался вскарабкаться в кресло, но вместо этого лишь неразборчиво мычал и колотил руками по паркету. Вскоре, отбросив попытки подняться, парень потянулся к бутылке, валявшейся возле ног Гермионы, и девушка едва удержалась, чтобы не пнуть её подальше. Но она знала, что этим сделает только хуже. Виски почти не осталось, и гриффиндорец со злостью швырнул бутылку в стену так, что осколки разлетелись по всей комнате. Выдохшись, Гарри упал на пол и разрыдался. Гермиона подползла к другу и свернулась клубочком в его руках. Сквозь отрывистые всхлипы она слышала, как рвано стучит сердце Гарри. — Миона, я больше не могу, — захлёбываясь, пробормотал он. — Я не могу спасти всех. Девушка села и погладила его по щеке. — Эй, эй, всё хорошо. Успокойся. Ты не должен никого спасать. — Я должен. Это моя задача. Но я даже ходить не могу, как же мне справиться? Вина раздавливала его. Буквально. Его залитое слезами и соплями лицо, опухшие красные глаза, дыхание, пропитанное алкогольными парами — все они были свидетелями того, насколько Гарри затравил самого себя. Колени Гермионы, порезанные кусками стекла, саднили, но удивительным образом это было приятно, несмотря на слёзы, струящиеся по щекам. Гарри плакал, прижимая к себе лучшую подругу. Ни один из них не произносил ни слова. Оба погрузились в своё отчаяние, прижимаясь к единственному человеку, который понимал, как сильно они ненавидят себя. Гермиона без конца перебирала в голове слова утешения, которые могли бы помочь её другу, сняв его тяжкое бремя, но ничего не приходило на ум. Слов утешения не существовало. Вместо них были лишь тщетные надежды и искусственная реальность. — Прости, что я стал таким, — прохрипел Гарри. — Что тебе приходится заботиться ещё и обо мне. Он немного протрезвел и теперь мог чётче выговаривать слова. — Ты бы тоже заботился обо мне, — тихо ответила гриффиндорка. Теперь оба сидели, Гарри — выпрямив ноги, Гермиона — поджав их под себя. Девушка прислонилась к его лбу своим. — Только скажи, и я сделаю всё, что ты только пожелаешь, — пообещала она. — Скажи, что надо сделать, чтобы окончить войну? Гарри зажмурился. — Мои ноги. Я снова должен ходить. Зелье кончилось, мне нужна новая доза. — Ясно. Я отправлю Макгонагалл патронус, но пока что от зелий было мало толку. Нужно придумать что-то новое. — Не знаю, Гермиона, не знаю. Обычно это ты находишь все ответы. Гриффиндорка вздохнула. — Да. Обычно. И я постараюсь их найти. Обещаю. Но ты должен перестать пить, Гарри. Умоляю тебя. Сглотнув остатки слёз, парень согласился. Он не мог не видеть, что его засасывало в воронку. Там, в холодной тьме спальни Гарри Поттера Гермиона поклялась себе, что будет той, кто закончит грёбаную войну. Она поставит Гарри на ноги, найдёт змею, а потом склонит голову перед лучшим другом, который спасёт волшебный мир. С неё хватит. Проснувшаяся Андромеда поблагодарила всех, кто взял на себя заботу о Тедди, позволив ей передохнуть. Затем на ферме появилась профессор Макгонагалл и пригласила Гермиону на чашку чая в гостиной. — Спасибо за зелья, профессор, — поблагодарила девушка. — Гарри может не признаваться, но он тоже искренне признателен вам за помощь. Минерва с достоинством сделала маленький глоток. — Можете не утруждаться, мисс Грейнджер, я полагаю, мистер Поттер делает всё от него зависящее, чтобы вернуть свои силы. — Он на пути к исцелению. Гриффиндорка обмакнула печенье в чай и откусила размокший краешек, начиная переживать из-за неожиданного тет-а-тет с профессором. Обычно уединённые беседы приносили лишь дурные вести. Только мягкая улыбка Макгонагалл удерживала Гермиону от нервного почёсывания. — Я привезла вам письмо из другого убежища, — проговорила пожилая волшебница, выуживая конверт из складок своей мантии. — От Молли Уизли. Гортань Гермионы оросило знакомой кислотой. Впрочем, обычное дело. Девушка приняла послание, спрятав его в задний карман, чтобы прочитать позднее. — Вы только поэтому пригласили меня? — Нет. Нет. Я должна была передать его ещё несколько недель тому назад, но никак не находила достаточного повода для визита. Гермиона пригубила чай, внутренне съёжившись от ожидания плохой новости. — Мисс Грейнджер, нам стало известно местонахождение Беллатрисы Лестрейндж. Её и другого Пожирателя смерти заметили в окрестностях Уилтшира. Уже три месяца как эти встречи проходят с регулярностью. От одного упоминания безумной ведьмы запястье Гермионы пронзило фантомной болью, и девушка едва удержалась, чтобы не задрать рукав и не убедиться, что рука не истекает кровью. — Могу я спросить, почему вы сообщаете мне об этом? — спросила гриффиндорка, обводя пальцем ободок чашки. — Я сообщаю вам об этом, чтобы предложить возможность отстоять попранную справедливость. Сердце Гермионы пропустило два удара. — Справедливость? — Орден планирует удар. Насколько я понимаю, вы лично пострадали от рук мисс Лестрейндж, поэтому мы предлагаем вам отправиться на предстоящую встречу, чтобы оставить послание для Того-Кого-Нельзя-Называть. — И что же за послание? Макгонагалл отставила блюдце на столик. — Что Орден жив, а ему жить осталось недолго. Вот оно, подумала Гермиона. Шанс либо погибнуть, либо начать возрождаться. Ей подходили оба варианта. Впервые за долгое время гриффиндорка ощутила прилив храбрости. Она распрямила плечи и, сделав глубокий вдох, ответила: — Я согласна. — Великолепно, — кивнула Минерва. — В течение нескольких недель я вернусь к вам с окончательным планом. Вы ведь осознаёте, какое огромное значение имеет для Ордена эта первая атака со времени битвы? — Полностью осознаю. — Очень хорошо. — Поднявшись, профессор приняла свою ученицу в объятия. — Вы представляете невероятную ценность для волшебного мира, мисс Грейнджер, вне зависимости от вашего блестящего интеллекта. Никогда об этом не забывайте. Гермиона обняла волшебницу сильнее, давая смыслу сказанного окончательно дойти до разума. Это было так чудесно, ощущать значимость не своего тела или ума, а себя как личности. Впечатление, произведённое на девушку разговором, оказалось настолько сильным, что она не могла даже думать о еде. Гермиона помогла Дину с приготовлением карри, не оставшись на сам ужин. Поднявшись на второй этаж, она услышала звук льющейся воды. Он доносился из ванной. Учитывая, что все обитатели фермы собрались на кухне, это мог быть только один человек. Приоткрыв дверь на дюйм, гриффиндорка убедилась в правильности своих догадок. Малфой. Она не видела самого слизеринца, лишь его отражение со спины в зеркале. Блондин подставил лицо под струи душа, позволяя воде сбегать по бледной коже. Гермиона сглотнула, не в силах оторвать взгляда от пены, сползающей по его поясничным ямкам и изгибам ягодиц. Ванная наполнялась паром, и зеркало начало запотевать. Малфой опустил голову и стал поворачиваться, когда гриффиндорка в ужасе захлопнула дверь, краем глаза успев заметить обрисовавшийся силуэт. Прижавшись спиной к двери, девушка застыла, не в состоянии двинуться. Щёки болели от едва сдерживаемой улыбки, а всё, что она слышала — лишь биение собственного сердца. Гермиона смогла заставить себя тронуться с места, лишь когда до неё перестал доноситься шум душа. Но она не успела юркнуть в свою спальню, когда из ванной комнаты вышел Малфой, с полотенцем, обёрнутом вокруг бёдер. Оба застыли, с изумлением глядя друг на друга. Влажная чёлка прилипла ко лбу блондина, а мокрое тело пересекали шрамы, которые шли дальше, чем Гермиона изначально представляла. У неё был вид застигнутого на месте преступления человека. Всё в её позе кричало об этом. Облизнув губы, слизеринец покрепче затянул полотенце. По причинам, о которых она подумает позже, девушка дёрнула за верёвку, опуская чердачную лестницу, и отступила назад. Парень скользнул в её сторону и, не произнося ни слова, поставил ногу на первую ступеньку. Гермиона ненавидела себя за то, насколько ей понравилась его ухмылка, когда Малфой обернулся. Он прекрасно знал, что девушка подглядывала за ним. Не давая блондину времени отпустить сальную шуточку по поводу её испорченности, она метнулась в спальню. Гриффиндорка принялась расхаживать по комнате, размахивая руками и пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Конечно, Гермиона не видела всего Малфоя, но то, что она успела разглядеть, было великолепно. Охренеть как великолепно. Откуда-то из дымохода до слуха девушки донёсся стон. Она бросилась к камину и замерла, прислушиваясь. В прошлый раз Гермиона слышала стон боли, но теперь это явно был звук удовольствия. Она смогла разобрать шуршание, сдавленную брань, за которыми последовал новый протяжный стон. Кажется, это было похоже на… Отскочив прочь от камина, гриффиндорка заткнула уши руками. Одно дело увидеть мужчину, принимающего душ, совсем другое — слышать, как этот мужчина удовлетворяет себя. Нет, Гермиона не хотела при этом присутствовать. Она совсем не хотела знать, как звучал Малфой, будучи на вершине блаженства. Настороженно приоткрывая уши, девушка практически подползла к дымоходу. Она дышала в такт каждому приглушённому вздоху с чердака. Гермиона почти видела, как Малфой сжимал зубы, как на его шее вздувалась венка, как в эйфории закатывались глаза. Она помнила его руки. Размах плеч. Округлость ягодиц. Ей вдруг страшно захотелось запустить пальцы в собственные трусики. Соски затвердели, и теперь Гермиона чувствовала изнанку бюстгалтера. Глупо было отрицать, что она заводилась просто от его голоса. Раздалось финальное «чёрт!». Болезненное и почти злое. Её губы были закусаны почти до крови. Девушка не стала препятствовать ни своим рукам, пробравшимся в джинсы, ни воображению, проигрывавшему в памяти его стоны. Через десять минут гриффиндорка стояла под теми же струями, смывая с себя позор тем же самым гелем для душа, что накануне так обольстительно использовал Малфой. Гермиона даже не успела снять халат, прежде чем её победил сон. Она лежала поверх одеяла и видела во сне летний день, проведённый в Норе. Молли учила её готовить пастуший пирог, пока мальчики крутили садовых гномов. Гриффиндорка проснулась в полночь, и когда она выглянула в окно, Малфой уже стоял у ворот. Сон напомнил девушке о письме, которое передала Макгонагалл, и перед тем, как спуститься на кухню, Гермиона достала его из кармана джинсов, валявшихся на полу. Только усевшись на своём обычном месте во главе стола, она осознала, что всё ещё в халате. Девушка быстро наложила на стены заглушающее заклятие, готовясь к приходу слизеринца. Затем Гермиона открыла конверт и извлекла один лист пергамента, исписанный аккуратным почерком Молли. Моя дорогая Гермиона! Я так скучаю по твоему родному лицу, милая! Каждый день я думаю о вас с Гарри, надеясь, что ваши дела на ферме идут хорошо. Мы с Артуром лелеем каждое воспоминание о вас и Роне. Ты, должно быть, скучаешь по нему так же сильно, как и мы. Хочу, чтобы ты знала: Рон очень любил тебя. Быть может, он не всегда умел выразить свои чувства, но мать всегда знает, что на душе у её сына, и, поверь, сердце Рона принадлежало тебе. Если бы не эта война, я уверена, ты бы стала нашей второй дочерью, а мы бы с радостью приняли тебя в лоно нашей семьи. Не позволяй его гибели помешать тебе в борьбе. Ни тебе, ни Гарри. Где бы вы ни находились, за что бы ни сражались, он всегда с вами. Я написала своим мальчикам, чтобы они присматривали за вами обоими. Мы с Артуром ужасно скучаем по всем вам. Береги себя. Молли. К тому моменту, когда Гермиона закончила читать, её руки дрожали, а слёзы затуманили глаза. Волна тревоги, словно цунами, что не щадит никого на своём пути, нахлынула на девушку. Она не могла дышать, не могла думать. В ушах стоял такой звон, что гриффиндорка даже не услышала шагов вошедшего в кухню Малфоя. Её колени почти подкосились, когда Гермиона отодвинула стул, пытаясь встать. Блондин что-то говорил, но она не слышала. Пояс халата давил так сильно, что девушка ухватилась за него, пытаясь разорвать на мелкие кусочки. Она ударилась локтем о раковину, и боль прошибла всю руку. Это было приятно. Так приятно, что Гермиона схватила стакан и разбила его голой ладонью об лавку. Стекло разрезало кожу, будто скальпель. Малфой схватил девушку за запястье. Кровь стекала по руке, тут же впитываясь в хлопковую ткань. Слизеринец вцепился в её подбородок, принуждая взглянуть на себя. Но Гермиона всё ещё не могла дышать. Она понимала, что хватает ртом воздух, но лёгкие её оставались пустыми. В царстве тьмы она видела лишь свет серебряных глаз. Гриффиндорка впилась в них, принявшись считать каждый раз, когда он моргал. На пятый звон в ушах стих. Слизеринец ослабил хватку, лишь когда Гермиона вновь обрела способность дышать. Девушка сглотнула и едва не свалилась в обморок, когда попробовала сделать это ещё раз. Малфой подхватил её под руки и усадил на стол. Без усилий, так, словно гриффиндорка весила не больше Тедди. Она подняла руку и заметила осколки стекла, вонзившиеся в кожу. Можно было подумать, что Гермиона надела красную перчатку. — Что я натворила? — едва сдерживая рыдания, спросила она у самой себя. Парень вытащил самый большой кусок стекла из её раны. — Полную херню, вот что. Гермиона сжалась. Девушка отвернулась, чтобы Малфой не увидел, как сильно она ненавидела себя в этот миг. Грудь сдавило, а голова была готова взорваться. Одной рукой слизеринец крепко держал запястье Гермионы, а другой принялся извлекать осколки. Оба они тряслись, поэтому дело продвигалось медленно. — Мне нужен пинцет или что-нибудь типа того, чтобы достать остальное, — сказал Малфой, глядя исподлобья. — В…в…в ванной. Под ра… раковиной, — ответила девушка дребезжащим голосом. Парень опустил руку на её бедро и легонько сжал коленную чашечку. — Я принесу. Не двигайся. Малфой ушёл, сопровождаемый хрустом давленного стекла. Гермиона замерла, вдыхая через нос и выдыхая ртом. По дурости она стёрла набежавшую слезу перемазанной кровью рукой. Но блондин ничего не сказал, когда, вернувшись с щипчиками, заметил след на её щеке. Он снова взял запястье гриффиндорки и продолжил вынимать осколки. — Не хочешь поговорить? — стоя между её ногами, спросил парень. Гермиона посмотрела на письмо, лежащее на полу. Малфой проследил её взгляд и понимающе хмыкнул. — От кого? Шипя от боли, девушка выдохнула: — Миссис Уизли. Закончив, блондин намочил полотенце и вытер лицо гриффиндорки. На миг его шея оказалась почти вровень с её губами. Он пах ванилью, мёдом и чуть-чуть потом. Малфой отстранился, чтобы промыть раны на руках девушки. Ему пришлось три раза сполоснуть тряпку, прежде чем на Гермионе больше не осталось крови. Стоило девушке пошевелить ладонью, как раны тут же открывались, и слизеринцу приходилось начинать заново. Второй раз она сделала это нарочно. Гермионе не хотелось, чтобы он отпускал её запястье. Всё, о чём она сейчас мечтала, было оказаться в объятиях парня и спрятать лицо у него на груди. Но вместо того, чтобы обнять её, Малфой подмёл пол, а потом выбросил остатки стакана в мусорку. Маггловским способом. Гриффиндорка по-прежнему сидела на столе, когда он попросил разрешения прочесть письмо. Она не возражала. Рукав напитался кровью и противно лип к запястью. — Она заставила тебя почувствовать себя в ловушке? — спросил парень, выбрасывая пергамент. Девушка изо всех сил сжала губы, чтобы не расплакаться. Если Малфой и заметил это, то никак не отреагировал. — Она нечаянно. Молли — просто мать, оплакивающая своего сына. Я приняла всё слишком близко к сердцу. — Ты всё нормально приняла. Кроме битья посуды, конечно. Гермиона тут же тихонько засмеялась. — Нет. Признаться честно, я уже давно получаю наслаждение от боли. Она помогает мне забыть о том, что творится в душе. Малфой подошёл, снова встав между её ног, и нахмурился. — Не позволяй отчаянным мерам заставить тебя забыть, кто ты есть, Грейнджер. Ты — не та девчонка, которая станет причинять себе боль, потому что сдалась. — А кто я такая? — Девчонка, которая спасает мир. Каким-то странным образом эти слова не заставляли её чувствовать себя загнанной. В голове мелькнула новая надпись на её надгробии: «Гермиона Грейнджер. Дочь. Друг. Девчонка, которая спасала мир». Звучало приятно. Малфой ещё раз изучил её руку, осторожно проведя пальцами вдоль каждой ранки, посылая волну мурашек по спине девушки. — Порезы неглубокие. Зашивать не придётся. У тебя есть заживляющий бальзам? — Есть, — прошептала она, внезапно осознавая его близость. — В сумке наверху. — Помочь тебе? Положительный ответ гриффиндорки привёл к тому, что теперь парень сидел на кровати, втирая лекарство в её руку. Всякий раз, когда он нажимал на болезненное место, она пыталась отпрянуть. — Сиди спокойно, — раздражённо бросил Малфой. — Ты делаешь мне больно! Только через секунду до Гермионы дошёл двойной смысл её фразы, и она прикусила язык, почти готовая извиниться. Между бровями парня собралась складка, но он молча продолжал накладывать растирку. Когда всё было закончено, а шрамы начали затягиваться, они поднялись и подошли к двери. — Есть хочешь? — спросил блондин, берясь за ручку. — Нет, спасибо. Хочу только упасть в кровать и протянуть ноги. Малфой усмехнулся и сделал шаг к девушке. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретить взгляд слизеринца. — Только не умирай раньше времени, — мягко проговорил он. В животе Гермионы затянулся узел. Они стояли слишком близко друг к другу, играя с границами и дразня. Взгляд Малфоя упал на грудь гриффиндорки и снова вернулся к её глазам. Ухмылка всё ещё растягивала его губы, когда парень вышел, неслышно притворив за собой дверь. Гермиона повернулась на пятках и вдруг почувствовала, как прохладный воздух коснулся груди. Тесёмки её халата были развязаны.