Полночные признания | Midnight Confessions

Гермионе снился сон о том, как в третьем классе она играла роль Дороти из Волшебника страны Оз. Её разбудила боль в глазу. Солнце едва проглядывало в окно, было холодно. Девушка попыталась разлепить веки и сфокусироваться, но сумела открыть лишь левый глаз. Правый слишком сильно отёк. Повернувшись, гриффиндорка увидела спящего Малфоя и почувствовала, как забилась жилка у виска. Судя по тому, как выглядели его волосы, ночь блондина прошла беспокойно. Его ресницы затрепетали, и Гермиона затаила дыхание. Малфой приподнял голову и моргнул, дважды, четырежды, медленно осознавая, кто рядом с ним. Словно в замедленной съёмке, он нахмурился и снова упал на подушку, силясь отмежевать явь ото сна. Его рука выскользнула из-под одеяла и зависла возле её глаза. Девушка сжалась в преддверии касания, но ладонь слизеринца легла ей на висок, а большой палец огладил линию подбородка. Губы Гермионы задрожали. Она уже видела такое выражение на его лице. В ту ночь, когда, едва не задушив её, он понял, что натворил. В прохладе спальни кожа блондина оказалась неожиданно тёплой. Гриффиндорка закрыла здоровый глаз, впитывая прикосновение слизеринца. Она чувствовала зарождающийся тремор на кончиках его пальцев. — Ты убила его? — прошептал парень. Гермиона отрицательно покачала головой, и он подался вперёд, слегка потираясь своим носом о её. Было приятно знать, что Малфой полагал, будто она устроила Тео судный день за то, что тот совершил. Он не бежал, сломя голову, драться с Ноттом, потому что уважал её способность постоять за себя. Дыхание парня коснулось губ Гермионы. Он пах мятой. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Отворачиваясь, девушка задела губами его запястье. Они вновь лежали на подушке, и блондин запустил руку в её волосы. — Одно твоё слово, и я заставлю его пожалеть о том, что он вообще родился. — Не сейчас, — тихо возразила она, — не сейчас. Слизеринец убрал руку и поднялся с кровати. В её расплывчатом фокусе было лишь очертание силуэта Малфоя, пока он склонился, чтобы обуться. — Я не к нему, — коротко пообещал он. — Скоро вернусь. Никуда не уходи. Гермиона проводила блондина глазами, позволяя всхлипу вырваться, лишь когда за юношей закрылась дверь. Гриффиндорка прислушивалась к звуку удаляющихся шагов, пока они не затихли где-то в глубине дома. Спальня Тео была на первом этаже. Возможно, он не собирался сдерживать обещание и сейчас пересчитывал зубы бывшего друга. Ей казалось, что Малфой принадлежал к той категории людей, которая не имеет снисхождения к врагам. Такие как он могли довести свою жертву до края, только чтобы воздержаться от фатального удара, принёсшего бы облегчение несчастному. Малфой однажды уже проделал это с самой Гермионой. Часы на прикроватной тумбочке показывали 7.31 утра. Девушка принялась считать секунды, чтобы скоротать время до возвращения слизеринца. Было 7.49, когда он снова вошёл в её комнату. Блондин заставил гриффиндорку сесть у изголовья и протянул маггловское лекарство. Две таблетки, стакан воды и сочувственный взгляд. — Куда ты ходил? — проскрипела Гермиона, только теперь осознавая, каким зажатым было её горло. — Сейчас это не имеет значения. Малфой никогда не врал ей раньше, поэтому девушка доверяла его словам. Забрав у Гермионы стакан, парень присел рядом с ней и спросил: — Что произошло? Вспышки воспоминаний о вчерашнем вечере пронеслись перед глазами. Она привыкла закупоривать свои травмы своим «я в порядке», но с Малфоем это никогда не прокатывало. — Мы сидели на крыльце, он принёс вино. Я просто хотела выпить, чтобы поскорее отделаться от него, но сглупила и спросила, зачем он вообще вступил в Орден. Тогда он поцеловал меня. Я попыталась отстраниться, а он… он навалился, — Гермиона прерывисто вздохнула, — навалился на меня. Потом ударил несколько раз о качели, но я успела сбежать, прежде чем он смог сделать что-то ещё. Малфой внимательно слушал девушку, и в глубине его глаз разгоралось пламя. Отрывисто кивнув, он отвернулся к окну. — Ты сразу легла спать? — Нет. Я… Сначала я пошла в ванную. Смыла кровь с губ и волос. Даже не помню, сколько раз намыливалась, только чтобы очиститься от всего этого. Его руки, лежащие на коленях, сжались в кулаки и побелели и, несмотря на то, что из них двоих Гермиона была пострадавшей стороной, она ощутила необходимость обнять его со спины и заверить, что всё будет хорошо. Блондин повернулся, касаясь её щекой, но не встретил взгляда девушки, вместо этого глядя на тумбочку. — Если что-то подобное ещё случится, я бы хотел, чтобы ты рассказала мне. Я хочу знать. Другой бы на месте Малфоя мог обвинить её: «почему ты не рассказала мне?», или: «если бы ты попросила, я бы помог». Но не он. Малфой предоставлял Гермионе выбор. Он уважал её право не только просить помощи, но и отказываться от неё. Они могли прожить друг без друга, но это не мешало им принимать заботу. Гермионе не хотелось объяснять, почему она не рассказала всё сразу, да и слизеринец, наверное, не хотел выслушивать это сейчас. Поэтому девушка просто ответила: — Ладно. Стук в дверь едва не заставил гриффиндорку подскочить. Вошедшая Андромеда, кажется, знала, какую картину застанет. Положив ладонь на грудь и источая материнское участие, волшебница села возле Гермионы. Она поцеловала девушку в лоб и обняла её, позволяя юной волшебнице обмякнуть в своих руках. — Моя дорогая, — прошептала Андромеда, гладя девушку по волосам, — моя милая девочка. Гермиона крепче обхватила женщину, вдыхая исходивший от неё фруктовый аромат. Мама любила духи Шанель, но этот простой запах казался девушке гораздо приятнее. Отстранившись, пожилая волшебница тщательно изучила больной глаз гриффиндорки. Малфой наблюдал за ними с другого конца комнаты, сложив руки на груди. — Ты дал ей обезболивающее? — спросила она племянника. Он медленно кивнул, продолжая молчать. Андромеда выставила перед глазами Гермионы руку, попросив сказать, сколько пальцев девушка видит. Гриффиндорка назвала неверное число. — Гермиона, моя дорогая, то, что он сделал — непростительно. Но он не совершил непоправимого. Зрение восстановится, нужен лишь правильный уход. У меня есть кое-какие зелья, которые помогут, но, боюсь, несколько дней тебе придётся не выходить на свет. Гермиона усмехнулась одним уголком рта: — Ничего такого, чего бы я не делала раньше. Она посмотрела на Малфоя, который снова уставился в окно. В этот раз он во что-то вглядывался. Андромеда помогла девушке подняться с кровати. Держась за руки, они подошли к двери, но Гермиона вдруг оцепенела. — Я не… Я не смогу смотреть на него. — Моя дорогая, тебе не придётся на него смотреть. Вместе они вышли и остановились на балконе, открывавшем вид на первый этаж. Внизу, на ковре, стояли все обитатели убежища, кроме Тео. Они смотрели на гриффиндорку, некоторые — прикрывая рот руками, другие — потрясённо качая головами. Чжоу тут же спрятала лицо на плече Дина. — Я не понимаю, — прошептала Гермиона, поворачиваясь, чтобы увидеть, как Малфой покидает её спальню. Блондин не встретил взгляд гриффиндорки, вместо этого спустившись к ребятам. Андромеда погладила девушку по плечу и проговорила ей на ухо: — Ты позволишь им заставить его пожалеть о том, что он совершил? — Им? — Им. Вид каждого из её друзей, готовых с волшебной палочкой защитить Гермиону, родил в ней непередаваемое чувство. Это было незабываемо красивое зрелище. Одновременно душераздирающее и честное. Гриффиндорка встретилась с сияющими зелёными глазами Гарри. Сглотнув, девушка судорожно выдохнула и кивнула. Они вышли из дома полным составом, так, как выходили каждый раз на тренировку. Андромеда отвела Гермиону обратно в комнату и встала рядом с ней у окна. Тео вышел из конюшни, где он чистил лошадей, и, как ни в чём не бывало, подошёл к остальным. Произошедшее вчера совершенно не смущало его. Он даже не осознавал, что изувечил человека, и не просто физически, и, кажется, гордился своим поведением. Гарри, как обычно, проводил инструктаж, а ребята кивали в ответ, давая понять, что согласны с планом. Малфой оставался в стороне, опираясь бледными руками на принесённый из кухни стул. Он резко выделялся на фоне остальных, но даже не задумывался об этом. — Что они собираются делать? — спросила девушка, не отрывая взгляда от происходящего за окном. — Увидишь, — ответила Андромеда, легонько пожимая её руку. Тео было велено сесть на стул, чему он охотно подчинился. Он слишком поздно опомнился и был весьма удивлён, когда Гарри применил к нему Инкарцеро, которое обвило тело слизеринца верёвками. Гермиона видела, как быстро задвигался рот Нотта — со скоростью миллион миль в час, не меньше, — когда он принялся требовать объяснений и приказывая выпустить его. Дин был первым. Он пульнул в слизеринца проклятием, которое, очевидно, жгло. Чжоу запустила в него жалящим заклинанием. Фред и Гарри атаковали так, что девушка не могла на это смотреть. Джордж направил волшебную палочку куда-то в пах Тео. А потом пришла очередь Малфоя. Лишённый магии, он предпочёл действовать голыми руками. Его кулак врезался в челюсть Нотта, обагрив красным белые зубы. Затем Малфой схватил бывшего друга за подбородок, заставляя посмотреть в сторону окна Гермионы, и что-то сказал ему. Гриффиндорка затряслась от гнева, встретив взгляд своего обидчика. Ей вспомнился старый фильм, виденный в детстве, где один из персонажей обладал лазерным зрением. Сейчас она бы не отказалась от подобной суперсилы, чтобы иметь возможность испепелить Нотта одним взглядом. Малфой снова ударил Тео, отчего тот, кажется, потерял сознание. Гермиона видела, как тряслась рука блондина, когда он отходил к остальным ребятам. На лице Тео расцветали синяки, но даже так он выглядел, как полный придурок. Андромеда закрыла занавески, не позволяя девушке увидеть продолжение. Волшебница устроила гриффиндорку в кровати и заботливо подоткнула одеяло. Затем втёрла в глаз заживляющую мазь и наложила повязку на голову. Хотя Гермиона бодрствовала всего лишь один час, она чувствовала себя разбитой. Её тело ослабло, а разум застыл в неподвижности. Уходя, Андромеда применила заглушающее заклинание, чтобы дать девушке возможность спокойно отдохнуть, и гриффиндорка попыталась уснуть, несмотря на тяжёлое бремя, сдавившее грудь. Должно быть, Малфою было нелегко спуститься вниз и попросить у других помощи, ведь вчера они с ним едва разговаривали. И тем не менее, он это сделал. Конечно, во имя Гермионы, но всё равно, это требовало от него определённой смелости. Также, скорее всего, слизеринцу пришлось признаться в отсутствии магии и в том, что ему нужна была их поддержка, чтобы закончить начатое. Интересно, что он сказал Тео, перед тем как ударить его? Было ли это из-за неё или из-за той третьекурсницы? Этот вопрос преследовал Гермиону в течение всего дня. В комнате было настолько темно, что она могла определять время суток лишь по цифровым часам или по запаху еды, поднимавшемуся снизу. В какой-то момент зашла Чжоу, чтобы заплести подруге волосы. Девушки почти не разговаривали, но Гермиона догадывалась, что когтевранка чувствовала себя виноватой в том, что когда-то ревновала к вниманию Тео. Возможно, причёска являлась молчаливым извинением. Фред и Джордж принесли порцию приготовленного Дином жаркого и успели рассмешить своей остроумной перебранкой. Братья не касались утренних событий, но упомянули, что после обеда на ферме появилась Макгонагалл и перевела Тео в другое убежище. В то, где жили одни мальчики, разумеется. — Кто-то приедет ему на смену? — спросила гриффиндорка, обращаясь к тёмным силуэтам близнецов. — Должно быть, — отозвался Фред. — Наверняка какой-нибудь старикашка с вонючими носками, — добавил Джордж. Близнецы унесли её почти нетронутую тарелку и ушли, чтобы дать Гермионе отдохнуть, хотя, по правде говоря, она вовсе не хотела оставаться одна. Малфой так и не появился в тот день. Гермионе было неловко спрашивать о нём других своих посетителей, поэтому она просто ждала. Но впустую. Гриффиндорка рано уснула, вспоминая о том, как она впервые попробовала сахарные перья. А потом, как по расписанию, в полночь её желудок потребовал пищи. Когда Гермиона села на кровати, глаз так разболелся, что пришлось выпить таблетку. Пока она снимала одеяло, в ногах у неё что-то зашуршало, и, шаря впотьмах, девушка нашла пачку имбирного печенья, сэндвичи с огурцом и миндальный шоколад. Никто, кроме Малфоя, не знал о её предпочтениях. Может, он решил позаботиться о гриффиндорке, пока она спала? Нарушая все больничные правила, она выскользнула из кровати и подошла к окну. Гермиона выглянула в щёлочку между занавесками и увидела блондина, стоящего у ворот. С волшебной палочкой наготове. Что-то наверняка манило его к себе с той стороны защитных чар. Ведь он не выходил ни вчера, ни три дня до этого. Малфой простоял так ещё полчаса. Когда парень, наконец, развернулся, чтобы направиться в дом, он посмотрел в окно Гермионы, и, хотя её лицо было почти целиком скрыто шторой, Малфой наверняка знал, что она там. Бросив короткий взгляд на девушку, он взошёл на крыльцо. Гермиона почти ждала, что слизеринец зайдёт к ней по пути к себе, но этого не произошло. Как ей хотелось просто приоткрыть дверь и позвать его, так, словно ничего не случилось. Но Малфой слишком очевидно дал понять, что не желал видеть гриффиндорку, и уж точно не собирался забывать события уходящего дня. Бездумно пялясь в потолок, девушка лежала на кровати и в течение бесконечных бессонных часов прокручивала в голове все свои действия с тех пор, как погиб Рон. Не она одна потеряла близкого человека. Андромеда лишилась мужа и дочери, и всё равно Гермионе казалось, что страдала лишь она. И только когда истощение от ненависти к себе взяло верх, гриффиндорка провалилась в сон, в котором ей привиделись фестралы. На следующее утро её разбудила ладошка Тедди, шлёпающая по ноге. Часы показывали 11:12, хотя занавески были такими плотными, что казалось, будто стояло раннее утро. Пока Андромеда меняла девушке повязку, малыш забавлялся с мячом, лёжа в окружении подушек. — Нашла перекус, который я оставила тебе вчера? — спросила волшебница, осторожно втирая мазь в распухшее веко Гермионы. Сердце девушки словно царапнуло острым ножом. — Так это вы? — Да, милая. Я очень надеялась, что не разбужу тебя, но ты спала, как младенец. Неудивительно, ведь ты столько пережила. — Как вы узнали, что я люблю? Андромеда улыбнулась. — Наверное, догадалась. Зато теперь я точно знаю, кто тот таинственный воришка имбирного печенья. У гриффиндорки не осталось присутствия духа, чтобы рассмеяться этой милой шутке. Она едва ли могла поднять уголки рта на должную высоту. Кажется, Малфой относился к их начинающейся дружбе совсем не так серьёзно, как полагала Гермиона. Да и с чего бы ему? Он не обязан врачевать её раны. Это был долг самой Гермионы. И всё же осознание сего факта вышло болезненным. Не стоило питать напрасных надежд. Тедди пытался укусить мяч, но несъедобный пластик быстро ему наскучил, и малыш переключился на большой палец своей ноги. В обычное время эта картина заставила бы гриффиндорку улыбнуться, но теперь она бесстрастно смотрела на его забавы. В теле Гермионы просто не осталось радости. — Хочешь, я оставлю Тедди? — спросила Андромеда, заканчивая перевязывать её голову. — Нет, вряд ли сегодня я буду ему хорошей компанией. Извините. Волшебница поцеловала девушку в щёку. — Тут не за что извиняться, моя хорошая. И хватит обо всём беспокоиться. Вижу, как твой великолепный ум работает, вместо того чтобы просто расслабиться. Для выздоровления тебе необходим отдых. И я имею в виду не только глаз. Гриффиндорка кивнула в ответ, только чтобы закончить разговор. Каким бы пламенным сторонником ободряющих речей она ни являлась, единственное, о чём мечтала девушка, было свернуться калачиком и умереть. Мир, который она так любила, пошёл на неё войной, и ей необходимо было собраться с силами, чтобы снова вернуться в строй. Поправив одеяло и напоив её очередной порцией обезболивающего, Андромеда с Тедди на руках вышла из комнаты. Хотя глаз уже не жгло так же сильно, как накануне, Гермионе всё равно было очень больно. Она дремала, пока перед ужином Фред и Джордж не принесли к ней Гарри, который попросил положить его на кровать рядом с подругой. Перебрасываясь шутками, близнецы удалились, а Гарри забрался под одеяло, чтобы обнять девушку. В тот же момент Гермиона разрыдалась. Слёзы лишь усилили боль, но она больше не могла крепиться. Гриффиндорка плакала из-за Тео, плакала из-за войны, плакала, потому что ничего больше не имело смысла. — Малфой вкратце рассказал мне обо всём, — проговорил Гарри, гладя подругу по голове, — про крыльцо и Тео. — Ясно, — всхлипнула девушка. — Да уж. — Ты разочарован во мне? Рука Гарри замерла на её косе. — С чего бы я должен быть разочарован в тебе? — Ты ведь предупреждал меня, а я не послушалась. Парень стиснул её талию и прижался щекой ко лбу девушки. — Я не разочарован в тебе, Гермиона. Я разочарован в себе. Я настолько отдалился от тебя, что ты даже не подумала что-то рассказать мне. — Думаю, мы оба отдалялись всё это время. Мы оба виноваты. От Гарри больше не разило виски. Тот запах отчаяния, что переплетался с перегаром, исчез. Это обнадёживало. — Могу я узнать, почему Малфой узнал обо всём первым? — спросил Гарри тоном, не предполагающим отказ. Но она должна была понять, что именно поведал ему блондин, чтобы не погореть на лжи. — Малфой сказал что-то, из-за чего ты встревожился? — Пока нет. Он ничего толком не объяснил, лишь заявил, что мы сами должны увидеть, чтобы удостовериться в правдивости его слов. Отлично. С этим можно было жить. — Мы столкнулись с ним ночью. Я попросила его не рассказывать остальным до утра, чтобы успеть самой переварить всё, что случилось. — И он послушался тебя? — Да. Пожалуйста, перестань искать повод ненавидеть его, Гарри. Он, правда, старается. Значит, и ты можешь постараться. Гарри недовольно простонал в её макушку. — Просто его рожа сама напрашивается, чтобы по ней вдарить, понимаешь? Гриффиндорка улыбнулась. — Поверь, на деле это не очень приятно. Слишком костлявый. — Могу представить, — усмехнулся он, но тут же заговорил серьёзно. — Гермиона, если он ведёт себя хотя бы отдалённо похоже на Нотта, ты должна сказать мне, пока это не зашло далеко. А душит до полусмерти считается? И хотя оба слизеринца были слеплены из одного и того же чистокровного теста, они в то же время были далеки, как небо и земля. Пусть Малфой чуть было не убил её однажды, Гермиона знала, больше он никогда не причинит ей вреда. Оба они оставили синяки на её теле, но лишь один заслуживал возмездия. — Малфой не похож на Тео, — уверенно проговорила девушка. — Гарри, он стал хорошим парнем, он больше не злодей. Ты ведь сам видел его шрамы, это ли не доказательство? — Я верю тебе. Гриффиндорка разрывалась от желания спросить, как блондин осваивался на ферме после чердачного заточения. Спросить, как он ладил с людьми, которые его совсем не знали. Но, если бы Гермиона стала выпытывать, Гарри бы начал что-то подозревать. Если он спросит напрямую, она не сможет отпереться. Девушке не было стыдно рассказать о том, как они сблизились с Малфоем за эти несколько месяцев. Просто она не была готова выносить это на всеобщее обозрение. Пока что это было их тайной. Гарри оставил свои расспросы, когда Чжоу принесла им спагетти карбонару. Гермиона заставила себя поужинать, чтобы не вызывать лишних вопросов. Они ели в темноте, несомненно, наставив на одеяло жирных пятен, и всё-таки гриффиндорка чувствовала себя гораздо лучше, чем утром. Она даже хихикнула, когда Гарри изобразил Дина, понятия не имеющего, сколько требовалось стирального порошка на одну загрузку. Пока все остальные играли в карты, Чжоу пришла к Гермионе с лотком мороженого, и тут уж гриффиндорке не пришлось притворяться. Проглотив внушительных размеров порцию, Чжоу замолчала, а потом осторожно спросила: — Ты не… Ты не против, если я спрошу, насколько далеко он успел зайти? Тео. Как далеко он зашёл, прежде чем тебе удалось сбежать? — Трудно объяснить, не вдаваясь в подробности. — Скажи так, как считаешь нужным. Не обязательно говорить всё, но я могу выслушать и понять гораздо лучше, чем мальчики. Было здорово иметь возможность поговорить со сверстницей. Особенно теперь. — Он поцеловал меня. Жёстко. Это не было взаимным, и я велела ему остановиться. Но он не послушал. Он пригвоздил меня ногами к качелям и стал стягивать лифчик. Я высвободила руки из-под его живота и оттолкнула, в ответ он ударил меня о подлокотник и обозвал грязнокровкой. В темноте Чжоу шмыгнула носом. — Как-то мне удалось спихнуть его с себя, а потом… потом я просто убежала. В этом не было ничего смелого. Отважного. Я просто побежала. Каким-то образом, стоит речи зайти об агрессивных мужчинах, между женщинами само собой устанавливается негласное товарищество. Почти каждая девчонка проходила через что-то похожее. Многие такие истории остаются неизвестными. Нерассказанными. Непризнанными. А в других случаях обидчики получают по заслугам. Как произошло с Гермионой. И самым грустным было то, что Чжоу прекрасно понимала, о чём ей говорила подруга. — В такой передряге не до смелости или отваги, — мягко, но твёрдо возразила когтевранка. — То, что мы вынуждены сражаться за своё «нет» — уже неправильно. Гермиона почувствовала, как Чжоу взяла её за руку. — Чжоу, мне тошно оттого, что это так сильно выбило меня из колеи. Оттого, что он словно поставил на мне клеймо, которое останется до конца жизни. Оттого, что он так легко предал моё доверие, которое оказывается, ничего не стоило. — Ты, должно быть, без конца проигрываешь все свои действия в голове? Думаешь, где допустила ошибку, что сказала не так? — Каждую секунду, когда я остаюсь в одиночестве. Девушки сильно сжали руки. Гермиона даже не подозревала, как много общего у неё с Чжоу Чанг. И того, насколько жуткими и разрушительными были обстоятельства, объединяющие их. — Мне было десять, — пробормотала когтевранка. — Он был моим старшим двоюродным братом. — О, Чжоу! — Я не понимала до конца смысла происходящего, но чувствовала, что это было чем-то неправильным. Мне это не нравилось, но родители ничего не замечали. Я осознала всё слишком поздно, чтобы они поверили мне. Ты и вообразить себе не можешь, что это такое, проводить каждое Рождество в обществе своего мучителя, изо всех сил притворяясь, что больше не думаю о нём. Этот год будет первым, когда мне не придётся видеть его. В вокабуляре Гермионы не было подходящих слов, чтобы передать, что она чувствовала, и девушка просто смяла Чжоу в объятиях. Их потребность в этом прикосновении была невыразима. Практически преступна. — Не напомнишь, почему я так гоняюсь за мужским вниманием? — сквозь слёзы рассмеялась когтевранка. — Если найдёшь ответ, сообщи, — засмеялась в ответ Гермиона. — Когда я с мальчиками, то не чувствую себя красивой. Нет. Я ощущаю себя использованной. Понимаешь? Она ослабила объятия. — В какой-то мере. У меня ещё не заходило дальше поцелуев, причём ниже среднего. Во всяком случае, я надеюсь, что они были ниже среднего, потому что то, о чём я читала в книгах, было куда более впечатляюще. Но всякий раз, когда меня целовали, я не чувствовала, что это было просто желание поцеловать меня. Мне казалось, что за каждым из них стояла скрытая корыстная цель. — Это мерзко, когда для кого-то ты не личность, а просто тело с женской грудью. — Хуже некуда. Чжоу перемешала мороженое ложкой. — Гермиона, я знаю, ты вряд ли захочешь слушать. Но это не завладеет тобой. Если ты сама не позволишь. Тео не заслуживает того, чтобы иметь над тобой власть до конца твоих дней. — Пока мне трудно представить, что дело может обстоять иначе. — Это только пока. Со временем — не знаю, как долго это займёт — ты встретишь кого-то, кто заставит тебя испытать все эти впечатляющие штуки, о которых написано в книжках. Ты забудешь про Тео. Позволь себе получить наслаждение от близости, когда у тебя будет такой шанс. Во всяком случае, так у меня было с Седриком. Пока они сидели в темноте, обмениваясь своими историями и чувствами, мороженое безвозвратно таяло на тумбочке. Оказалось, что Чжоу была вовсе не так уже невыносима, когда не напрашивалась на всеобщее одобрение. Гермионе нравилось, что она могла поговорить по душам с кем-то, у кого не было серебряных глаз, видящих даже во мраке, с кем-то, кто не заставлял пальцы её ног сжиматься в судороге. В конечном итоге гриффиндорка не чувствовала себя даже на треть такой же расстроенной, какой была утром. Осознание того, что она не была одинока в своём горе, помогло воспрянуть духом. И заснуть в этот вечер было гораздо проще, чем Гермиона предполагала. Она больше не боролась со сном в ожидании визита Малфоя и не выглядывала в окно, чтобы проверить, стоит ли он у ворот. Если слизеринец больше не хотел быть возле Гермионы, это были его проблемы. Не её. Девушке снилась библиотека. Книги, до краёв наполненные знаниями. Понадобилось ещё два дня кромешной темноты, после которых Гермионе было позволено покинуть спальню. Андромеда предупредила, что какое-то время глаз будет адаптироваться к свету. Радовало, что хотя бы синяк почти прошёл. Принять душ было сродни попаданию в рай на земле. Она почти физически ощущала, как четыре дня уныния, боли и дремоты убегают в водосток. Вытерев рукой запотевшее зеркало, девушка посмотрела на новую себя. Белок правого глаза покраснел от лопнувших сосудиков. Синяк под бровью спал, но неровная линия явственно проступала на том месте, где была рана. Выйди она в таком виде после дуэли, Гермиона смотрелась бы по-настоящему круто. Ничего из одежды не сидело на ней нормально, поэтому, несмотря на стоявший на дворе ноябрь, девушке пришлось надеть платье, кардиган и махровые носки. Гриффиндорка была благодарна самой себе за то, что упаковала все эти вещи, казавшиеся раньше столь непрактичными. Она сделала в уме заметку, чтобы растянуть остальную одежду заклинанием. Лавандовое платье шуршало по лодыжкам Гермионы при каждом шаге. В кои-то веки девушка чувствовала себя хоть немного привлекательной. Когда она вошла в кухню, то застала там только Фреда и Джорджа. Увидев гриффиндорку, братья подняли безумный гвалт и едва не задушили её в объятиях. — Мерлиновы кальсоны, он тебя будь здоров отделал, — потрясая головой, проговорил Фред, разглядывая глаз девушки. — По-моему, вы отплатили ему его же монетой. — Гермиона опустила голову. — Спасибо. Это было дикостью, конечно, но вы не представляете, как я благодарна. — Ты шутишь? — Джордж снова приобнял её. — Мы хотели убить ублюдка! Гарри велел нам отступить, но, кажется, Малфой не слышал его. Гриффиндорка положила руку на грудь Уизли. — Кстати, об этом идиоте. Где он? Хочу поблагодарить его за организацию вооружённой банды. — Во дворе, дрова колет, — ответил Фред. — Дрова? — Ага. Нашёл своё призвание. Нам нужно было растопить камин, вот он и вызывался. И теперь ничем другим не занимается, псих ненормальный. Гермиона выглянула в кухонное окно и увидела Малфоя возле конюшни. В одной майке, он яростно обрушивал топор на поленья. Джордж подошёл к ней. — Представляю, что бы он устроил, если бы не потерял магию. — Наверное, просто выпускает пар, — защитила блондина гриффиндорка. — Пусть лучше так, чем срывается на вас двоих. Близнецы рассмеялись и принялись рассказывать, какой они задумали розыгрыш для слизеринца. Но Гермиона не слушала. Всё, что волновало её сейчас, были только плечи, размеренно двигающиеся всякий раз, когда парень методично поднимал и опускал топор. Он остановился, перенеся вес на левую ногу, чтобы вытереть пот со лба тыльной стороной руки. Очертания и цвет кожи делали Малфоя похожим на точно вылепленную скульптуру. — Гермиона! — раздалось сзади. — Ты вернулась! Обернувшись, она увидела Дина. Тот обнял гриффиндорку. — Как ты себя чувствуешь? — Гораздо лучше. Зрение пока мутноватое, но достаточное, чтобы передвигаться по дому. — Здорово. Я так рад! Слушай, мне, правда… Девушка подняла руку, останавливая его. — Не нужно. Спасибо за то, что вы сделали для меня, но, честно, я не хочу на этом заострять внимание. По сравнению с другими, я легко отделалась, и я это очень ценю. Давай просто притворимся, что ничего не происходило. Дин улыбнулся и легонько потёр её локоть. — Как скажешь. Их беседу прервал скрип двери. С горой поленьев в руках, в дом вошёл Малфой. Дрова заслоняли его лицо, поэтому, не заметив Гермионы, он прошагал через кухню. — Он такая душка, — прошептал Дин в ухо подруге, когда слизеринец удалился. — Правда? — удивилась Гермиона. — Да нет. Этот тупица едва проронил одно слово. — И чем же он занимается? — Пялится. Вообще, он помогает и всё такое. Много сидит с Тедди. Но не разговаривает ни с кем, если к нему не обратиться первым. С ним стряслось что-то по-настоящему скверное, Миона. Это больше не тот чувак, с которым мы учились в Хогвартсе. Она поджала губы и приподняла брови. — Любопытно. Малфой вернулся на кухню и, глядя на блестящие от пота руки парня, Гермиона задумалась, какой его кожа была сейчас наощупь. Он уже почти отвёл взгляд, но тут, наконец, заметил гриффиндорку и остановился как вкопанный. Парень принялся рассматривать её с головы до ног, не упуская ничего — глаз, платье, трёхдневная коса. — Привет, — поздоровалась девушка. — Привет, — ответил блондин глубоким грудным голосом. Фред, Джордж и Дин стояли между ними в полном молчании. Наверное, это была самая тихая минута в их жизни. Малфой смотрел ей в глаза в продолжение семи ударов сердца, а затем, без единого слова, вышел вон. Гермиона проводила его взглядом до самой конюшни. — Что это бы… — начал Джордж. — Ничего, — оборвала его Гермиона, пощипывая переносицу. — Ничего не было. Но она знала точно. Это было что угодно, только не ничего.