Полночные признания | Midnight Confessions

Январь. Прежде чем усесться на качели, сделанные из старой покрышки, Гермионе пришлось разморозить задубевшую верёвку. Верхушка Астрономической башни Хогвартса едва виднелась на фоне затянутого облаками пасмурного неба. Макгонагалл как-то рассказала, что спустя неделю после битвы эльфы привели школу в порядок, и у Гермионы отлегло от сердца. По крайней мере, тело Рона не осталось лежать на холодном каменном полу. Он был просто похоронен где-то у стен замка. Возможно, им никогда не узнать, где именно. В соседнем выгоне ржали лошади, которые что-то не поделили с овцами. Это выглядело так забавно, что Гермиона улыбнулась. Животным не было дела до людских войн и бед. Гриффиндорка уже начала забывать, что жизнь вокруг продолжалась. Сзади послышался хруст снежного наста и, обернувшись, Гермиона увидела Чжоу. На котгевранке были меховые наушники и, кажется, не меньше трёх пальто, надетых одно на другое. — Прости, если потревожила, — извинилась девушка, подходя к качелям, — но мне было просто необходимо уйти из этого дурдома. — Опять Офелия? — Как ни странно, нет. Близнецы умудрились превратить постирочную в клоповник, и Андромеда рассвирепела. Гермиона скривилась. — Да уж, как будто ей других забот не хватало. Давай побудем здесь, пока всё не уляжется. Или хотя бы до тех пор, пока нас не позовут помогать. — Давай, — кивнула Чжоу. — Утром голову помыла, мне только клопов не хватало. Из дома раздался вопль, сотрясший стены, а следом из дверей вылетели Фред и Джордж. Их разгорячённые физиономии светились гордостью, пока они сломя голову удирали в направлении конюшни. Через миг на крыльцо выскочила Андромеда, воинственно размахивающая волшебной палочкой. Такие дни напоминали гриффиндорке год, когда директором Хогвартса была Амбридж. Пока все предавались мрачным настроениям и унынию, близнецы сохраняли присутствие духа и чувство юмора. Гермиона и Чжоу качались по очереди, пока не перестали чувствовать собственные носы. Когтевранка заявила, что в наступившем году мечтает сделать что-то настолько отважное, о чём не стыдно будет рассказывать внукам. Гермиона ответила, что предел её чаяний — встретить конец войны бок о бок с лучшим другом. Девушки сошлись на желании, наконец, покинуть осточертевшую ферму и больше никогда в жизни не прикасаться к навозу. К обеду подруги всё-таки вернулись в дом, и Чжоу занялась сэндвичами с фаршированными яйцами. Маленький кусочек, который попробовала Гермиона, оказался просто изумительным. Как вообще можно было так вкусно готовить? — У меня башка раскалывается, — проскулил Дин, уткнувшись в стол лицом. — Ничего, привыкнешь, сынок, — приободрил друга Джордж, участливо похлопывая его по спине. — Ага, — подпел брату Фред, — когда-нибудь ты вырастешь и станешь большим мальчиком. — Отстаньте от него, — рассмеялся Гарри, — Дин не виноват, что принадлежит к лёгкой весовой категории. Дин поднял голову, только чтобы как следует пихнуть Гарри, а потом снова растёкся по столу, продолжая жаловаться на похмелье. Все доели (Гермиона искрошила свою порцию на мелкие кусочки), и Малфой убрал тарелки в раковину. Проснувшись этим утром, девушка обнаружила, что за ночь их ноги переплелись. Некоторое время волшебница размышляла, как быть, но блондин облегчил ей выбор, повернувшись во сне и освободив её лодыжки. Когда Гермиона вернулась из душа, слизеринца уже не было. Они встретились на кухне полчаса назад среди своих полуживых товарищей, которые силились вспомнить события вчерашнего дня. Чжоу успело вырвать завтраком. Пока Малфой мыл посуду, зарыдал Тедди. Андромеда вытащила его из стульчика и попыталась успокоить, но крики становились всё отчаяннее. — Что с ним? — спросил парень, отбрасывая мокрую тряпку. — Что-то болит? Андромеда оглядела малыша. — Кажется, снова зубки. Офелия поднялась и попыталась взять Тедди на руки, но это только усугубило ситуацию. Мальчик спрятал лицо на плече своей бабушки, отстраняясь от девушки. Когтевранка вспыхнула и вернулась на место. Тедди потянулся к брату с такой силой, что Андромеда едва удержала внука, и Малфой подхватил малыша как раз вовремя. — Пожалуйста, заморозьте что-нибудь для его зубов, — попросил её парень. — Грейнджер, помоги мне наверху, — добавил он. Ошеломлённая Гермиона застыла на месте, пока слизеринец, не дожидаясь её, отправился на второй этаж. Ей оставалось лишь неопределённо пожать плечами в ответ на удивлённые взгляды друзей. Девушка не могла не заметить, что к Андромеде блондин обратился с просьбой, а ей отдал распоряжение. Вместо комнаты Андромеды Гермиона нашла Малфоя в ванной. Он набирал воду. — Что с ним? — спросила девушка. Малфой протянул ей ребёнка, и пока она держала его под мышками, снял боди и подгузник. — Лихорадка. Он весь вспотел. Надо его охладить. — Ладно. Смотри только не перелей воды, достаточно будет по ножки. Малфой кивнул и завинтил краны. Попробовав локтем температуру, Гермиона погрузила малыша в ванную. Тедди извивался, изнемогая от жара и подступавшей болезни. — Держишь? — спросил слизеринец и опустился на колени рядом с девушкой. Гермиона передала ему мальчика и принялась осторожно орошать водой маленькое тельце. Появившаяся Андромеда протянула замороженную клубнику. — Это всё, что я смогла найти. Он не особенно любит ягоды, но ничего другого нет. — Спасибо. Гермиона предложила клубничину Тедди, но он тут же швырнул её в воду. — Ну и дерзкий же ты, парень, — хмыкнул Малфой. — У него жар, — сказала Гермиона. — У нас осталось зелье? Андромеда задумалась. — У меня было немного. Присмотрите за мальчиком, пока я схожу? А потом нужно будет его уложить. — Конечно. С кивком и взглядом, полным признательности, Андромеда удалилась. Малфой продолжал придерживать Тедди, а Гермиона протирала кожу малыша влажным полотенцем. — Как это тебе пришла идея с ванной? — поинтересовалась гриффиндорка. — Мама приказывала эльфам набирать ванну всякий раз, когда я болел. — Эльфам? Разве она не сама за тобой ухаживала? — Тебя правда это удивляет? Их локти соприкоснулись, когда девушка ополаскивала животик Тедди. Малфой каждый раз ухитрялся отколоть ещё один кусочек от её стеклянного сердца. История жизни слизеринского принца оставляла на нём всё новые трещины. — Мне жаль, — тихо проговорила гриффиндорка. Он почесал подбородок о плечо. — Ты слишком много извиняешься за других людей. — Ничего не могу с собой поделать. Эта черта не относится к моим достоинствам. — Ты не права. Но Нарцисса Малфой едва ли заслуживает, чтобы за её недостаток материнских чувств извинялась волшебница, которая в два раза её великодушнее. Гермиона спрятала на груди улыбку. — Как тебе это удаётся? — спросила она. — Что именно? — Говорить такие добрые слова с такой постной миной. Мне кажется, ты даже не моргнул. Малфой посмотрел на девушку без единой эмоции на лице. — Одно из множества моих достоинств. Гермиона брызнула на парня водой, намочив его закатанные рукава, что развеселило Тедди, который тут же принялся повторять за гриффиндоркой. Малфой вынес издевательства над собой совершенно невозмутимо, будто не заметив капель на лице. — Грейнджер, ты знала, что подаёшь плохой пример? — лишь процедил он, старательно жмурясь. — Веришь, но мне это уже говорили, — засмеялась девушка. Они позволили Тедди поплескаться в воде ещё немного, пока его лоб перестал быть обжигающе горячим. Потом Гермиона вытерла малыша махровым полотенцем, а блондин переодел его в чистый подгузник и костюмчик. Прежде чем мальчика положили в кроватку, вернувшаяся Андромеда дала ему пару ложек зелья и вышла, оставляя их одних. Но Тедди отказался засыпать и хныкал, поэтому Гермионе пришлось укачивать его на руках, пока малыша не сморило. Он спал так мирно, что девушка боялась перекладывать его в люльку. Малфой стоял, держась руками за раму балдахина, и его свитер снова задрался, обнажая бледную кожу, с которой Гермиона свела близкое знакомство вчера ночью. — У тебя так ловко получается, — заметила гриффиндорка, имея в виду Тедди. — Не ожидала, что ты станешь терпеливо возиться с ребёнком. — С младенцами проще. Посмотрим, что будет, когда он заговорит. — Он уже знает слово «нет». Кстати, от Гарри. — Ага, маленькому лепрекону доставляет удовольствие перечить мне, когда я запрещаю пачкать мои волосы яичницей. Девушка ухмыльнулась. — Мерлин, как же ты пережил испорченную причёску? Малфой опустил руки и возвёл глаза к небу. — В отличие от тебя, Гермиона, я не горжусь тем, что у меня на голове гнездо. Несмотря на то, что он произнёс её имя в саркастическом ключе, гриффиндорке хотелось купаться в этих звуках. — Учитывая, что все эти годы ты неустанно дразнишь меня из-за моих волос, можно подумать, что на самом деле ты в тайне восхищаешься ими. Малфой прислонился к столбу и скрестил на груди руки. Уголок его рта игриво изогнулся. — Можешь так думать, если тебе от этого легче, Грейнджер. Он снова назвал её по фамилии, и гриффиндорке это совсем не понравилось. Тедди чихнул во сне, напоминая о себе. Девушка с улыбкой посмотрела на малыша, надеясь, что он снова издаст этот умилительный звук, но мальчик лишь глубже зарылся в одеяло и безмятежно вздохнул. — Как думаешь, что будет дальше? — спросил Малфой. — Теперь, когда Поттер сможет ходить. — Если Орден в ближайшее время не предложит свой план, мы сами отправимся на поиски Нагайны. А потом… Она не смогла договорить. Слова были тут, готовые сорваться с языка, но, произнося, Гермиона словно приводила их в действие. Но Малфой понял. У него никогда не было проблем с тем, чтобы читать её мысли, как бы упорно девушка ни старалась закрыться от него. — Он знает? — только и спросил блондин. Гермионе пора было перестать удивляться острому уму Малфоя. Ведь, несмотря на вызывающее поведение, он всегда был одним из первых в классе. Слизеринец просто никогда не пытался применить свой интеллект на благое дело. Во всяком случае, до сих пор. — Уверена, он, не задумываясь, пожертвует собой, — ответила Гермиона. — Но не знает, что рано или поздно должен это сделать? — уточнил Малфой. Девушка пристыженно покачала головой. — В нужный момент он поймёт. — У них ведь есть связь, так? С Тем-Кого-Нельзя-Называть. Шрам. Гермиона заметила, что блондин больше не называл Волдеморта Тёмным Лордом. — Если Гарри, действительно, является крестражем, то да. Часть души отлетела в Гарри, когда были убиты его родители. Соответственно, чтобы уничтожить Того-Кого-Нельзя-Называть, необходима… — Смерть Поттера. — Кажется. В глубине души я надеюсь, что погибнет не Гарри, а лишь часть тёмной души. — А если нет? Сделав глубокий вдох, Гермиона опустила глаза на сладко посапывающего младенца. — Жизнь продолжится. В чём-то она будет хуже, но в чём-то — лучше. Всё будет не напрасно. Даже если я никогда не оправлюсь от произошедшего, я буду знать, что всё не зря. Девушка вновь подняла взгляд на Малфоя. Он смотрел на неё странно, и гриффиндорка не могла прочесть его чувств. Ребёнок пошевелился, и Гермиона осторожно переложила его на другую руку. — Ты правильно сделала, отослав родителей в Австралию, — неожиданно сказал блондин. — Что бы ни случилось с ними там, здесь их ждало бы что-то гораздо более ужасное. Это тоже было не зря. Не пытался ли он сообщить ей, что знал что-то о планах Волдеморта относительно родителей? Гермиона всегда подозревала, что Волдеморт собирался использовать их в своих целях, но предпочитала не думать об этом. — Расскажешь, что он хотел сделать с ними? — Нет. — Я хочу знать. — Нет. В голосе парня была гранитная твёрдость, и Гермиона поняла, что не выбьет из него больше ни слова. Какая бы судьба ни была уготована им от рук Волдеморта, они уже избежали её. Зато когда-нибудь это признание Малфоя даст ей шанс вымолить их прощение. — Если нам снова предстоит сражаться, встанешь ли ты с нами? С Орденом? Слизеринец оттолкнулся от стены, а потом снова привалился к ней и скрестил ноги, глядя в пол. — У меня нет магии. — Точно, — опомнилась девушка. — Но, если тебе удастся вернуть её? — Этого может никогда не произойти. — Но если? Вне всякого сомнения, Малфой понимал, что она ждала от него. Видел написанное на её лице горячее желание, чтобы он сказал «да». Её необходимость услышать две заветные буквы. — Если я вновь обрету волшебство, я буду сражаться. Гермиона вздёрнула голову, впиваясь в него алчным взглядом. — Даже против собственных родителей? — Даже против собственных родителей. — Малфой, не обещай того, что не сможешь… — Грейнджер, я сказал, что буду сражаться. Не потому, что хочу угодить тебе. Я отвечаю за свои слова. Всегда. Глаза парня заволокла тёмная пелена, стирая все следы весёлости на его лице. — Я не жалкий приспособленец, — продолжил он, — и давным-давно выбрал сторону. Я больше не хочу быть трусом. Он запомнил слова, брошенные Гермионой столько месяцев назад, и, как ни странно, они произвели на него действие. — Пожалуйста, подойди ко мне. Вот сюда, — указала она на место рядом с собой, и Малфой послушался, присев на корточки рядом с ней и Тедди. Гриффиндорка потянулась и поцеловала блондина в щёку. Туда, где проклятье обезобразило его кожу. — Ты давно уже не трус. Ещё немного, и она бы коснулась его губ. Не желая переходить незримую границу слизеринца, девушка откинулась в кресле. — Непозволительно пытаться тешить моё эго с ребёнком на руках, — проговорил Малфой. — Непозволительно? — Да. — И почему же? Слизеринец поставил руки на подлокотники, захватывая её в импровизированный плен, и склонился, всасывая чувствительную кожу у Гермионы за ухом. Обдавая её шею мурашками. — Потому что непристойно хотеть тебя, когда между нами лежит младенец, — прошептал парень. Интересно, джинсы всегда так плотно облегали его бёдра? Почувствовав неожиданный прилив храбрости, Гермиона ответила: — Значит, я вела себя ужасно непристойно, начиная с той первой ночи, когда ты взял Тедди на руки. Малфой зарылся лбом в её плечо и сдавленно прорычал. Девушке нравилось ощущать свою власть над ним. В такие моменты она верила, что способна завоевать весь мир. — Я пошёл. Не собираюсь сегодня доставлять ребёнку психологическую травму. — Сегодня? — Замолчи, Грейнджер. Ниточка между ними так сильно натянулась, что, когда парень вышел из комнаты, Гермионе стало по-настоящему больно. Они ступали по очень тонкому льду, и чувства, которые зарождались в душе девушки, начали не на шутку пугать её. Как и мучения, которые причинил Гермионе уход слизеринца. Остаток дня она просидела в кресле-качалке. Андромеда зашла перед ужином, чтобы проверить, не появился ли у мальчика аппетит. Когда Гермиона спустилась, Гарри готовил на кухне пастуший пирог. Его кресло стояло в стороне, пока, пошатываясь, он пытался чистить картошку. — Привет, — поздоровалась гриффиндорка, — помочь? — О, спасибо. Гарри практически рухнул в коляску, стоило Гермионе забрать у него нож. Гриффиндорец выглядел истощённым. — Андромеда сказала, проклятье разъело мои кости, поэтому теперь каждый день придётся пить костерост. — Так это же хорошо? — Ну… Да. В целом. Но я ожидал, что после лечения сразу смогу ходить. Как будто ничего не происходило. А теперь — снова ждать. Гермиона не отрывалась от картошки. Её движения были точны и отмерены. — Гарри, не заставляй меня снова повторять, что придётся ждать столько, сколько потребуется. — Знаю, знаю. Всё или ничего. — Вот именно. Твоим ногам нужно время на восстановление. Мы должны быть благодарны тому, что уже имеем. — Не думай, что я неблагодарен, Гермиона. Я просто расстроен тем, как много времени это занимает. — У нас всё получится, Гарри. Вот увидишь. Гарри кивнул и вернулся к приготовлению ужина. Он гораздо чаще, чем остальные, использовал магию, что было весьма логично в его положении. — Так ты собираешься рассказать, почему Малфой позвал тебя сегодня? — спросил гриффиндорец, не думая скрывать любопытства. — Нужно было помочь с ванной для Тедди. — Андромеда не могла справиться? Гермиона и сама не знала, почему он позвал её. Единственной рациональной причиной был параноидальный страх блондина, что в какой-то момент с ним случится приступ, и он может нечаянно уронить малыша в воду. — Понятия не имею, Гарри. Может, он не знал, что делать. Парень подозрительно сузил на неё глаза, но, кажется, в итоге поверил. — Ты ведь расскажешь, если между вами с Малфоем будет что-то происходить? Гермиона издала нервный смешок, проклиная себя за неумение лгать. — Я обязательно тебе расскажу, если будет, о чём. Но поводов особо нет. — Точно? Потому что ты то же самое говорила про Нотта, а чем всё в итоге кончилось? — Малфой совсем… Малфой совершенно не похож на Тео. Он может казаться отстранённым, неживым, но он просто изменился. Стал добрее. Малфой уже давно не тот испорченный мальчишка из школы. — Да, вот только где гарантия, что он изменился навсегда? — Мы все изменились навсегда, разве нет? Ни ты, ни я не вышли из войны невредимыми. Он потерял всё, как и я. Что плохого в том, что между нами зарождается дружба? Не глядя на Гермиону, Гарри методично перемешивал мясо и овощи. — Если он хоть одним пальцем тебя тронет… — Он этого не сделает. Во всяком случае, точно не нарочно. Не загоняй его в угол, заставляя отчитываться о своих мотивах. — Ладно, ладно, я понял. Девушка отрывисто кивнула и принялась накрывать на стол. — Вот и славно. Ты ведь помнишь, что у Дина аллергия на горошек? — Тьфу ты! Чуть позже, когда пирог, начисто лишённый следов бобовых, был съеден, ребята всё ещё сидели на кухне. Гермиона смогла осилить лишь три ложки, оставив остальное на ночь. Несмотря на немного пережаренную корочку, ужин у Гарри вышел отменным. Андромеда с Тедди удалились раньше, и разговоры за столом приняли довольно мрачный оборот для первого дня нового года. — Офелия, когда ты попала в Орден? — спросила Чжоу. — Тогда же, когда и мои родители, в день Битвы. Они живут в другом убежище, с вашим братом, — добавила девушка, обращаясь к близнецам. — С которым? — спросили они одновременно. — Кажется, Перси. Когда я получила от них письмо через профессора Макгонагалл, папа и мама рассказывали, что он постоянно ходит в министерских мантиях и отказывается носить непарные носки. По-моему, очень глупо. — Глупо, это уж точно, — усмехнулся Джордж. — Старый добрый Перс. Главный хохмач в нашей семье. — Да уж, — согласился Фред, — что ни слово, то умора. — А где твои родители, Дин? — спросил Гарри. — Всё ещё в Суррее. Во всяком случае, это то, что мне известно. У моего приёмного отца была кое-какая собственность рядом с Бредон Хиллом, поэтому они могут жить и там. Перед побегом я велел им не искать меня. Нелёгкое решение, но после того, что случилось с моим родным отцом, они отнеслись с пониманием. — А что с ним случилось? — спросила Офелия, кладя ладонь на руку Дина. Гермиона едва удержалась, чтобы не фыркнуть. — Пожиратели убили его за отказ присоединиться к ним. Мама и знать не знала, что он волшебник. Да и я думал, что маггл. — Какой ужас. Мне так жаль! Твоя мама бы очень тобой гордилась, если бы знала, что ты так отважно сражаешься за убеждения отца. — Спасибо, — ответил Дин, сжимая её руку в ответ. — Гермиона, а твои родители? — повернулся он к гриффиндорке. Малфой незаметно коснулся под столом её ноги. Он не смотрел на девушку, но давал понять, что рядом. — Они… Они в Австралии, — выдавила из себя Гермиона и откашлялась, стараясь выровнять голос. — Я попросила их оставаться там, пока возвращение домой не станет безопасным. — Ничего себе, — заметила Чжоу. — Да уж, — прозвенел голосок Офелии. — Как тебе удалось убедить их? Гарри слегка покачал головой, напоминая подруге, что она не обязана говорить об этом. Малфой подвинул ногу так, что они теперь соприкасались. — Они понимают, что от волшебного мира для них исходит угроза и что у меня есть друзья, которые позаботятся обо мне. Гриффиндорка искоса взглянула на слизеринца, который покручивал в руке вилку и не проявлял никакого видимого интереса к разговору. — Надеюсь, совсем скоро они смогут вернуться, — оптимистично подытожила Чжоу. Все посмотрели на Гермиону. Жалость в их глазах подняла волну тошноты. — Да, тоже надеюсь на это. — Так, народ! — хлопнул в ладоши Фред. — Забудьте о посуде и о картах. Устраиваем костёр! Давайте, поднимайте свои угрюмые задницы и выметайтесь на улицу! — Костёр? Да там минусовая температура! — попыталась возразить Гермиона. — Да, поэтому так замечательно иметь волшебную палочку, которая поможет согреться, не так ли? — хихикнул Джордж. Понимая, что сопротивление бесполезно, и не желая портить всем настроение своим занудством, гриффиндорка сдалась. Дин выкатил Гарри, и остальные последовали за ними. Мороз стоял такой крепкий, что Гермиона применила согревающие чары уже на крыльце. Правда, было всё равно зябко, поэтому оставалось надеяться лишь на то, что близнецы знают своё дело. И они не подвели. Братья заранее запаслись дровами, и после слаженной работы их волшебных палочек перед домом запылал костёр высотой с машину. Ребята расселись на брёвнах вокруг огня. Гермионе всё это напоминало поход в начальной школе. Она оказалась между Гарри и Чжоу, а Офелия выбрала себе место рядом с Малфоем. Гермиона заметила, что слизеринец дрожит от холода, и украдкой послала в него согревающее заклинание, получив в ответ немую благодарность. — Эй, чуваки, — прокричал Дин, — десерт подан! По щелчку его пальцев перед каждым появилась тарелка с маршмеллоу и кусочками шоколада. Вот, значит, как получал Малфой свою еду на чердаке, когда Дин применял то самое старое эльфийское заклинание. — Ого, классный трюк! — воскликнул Гарри. — Как ты это сделал? Но Дин лишь отвесил ему щелбан и подмигнул. Глядя на сладости у себя на коленях, Гермиона уже представляла, как съедает свою порцию до единой крошки. А потом берётся за тарелку Чжоу, потому что одной она явно не насытится. Остальные уже либо поджаривали маршмеллоу, либо, как дикари, набрасывались на шоколад, и лишь Офелия клевала по кусочку, как птичка. Отломив одну дольку, гриффиндорка воровато оглянулась вокруг, удостоверяясь, что никто, кроме Малфоя, не смотрел на неё. Блондин же ободряюще кивнул, и, набравшись храбрости, Гермиона положила шоколад в рот. Да, если раньше её бесстрашия хватало на сражения с троллем и Пожирателями смерти, то теперь подвигом было просто поесть на глазах у своих товарищей. Но гриффиндорка не успела дойти до зефира, когда её захлестнуло чувство стыда. Маленькими шажками, сказала она себе. Чтобы снова научиться бегать, сначала придётся ползать. — Давайте в «правду или действие»! — предложила Чжоу. — Только не это! — проскулил Дин. — Я ещё после вчерашнего не оклемался. — Ладно, тогда «две правды и одну ложь»? — Откуда ты знаешь столько маггловских игр? — со смехом изумилась Гермиона. — От Дина и Гарри. Надо было чаще спускаться к нам по вечерам! Гермиона подняла обе руки, сдаваясь: — Ладно-ладно, сейчас-то я с вами! — Хорошо. Так, все играют? Тогда начинаем с тебя, Фред. — Идёт. Задам вам высокую планку. Первое, я вломился в спальню мадам Помфри и застал её в одном белье, второе, до пяти лет я убеждал Джинни, что она — мальчик, и третье, на Святочном балу я засунул бомбу-вонючку Снейпу под мантию. Джордж по объективным причинам не участвовал в голосовании, и остальные дружно решили, что ложью была история с мадам Помфри. — Угадали, — признал Фред. — Это была профессор Трелони в бабулиных труселях. — Бее, — пробурчали все. — Очередь Гарри! — Так, — Гарри притворился, что раздумывает, хотя, наверняка, уже знал, что загадает. — Первое, мой дедушка придумал простоблеск для волос, второе, у меня есть татуировка в виде гиппогрифа на пятой точке, и третье, я храню один из Даров смерти. — Ну, это точно не Дары, — заявила Офелия. — У тебя не может быть татухи на заднице! — воскликнул Джордж. В конце концов все поддержали Офелию, а Гермиона благоразумно промолчала. Гарри солгал, сказав, что они угадали, но, впрочем, отказался демонстрировать гиппогрифа. Игра двигалась по кругу, и, наконец, пришёл черёд Малфоя. Кажется, блондина бесила необходимость участвовать в этой затее, но, тем не менее, он подчинился. — Первое, на распределении я хотел оказаться в Когтевране, второе, я одинаково хорошо владею правой и левой рукой, и третье, я встречался с маггловской королевой. Дин лишь издал короткое «ха!». — На хрена тебе было встречаться с королевой? — пробухтел Гарри. — То есть Когтевран тебя не смущает, Поттер? — Зная тебя, думаю, все три — ложь. Волшебники неприязненно уставились друг на друга, но положение спасла Чжоу. — Знаю точно про второе! Как-то раз Драко написал записку левой рукой, а потом заваривал чай правой. Подозрения Гарри оказались обоснованы, потому что все три факта были правдой. После того, как Малфоя забросали снежками за его вредность, он рассказал, что встреча с королевой была случайной. В детстве он по ошибке забежал в кабинет Министра магии, когда у того было совещание с его отцом, где присутствовала и королева. Но, судя по шлепку, который Драко получил от Люциуса, тот не испытывал никакого пиетета к маггловскому монарху. Вместе с пламенем затухла и игра. Народ начал расходиться, и вскоре на поляне остались лишь Чжоу, Малфой, Гермиона и тлеющие угли. — Думаете, у Гарри и правда есть тату? — позёвывая, спросила когтевранка. — Конечно, нет, — усмехнулась Гермиона. — Я видела его полностью обнажённого и, уверяю тебя, никаких гиппогрифов. Он просто подкалывал нас. — Так и знала! — возмутилась девушка. Волшебницы рассмеялись, Малфой же смерил Гермиону странным взглядом, будто всё ещё обдумывал её слова о том, что она видела голого Гарри. Когда Офелия ушла спать, он подвинулся лишь на одно место, и Гермиона была разочарована тем, что между ними всё ещё сохранялось пространство. В душе она умоляла Чжоу оставить их наедине, чтобы поскорее исправить это положение. — Ладно, пошли спать, — поднимаясь и стряхивая снег с колен, обратилась когтевранка к подруге. Гермиона неловко поёрзала на бревне. — Вообще-то… Я бы ещё посидела. — Точно? — Ага. Ты иди, ложись. Чжоу бросила быстрый взгляд на обоих и поджала губы, кажется, догадавшись, в чём дело. — Как знаешь. Тогда до завтра. Спокойной ночи. — Спокойной. — Спокойной ночи, — проснулись вдруг хорошие манеры слизеринца. Они сидели в тишине, пока не услышали, как хлопнула за Чжоу входная дверь. Тогда Гермиона махнула волшебной палочкой, возрождая угасший огонь, а блондин пододвинулся ближе к ней. Он протянул девушке свою тарелку. — Ты шоколад не доел, — озвучила она очевидное. — Не любишь зефир? — вместо ответа спросил он, ссыпая все оставшиеся сладости в одну миску. — Люблю. Просто не могла есть при всех. — Можешь есть сейчас, — сказал он, протягивая ей еду. — Не надо, Малфой… — Ешь, Грейнджер. Я же знаю, что ты голодная. А я и так пирога переел. Блондин отвернулся к костру, и по его лицу пробежали оранжевые и жёлтые отблески. Тёплые цвета делали его черты мягче. Гермиона никогда бы не подумала, что наступит день, и она признает, что Малфой прекрасен. Вот как сейчас. — Спасибо, — прошептала она, отщипывая кусочек. Парень, шутя, легонько пихнул её и бросил в огонь пригоршню снега. Поленья зашипели, а пламя на миг сделалось синим. — Признание? — спросила Гермиона, дожёвывая последнюю маршмеллинку. — Угу. — Мне не очень-то нравится быть девой в беде. Я обязательно отплачу тебе, так или иначе. Блондин развернулся к ней, оседлав бревно. — Ответное признание. Мне не особенно удаётся роль спасителя. Комплекс героя кажется мне слишком эгоистичным. — Слишком эгоистичным? Кто вы такой, мистер, и куда дели Драко Малфоя? — Не переживай, — усмехнулся слизеринец, — я в курсе, что не являюсь самым скромным волшебником в мире. Так уж я воспитан. Он прикоснулся к уголку её губ, стирая остатки сахарной пудры и заставляя девушку покраснеть. — Хоть я и против идеи отплаты, всё-таки, что ты имела в виду? Гермиона отставила миску и перебралась на колени к Малфою. Что обычно хотят мужчины в качестве благодарности? — Как насчёт этого? — промурлыкала она, стараясь унять выпрыгивающее из груди сердце. Слизеринец придвинул её с коленей на бёдра, и покачал головой. — Не надо. Отвержение было новым видом унижения для Гермионы. Оказывается, оно жгло сильнее, чем любое проклятие. — Не нужно зарабатывать моё расположение, — пояснил блондин. — Ты должна хотеть сама, а не пытаться ублажить меня. Слизеринец скользнул рукой вдоль её уха и заправил выбившийся локон. Гермиона была права, когда говорила Гарри, что Малфой совсем не похож на Тео. На самом деле, он не был похож ни на одного знакомого ей мужчину. — Мне нужно твоё признание, — сказала девушка, и в её голосе слышалась мольба. — Ты читаешь меня, словно открытую книгу, тогда как я понятия не имею, что творится в твоей голове. — Ты можешь спросить меня о чём угодно, Грейнджер. — Скажи, я по-прежнему для тебя грязнокровка? Малфой вздрогнул, и сердце Гермионы упало. Она принялась слезать с его коленей, но парень удержал её. — Не уходи. — И ради чего мне оставаться, Малфой? — Это слово употребляли как оружие в моём доме. Оно было самым крепким ругательством, которое я выучил ребёнком, и я был неправ, использовав его против тебя. Во мне говорила зависть. Гермиона нахмурилась. — Чему ты мог завидовать? — Я родился в самой чистокровной семье колдовской Англии и, даже имея фору, вынужден был вечно соревноваться с тобой в школе. Всё получалось у тебя так естественно, что я ненавидел тебя за это. — Знал бы ты, скольких трудов мне стоила эта естественность, — ответила Гермиона, качая головой. Малфой сделал движение рукой, словно хотел притронуться к ней, но осёкся, и девушка поёжилась. Неужели ему было противно? — Ты стыдишься прикоснуться ко мне? — напрямик спросила она. Пламя почти угасло, и глаза слизеринца вспыхнули в темноте, когда он бросил на гриффиндорку острый взгляд. — Ни капли. — Тогда почему ты не… — Потому что я не хочу решать наши разногласия таким способом. — Не потому, что боишься испачкаться об меня? — прошептала Гермиона. Малфой со смехом выдохнул. — Знаешь, что меня пачкает? Шрамы, тёмная магия на теле, а вовсе не ты. Ты, — он невесомо провёл пальцем по её переносице, — ты делаешь меня чище. В прикосновениях Малфоя никогда не было спешки, и теперь Гермиона поняла, что он делал это умышленно. Парень всегда оставлял ей пути для отступления. — Хочешь, я назову ещё одно твоё достоинство? — Вряд ли что-то такое, чего я не слышал раньше, — съязвил блондин. Гриффиндорка пихнула его в грудь. — Не будь таким балбесом! — Малфой запрокинул голову и рассмеялся. — Ты не заставляешь меня чувствовать себя загнанной в угол. Слизеринец опустил на неё глаза. — Я не слышал этого раньше. И пусть Малфой сказал, что не хочет решать ссоры таким способом, Гермионе ужасно захотелось его поцеловать. В губы. Так, чтобы захватило дух. Но блондин уважал её границы, и следовало отвечать ему тем же. Она провела рукой по его отросшим волосам и поцеловала в щёку, там, где её пересекал рубец, затем спустилась ниже, к подбородку. Малфой тихонько простонал и, подхватив её под ягодицы, притянул ближе к себе. В костре потрескивали последние угли, а Гермиона покрывала поцелуями его шею и, запустив руки под рубашку парня, поглаживала его спину. Блондин приподнял её, пытаясь уложить на бревно, но потерял равновесие, увлекая их обоих в рыхлый снег. Они ударились лбами, так что из глаз гриффиндорки посыпались искры. Девушка охнула и расхохоталась. — Ты цела? — с беспокойством спросил Малфой, осматривая её. — Не такой ты и ловкий, как мне раньше казалось, — шутливо ответила Гермиона, хватаясь за его предплечье. — Вижу, что цела, — усмехнулся парень. Лёд покалывал голую кожу там, где задралась куртка, но ей так не хотелось вставать. Малфой поднялся первым, подавая ей руку. Их ладони были соединены восемь секунд, прежде чем волшебники направились в дом. В этот момент Гермиона вдруг осознала, что именно блондин контролирует то, что происходит между ними. Он всё начал, он же мог и закончить. В любой момент. Тишину нарушало лишь поскрипывание снега под их подошвами, и, бредя за Малфоем, девушка поняла, что впервые в жизни ответственность лежала не на ней. И Гермионе это нравилось.