Полночные признания | Midnight Confessions

Гермиона была бы не прочь просыпаться с рукой Малфоя под своей футболкой каждый день. Её лицо было наполовину вдавлено в подушку, наполовину — зарыто в шею блондина. Девушка очнулась оттого, что он бездумно чертил по её спине буквы. — Ты совсем не спал? — проскрипела волшебница. — Я же сказал, не особо люблю спать. — А я не особо люблю, когда на меня спящую кто-то смотрит. Как-то не по себе становится. Слизеринец засмеялся и повернул Гермиону так, что теперь он мог свободно положить ладонь на её живот. — Ты знала, что разговариваешь во сне? Прохладный воздух напомнил о том, что на ней не было белья. Гермионе жутко захотелось прикоснуться к соскам, чтобы они перестали быть такими твёрдыми. В итоге девушка решила положить руку на ладонь, покоящуюся на её рёбрах. — Не знала, — обиделась гриффиндорка. — Перестань выдумывать. — Я когда-нибудь врал тебе, Грейнджер? И скажи на милость, что ещё за Санта? Гермиона сразу вспомнила сон. Это было Рождество, в которое она, наконец, осознала, что Санта-Клауса не существует. Гермионе было шесть лет, когда она разбила аргументы мамы в пух и прах, доказав, что никакому существу просто не под силу разнести подарки каждому ребёнку на планете за одну ночь. Маме оставалось лишь призвать свою дочь поверить в волшебство. Рассказывайте потом о предзнаменованиях. — Санта — это маггловский персонаж, — принялась девушка объяснять Малфою, — который, как родители говорят своим детям, вместе с эльфами готовит для них подарки к Рождеству. Он попадает в дом через трубу и оставляет подарки под ёлкой тем, кто хорошо себя вёл. — А, так Санта и есть Рождественский дед. Знаю, знаю. Не обижайся, конечно, но магглы — психи чёртовы. — Ты просто не понимаешь их культуру. Если бы ты вырос, оставляя молоко и печенье для белобородого старичка в красном костюме, то вряд ли считал это безумием. Слизеринец поцеловал девушку в плечо. — Нет, всё равно бы считал. Я рациональный человек, а это, — он легонько прикусил её, — просто смехотворно. — Терпеть тебя не могу, ты ведь знаешь, да? — Знаю, знаю, — улыбнулся парень, вылезая из-под простыней. Он согнулся и хрипло раскашлялся в сгиб локтя. Гермиона села в кровати. — Ты спал вчера весь день, потому что тебе нездоровилось? — Я просто кашлянул. Что, и кашлянуть нельзя? — Нельзя. — Она схватила подушку и вмазала по Малфою. — Почему ты сразу не сказал мне, дубина? Я бы заварила тебе чаю или дала лекарство, вместо… ну… ты понял. Блондин бросил ей довольный взгляд через плечо. — Твои руки были прекрасным лекарством. Гермионе захотелось запрыгнуть на него и дурашливо расцеловать. Несколько секунд она взвешивала эту идею в уме, но в следующий миг слизеринец снова поперхнулся. — А ну-ка топай в душ, а потом залезай в кровать, только на этот раз, действительно, спи. — Грейнджер, это совершенно лишнее. Я абсолютно здо… — он снова кашлянул, — ров. Гермиона выскользнула из кровати и, проворно надев свежие трусики, встала перед парнем. Он машинально положил руки на её колени, но не пошёл выше. Странное чувство, хотеть, чтобы кто-то потрогал тебя за задницу. Но она подумает об этом позже. — Как мне убедить тебя отправиться в горячий душ? Блондин поджал губы, делая вид, что размышляет. — Составить мне компанию? — Чтобы нас увидели выходящим из него вместе? Нет уж. И потом, тебе явно не понравится помогать мне с мытьём волос. Тяжкий физический труд не твоё. — Значит, теперь ты не хочешь, чтобы остальные знали, что мы проводим вместе время. Что же случилось с нашей львицей, которая вчера рычала, что я стыжусь её? А ты меня не стыдишься, Грейнджер? Проводим вместе время. — Нет! — Она скрестила на груди руки. — Есть огромная разница между нежеланием быть засыпанной дурацкими вопросами и отвращением. Хочешь рассказать обо всём Гарри? Или мне самой это сделать? Уверена, он будет рад узнать, что я обожаю проводить время с Драко Малфоем, стоящим передо мной на коленях и рвущим на клочки моё бельё. Он сжал её ноги. — Давай. Только предупреди заранее, когда соберёшься рассказать ему. Я хочу запомнить выражение его физиономии на всю жизнь. — Отлично. — Отлично. — Замечательно. — Замечательно. Ни один из них не собирался никому рассказывать, и оба знали это. На самом деле они стыдились. В глубине души каждый из них считал, что поступал эгоистично. Люди гибли на передовой. Война — не время для секса. А, может, наоборот. Самое время. Ведь жизнь коротка. Гермиона взяла его лицо в руки и слегка встряхнула. — Иди. Уже. В. Душ. — Да, да, да. — Он едва сдержался, чтобы не чихнуть. — Жаль, что мне придётся идти одному. — Ничего, переживёшь. — Едва ли. С этим Малфой, наконец, поднялся и вышел из комнаты. Впрочем, не раньше, чем убедился в отсутствии свидетелей. Часы на тумбочке показывали 8.12. Забравшись обратно под одеяло, Гермиона вымученно простонала. Она скучала по тем временам, когда спала по восемнадцать часов. Гриффиндорка давно уже не уходила посреди дня, чтобы вздремнуть. Зато её панические атаки теперь происходили раз в неделю вместо раза в день. Это было чудесно. Это было прогрессом. Совсем скоро она восстановится настолько, что сможет снова отправиться с Гарри спасать волшебный мир. Гарри рассчитывал на неё. Все на неё рассчитывали. Малфой вернулся из душа с полотенцем, повязанным на бёдрах. Он выглядел ещё хуже. Его кожа приобрела сероватый оттенок, а тело потихоньку скукоживалось. — Ложись скорее, — забеспокоилась Гермиона. — Выглядишь неважно. Блондин привалился к стене и закрыл глаза. — Не впервой. — Давай, — гриффиндорка потянула его за руку, усаживая на краешек матраса. — Если ты ляжешь здесь, я смогу за тобой приглядывать. Малфой уселся и, натянув штаны, повалился на подушку. Волшебница вытащила из-под него одеяло и попыталась укрыть, но парень начал потеть и скинул покрывало. — Не надо со мной нянчиться, — пробормотал блондин, — я сам могу о себе позаботиться. — Ты серьёзно собираешься со мной бороться? — Кто я, если не человек, борющийся с тобой, Грейнджер? Без лишних церемоний Гермиона откинула его руки и подоткнула одеяло. — Ты форменный болван и заноза в заднице, вот кто. — Малфой закрыл глаза, когда девушка осторожно убрала чёлку с его лица. — Почему всем вам нужно быть такими упрямыми? Не можете принять помощи, сразу чувствуете покушение на свою мужественность. — Не могу отвечать за шрамоголового Поттера, но во мне говорит скорее гордость, чем вся эта мужицкая фигня. — Ага, только это одно и то же. — Конечно. Гермиона закусила губу, сдерживая просившееся на язык ругательство. — Тебе не следует больше так называть Гарри. — Это ещё почему? — спросил Малфой, всё ещё не разлепляя век. — Потому что ты теперь тоже шрамоголовый. Слизеринец приоткрыл один глаз, стараясь смотреть со всей возможной яростью и возмущением. Гермиона невинно улыбалась, но вскоре ухмыльнулась во весь рот. — Я говорил, насколько не перевариваю тебя? — спросил парень, кашляя в одеяло. — Очень сильно. Очень-очень. — Ну-ну. Я бы сказала, что в последнее время стала весьма нравиться тебе, Драко Малфой. — Чрезвычайно спорное утверждение. Кажется, слизеринец сдался и обмяк на подушке. Гермиона погладила его по щеке, не в силах оторвать взгляда от припухших розоватых губ. Они так и манили её к себе. Только нравственное усилие заставило девушку дать ему заснуть. Гриффиндорка плотно задёрнула шторы, поставила стакан воды на тумбочку и наложила на комнату охлаждающее заклинание. Когда она уходила из спальни, рот Малфоя был слегка приоткрыт. Он тяжело дышал во сне. На всякий случай Гермиона заперла дверь двумя разными заклинаниями. Одно для хорошего сна блондина, второе — для спокойствия её души. Девушка направилась к лестнице, когда её внимание привлекла свисающая с потолка верёвка. Она посмотрела на люк, ведущий на чердак, затем на собственную дверь и снова на люк. Любопытство так и распирало гриффиндорку. Она потянула за верёвку, отступая, когда лестница бесшумно соскользнула на ковёр под её ногами. Всё ещё сомневаясь, не нарушает ли она свой моральный кодекс и личные границы Малфоя, Гермиона вскарабкалась наверх. Когда она очутилась в комнате, то, что открылось её взгляду, поразило девушку. Гриффиндорка ожидала увидеть клочья пыли, нагромождение дряхлой мебели, мышиный помёт, но реальность оказалась гораздо грустнее. Здесь не было ничего. Наваленные друг на друга одеяла создавали подобие кровати. Кроме них убранство чердака составляли лишь две старые покрышки и комод. — О, Малфой, — сочувственно проговорила она, — как ты только здесь с ума не сошёл? Уверена, что не сошёл? — раздался внутренний голос. — Вообще-то он с тобой связался. Гермиона встряхнула головой, прогоняя нежеланные мысли. Она вдруг осознала, что, лишённый волшебства, слизеринец не мог наколдовать себе приличную постель и при этом оставался здесь все эти месяцы, ни разу не пожаловавшись, даже в их ночные встречи. Неудивительно, что он не любил спать. Послонявшись по клетушке, Гермиона не нашла ничего, кроме обрывков паутины и осколков. Если бы она не знала, что здесь живёт Малфой, то решила бы, что место оставалось необитаемым уже несколько десятков лет. В комоде обнаружились аккуратно сложенные стопки вещей, которые носил блондин. По одному из ящиков бесприютно каталась его волшебная палочка. На самом деле она принадлежала Нарциссе, ведь хозяином палочки Малфоя стал Гарри. Гермиону только сейчас озарило, что ни один из них не касался этого предмета ранее. Рядом с палочкой лежали два кольца. Одно из них было слизеринским перстнем, а второе носило фамильный герб Малфоев. Оба выглядели отвратительно роскошно. Любопытно, что блондин не надевал ни одно из них. В последнем ящике лежало письмо от Люциуса. Оно было вытащено из конверта и выглядело так, словно его каждый день перечитывали. Ненавидя себя за хочувсезнайство, Гермиона развернула пергамент. Сын мой, Сегодня, в день твоего одиннадцатилетия, ты входишь в пору становления мужчиной, которым я тебя всегда воспитывал. Мы будем видеться реже, но всё это ради укрепления имени Малфоев, которому ты, несомненно, поспособствуешь, получив знания и став могущественным волшебником в Хогвартсе. Прежде чем ты отправишься в путь, я хочу, чтобы ты знал. Я горжусь тобой, Драко. Какие бы ошибки ты не совершил в прошлом, какие бы ошибки не будут совершены тобой в будущем, знай. Я всегда останусь на твоей стороне. У Гермионы упало сердце. Прижав бумагу к груди, она осознала, что творит. Как грубо вторгается в самое сокровенное и важное воспоминание Малфоя. Письмо не заканчивалось на этом, но девушка не могла продолжать. Это всё, что осталось у слизеринца до того, как отец отвернулся от него. Гриффиндорка вернула письмо на место и с силой задвинула ящик обратно. Звякнули кольца, палочка глухо прокатилась по деревянному днищу. Всего каких-то две минуты в этом месте, а она уже чувствовала приступ клаустрофобии. В дальнем конце комнатёнки было окно. Гермиона в два шага преодолела расстояние и распахнула створки, с жадностью вдыхая свежий воздух и пытаясь успокоить мечущийся разум. Она понятия не имела, как Малфой не выпрыгнул отсюда в первую же неделю своего пребывания тут. Из окна открывался идеальный вид на дальние холмы и Астрономическую башню между ними. Он не успокоил, но отвлёк девушку. Если бы кто-то стоял на этом самом месте два года тому назад, то мог бы издали увидеть картину гибели Дамблдора. — Бьюсь об заклад, ты думал об этом всякий раз, когда смотрел туда, — сказала Гермиона призраку Малфоя. Слева от окна на крыше был выступ, на который можно было присесть. Из угла между черепицами выглядывал смятый пакет от чипсов. Гермиона не покупала таких уже несколько месяцев. Она представила, как Малфой встречал здесь восход солнца, и улыбнулась. Наверное, стоит одолжить ему книгу, чтобы он мог читать здесь, когда потеплеет. Волшебница закрыла окно и вернулась в темноту чердака. Она боролась с искушением трансфигурировать кипу одеял в человеческую кровать, но потом решила не выдавать своё посещение его жилища без разрешения. Гораздо проще было уговорить его остаться жить в её комнате. Сиротливость этой каморки вдребезги разбила стеклянное сердце Гермионы. Она была тюрьмой внутри тюрьмы, в которую Малфой заточил себя сам, признав полностью виновным во всех возможных грехах. Немудрено, что он видел здесь кошмары. Она бы тоже их видела, если бы ютилась на этой лежанке, слышала смех снизу, видела тренировки ребят из окна. Безысходность начала поедать гриффиндорку, и она поспешила наружу, пока не стало слишком поздно. Едва девушка успела захлопнуть чердачный люк, как на лестнице показался Фред, напугавший её до чёртиков. — Доброе утро! — жизнерадостно воскликнул парень. — Доброе! — взвизгнула Гермиона, выдавая свой испуг высокой нотой. Фред явно почувствовал, что дело нечисто. — Ты что замышляешь, Грейнджер? — Ничего. — Не на того напала. Ты явно что-то замышляешь. И что же? Не желаешь поделиться с классом? Гриффиндорка разразилась самым фальшивым в своей жизни смехом. — Не выдумывай! Я просто спускалась на завтрак, а ты меня напугал, — развела она руками. — На завтрак, да? — Ага. — Прямо в трусах? А штаны у Малфоя забыла? Гермиона в ужасе опустила взгляд к своим голым ногам. Чтоб тебя! Фред похлопал её по плечу и с добродушным смешком прошествовал к душу. — Ладно-ладно, Миона, шутка. Видит Мерлин, ты ни за что бы не подошла к белобрысому ушлёпку и на длину палки от метлы. Остаток фразы утонул в недрах ванной комнаты, и девушка так и не набралась храбрости уточнить, что он подразумевал под своими словами. Чтобы не возвращаться, она трансфигурировала верх пижамы в платье. Гермиона всеми способами старалась оттянуть возвращение в спальню. Она делала вид, что хочет побыть вместе с Чжоу, сходила за покупками с Офелией (которая забыла добавить в список лекарства), помогла Дину отточить его жалящее заклинание и даже поучаствовала в испытании нового розыгрыша Уизли. Народ начал интересоваться, где Малфой, на что Гермиона лишь пожимала плечами, говоря, что вчера он жаловался на здоровье. Никто не заподозрил гриффиндорку во лжи. После обеда профессор Макгонагалл нанесла им неожиданный визит. Складки тёмно-синей мантии элегантно заструились вокруг силуэта Минервы, когда полосатая кошка приняла обличье человека. — Здравствуйте, профессор! — весело поприветствовал её Джордж. — Вы пришли, чтобы, наконец, освободить нас с этой вшивой фермы? Макгонагалл поджала губы и сложила руки на груди. — Боюсь, что нет, мистер Уизли. Вам и вашим друзьям придётся ещё задержаться на этой, как вы изволили выразиться, «вшивой ферме», которую я когда-то имела счастье называть своим домом. Джордж разом поник, словно сдувшийся воздушный шар, но вовсе не оттого, что обидел учителя. Гермиона поставила греться воду, предложив всем присутствующим чаю. — Мисс Грейнджер, на самом деле я бы хотела переговорить с вами и мистером Поттером с глазу на глаз. Кроме гриффиндорки в кухне были лишь Чжоу и близнецы, и во всех трёх взглядах, брошенных на подругу, засветились огоньки надежды. Гермиона отправилась за Гарри, и они встретили Макгонагалл в гостиной. Гарри трансфигурировал коляску в пару костылей, и теперь, хотя ему было немного труднее, он передвигался гораздо резвей. Он задвинул костыли за диван, куда они с Гермионой опустились. Одинаково взвинченные. — Спасибо, что согласились встретиться со мной, мистер Поттер и мисс Грейнджер. Приношу свои извинения за долгое отсутствие на ферме. Полагаю, вы провели чудесное Рождество в прошлом месяце? Гриффиндорка кивнула, но Гарри нахмурился. — Оно не было чудесным, но прошло неплохо, учитывая обстоятельства, — проговорил он с раздражением. — Говоря об обстоятельствах, вы имеете в виду возобновление войны? — А она когда-то замирала? — выплюнул парень. — Или мы были трусами, прячась здесь? Гермиона сжала его коленку и пихнула в бок, заставляя замолчать и не наговорить того, о чём он пожалеет назавтра. — Я понимаю ваше разочарование, мистер Поттер, и уверена, что значительная часть горечи произрастает из вашего ранения, в лечении которого, как мне известно, наметилась положительная динамика. Андромеда заслуживает награды за свои врачевательные усилия, а вы, мисс Грейнджер, — за проницательность в обнаружении диагноза. Макгонагалл заговаривала им зубы, и сама понимала, что они почувствовали это. — Так вот. Сегодня я прибыла в надежде обсудить с вами следующий удар Ордена. Мы хотим иметь на руках определённый план на тот случай, если Пожиратели смерти вернутся в Британию. — Профессор, могу я высказаться? — спросила Гермиона. — Мы и Гарри не знаем, что должен сделать Орден. Перед нами лишь два очевидных шага, которые могут приблизить нас к победе над Тем-Кого-Нельзя-Называть, и оба они связаны с крестражами. Нам не нужна армия. Чтобы найти ключ к перелому в войне, достаточно нас с Гарри. — Об этом не может быть и речи, мисс Грейнджер. — Но почему нет? У нас уже есть опыт, мы сможем их найти. — Побег вашей троицы в прошлом году едва ли можно назвать стратегическим планом. Вы совершили бездумный, безответственный поступок. Как бы я ни восхищалась вашей отвагой, это не может повториться. Бремя войны слишком тяжело, чтобы его несли двое. Гермионе хотелось фыркнуть. Закричать, что оно и так уже лежит на них. На плечах Гарри. На всей его жизни. Но она не могла. — Тогда чего вы просите у нас, профессор? — спросил Гарри, опершись руками о бёдра. — Информации о крестражах? План битвы? Мы уже сказали, что нужно сделать. И, по вашему приказу или нет, но мы найдём Того-Кого-Нельзя-Называть. Макгонагалл вздохнула. — Мистер Поттер, его нет в стране. Мои источники информируют нас, что он ослаблен, но намерен вскоре вернуться. — Мы рассказали вам всё, что знали, а вот вы недоговариваете… — Я сообщаю вам ровно столько, сколько вам полагается… — Вы лжёте! — Гарри! — прошипела Гермиона. — Хватит. Они не говорят нам потому, что знают: нас не будет на ферме в ту же секунду, как ты выздоровеешь. Минерва склонила голову. — Мисс Грейнджер, мистер Поттер, вы потребуетесь Ордену, когда придёт время. До этой поры я всячески призываю вас оставаться в безопасности. Вы будете уведомлены, как только нога Того-Кого-Нельзя-Называть переступит границу Британии. И тогда, и только тогда, мы будем действовать сообща. Гарри яростно выдохнул и вонзился пальцами в подлокотник. Гермиона очень бы хотела успокоить его, но, честно говоря, сама не знала, чем. — Есть ли что-то ещё, что вы могли бы сообщить Ордену о крестражах? — спросила Макгонагалл. — Нет, — резко ответил Гарри. — Мы не знаем, что является седьмым крестражем, но шестой — змея. Вам нужен клык василиска или меч Гриффиндора. Это единственные известные нам оружия. И, пока её лучший друг разражался тирадой по поводу их изысканий в чёрной магии, Гермиона смотрела на него с трепетным ужасом. Он понятия не имел, что являлся последним крестражем. Или не говорил ей. Гермиона умирала оттого, что не могла рассказать ему. Как можно было сообщить Гарри и не убить его морально? Как сказать ему, что всё зря? Что, сколько бы он ни боролся, ему никогда не увидеть мира после войны? У гриффиндорки перехватило дыхание, и ей пришлось начать считать про себя, чтобы прийти в чувство. Гарри продолжал говорить, но девушка не слышала его. Она думала, каково ей будет, когда оба её лучших друга окажутся мертвы. О том, как она вынуждена будет идти на двое похорон, произносить там речи, а потом принимать за них посмертные награды и выдавливать из себя фальшивую улыбку, притворяясь, что жизнь продолжается. Нет, уж лучше тоже умереть. Быть может, Волдеморту понадобится её голова. Или, того лучше, Беллатриса потребует второй раунд. Обе этих вероятности были всё же лучше, чем перспектива оказаться коронованной героиней войны, стоящей на пьедестале в полном одиночестве. Когда Макгонагалл, наконец, устала от неучтивости Гарри, она удалилась посовещаться с Андромедой. Ноги сами привели Гермиону наверх. Дверь скрипнула, когда она чуточку приоткрыла её. В темноте выделялась копна светлых волос. Тишина была наполнена лишь размеренным дыханием спящего Малфоя. Гриффиндорка вошла и заперла дверь, прежде чем осторожно притулиться рядом с парнем. Приложив ладонь к его лбу, девушка почувствовала, что он всё ещё горел. Если она поторопится, то ещё успеет в аптеку. Дыхание блондина прервалось, и он слабо простонал. Гермиона знала, что Малфою снился кошмар, но не понимала, стоит ли ей разбудить его или этим она сделает только хуже. Её рука замерла над щекой слизеринца, пока девушка боролась с нерешительностью. Но в этот момент голова юноши дёрнулась, и он задел её ладонь, тотчас проснувшись. Малфой сразу попытался сесть. Его глаза расширились, пока он панически старался что-то разглядеть в кромешной темноте. — Эй, эй, — успокоила его Гермиона, — это я. Всё хорошо. Малфой хватал ртом воздух, всё ещё дезориентированный. Он огляделся вокруг, потом снова посмотрел на волшебницу. — Грейнджер? — Тебе снился плохой сон, а я не знала, стоило ли тебя поднять. — Я… — он моргнул несколько раз, а потом застыл. — Я в порядке. Как обычно. Гермиона подала блондину воду и набросила на его тело охлаждающие чары. Малфой издал облегчённый низкий стон в стакан, когда его грудь очистилась от пота. В последнее время гриффиндорка успела полюбить этот звук. Он вернул стакан на тумбочку и снова растянулся на кровати, уставившись в потолок. Больше всего Гермионе хотелось лечь сверху и, приникнув к груди, слушать биение его сердца. — Можно спросить, что тебе снилось? — спросила она, в реальности не двигаясь с места. — Эльфы. — Эльфы? — Эльфы. Последний раз, когда Гермиона видела эльфов, был в Малфой Мэноре. Их хаотично разбросанные тела разлагались в садах поместья. — Они умирали, — продолжил он. — Их использовали в качестве тренировочных мишеней для новых проклятий. Я никогда не смогу заглушить их крики в своей голове. — Я их видела. В Мэноре. Рядом с павлинами. Все они были замучены до смерти. Даже когда дом горел, я всё равно… всё равно чувствовала этот запах. Воспоминание подступило к горлу тошнотворной желчью. Гермиона сглотнула её, но в глазах защипало. Малфой потянулся и вытер собравшиеся капельки в уголках её глаз. — Ты не должна была видеть это, — прошептал он. — Тебя не должны были принуждать делать им больно. Парень коротко кивнул, но не смог посмотреть на неё. — Макгонагалл здесь. Она хотела узнать наши с Гарри мысли о том, что Орден должен будет предпринять, когда он вернётся. — И что вы сказали? — Что Ордену необязательно что-то делать, что мы с Гарри в состоянии сами найти змею. Она фыркнула и покачала головой, чтобы не расплакаться. — Это просто охренительно тупо. Что за фигню мы творим, Малфой? Сидим на этой ферме. Ферме, блин! А в это время Пожиратели раскинули щупальца по всей Европе. Малфой сел. — И что ты намерена делать? Хочешь убежать? — Нет. Может быть. Не знаю. Убежать звучит лучше, чем сидеть здесь сиднем и ничего не предпринимать. — Поттер будет взбешён, если ты сбежишь. Ты нужна ему. А он тебе. Ты возненавидишь себя за это, когда он умрёт. — В этом-то и дело! — яростно встряхнула волосами девушка. — Гарри должен умереть. Это единственный способ выиграть войну, и я думаю, что лучше бы мне никогда этого не знать. Может, было бы проще, если бы я игнорировала факты и не догадалась? — Было бы тебе легче, если бы ты заранее знала о том, что Уизли суждено погибнуть? Гермиона похолодела. Они старались никогда не обсуждать Рона, зная, какая это болезненная тема. Обычно, когда кто-то произносил его имя, первым желанием гриффиндорки было выцарапать говорящему глаза. — Н…нет, — наконец, выдавила она. — Мне было бы так же больно. — Значит, это ничего не меняет. Поттер слишком сильно на тебя полагается. Он уже давно должен был догадаться, что шрам — что-то гораздо большее, чем просто след в виде молнии. Его неведение не твоя вина. — Как мне рассказать ему, Малфой? Я не смогу рассказать, не раздавив его. Блондин поднял её подбородок. — Имей больше веры в Поттера. Он с самого начала ждал какой-то подлянки. Ты можешь либо рассказать ему сейчас и продлить его мучения, либо подождать до критического момента, когда это будет наиболее важным. Так или иначе, Поттер готов принять смерть. Её лицо казалось таким крошечным в его ладонях. Гермиона редко чувствовала себя маленькой. Огромные волосы, огромные бёдра, огромный мозг, огромный потенциал, огромное будущее, огромное всё. Тем приятнее было чувствовать себя хрупкой. — Можно я признаюсь? — попросила она. Малфой очертил большим пальцем её губы и кивнул. — Часть меня не хочет пережить эту войну. Я тоже хочу умереть на ней. Слова, произнесённые вслух, звучали куда тяжелее, чем в её голове. — Думаешь, смерть, это выход? — Я не слабачка. Но у меня нет ничего, кроме жизни с родителями, Роном и Гарри. У меня ничего не останется, и это ввергает меня в ужас. — Поверь тому, кто бросил всё ради ничего. Кто-то обязательно будет ждать тебя там. — Тедди? Его губа на секунду изогнулась. — Да. Тедди. У Гермионы не было родственников. Она была последней Грейнджер на Земле. Может, где-то тоже жила её потерянная семья, к которой она могла бы примкнуть. Малфой взял гриффиндорку за плечи и прижался лбом к её лбу. Так же, как делали когда-то его родители. Этот жест заставил девушку содрогнуться. — Сделай одолжение? — попросил он. — Не умирай. Ресницы Гермионы затрепетали в такт биению её сердца. — Хотя бы попытайся, ладно? — Для тебя, — пошутила она, — всё что угодно. Но блондин не улыбнулся. — Ладно, — посерьёзнела гриффиндорка. — Постараюсь. Малфой поцеловал её в кончик носа. Это прикосновение нравилось Гермионе, но одновременно выводило её из себя. Интересно, она так и умрёт, ни разу, как следует, не поцеловавшись с ним? Слизеринец отстранился и снова закашлялся. — Извини. Я опять всё о себе, а ты болен. Прости, что я такая эгоистка. — Это всего лишь простуда, Грейнджер. Так что, давай, проваливай, пока не заразилась. — Вообще-то это моя спальня, если ты забыл. — Правда? Приношу свои извинения. Должно быть из-за усталости я перепутал покои, — проговорил он, вставая. — Позвольте откланяться, я поспешно возвращаюсь в свой уединённый чертог. Гермиона улыбнулась и пихнула его обратно в постель. Малфой попытался притвориться ушибленным, но девушка лишь махнула ему на прощанье рукой, направляясь к двери. — Если не спится, бери любую книгу. Иногда чтение лучше снов. — Спасибо, Грейнджер. Они обменялись тёплыми взглядами, и Гермиона оставила Малфоя в одиночестве. На то краткое мгновение, что она провела в спальне, девушка позабыла обо всех своих невзгодах. Груз, сдавливавший её грудь, стал легче, а согбенные плечи выпрямились. Гермиона едва держалась, но там, в этой комнате, был кто-то, не дававший ей упасть. Лёгкой походкой гриффиндорка слетела вниз. Была её очередь готовить, и Гермиона решила усовершенствовать мамин киш. Время летело быстро, пока она восстанавливала по памяти рецепт из того далёкого лета. Волшебница так завертелась, что едва помнила, как подала готовое блюдо, и уж тем более забыла, пробовала ли она его сама. Каким-то образом Гермиона оказалась в душе. Горячая вода журчала, смывая с неё остатки уходящего дня. Вода была практически кипящей и обжигала кожу головы. Но Гермионе нравилось это ощущение. И только когда струи начали остывать, она вышла, вытирая запотевшее зеркало. На неё смотрела весьма бледная версия прежней Гермионы Грейнджер, но во всяком случае сегодня её глаза выглядели чуть менее уставшими. Халат, который она сняла с крючка, был колючим, и девушка пожалела, что надела его, в тот же миг. Когда она вышла из душа, под дверью с ноги на ногу переминалась Офелия. — Ой, прости, я не знала, что ты ждёшь, — извинилась Гермиона, глядя вниз. — Ничего страшного, Гермиона, — нервно улыбнулась Офелия, — мне просто надо почистить зубы. — А, ну, ладно, спокойной ночи тогда. — Разве ты не спустишься поиграть? — Не сегодня. Может, в другой раз. — Смотри, ловлю на слове, — игриво погрозила ей пальчиком когтевранка. Гермионе захотелось ударить по нему. Они ещё раз пожелали друг другу доброй ночи, и гриффиндорка буквально влетела в спальню. Малфой, всё ещё без футболки, сидел за книгой при свете свечи. Это было весьма отрадное зрелище. — Твоя подружка слишком уж любезна, — попыталась поддеть его Гермиона. — И кто-то в конце концов должен ей сообщить, что каблуки совсем не обязательны на ферме. — Грейнджер, зелёный тебе не идёт, — усмехнулся слизеринец. — Я не ревную, ещё чего не хватало, — возмутилась Гермиона. — Просто констатирую факты. — Ага, ясно. Он скинул одеяло и поднялся. Гриффиндорка тут же забыла обо всех неудобствах своего халата. Закручивающаяся воронка в её животе затмила собой все остальные ощущения. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, чтобы спрятать волнение. — Лучше не бывает, — сказал он, оставляя между ними лишь фут. — Я же сказал, что совершенно здоров. — Может, это моё присутствие делает тебе хуже? Пальцы Малфоя подобрались к поясу её халата. — Мммм… Вряд ли. Он словно нехотя потянул, будто давая девушке возможность остановить себя. Но Гермиона не собиралась останавливать его. Пояс прошелестел вниз, позволяя полам распахнуться и открыть обзор на полностью обнажённое тело девушки. Малфой прикоснулся губами к её шее, и волна мурашек покатилась вниз по рукам Гермионы. Блондин медленно опускался ниже, пока, наконец, не добрался до впадинки между грудями. Гриффиндорка понятия не имела, куда девать руки, поэтому не придумала ничего лучше, как осторожно сбросить халат с плеч. Либо у неё начались слуховые галлюцинации, либо Малфой только что простонал. Он снова выпрямился и обеими руками зачесал назад её влажные волосы. Девушка прикрыла глаза, чуть подаваясь к нему. Раньше Гермионе казалось, что она должна чувствовать неловкость, стоя голой перед мужчиной, но сейчас она не ощущала ничего, кроме тепла. Она была настолько горячей, что, где бы Малфой её ни коснулся, от его пальцев наверняка должен был валить пар. Слизеринец обвил рукой талию Гермионы, притягивая ближе и расплющивая её грудь о свой торс. Кожа Малфоя была такая же раскалённая, как и её собственная. — Ты одна такая, — выдохнул парень. — Никто не сравнится с тобой. Ногти Гермионы очертили изгиб его лопаток. — Это всё ведь так неправильно, но почему я не чувствую этого? — Потому что это не так. Гриффиндорка привстала на носочках, чтобы поцеловать ключицу блондина, а затем проложить влажную дорожку вниз по его груди. Малфой легонько потянул её за корни волос, отстраняя от себя и повторяя её действия. Если в жизни был момент, в котором можно было бы остаться навсегда, это был он. Парень резко наклонился и подхватил её, раздвигая бёдра и сажая себе на талию. Гермиона вскрикнула и рассмеялась, когда он сжал её ягодицы. Грудь гриффиндорки оказалась точно вровень с его лицом, и в серых глазах, устремлённых на неё, застыла мольба. — Пожалуйста, — сипло прошептала она. Гермиона запрокинула голову и охнула, когда его губы очутились на правой ареоле. Её вздох превратился в хриплый стон, когда Малфой втянул в себя сосок. — Тсссс… — прошептал он, прежде чем снова вернуться к её груди. Было ли на свете что-то более приятное? Если она и извинилась, то явно безмолвно. Гриффиндорке пришлось в прямом смысле прикусить язык, чтобы сдержать крик, когда блондин добрался до левого полушария. Малфой приподнял её выше, и Гермиона удивилась, с какой лёгкостью он держал её вес. То, как он ласкал грудь, отличалось от его прежних движений на влагалище. Мокро, но идеально. — Ты такая влажная, — пробормотал блондин, — неужели это всё для меня? Едва ли у Гермионы, оседлавшей его голый стан, был шанс скрыть своё возбуждение. Она притянула его к себе за волосы. — Всегда для тебя. Девушка оставила поцелуй на его щеке. Всего в дюйме от губ. Малфой улыбнулся, и гриффиндорка поцеловала прорезавшиеся складочки вокруг его рта. Слизеринец развернулся и опустил Гермиону на кровать. Её тело легонько отпружинило от матраса. Он прижал вытянутые над головой руки девушки к одеялу и поцеловал в шею. Гриффиндорка выгнулась, вминаясь в тело Малфоя, привлекая его ближе к себе ногами. Самооценка Гермионы выросла, когда она почувствовала эрекцию блондина. — Слепой ведёт незрячего, так ведь? — на выдохе прошептала она. Малфой замер у её уха и отстранился, чтобы посмотреть прямо в глаза. — Мы не будем трахаться, Грейнджер. Сталь в его голосе резанула по сердцу. — Если ты думаешь, я хочу оставить путь для отступления, то напрасно. Я не хочу. — Захочешь. — Я сама знаю, чего хочу, и ты не можешь сказать ничего, что изменило бы моё мнение. — А если не хочу я? Его нахмуренный взгляд и ожесточение в глазах обдали Гермиону волной стыда. Она вырвала руки из тисков Малфоя и, извиваясь, выползла из-под его тела. Её нагота моментально стала неуместной. Внутри живота расползалась огромная дыра. — Грейнджер, — начал было слизеринец. — Пожалуйста, не надо, — оборвала его волшебница. Она пыталась неуклюже прикрыться руками. — Уходи. Его лицо сделалось непроницаемым. Гермиона могла распознать вину и, может, тень боли, но ничего хотя бы отдалённо напоминающего жуткий позор, которым была пропитана она. Парень протянул к ней руку, но гриффиндорка отпрянула и зарылась в одеяло, пряча свою обнажённость. — Малфой, я могу понять, когда нежеланна. Незачем повторять дважды. Пожалуйста, уйди, пока я не выставила себя ещё большей идиоткой. — Я хочу тебя. Это я должен быть идиотом, чтобы не хотеть. — Тогда перестань решать за меня! Ты что, не видишь, что я с ума по тебе схожу? Блондин с отчаянием сжал веки и прохрипел: — А ты не видишь, что я пытаюсь уберечь тебя от своего яда? — Но позволяешь мне отсосать у тебя. Вот, значит, где пролегает твоя граница? — Это другое. — Правда? И почему же? Потому что ты делал это с кучей других девчонок? Я оказалась недостаточно хороша? Не вписалась в твой стандарт? — Не надо, — прервал её горький поток Малфой. — Пожалуйста, не порти всё. Я же сказал, что никто не сравнится с тобой. Гермиона почувствовала волну нового жара, объявшего её тело. На сей раз это была ярость. — Малфой, мы умрём! — Она метнулась к нему, чтобы схватить за искалеченную руку, на которой темнела выжженая Чёрная метка. — Мне плевать, что было у тебя в прошлом, я хочу быть с тобой, пока у меня ещё есть такая возможность! — Я не могу. У него был слишком спокойный голос. Гриффиндорка хотела, чтобы он кричал. Чтобы снова попробовал задушить её. Что угодно, только чтобы не оставался таким холодно-собранным. Она выпустила его запястье и, прикрываясь простынёй, влезла в пижаму. — Я не уйду, пока ты сердишься, Грейнджер. — Я не желаю, чтобы ты находился здесь. Я чувствую себя униженной. Малфой подошёл к девушке. — Я не хотел, чтобы так вышло. — Он бережно заправил её не до конца высохшие пряди за уши. — Ты такая красивая, Гермиона. Это я уродлив. Он не имел права так использовать её имя. Словно оно обладало способностью склеить всё, что оказалось разбитым. — Малфой, — Гермиона отодвинулась, избегая его касания. — Это мои три хлопка. Пожалуйста, уйди. Его тело вмиг окаменело, а затем поникло. Гриффиндорка подняла с пола одежду блондина и всучила ему смятой горой. Малфой принял её, пытаясь поймать взгляд девушки, но она была непреклонна. Гермиона презирала себя за то, что отсылает его на затхлый чердак. Ни одно живое существо не должно было находиться там, это было просто негуманно. Едва пальцы слизеринца легли на ручку двери, волшебница затаила дыхание. Малфой чуть повернул голову, будто собираясь что-то сказать, но слова так и не покинули его губ. Он молча вышел, даже не удостоверившись, что горизонт чист. Гермиона рухнула на колени, заставляя себя дышать. Она корчилась на полу, на карачках, из последних сил пытаясь сдержать рвущиеся изнутри рыдания. Шальная мысль пролетела на задворках её сознания. Что всё-таки больнее, быть отвергнутой тем, кого ты хочешь, или быть принуждаемой тем, кто тебе противен? Ту битву выиграл Тео, без сомнений, но сегодня… Эту боль она тоже будет помнить до последнего своего вздоха.