***
Солнце слепит в нежно-изумрудные глаза, когда Тигнари, перебегая из одной тени в следующую, прячется от жгучих лучей. Неведомое волнение охватывает всё существо черноволосого, когда он чуть ли не прыгает с разбегу в недалёкую тенистость кроны дерева. Он сам себя успокаивает, мол, всё из-за жары, и вовсе он не играет, а просто идёт в таком бодром темпе — не ребёнок же. Но хвост раскачивается из стороны в сторону с особой быстротой. И это точно не из-за ветра. В кафе он берёт донат в розовой глазури с ежевичной начинкой и через десять минут уже с более приподнятым настроением по пропуску заходит в небольшой корпус для сотрудников в самом углу зоопарка, рядом с парнокопытными. Козьим навозом воняет ужасно, а ведь до открытия ещё следовало бы прочистить клетки, пока начальство не увидело, как сотрудники-студенты прохлаждаются. Тигнари не долго возится с крупными животными, ведь он, наверное, единственный смотритель, кого уважают абсолютно все зверюшки, находящиеся в контактном парке. Кроме того самого чёртового енота-полоскуна, уход за которым, слава богу, лежит не на нём, а на новенькой сотруднице. В выходной день посетителей по обыкновению несчесть. Детские счастливые голоса и визг от увиденных необычных животных, вроде северного оленя или альпаки, улыбчивые взрослые, бедные стрессующие животные, в шерсти которых уже чуть ли не дыру прогладили маленькие ладошки. Всё идёт своим чередом. Тигнари вынужденно вяжется за какой-то престарелой парочкой и рассказывает им про особенности каждого вида коз и овец, информацию он уже знает наизусть, а оттого отвечать на нудные вопросы столь любопытных посетителей — не такой уж и геморрой. Он привык. Через полчаса смотрителя с благодарностями отпустили, и он практически бегом сиганул к вольеру с птицами, дабы обновить дневную кормушку. Совы, ухая, буравили прижатые к голове чёрные уши Тигнари, пока сам он бережно рассыпал необходимые каждой птице злаки и сухое кубиковое пюре с разными вкусами. По другую сторону клетки возникла крошечная девочка с высоким хвостиком набок и, совершенно неожиданно для смотрителя, выудила из-за спины… буханку белого хлеба. Тигнари даже не успевает опомниться, как малышка невозмутимо начинает ломать хлеб своими крошечными пальчиками и бросать куски к птицам. Она не выглядит даже взволнованной этим фактом, а просто крошит хлеб, как должное. Какого чёрта? — Эй-эй, девочка! Да стой же ты! — Тигнари бросает корма и вылазит из железной дверцы к ребёнку, хватая маленькие ручки. — Птичек кормить своей едой нельзя! Где твои родители, крошка? Тигнари распологающе улыбается ей, приседая на корточки. — А почему нельзя? — бледные густые реснички непонимающе хлопают. — У нас с собой целый рюкзак хлеба и сушек. Чтобы всем хватило. Сердце Тигнари пропускает удар. Сколько можно игнорировать все таблички о запретах кормления?! Ладно ребёнок, но её же взрослые сюда привели, им-то почему вечно всё равно? Черноволосый потом опять будет подтирать результаты изжоги у пернатых друзей. — …У нас ещё два килограмма моркови и сыр, — чуть погодя заявляет скромный ребёнок, и зелёные глазки блестят внутренним энтузиазмом. Он прибьёт её родителей. Затолкает в глотку эту морковь, честное слово. — Пойдём найдём взрослых, хорошо? — Тигнари нервно улыбается, щуря глаза. За протянутые руки девочка хватается без лишних слов, и Тигнари осторожно поднимает ребёнка вместе с хлебом. — Извините, а вы тоже животное для контакта? — тихо-тихо спрашивает она, пальчиками пытаясь дотянуться до края чёрного уха. Тигнари инстинктивно жмёт его к голове. Прикосновения чужих людей, особенно детей, ему неприятны из-за инцидентов в раннем возрасте, когда каждый его ровесник норовил потянуть нежные, совсем маленькие уши с пушком и подёргать за хвост, дурачась. — Конечно нет, я человек и вообще-то работаю здесь, — спокойно отвечает юноша, лишь крепче удерживая ребёнка на руках. Девочка ничего не отвечает, а лишь кивает с пониманием. Как хорошо, что не приходится снова разъяснять малышам о своих дефектах, в которых Тигнари и сам-то не уверен. — Нахида! Навстречу бежит блондинистый высокий парень с чёрным рюкзаком за плечами. Что-то очень тяжёлое трясётся в нём при каждом размашистом шаге, судя по глухому звуку, там правда находится всё то, о чём так беспечно поведала девочка. — Где ж тебя носило, горе луковое? — Тигнари щурится осуждающе на этого неродивого папашу, внутренне возненавидев его ещё при первом упоминании о хлебе и других продуктах. И всё-таки черноволосый передаёт Нахиду прям ему в руки, удостоверившись в её полной безопасности. — С тобой скучно, братик. Братик? Тигнари его уже в отцы записал, а оказывается эти двое — всего лишь гуляющие брат с сестрой. — Ну это не повод же убегать, куда глаза глядят, — как-то виновато усмехается незнакомец, и его раскаивающийся тон принадлежит скорее Тигнари, нежели упущенному из виду маленькому ребёнку. — Ты понимаешь, что плохие люди могли тебя похитить, если бы ты не наткнулась на… столь чудесного, внимательного и ответственного работника. Пепельный блондин кидает неоднозначные глубокие взгляды на смотрителя, на что получает лишь более хмурый носик и сгущенные брови. — Уважаемый! — Тигнари приковывает внимание «уважаемого» к своим глазам, ведь этот невыносимый вовсю пустился исследовать маленькое аккуратное тело, изгибы талии в специальном зелёном фартуке и уши, стоящие в строгой стойке смирно. Он давно должен был привыкнуть к чужому вниманию, ведь он работает в общественном месте, но эти пожирающие глазищи были верхом невоспитанности! — Уважаемый, послушайте! Нет, ну скажите на милость, он глухой или просто слишком наглый? — Простите, вы такой крошечный, я не сразу вас расслышал. Что? Лисья улыбка тянется со всей возможной любезностью, а Тигнари просто не может сдержать агрессивного взмаха хвостом за своей спиной, что мгновенно поднимает с асфальта пыльную дымку. Услышав возмутительные слова старшего брата, Нахида тоже нахохлилась разозлённым воробышком, обеими ручками сжимая белый хлеб. Но он тоже умеет быть любезным. — Прошу заметить, что на территории нашего контактного зоопарка запрещено кормить животных принесённой из дома едой. — Мы брали всё в магазине, мистер… Тигнари, — пепельноволосый улыбается ему, мельком ознакомившись с именной биркой на груди. Тигнари улыбается в ответ. — Любая еда, не купленная у нас на территории по специальным жетонам, строго запрещена. Такое несбалансированное питание вредит нашим животным. Мои прямые обязанности — пресекать любые попытки подобной кормёжки. Я надеюсь на понимание. Юноша мысленно вздыхает в конце заученной тирады и вновь с лёгкой улыбкой смотрит на посетителей. Ребёнок на руках выглядит глубоко задумавшимся и действительно создаёт впечатление человека, обладающего большим интеллектом, чем старший брат. Он всё ещё хамовато улыбается. Тигнари хочет спровадить обоих за калитку больше всего на свете, но не имеет права. Пока что. — И какова стоимость одного жетона? — Доллар за тридцать грамм. Стаканчики для корма можно взять рядом с терминалом. — Вы так добры. Парень залезает в карман свободной от Нахиды рукой и выуживает оттуда чуть смятую стодолларовую купюру. Девочку легко, словно куклу, ставит перед собой на тропинку и вручает ей деньги. — Сходи за угол этого домика и купи порций на всё, хорошо? Нахида стреляет огромными глазами-блюдцами на брата и Тигнари, а затем послушно семенит к терминалам с жетонами. — Могу ли я… — Сходите со мной в кафе вечером? — …отлучиться? Утонув в мирке формальностей, Тигнари даже не успевает вовремя среагировать на поступившее предложение. Сходить куда? В кафе, с ним-то? Да ни за какие гроши он не станет издеваться над своей нервной системой, да мерить запас ментальной выносливости ради того, что какой-то фрик-посетитель со своей мелкой безэмоциональной сестрой отведёт его в кафе! Несмотря на внутреннюю решимость и стойкий профессионализм, сказать твёрдое «нет» у Тигнари не выходит. — Я работаю допоздна, у меня нет времени. У меня нет времени, обалдеть, потрясающе, Тигнари! Ты попал впросак. — Когда ты заканчиваешь? — пепельноволосый с чего-то переходит на неформальные местоимения, хотя такого позволения ему никто не давал. Вот бы ткнуть остреньким ногтём в этот горделиво посаженный нос, развернуться и уйти, наконец. Тигнари тактичен. Его, в отличие от пальцем-показывать-не-станет, родители воспитали снисходительным и исключительно вежливым с незнакомыми людьми. — В час ночи, — цедит смотритель сквозь зубы, удерживая себя от белозубого оскала. — Я дождусь и сходим. Ты ничего от меня не дождёшься, нахал! — До свидания. Тигнари просто разворачивается и почти трусцой убегает восвояси. Да, он тактичен, но не настолько тряпка, чтобы поддаваться первому встречному, пусть тот так высок и красив. Настойчивостью его не возьмёшь. Остаток рабочего дня он будто сам не свой. Ещё пару часов после инцидента Тигнари мельком видел ту странную парочку, которая, кажется, действительно потратила сотку на корм и всё никак не могла раздать его весь. Неприятный осадок остался. Парень не говорил ему гадостей и голоса не повышал, но такое нежелание принять отказ… Тигнари неуютно. Если остальным людям требуется лишь натянуть ласковую улыбку, и они будут выглядеть совершенно в порядке, то слабенькая улыбочка Тигнари в совокупности с прижатыми ушами и волочившимся по земле хвостом совершенно не вселяли уверенности. Один раз он так задумался, что плечом врезался о того настырного. И подскочил на месте. Без причины стало страшно, но мягкий взгляд мятных глаз, точь-в-точь как и у самого смотрителя, оказался не ехидным и не злорадным. Он был пустым. Его лучший друг, ответственный преимущественно за грызунов и просто приятный человек, Сайно, не раз за день подошёл поддержать. Пусть он не знал всей ситуации, чуть взволнованного и тихого «посетитель», слетевшего с уст неулыбчивого Тигнари, хватило с лихвой. Проблемы с гостями правда случались частенько, просто у кого-то выработался иммунитет, а кто-то всё ещё тяжело переживал инциденты. Рука Сайно каждую свободную минуту тянулась к поникшим бархатным ушкам, и лишь ему Тигнари действительно позволял трогать себя там. Не обидит. Не потянет на себя за уши. Не дёрнет со всей силы просто так, на пробу. — Тш-ш, он тронул тебя? — успокаивающе шепчет смуглый юноша, отмахиваясь от навязчивых вопросов других гостей. Территория уже редела к медленному заходу солнца. Тигнари мотает головой и невольно ластится под мягкие руки друга. Так хорошо, когда о тебе заботятся просто так… Даже эта кепка ещё со школьной скамьи на Сайно, как знак их крепкой дружбы. Чёрная бейсболка с торчащими лисьими ушами, пошитая на заказ из прочного материала, повторяет очертания ушей Тигнари вплоть до миллиметра. Друзья измеряли лично. Злые дети часто гнобили таких, как он, из-за внешнего вида. Казалось бы, в нынешнее время кемономими встречаются всё чаще, вот только общество не до конца научилось тому, что люди с животными частями тела — всё ещё люди, а не ходячий повод для насмешек. В свои неполные тринадцать лет Сайно стал первым другом для тихого, вечного одинокого Тигнари, которого сверстники обижали без устали. В знак протеста он на следующий же день пришёл в смешном кошачьем ободочке, а чуть позже выпросил у родителей шапки, кепки и худи обязательно содержащие стоячие уши, как и у лучшего друга. Тигнари не думает, что заслуживает. В семье никто ему с детства не давал возможности чувствовать себя любимым. А однажды… — Тогда пошли уже на обход и закрываемся, — Сайно улыбается своей фирменной «тихой» маленькой улыбкой, отчего ледяной груз на сердце черноволосого фенека быстро тает. Убедившись, что каждый посетитель покинул территорию «Авидьи», группа из нескольких смотрителей начали уход за клетками и загонами. Извинившись перед Сайно, Тигнари привычно торопится свидеться с семьёй лисиц, которых совсем недавно волонтёры отдали в заботливые руки контактного зоопарка. Несмотря на задумку заведения, не всех животных можно было трогать или кормить с руки — например, этих лисиц, — но Тигнари всё равно без опаски входит к ним в вольер, присаживаясь перед огненно-рыжей красавицей на корточки. — Как дела? Вопрос эхом ударяется в железные прутики и не получает ответа. Лиса смотрит преданно в глаза необыкновенного цвета мяты с карамельным отливом. Она не видит в Тигнари человека. Черноволосый шумно вздыхает, отпугивая зверька, и начинает убираться.***
Дом встречает юного уставшего работника умиротворённой тишиной и немытой посудой. Сайно доводит друга до подъезда чуть ли не за ручку, убеждается в том, что на самом деле непонятный незнакомец просто шутил насчёт свидания. Тигнари никто не ждёт. Оно и к лучшему. Гулять с совершенно незнакомыми мужчинами не его специальность, человека важно узнать как можно ближе, прежде чем начинать ходить по кафе или кинотеатрам. Доверие для Тигнари вообще тяжело даётся. Он любит лес, его ароматы и обитателей, очень любит животных и птиц, но он боится незнакомцев, тех, кому не составит труда вновь причинить ему боль. А ведь он даже не заслуживает её. Мама говорила, что он был создан для искренней любви, а потом сама же привела в дом людей, которые всё уничтожили.