equius zahhak

— Позволь поинтересоваться у тебя, потливый ты фетишист, по какой конкретно причине в твой слаборазвитый мозг пришла идея мучить нас самодовольной рожей Шварценеггера? Эквиус поворачивает голову, сжимая в мозолистых пальцах последний гвоздь. — Что? — Уточняет, недовольный тем, что его отвлекли. — Плакат, Заххак. Штука, ради которой ты продырявил общую стену, как последний кусок говна, даже не подумав о том что она, вообще-то, была бы куда привлекательней без отверстий и полуголых мудней на ней — Каркат, а говорил именно он, плюется ядом злобно, но не основательно, стараясь не повышать голос при спящих в комнате. Это непривычно. Когда он говорит всегда хочется оглохнуть, лишь бы не слышать повышенные тона и нецензурную дрянь. Когда он шепчет – чувствуешь разве что замешательство. — Это не штука, это культурист — Последнее слово Заххак произносит по слогам, натужно и недовольно, с тоном, явно говорящим; "я скажу это так, чтобы даже тупица Вантас понял". — Культуризм - это чистейшее проявление физического идеала, видом которого должен быть вдохновлен каждый — Объясняет тоже шепотом, но от него, неболтливого в целом, такое слышать куда нормальней. — Но такому задохлому профану как ты, об этом, конечно, ничего не известно, и оценить благородство тела Арнольда тебе совершенно не по силам — Не говорит, а злобно шипит, и Каркат, почуявший почву для перепалки, начинает извергать новые оскорбления, от которых сводит зубы и чешутся кулаки. Эквиус возвращается к плакату не вслушиваясь. Молоток в потных ладонях удерживается с трудом, поэтому они в сотый раз вытираются о майку. Гвоздь тоже выскальзывает, Шварценеггер в трусах ехидно улыбается, а Вантас за спиной никак не закроет пасть, но правый угол листа А2 к стене все же прибивается - конечно, криво. Попробуйте только сделать что-то хорошо в такой компании, не выйдет ни в жизнь. Под смешки Карката Гамзи выныривает из одеяла. Оглядывает обстановку туманно, перекаченный снотворным, но на плакате вдруг оживляется. — Чудеса какие — Вполголоса бормочет, за что получает пинок от спящего рядом Соллукса. Эквиус готов возмутиться покушением на бок своего друга и врага в едином сонном лице, но Гамзи его перебивает. — Если бы у меня было фото моего отца, я бы тоже его над кроватью повесил — Он улыбается мечтательно, очевидно представляя описанную ситуацию, и Каркат начинает хрипловато гоготать. На него шикают. — Это не мой отец — Терпеливо шипит сквозь ломанные зубы Эквиус. — Это культурист, знаменитость, он нужен для культурного обогащения — Макара продолжает улыбаться, либо не слушая, либо слушая и не понимая, и нервов на такие разговоры со стеной у Заххака маловато. — А по моему очень, ээ-э, вдохновляюще — Таврос в другом конце комнаты подаёт голос. Эквиус в его сторону даже не смотрит. Оценивает взглядом Арнольда, удовлетворяется, почти успокаивается, а затем ложится обратно на кровать, злобно корчась и вглядываясь в потолок. Тихий час будет идти ещё часа полтора, но он говорит себе что спать не станет, что прислушается к говорящим и плакат в обиду не даст. Через пару минут, слишком приученный к соблюдению распорядка дня, засыпает. . . . Просыпается он от гоготания напротив. Поворачивает голову и застает рядом Эридана, нагло ему улыбающегося. — Отлличная картинка. — Тебе на нее нельзя смотреть. Эквиус садится, скрипя пружинами лагерной кровати. Смотрит хмуро. Эридан улыбается, чувствуя вседозволенность. Смотрит на плакат, показательно и улыбчиво, даже наклоняет голову, отодвигаясь и оценивая фигуру во весь рост. Знает, что ему, самому богатенькому из парней этой затхлой комнатенки, Заххак ничего сделать не может. Эквиус потеет. Считает до десяти, но злость не уходит, поэтому счет идет дальше, до сотни. Эридан еще что-то говорит, но Эквиус уже не слышит – приступы ярости в нем умирают медленно и натужно, и больше всего походят на тугую пружину, которую со всей силы пытаешься сжать. Когда он поднимает голову, Ампоры рядом уже нет. Зато на подоконнике сидит Пайроп, эта полуслепая пародия на законодателя, наглая и шумливая. Она с хихиканьеем поворачивает голову к Каркату. — А что у Заххака за плакат? Каркат кривится. — Накачанный мужик у него. В узких трусах. Смех Терези хрипит, нарастает, застревая у Эквиуса в ушах. Ему хочется провалиться сквозь кровать куда-нибудь в самые недра ада. Конечно, этим не понять. Эти на то и "эти", чтобы к таким вещам относиться по ослиному, не вдумываясь в благородные Эквиусовские идеалы.