У нашей дружбы запах карамели

Сидя на стуле, Похититель от жары в доме расстегнул толстовку и покрепче сжал ремень. Мальчишки всё не выходили и не выходили. Он мысленно их хвалил за "послушание". Человек в маске истязал себя, прокручивая воспоминания своего детства, пока ждал, когда ребята выйдут из подвала, когда можно будет поиграть. Прям как его отец. Всё началось, когда Альберту было девять лет. В далёком 1938 году. Иногда ребёнок слышал и видел то, чего другие дети попросту не могли. Ему снились вещие сны, которые сбывались наяву. Маленький Ал пытался рассказать родителям, предупредить о наступающих бедах, но его отводили к врачам, перевязывали к кровати, пытались выяснить, как излечить его недуг. Всё было безрезультатно. Вначале отец пытался выбить из него эти сны ремнём, но боль лишь усугубляла их. Вернувшись после войны, глава семейства чаще лупил старшего сына. Но позже он не просто его избивал. Отец придумал наказание поизощрённей. Безусловно, одним из худших воспоминаний была игра в "плохого мальчика". Всякий раз, когда Ал делал что-то что его папаша считал неподобающим, ребёнок оказывался в тёмном подвале. Взрослый бросал старшего отпрыска в эту жуткую комнату, чтобы парнишка не просто подумал, а "поразмыслил". Альберт боялся подвала. В основном из-за чёрного телефона. Он был явно отключен, а обрезанный провод свисал вниз. Но Ал клялся своей семье, что слышал звонки. В первый раз, когда он поднял с интересом трубку, ему ответил голос пожилого мужчины. Хриплый, болезненный, словно наждачная бумага. Ребёнок выбежал из подвала как ошпаренный. Словно этот голос вылезал из трубки и гнался за ним, как голодный зверь. Всякий раз, когда Альберт покидал подвал без спроса, то отец ждал наверху. При каждом ударе перед глазами проступал сноп красных искр, а детские слёзы падали льдинками вниз. "Твоё имя ничего не значит". "Плохой мальчик". "Ты снова играешь в эту игру?" "Твои сны - это просто сны". Его братик Макс часто спускался по ступенькам с любимой газировкой Ала и ставил у двери. Благо кухня была совсем рядом. Макс тайком угощал Альберта завтраком, обычно яичницей, которую терпеть не мог. Единственное, что заставляло тогда Альберта двигаться дальше - это Макс. Прошедшие годы не стали лекарством. Иногда воспоминания возвращались в виде кошмаров, а телефон из подвала звонил. Каждый раз, когда Альберт брал трубку, кто-то плакал, кричал, говорил, что замурован в стене. Просил помочь. Он давно уже перестал поднимать его, но сломанный аппарат всё звонил и звонил, вея холодом и страхом. Одним из способов бороться с кошмарами, которые терзали - это просто не спать. Читать книги, смотреть телевизор, чинить вещи и слушать музыку. Альберт полюбил музыку ещё в раннем возрасте. Она заглушала звонки, а порой позволяла лучше спать. Он часто погружался в эскапизм и заводил животных, чтобы скрасить одиночество. Но ужасы тех юных лет никогда не уходили. С заходом солнца в самом тёмном углу его комнаты слышался детский плач. Возможно, его собственный, а возможно и слёзы убитых им детей. Первым был малютка Гриффин, которого отправили купить продукты. Альберт быстро затолкал мальчика в фургон, обливаясь потом, пока его шины с визгом выезжали с парковки магазина. Бедолага даже не рыпался, а просто забился в угол обхватив худые колени, в надежде, что рано или поздно неизвестный дядя его отпустит. Ал оставил ребёнка в подвале. Мужчина стал расхаживать по кухне наверху, как загнанное животное в металлической клетке, боясь того, что сотворил. Мальчик через несколько минут вышел из подвала с перепуганным взглядом. Кухонный нож перерезал его тонкую шейку. У Стэгга было совсем мало времени. После первого убийства воспоминания угасали. Цепи, сковывающие грудную клетку, упали. Кошмары прекратились. Убийство заставило их вернуться в самые тёмные уголки разума. Альберт был, наконец, свободен. Но теперь его терзало другое. Боль и осознание того, что он убил беззащитного ребёнка. Тогда-то он и надел маску. Вторым стал Билли, или как Альберт сам его назвал, "Кроха-Билл". Шоултер вышел на лестницу, не зная об игре, и пряжка ремня рассекла ему висок. Смерть произошла столь быстро и нечаянно. Но вот убийство Вэнса Хоппера, которого он назвал "панком", принесло ему удовольствие, от которого он испытал чёртову эйфорию. Крупный перстень сломал нос подростка. Ал не остановился и с наслаждением добил его кулаками. После испорченной Брюсом плитки, мужчина заменил её на керамогранит, который просто так не сломать. Всё, чтобы мелкие негодники оставались в подвале и были послушными. Альберт говорил себе по ночам, что это не его вина. Что во всём виновата маска, но он не мог её выбросить или уничтожить. С ней он был другим. Монстром, которого так боялся и одновременно восхищался. Чтобы подобраться к детям, он замаскировался. Надел ещё одну маску. Фокусник, волшебник, клоун на пол ставки. Так его никто не воспринимал всерьёз. Некоторые даже за человека не считали и называли фриком. Прям как его родной отец. Город бы понял, что допустил оплошность, думав, что шут лишь неудачник и столь невзрачный, как вся это серая масса, человек. Но Похититель оставил всё в тайне. Уже три ночи, пора бы запереть дверь на замок и идти спать. Альберт снял верхнюю часть маски, потёр усталые веки, надел обратно и спустится вниз. Парни лишь пялились на него. У Ала возникла идея. — Вы хорошо себя ведёте, принести вам мой бумбокс? — Он хлопнул в ладоши и стукнул ногой об пол. — Кто из живущих на этом жалком клочке, под названием Земля, не любит музыку? Явно какой нибудь сумасшедший. — Сказал он, и по голосу ребята поняли, что он улыбался. — Когда у нас в городе вышла первая партия кассет Битлз, я два часа ждал в очереди, чтобы получить одну. Износил правда в течение года. У меня так же есть Фрэнк Синатра, АББА, Боб Дилан... Робин закатил глаза и громко отчеканил. — Неси, только, пожалуйста, заткнись. Когда человек в маске ушёл, оставив им портативный проигрыватель и три кассеты, то Робин встал, мягко коснулся пальцев Блэйк, взял его галантно за руку, оставляя нежный поцелуй на костяшках. Он танцевал, как мог, как умел. В памяти всплывали образы родителей, которые после долгого дня находили время для расслабленных танцев. Сейчас Ареллано хотел унять их совместную печаль. Благо для латиноса все песни были медляками. Тепло ладоней, лёгкий укол током. Робин чувствовал ритм и дыхание друга на своей шее. Сначала хитрая ухмылка, в глазах огоньки, но позже очи, как и раньше, стали заботливыми. На лице кудрявого красовался румянец. На несколько секунд Робин соприкоснулся своим носом с носом Блэйка. — Вечер перестал быть скучным, да? Слова Финна, тихое бормотание, и Робин пробежал пальцами по шее друга. Финни радостно хихикнул, то ли от щекотки, то ли от своих нелепых мыслей. И вдруг медленный взаимный поцелуй. Губы Финна раскрылись от тихого стона наслаждения. Робин поймал нижнюю губу Блэйка, чуть сжал и потянул на себя. Волны жара хаотично блуждали по телу. Финн бы не осмелился его поцеловать сам. Он всё то время считал, что поцелуй в лесу был шуткой, глупостью, игрой. В какие-то моменты тяжело было согласиться с собственными мыслями, но Финн принял для себя решение, что всё было понарошку. Нет. Не было. И нынешней поцелуй доказал ему обратное. Робин гладил спутанный одуванчик на голове друга и наслаждался близостью. Им не хотелось беспокоиться, плакать от страха или придумывать новый план. Не было место тревоги в несокрушимых стенах. Лишь музыка лилась потоками, и становилось спокойнее, умиротвореннее. Не зря Похититель позволил им такую роскошь. Они стояли, покачиваясь в такт мелодии, блаженно прикрыв свои тёмные, полные любви очи. Дверь была чуть приоткрыта, и два холодных глаза наблюдали за ними. Альберт глядел и поймал себя на мысли, что в его жизни не было столь нежных чувств к другому человеку. Он любовался ими и даже завидовал, но без злости. Было просто тоскливо. Ал думал раньше, что всё успеется, но кроме родного брата его никто больше не полюбил. Под дьявольской маской по щекам побежали две слезы. Он ещё немного посидел, слушая доносящуюся из подвала музыку, но всё же решил их оставить одних. Тихо запер на ключ дверь и ушёл к себе. *** Теренс с дочерью направлялись в хозяйственный магазин с инструментами. Гвен попутно рассматривала мерцающие в закате стены зданий. Ей несколько раз показалось, что злые тени в маленьких улочках смеялись над ней, над её горем. С тех пор как Финн исчез, отец стал мягче и ни разу её не ударил. Он разрешал смотреть днём мультики и стал что-то самостоятельно готовить, лишь бы младшая меньше грустила. Но между ними возникала ещё большая пропасть, чем раньше. Теренс постоянно уходил из дома и практически не разговаривал с дочерью. Она молча плелась за ним. Сестра не смирилась с пропажей брата, в то время как сам Теренс даже не пытался его найти, а просто принял потерю отпрыска, по оплакивал его два дня с бутылкой в руках и продолжил жить дальше. Но ему было больно. Не так больно, как дочери и плакать глава семейства не стал бы, но без сына он чувствовал, словно от него кусок плоти оторвали и сказали жить так дальше. — Гвенни, не надо всем подряд давать эти сраные листовки, никто не будет искать Финна. — Дочь недовольно выдохнула и посмотрела на него с нескрываемой злобой. Отец, увидав её реакцию, всё же смягчил тон и пояснил. — Я прошу тебя не приставать к людям, не потому что я вредная заноза в жопе, а потому что они тебе попросту не помогут, только время зря потеряешь. Она ответила на автомате, не смотря ему в глаза. — Ладно, пап. Заходя в магазин, отец придержал ей дверь. За прилавок вышел мужчина средних лет. Он поприветствовал посетителей теплой улыбкой. Теренс спросил, в каком отделе находится Фум Лента и направился туда. Понурая дочь осталась стоять на месте. Продавец почти с любопытством пробежал взглядом по ней и улыбнулся уголком губ. — Фух, ну и день... — Коснувшись руками лба, он убрал чуть лохматые пряди в маленький хвост и умолк. Гвен смотрела на него, не решаясь задать вопрос. Он заметил, что девочка расстроена и поинтересовался. — Ты почему такая печальная, солнышко? Она вытащила из сумочки листовку и негромко спросила продавца, чтобы не услышал отец. — Можно я повешу у вас хотя бы одну? Начни он возмущаться, младшая Блэйк ушла бы молча, но мужчина вытянул руку, чтобы взять лист. Он посмотрел на фото столь знакомого ребёнка. Бледный, влажный лоб исказили морщинки волнения, а холодные скулы напряглись. — Это твой братик? — Гвен несколько раз кивнула и с тоской глядела на взрослого. — Очень жаль, он с виду хороший мальчик. Я повешу за тебя, идёт? Сначала она впала в отрешённость, но после его слов, Блэйк просияла. — Спасибо вам, вы первый продавец, кто согласился. Было не понятно, её голос дрогнул от шока или от волнения. Глядя на искреннюю улыбку, взрослый почему-то не смог не улыбнуться в ответ. Потом он закатил глаза и саркастично цокнул. — Дай угадаю, они не хотят отпугивать клиентов? — Похоже на то. — У всех на уме только деньги... — Он задумчиво добавил. — Можно ли винить капиталистическую страну за желание людей разбогатеть? Гвен пыталась уловить нотку иронии в словах, но то ли он это очень хорошо скрыл, то ли её там вовсе и не было. — Можно винить равнодушных уёбков, которым дела нет до чужой беды. Ей часто говорили соблюдать субординацию и не сквернословить, делясь редкими моментами откровенности со взрослыми. Мужчина с тоской засмеялся её искренности и, на удивление для Гвен, не стал читать лекцию, что девочкам нельзя ругаться матом. Даже взгляд его был не такой, как у обычных взрослых, словно он сам далеко не ушёл от ребячества. — Как тебя звать? Младшая Блэйк с радостью ответила. — Гвен, а моего отца - Теренс. Мужчина поднял указательный палец и постучал им по бейджику с маленькой надписью под его именем "менеджер". — Альберт. — Гвен улыбнулась, торжественно протянула ему ладонь и он со столь серьезным лицом, пожал её, а потом вальяжно исполнил полупоклон. — Чем ещё могу быть полезен, юная леди? — Он прскрёб ногтями седеющую щетину и продолжил. — Может быть, помочь тебе наклеить и другие листовки? Например я пойду с работы и прикреплю на забор. У меня тут двусторонний скотч есть... — Спасибо, я уже повесила на все возможные столбы и... мне хотелось, в более людном месте разместить их. Гвен перебила его и посмотрела повнимательней. Казалось он стал чём-то недоволен. Его мягкая улыбка исчезла. Потом в светлых глазах проскользнула грусть, он опустил голову вниз, будто не в силах посмотреть в её карии очи. — Я почему-то уверен, что ты ещё увидишь брата. Ледяной голос летал в воздухе. Он произнёс эти слова почти без эмоций, но во взгляде плескалась вина. Гвен растерялась и присмотрелась. Из-за полуопущенных ресниц его глаза сияли влажным блеском. Она хотела спросить, что конкретно Альберт имел ввиду, но возле них появился отец со своим вопросом. — Скажите, а как ей пользоваться? Теренс покрутил в руке фум ленту и вопросительно посмотрел на менеджера. Тот забрал её и принялся методично объяснять на пальцах. — Витки нужно делать крест-накрест или плавно двигаться по ходу резьбы. Скрутку проводить можно руками, но лучше ключом.  У Теренса на лице читалось лёгкое раздражение. Ему не хотелось копаться дома в поломанных трубах под раковиной и чинить, то что он никогда бы не смог. Старший Блэйк тяжело вздохнул и посмотрел на Альберта, устало потирая то и дело закрывающиеся веки. — Слушайте, а вы выезжаете на дом? Ал украдкой взглянул на Теренса лазурью своих глаз, после чего с хитрой ухмылкой кивнул.