Обряд

      Сразу после того как в ушах перестал звучать визг Зонтика и Габриэля, первая мысль, которая пришла в голову была: «Организаторам респект! Как они здорово всё закрутили. Первая комната, вторая и главный страх. Да-да… Всем вместе гадать не так страшно, а теперь и я слегка подрагиваю».       Я был единственным, у кого нет свечи, отчего пришлось вытянуть руки и потрогать шершавые стены. Под пальцами чувствовалась старая деревянная обивка, изъеденная паразитами и рассохшаяся до глубоких трещин.       —Вы как там? — прокричал я в надежде, что хоть кто-нибудь услышит.       —Нормально, — взвинченым голосом ответил Зонтик, что остался в центральной комнате.       —А как остальные?       —Тоже ни-че-го, наверное.       —Передавай им привет, я пока поднимусь — осмотрюсь, что там у меня.       —Хорошо.       —Эх, трус. — тихо сказал я, продолжая недоумевать, как так сделали эти организаторы, что между нами всего лишь одна стена, а слышно так, словно их сотни.       Я начал подниматься по лестнице. Каждая ступенька жалобно скрипит ела под ногами.       Некоторые дрожат и, кажется, сейчас обломятся. Предпоследняя ступенька и вовсе оказалась сломана, отчего я оступился.       Я чуть не упал. Благо успел схватиться за стену, но загнал занозу по центру ладони. Я дёргаю дверь на чердак — она открылась с жёстким скрипом, словно трещетка в детских машинках.       Чердак был завален барахлом. Мне удалось это разглядеть, так как окна были грубо заколочены досками, сквозь которые еле как проникал солнечный свет. Было не так ярко, однако и свеча здесь была бы лишней.       Крыша сходилась сверху под острым углом. Толстые балки нависали прямо над головой и, если не пригнуться, то можно и голову расшибить. Только одна балка, ближе к центру, была выше остальных. На дальней стороне чердака стояло пианино. Слева и справа вдоль всего длинного чердака были накиданы горы вещей и посулы.       Я оглядел убранство комнаты пожалел, что выбрал именно чердак. Я уже представил, что придется рыться в этом пыльном, пропахшем старостью и сыростью хламе, ради того, чтобы найти:       Во-первых, нужный предмет для обряда, а во-вторых, поднять заслонку, дабы вернуться к друзьям. Проходя мимо гор пыльной посуды, я увидел кукол, что не были заметны на первый взгляд. Странные и довольно жутковатые. «Хорошо, что хоть светло тут» — подумал я и почувствовал, как волосы встают дыбом.       На всякие случай я осмотрелся по сторонам и, убедившись, что рядом нет друзей и мне не придется не перед кем кичиться и показывать смелость, я вздрогнул всем телом и обнял себя за плечи.       Странное ощущение прорастало в теле с каждым шагом. Волосы на затылке не хотели ложится обратно, продолжая топорщиться, как у ежа. И, словно по инерции, я почувствовал, как волосы на всем теле встают дыбом. Страх пробирался под корку мозга, но я никак не мог понять откуда это. Где сидит предмет устрашения.       Возможно, подсказка в пианино. Уж слишком оно большое и вряд-ли просто так здесь стоит. Надо посмотреть. Но эти куклы…       Десятки пар глаз наблюдают за мной, пока Я медленно шагаю по дощатому полу. Они прятались везде: в старых вещах, среди пыльных тарелок. Нескольких я заметил на балках под потолком. И даже на пианино, над раскрытыми нотами сидели три куклы.       Я ступаю шаг за шагом, всё ближе и ближе приближаясь к пианино. Комната удлинилась до запредельных размеров. Казалось, я иду уже больше минуты, однако пианино приближается слишком медленно. Будто деревянный пол этого нескончаемого чердака пришел в движение, и я топчусь на месте. Время течет слишком медленно. Шагаю и слушаю, как скрипят уставшие доски под ногами, и осматривая кукол, которые в ответ смотрят на меня. Я бы с радостью подошёл к каждой и завернули им голову в другую сторону, чтобы не ощущать пристального внимания стеклянных глаз. Но меня устраивает и тот вариант, что далеко не все куклы смотрят в мою сторону. Некоторые валяются лицом вниз, покрытые пылью. Другие сидят всем телом ко мне, но головы отвернуты. Но многие скрываются под ворохом тряпок. Я их не вижу, однако ощущаю их присутствие. Я продолжал идти, заметив, что пианино начало приближаться быстрее. Словно пол перестал двигаться, вернув мне возможность осмотреть инструмент вблизи. Пыль густой волной поднималась от каждого шага и переливалась в лучах солнечного света, что пробивался сквозь оконные щели. Я наконец-то добрался до пианино и осмотрел его. Пыльный ряд клавиш, некоторые из которых запали. Лаковая поверхность потрескалась и запузырилась, будто рядом что-то горело. Три фарфоровые куклы сидели наверху и все смотрели в стену. «Они что, постоянно наносят пыль на пианино?» — промелькнуло в голове. Я провел пальцами по взбугрившемуся лаку, собрав пыль. Перетеркв её пальцами, словно собираясь определить природу появления пыли, как делают охотники, напавшие на след жертвы. Затем провел пальцами по клавишам и, наконец, нажал на одну из них. Пианино выдало звук. Мирное гудение ворвалось в тишину и волнами разошлось по всему дому, как призыв. Забавно, но мне показалось, что этот звук разнёсся далеко за пределы чердака. Он просочился сквозь стены и коснулся каждого уголка и каждой вещи в этом доме. Я бы с удовольствием сыграл какое-нибудь произведение, если бы умел, но знаю лишь «Собачий вальс», который играл больше семи лет назад. Немного сгорбившись, так как тут не было стула, я кладу пальцы на клавиши и играю несколько нот. Звон расстроенного пианино вновь наполнил чердак. Ямгадал с нотами, и меня всё-таки получилось сыграть свое коронное и единственное произведение. Слева, под пыльным пледом, я увидел ножку стула. Спустя минуту я уже сидел на стуле, смотря в ноты, словно что-то понимая, и пытаясь идеально сыграть свою мелодию. Одна из клавиш западает, и не всегда получается выудить из неё нужный звук. Я так увлёкся игрой, что не заметил, как фарфоровая кукла, сидящая сверху, повернула голову. Вначале одна. Спустя несколько тактов все куклы, сидевшие на пианино, смотрели своими стеклянными глазами прямо на меня. Я бросил случайный взгляд на кукол, да не придал им особого значения. Лишь спустя несколько секунд, как озарение, до меня доходит, что все они сменили свое положение. Мои пальцы по инерции бегают по клавишам, хотя мыслями я в прошлом и вспоминаю, а действительно ли куклы сидели к мне спиной? Или мне показалось? Или это разыгравшееся воображение шутит со своим хозяином? Я продолжаю перебирать варианты до тех пор, пока одна из кукол не наклонила ко мне голову: — Не останавливайся, сынок, — сказала бежевая кукла голосом скрипучим и жестким, словно в железных тисках крошат стеклянные бутылки. Как ужаленный, я отпрыгиваю от пианино и падаю со стула на спину, собирая белой футболкой пыль. — Не переставай, сынок! — сказала вторая кукла в зеленом платье. -…Или мы сыграем для тебя, — вторила ей третья в джинсовом комбинезоне. Я судорожно осмотрелся по сторонам, боясь увидеть и других кукол, которые бы с таким же выражением смотрели на меня. Но нет, все они валялись в том же положении, что и тогда, когда я так долго плелся к этому пианино. Я еще раз посмотрел на живых кукол, но они не двигались. Молчали. — Это лучший квест! Но все же я продолжаю чувствовать тревогу. Сердце колотится в груди. Спустя минуту все стало успокаиваться. Волосы уже не торчат на затылке, а пальцы не дрожат, как у пьяницы после хорошего вечера. «Может, тут надо сыграть ноты, чтобы открылась дверь?» — проскочила шальная мысль, в которую я вцепился, как клещ в тело животного. И только я додумал мысль, как увидели нотную тетрадь рядом с пледом, что укрывала стул. Теперь я не сомневаюм что надо правильно сыграть ноты. Ведь в квесте, какт в играх, чаще всего, чтобы открыть какую-то захудалую дверь, необходимо обойти полкарты, найти золотой ключик, открывающий сундучок, где возьмешь карту, что приведёт тебя к золотому слитку. Этот слиток надо переплавить в кувшин, наполнить им воду из третьего крана, этой водой окропить стену, где среди старых кирпичей выступит новая карта, на которой будет видна комната, в которой ты и найдешь ключ от той двери. Или что-то в этом роде… Я с опаской подошёл к пледу, не спуская глаз с кукол. Я, конечно, знал, что все они механические и все это обычная игра, но страх все равно заставлял меня концентрировать всё внимание, не упуская из виду ни одну мелочь. От того, что чердак освещали тонкие полоски солнца, было еще страшнее. Ведь во всех фильмах ужасов все самое жуткое происходит ночью. Лишь тогда, когда у тебя погаснет последний источник света. Только в такие моменты все монстры и дьяволы начинают атаковать главного героя. Но стоит ему, то есть главному герою, зажечь спичку или каким-то невероятным образом дотянуться до выключателя, вся нечисть отступает. А здесь… Здесь действительно все по-настоящему. Вместе с тетрадью я вытащил кубок, что был изображен на пожелтевшей бумажке в моем кармане. «Неплохая находка» — подумал я, заталкивая маленький кубок в карман. Тетрадь я кладу рядом с открытыми нотами, начинаю читать и прикидывать — какую клавишу и когда нажимать. Произведение несложное, и для правильной игры не обязательно иметь музыкальное образование. Я ещё раз взглянул на кукол и для надёжности отвернул их всех к стенке. С аккуратностью ребенка я начал нажимать клавиши, и после шестой ноты пианино продолжило за меня, я убрал руки, с изумлением смотря, как невидимые пальцы нажимают клавиши. Чердак наполнился простой, но очень приятной мелодией. Будто я открыл музыкальную шкатулку, где балерина крутится на золотом диске под нежный, мелодичный перезвон. Приятный солнечный свет и эта мелодия слегка успокоили меня, и я умудрился даже получить от этого удовольствие. Откинувшись на скрипучую спинку стула, закинул руки за голову и стал ждать, когда мелодия доиграет и дверь внизу откроется. Во мне была эта уверенность, и было чувство превосходства, что я не струсил перед «живыми» куклами и так легко нашёл разгадку тайны этой комнаты. Я даже ухмыльнулся, покивал головой, когда куклы, как по команде, вновь повернулись к мне лицами. Я уже чувствую себя победителем. — Что еще скажете? — надменно спросили я, как всегда спрашивают люди у роботов, изначально зная, что это некая программа, которая имеет свои фразы и слова. Я уперся ногой в пианино и откинулся на стуле так сильно, что балансировал на задних ножках стула. Куклы переглянулись между собой. Да-да… Их стеклянные глаза тоже пришли в движение, не только головы. Кукла в бежевом платье, сидящая по центру, посмотрела на меня, и, кажется, я увидел сужение зрачков. «Ну насколько же здесь все круто», — подумали я, продолжая качаться на стуле и слушать нежный перезвон пианино. — Для начала обернись, — снова этот голос лопающегося стекла. Чтобы не ставить стул на все четыре ножки, я запрокинул голову назад, посмотрев на чердак вверх ногами. —Ну и? Я не сразу сообразил что кукол стало больше. Намного больше. В разы больше… Они были везде. Они, словно черви после дождя, вылезли из-под вороха тряпок, из-под старых сервизов и даже из-под пола. Они восседали на вещах и глядели на меня. Пластиковые куклы смотрели своими плохо нарисованными глазами. У деревянных вместо глаз были лишь точки. Фарфоровые куклы, с четкими чертами лиц, смотрели на человека с вывернутой головой как на добычу. На балках под потолком, как стаи воробьев, сидели куклы. Некоторые свешивали ножки и болтали ими. Почти все куклы начали крутить головами на все триста шестьдесят градусов. Я не сразу поверил, что это происходит на самом деле. Я перестаю качаться на стуле, сажусь ровно и вновь оборачиваюсь — уже через плечо. Вдруг от того, что я смотрел вверх ногами, и происходила вся эта вакханалия? Нет, куклы по-прежнему смотрели на меня. Болтали ногами и крутили головами. Пианино продолжало играть нежную мелодию, которая в этой атмосфере уже не казалась такой нежной и приятной. Наоборот, мелодия начала вселять страх и ужас. Как ледяная буря, проникала внутрь и холодила сердце. Я все еще надеюсь, что это часть сценария. Так и должно быть. Недаром этот квест нахваливали мои друзья и ставили положительные оценки на форумах. Округлив глаза, я продолжал смотреть на игрушки. Свет стал приглушаться, словно кто-то неведомый задвигал плотной шторой солнце. Мрак повис на чердаке. Мрак и жуткая музыка. Это уже слишком. Я смотрю, как завороженный, чувствуя, что еще чуть-чуть, и потеряю сознание. Меня лихорадит. Сбивчивые мысли, как головы у кукол, крутятся вихрем. Я не могу поймать ни одну. Я даже не думаею. Только ощущаю, как тревога комом растет внутри. Тревога и дикий страх. Животный страх перед смертью. В один момент пианино перестало играть. И когда последний звук последней ноты растворился среди сумрачного пространства длинного чердака, все куклы как одна повернули головы в мву сторону. — Привет, Вару, — сказала одна из кукол, сидящих на пианино. «Какой Вару? Как они успели вбить в программу моё имя?! Я вообще называл им своё имя?!» Тем временем противный и скрипучий голос не отступал: — Вару… Я повернулся, и в этот самый миг кто-то, скорее всего, та, что в джинсовом комбинезоне, прыгнула мне на лицо. Я закричал, пытаясь сорвать паршивую игрушку с лица, но маленькие фарфоровые пальцы крепко вцепились в волосы. Кукла обхватила моё лицо, как паук, одной ручонкой схватившись за волосы, а второй крепко сжав мочку уха. Я упал на пол, схватил её и что есть мочи рванул от себя. В руке у меня остались лишь её вещи. Голое тельце извивалось у меняна лице, и единственное, что я мог мог слышать, это своё учащенное дыхание и едва уловимый крик, который тут же угасал в холодном фарфоровом тельце. Перевалившись на спину, двумя руками хватаю куклу. Пальцы скользят по гладкому тельцу, я крепко обнял её, и за секунду до того, как я дернул куклу от себя, она крошечными зубками укусила мою бровь. Через мгновение я уже держал окровавленное тело в вытянутой руке, подальше от откушенной брови и вырванной мочки уха. Я перестал видеть правым глазом, так как кровь водопадом полилась с рваной раны. Видимо, куклы жалели своего собрата, так как в один голос начали реветь: — ГУ… ГУ… ГУ… ГУ… Не помня себя, я вскочил на ноги и зажал раненую бровь ладонью, где всё еще сидела заноза. Естественно, я не чувствует этот крошечный кусочек дерева в ладони, потому как в данный момент проблем у меня намного больше. Я побежал по длинному коридору, который вновь увеличивался с каждым шагом. Кровь текла по лицу, и вся грудь уже была в крови. Я бегу большими шагами. Кажется, я уже преодолел больше ста метров, но единственным глазом вижу дверь на все ещё далеко находящуюся лестницу. Я остановился весьма вовремя. Ещё несколько шагов — и наверняка врезался бы головой в балку. Я осмотрелся сторонам. Огромное количество кукол смотрело на меня, это не предвещало ничего хорошего. Сверху доносились звуки, но я боялс поднимать голову — вдруг мне снова в лицо вцепится ненормальная кукла? Нет смысла стоять — нужно попытаться выбраться отсюда. Возможно, после правильно набранных нот дверь всё же открылась. А что если нет? Сжимая кровоточащую рану, я петлял по чердаку, роняя и опрокидывая попадавшиеся на пути вещи. К гулу кукол, которые продолжали выдавать: «Гу! Гу! Гу! Гу!» , добавился звон падающей посуды. И этот звон легко и гармонично входил в стеклянный голос игрушек. Когда до заветной двери оставалось чуть больше половины, с верхней балки, та, которая выше всех, опустилась едва заметная петля. Я влетел в неё головой, как бедный заяц, попавшийся в силок. Моё тело продолжало двигаться по инерции, когда петля затянулась на шее, а ноги улетели далеко вперед. Я почувствовали, как тонкая нить впилась в кожу. А затем почувствовал кровь, которая начала мелкими каплями просачиваться сквозь порезы. Спустя секунду шею жгло так, словно на меня накинули раскаленную докрасна проволоку. Кровь брызнула из глубокого пореза, но я не заметил этого. Единственное, чего хотелось в этот момент — это вдохнуть. Наполнить легкие этим затхлым запахом чердака, полным пыли и сырости. Вдохнуть эту плесень. Заполнить легкие хоть чем-нибудь… Невообразимая сила дернула вас кверху, и ноги оторвались от земли. Вы схватились за веревку над головой в надежде перекинуть часть веса на руки и хоть немного ослабить давление на шее. Вы хотите дышать. Но веревка слишком тонкая, руки съезжают, а ладони пронизывает боль. Вы продолжаете цепляться за веревку. Легкие горели. Все тело пылало. Хотелось вдохнуть так же сильно, как и выдохнуть застывший в легких воздух. Вы кряхтели. Глаза вылезали из орбит. Голова раскалывалась и раскраснелась до такой степени, что была сравнима с цветом вашего окровавленного лица. «Почему дверь? Я даже не знаю, есть ли там выход. » — вновь эти бредовые мысли не вовремя. Болтаясь на тонкой веревке, вы едва слышите кукольное: «Гу! Гу! Гу!» Когда вы почувствовали, что силы покидают вас, то сделали то, что было самым простым и самым логичным, — схватились не за веревку, а за балку, к которой ее уже успели привязать. И вот он… живительный кислород начал поступать в легкие. Петля продолжала сдавливать, однако, лишившись веса тела, ослабила хватку, и вы вдыхали кислород, словно через коктейльную соломинку. Но и этому вы неимоверно рады. Хрипя и вдыхая воздух, я открыл глаза и увидели, как на меня сверху вниз смотрит десяток кукол. Они, как попугаи на жердочке, крутили головами и улыбались. Их фарфоровые лица были похожи на лица сумасшедших. Я попыталися подтянуться, но сил не хватило. Окровавленные руки скользили, и я едва вновь не сорвался, чтобы окончательно повиснуть на петле. Чтобы тонкая верёвка, если не задушила, то перерезала бы мне шею. Дышать стало легче, и вместе с кислородом ко мне пришла ясность. Я продолжал висеть на руках, то и дело перехватывая их на скользкой от крови балке. Я чувствовал, как холодные тельца касаются моих пальцев, и надеялся лишь на то, что хватит сил висеть. Со временем (я не знал, сколько точно прошло времени) петля ослабла, и мне стало дышать намного легче. Легкие жгло от обилия кислорода. Голова перестала гудеть, и я совсем не чувствовал ни боли от порезов и укусов, ни усталости. Собрав волю в кулак, я подтянулся, чтобы взобраться на балку. Чтобы сесть на неё, развязать петлю и убраться из этого проклятого дома. В голове уже выстроился план. Подтянуться, закинуть ногу, попытаться закрепиться там, потом оседлать эту балку, вылезти из петли и прыгнуть в окно. Дверь закрыта. На кой черт я вообще бежал к двери, если рядом были окна. Окна, которые забиты какими-то гнилыми бутафорскими досками. Первую часть плана я выполнил без особых усилий. Страх придавал сил. Адреналин бурлил в крови, как пузыри в фонтане. Я подтянулися на руках и оказалися на одном уровне с теми куклами, что сидели на балке. Гул мгновенно затих. Стало тихо, как в тот момент, когда я сделал первый шаг на чердак. И эта тишина испугала меня больше всего на свете. Я завертел головой, оглядываясь по сторонам и не зная, куда смотреть. Все взгляды кукол были направлены на меня. И все они казались мне опасными. Часть из них были совсем рядом. Внезапно одна из кукол, в красивом розово-черном платье, вонзила руку мне в глаз. Я почувствовал, как нечто твердое и жесткое проникает в глазное яблоко. А спустя секунду почувствовал внутри ее движущиеся пальцы, которые схватили глаз изнутри и дернули на себя. Не в силах терпеть боль, я разжал руки и вновь оказался в петле, которая еще глубже вошла в шею, облив мою окровавленную футболку очередной порцией крови. Я кричал лишь в тот момент, когда летел от балки до низу. До тех пор, пока веревка вновь не передавила горло. Кряхтя и действуя на инстинктивном уровне, не помня себя и совсем не соображая, что делаею, я вновь ухватилися за балку. Но это была уже не попытка спасения. Скорее это было отдаление смерти. Чтобы веревка чуть позже окончательно сдавила шею. Плавая в собственных мыслях, я держался за балку, цепляясь за жизнь так же, как цеплялся за едва видимый свет в глазах, точнее в одном глазу. Пальцы продолжали скользить в вязкой крови. Я висел на руках, ожидая чуда. Та кукла, что держала в руке измятую оболочку глаза, схватила меня за палец и попыталась оторвать его. Но я мертвой хваткой вцепилися в неструганное дерево и не имел желания разжать ни один палец. Поддавшись примеру розово-черной куклы, остальные, сжав свои стеклянные зубки, ухватили мои скользкие пальцы и изо всех сил потянули их вверх. Кукольный гул вновь начал заполнять пространство чердака. «Гу! Гу! Гу! > Кукла в розово-черном платье наклонилась над пальцем, разжала рот и вцепилась крохотными зубами точно в сустав пальца. А другая кукла, в черном пиджаке и шляпе, точно каку Чарли Чаплина, подцепила тонкими пальчиками ноготь и дернула вверх. Если бы я смог закричать, то закричал так громко, что меня услышали бы на другом конце города. Однаао тонкая веревка не дала это сделать. Крик так и остался в окровавленном и уставшем теле. Превозмогая боль, я продолжал висеть на руках. Видимо, куклам понравился приём «Чарли Чаплина», и они медленно, по очереди, поднимали все мои ногти. Словно что-то искали под ними. Оторвав ноготь, они заглядывали под него, затем опускали обратно, будто бы даже разочаровавшись, что там ничего не оказалось. Я висел на руках, даже когда мне сорвали все ногти, и разжал пальцы лишь потому, что кровь залила всю балку. «Нужно было прыгать в окно. » После этой мысли смерть наступила от нехватки кислорода. Куклы еще долго гукали и смотрели на мертвого парня, прежде чем замолкнуть. Кубок, который Вару нашел вместе с нотной тетрадью, выскочил у него из кармана и встал точно под его телом. Редкие капли срывались и падали в него. В густой тишине чердака едва слышно скрипела веревка, и мёртвое окровавленное тело паренька продолжало крутиться по спирали.