Невозвратимость

Раскаты грома колыхали и волновали воздух, окрашенный тёмной серостью облаков. Ливень и гроза оставляли невидимые глазу следы, и только нос чуял щекочущий ноздри запах свободы и лёгкости. Словно стоишь на краю обрыва, и холодный ветер обдувает каждую частичку тела, душа, ласкаемая языками вольных порывов, распахнута, и целый мир принадлежит только тебе. Сочный запах травы и бодрящей свежести остался где-то далеко на севере. Вспышка, лишившая возможности видеть, погрузила всех в бездну выжигающего белого света, оставляя за собой ломаные и вихляющие борозды на земле. Вспыхнувший огонь мерк под сплошными нитями дождя и тонул в разбившихся каплях. Если бы у духа была телесная оболочка, то он бы хлопал глазами, как ребёнок, увидевший что-то неопознанное и привлекающее внимание. Раскинутые в разные стороны ударом молнии огоньки душ суетиливо метались, но один из них, словно застрял в тисках воздуха, никак не двигался. Сквозь клетку из дождя он смотрел на умирающие языки огня и вспоминал. Вся жизнь ударила в голову пушечным ядром, всё слилось в смесь прожитых и непрожитых эмоций. Если жизнь – это лестница, где медленно поднимаешься вверх, то сейчас она рухнула на голову. Узоры и украшения из камня и металла превратились в неразборчивые осколки – гору мусора из ошмётков драгоценностей. Физическая боль недоступна для безвольных огоньков: кроме слабого мерцания духа у них нет ничего, но каждое чувство, даже забытое, даёт о себе знать. Пульсирующий комок нужно распутать нить за нитью, пока всё не встанет на свои места. — Теперь я умер по-настоящему? — спросил он сам себя, оглядываясь вокруг. Никто не ответил, только капли дождя продолжали падать и разбиваться, стуча о листву и землю. Небо всё так же рассекали молнии, но гром смолк, словно прислушиваясь к мыслям огонька. Он так и продолжал парить на месте, но его сознание бегало и кричало. Где он оказался? Почему всё это время он будто спал и, как чья-то кукла, двигался по чьим-то указаниям? В голове сразу же всплыл ответ: он следовал за источником энергии, близкой к его собственной. «Кто я такой?» — на этот раз его мысли не прозвучали вслух. Как зажённые фонари, множество голосов из разных воспоминаний кричали, шептали, говорили одно и то же слово «Се Лянь», но один тёплый, окунающий шершавой нежностью голос ласково и трепетно повторял «Гэгэ». Он не мог найти ответ лишь на то, сколько он блуждал по миру. По разговорам других огоньков Се Лянь сориентировался: потерян здесь каждый. Некоторые до сих пор пребывали в каком-то гипнозе: будто мёртвые или пустые, они не реагировали ни на что, кроме групповых движений вокруг. С мыслью, что он умер, пришло спокойствие. Страх боли и смерти рассыпался, когда Се Лянь столкнулся лоб в лоб с всадником ужасов. Воспоминания о внутренней радостной приподнятости и свободе, когда он путешествовал ещё в далёкой юности, расцвели среди момента похорон и сотни лет в гробу с расползающей болью от сердца по всему телу. Неподвижный, живой мертвец, он с нетерпением мечтал о том дне, когда всё закончится, но Се Лянь бессмертен. С дырой, стремящейся затянуться, и колом, отравляющим сердце, он знал, что проклят жить и нести историю Сяньлэ как личный крест. Жизнь повторяла одну и ту же шахматную партию: те же ходы и уловки – до тех пор, пока до Се Ляня не дойдёт. Пока глупый бог войны не поймёт, она будет в крошки ломать его коня. Се Лянь стал быстрее учиться на своих ошибках и раз за разом понимал, что смерти он не увидит. Се Лянь мог больше не жить, но существовать обязан. Мусорный бог войны был ещё нужен: кровь с белых одежд так и не оттёрлась до конца. Радость от лёгкости бытия резко придавила к земле и впиталась в землю с каплями дождя. Дух резко осознал, что его сознание всё ещё не разбилось на множество осколков и не отправилось на круг перерождения: он застрял в мире смертных как неупокоенный. Тяжесть чего-то потерянного сдавила, и воспоминания снова сорвали крышку гроба; ощутимые кончиками пальцев, без возможности приложить к невидимому ладонь. Се Лянь не понимал, что это, но всеобъемлющая нежность разливалась повсюду, словно падала с пухлых облаков вместе с дождём. Огонёк вспомнил, каково это – плакать. Се Лянь с трудом различал, где нежность и радость сплелись в узел тоски. Огромный мыльный пузырь лопнул и расплескался, но сколько бы Се Лянь пальцами ни водил по скалам, пройти внутрь он не мог. Величина трепета и преданности перекрывали воздух, и комок становился только больше. Но всё это так и не давало конечного ответа, почему же он стал блуждающим огоньком, сшитым из надрывного отчаяния по размытому силуэту. — Господа и госпожи огоньки, нам нужно двигаться в Призрачный город, — очередное знание просто всплыло само по себе, он был убеждён, что это самое безопасное место из всех возможных, но путь предстоит тернистый и опасный. Оставшиеся души были достаточно сильными, раз ветер так и не развеял их. Но кроме погоды они могут встретить демонов и других сущностей, пожирающих души или использующих их в своих целях. — Оставаться здесь – худший вариант развития событий, мы сможем выжить, только если будем держаться вместе, — огоньки, что пробудились от удара молнии, сразу подлетели ближе; словно на верёвочке подтянулись и спящие. — Откуда ты это знаешь? — грубый и скрипучий мужской голос первым среагировал в полукрике. — Я просто это знаю. Вам необязательно следовать за мной, вы можете попытаться пойти своим путём или остаться здесь, но чем нас больше, тем безопаснее, — Се Лянь мог пойти совсем один, но всё же он был сильнейшим слабаком. — Вместе у нас больше шансов. Толпа духов начала бурные переговоры: от решения каждого из них зависели жизни друг друга. Часть огоньков, которых Се Лянь принял за беспамятных, оказались просто робкими и молчаливыми, однако они не отличались от «пустых». Боязливые души следовали за силой и уверенностью, которую увидели в Се Ляне. Таких людей часто восхищают те, кто первый берёт на себя ответственность и ведёт за собой остальных. Продолжая трепыхаться на воздухе рядом с Се Лянем, они всё равно слушали, что скажут спорящие души. — Ты что, голову свою оставила при жизни, или тебе её отрубили? — громко возмушался всё тот же мужской голос. — Он же явный обманщик. Откуда он может знать всё это? Дура ты старая, он приведет тебя прямиком к гибели или сам сожрёт. — Господин, вы хотите умереть? Если бы он мог, то давно уже съел нас, — Се Лянь обратил внимание на огонёк из-за его молодого голоса, который отдалённо напоминал юношу из размытых воспоминаний. — Старая псина, у меня всё в порядке с головой, — закряхтела бабка. — Малец дело говорит. — Да мы все уже мертвы, — огонёк заметался и взревел, — какая к черту разница?! Мы обречены. Вы посмотрите на него, да он же зелёный, как слива. Он нас угробит, без него мы тоже сгинем, — будь он человеком, то его голос начал бы срываться, но крик резко сломался жалостливым всхлипом обречённости. — Это конец! Куда бы он нас не вёл, мы всё равно… мы все уже мертвы. Тишина прокатилась по полю – все разговоры и споры стихли. Наблюдатели истерической сцены не смотрели больше на огонёк: повиснув в воздухе, они уставились сквозь него или вниз. Се Лянь видел его скрюченное тело и маленькую щуплую фигуру, обёрнутую в лохмотья. Без своей самодельной трости он никуда выходить не может, но дальше, чем к соседу, старик всё равно не ходил. Сейчас он бы, опираясь о трость, плюхнулся на траву и скрученный под грузом случившегося, как дерево под снегом, под грузом, дырявил бы взглядом землю. В голове всплывали образы демонов за торговыми лавками, в переулках, в ресторанах и чайных, и хоть Се Лянь не знавал этого старика, но представление о его физической оболочке, жизни и его поведении в момент тупика создавали, словно недостающие детали огромного пазла, в глазах Се Ляня идеально вписывающегося жителя Призрачного города. Ему не терпелось двинуться в путь, но возникшее препятствие стало камнем преткновения. С одной стороны, запас времени казался безграничным. С другой – непонятно, что и когда может произойти и как сильно влияет время отправления. Раннее утро или поздняя ночь; полотно густого чернильного небо светлело. Толстый слой ночи спадал, и голубизна растекалась сверху вниз. В часы солнца передвигаться даже сквозь чащу леса гораздо спокойнее, чем в темноте. Нечисть издревле считалась гражданином власти луны, поэтому с первыми лучами солнца было решено стремительно, не смотря по сторонам и не делая бесполезных остановок, направиться в Призрачный город. Решить проблему необходимо было быстро. Протиснувшись через толпу, в центр, к деду, который теперь только бубнил ворчания себе под нос и не поднимал ни на кого взгляд, Се Лянь покружил рядом с ним, ожидая, когда тот хоть как-то отреагирует: — Послушайте, пожалуйста… — Нет, убирайся с остальными, вперёд и без оглядки. Оставьте меня тут доумирать полностью, без всяких этаких штук, — он повернулся к Се Ляню полубоком. — Иди, не мешайся мне тут и не уговаривай меня. Се Лянь не стал искать встречи глазами, пытаться коснуться его или осуществить любой другой контакт. Ему не прельщала перспектива разговаривать с упрямым стариком, который не проявлял никому и никогда уважения, капризничал, как ребёнок, а также избегал любой ответственности. У Се Ляня не было оснований так говорить и думать, но образ старика был так понятен, что это происходило само собой. Внутренний голос шептал, что первое впечатление не всегда верное, и грести всю его жизнь под одну неприятную гребёнку в корне неверно. — Я просто расскажу, а вы сами решите, господин. Призрачный город такой же, как большой город смертных, только там живут демоны, призраки и другая разумная нечисть. У них организована торговля и экономика, труд и отдых. Всё, что у вас было при жизни смертного, есть и там. Вам, Господин, ведь многого не нужно, верно? — он пытался не спугнуть старика, но в такую историю трудно поверить, а под давлением эмоций достучаться до него кажется совсем невозможным. — Звучит, как невероятная сказка, но ведь то, что после смерти есть другая жизнь, тоже невероятно. Никаких гарантий, что это всё по-настоящему, у вас не было: Боги и Демоны жили на картинах страницах книг. — Я же просил не уговаривать меня, мальчишка, — дед издал звук, похожий на вздох. — Зачем всё это? Дело не только в том, как я жил, но и с кем. Ну, ты молодой, тебе не понять, ты так не ценишь, как мы, старые… Его пламя чудом не возгорелось сильнее; будь он в своей физической оболочке, волоски на теле Се Ляня приподнялись бы от волны раздражения, пролившейся по телу. Он старался вежливо улыбаться, но ещё пару фраз подобного характера, и языки пламени поглотят этого старика. Он старательно успокаивал себя, напоминая об особенностях возраста, характера и воспитания. — Мы сейчас говорим о вас и вашей жизни, поэтому не так важно моё прошлое. Хорошо, это ваше решение –встретить свой конец здесь. Я хотел лишь рассказать вам о перспективах и дать понять, что не всё кончено и маленький огонёк надежды всегда есть. Если есть хоть какой-то проблеск света, то значит не всё упущено, господин. Развернувшись, он незамедлительно полетел вперёд, не останавливаясь ни на секунду. Старик наблюдал, как этот юноша отдаляется всё дальше и дальше. Огонёк мальца казался темнее среди остальных, однако его милые, но наивные речи были такими, будто он вышел прямиком из театральной постановки или книги. Слова цепляли даже скрягу, считавшего, что он повидал достаточно, пускай и был прожжён жизнью, а его опыт скуп, скучен и ограничен небольшой жизнью в деревушке. Он что-то значил: раз к нему подошли, его дух имел ценность. Хотя старик слабо верил в доброту побуждений, но он не смог нащупать корысть. — Постой-постой.