Мой один на миллион

      Саске был убеждён, что если и переродится, то точно в виде кактуса или камня.       Или помидора.       Всё-таки он этого заслуживал. Учиха Саске — не тот, кого следовало перевоплощать во что-то с ногами, способными всюду, куда бы он ни отправился, сеять разрушение и отчаяние.       Но если он уже мёртв, то почему он такой голодный?       Медленно дымка сна рассеивалась, подобно солнцу, пробивающемуся из-за туч. Саске услышал тихое гудение медицинской аппаратуры, а кончиками пальцев ощутил плотность ткани. В животе противно заурчало, едва он вздохнул. Звук кардиомонитора ускорился, оповещая о переходе из царства грёз в реальный мир. Мир живых.       Чёрт...       Саске попытался приподняться, отчего в его голове сразу вспыхнула резкая боль. Всё тело воспротивилось напряжению, заставив его вновь откинуться на жёсткие подушки. Он осторожно сделал глубокий вдох и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Саске по-прежнему был слеп, но тупая пульсация в голове и конечностях наталкивала на мысль, что ему каким-то чудом удалось ненадолго справиться со смертельным ядом двух змей.       Сколько ему ещё осталось жить?       День? Два?       По ощущениям пару часов...       Ровный сигнал кардиомонитора начал раздражать спустя несколько минут. Саске изо всех сил боролся с ослабленным телом, пытаясь сорвать присоски с груди, чтобы заткнуть аппаратуру. Когда звук превратился в громкий, оглушительный непрерывный писк, сигнализируя об отсутствии пульса, он, наконец, собрав последние силы, опёрся на локоть, чтобы дотянуться до надоедливого устройства и выключить его. Вот только рука его одеревенела в согнутом положении из-за жёсткого фиксирующего рукава.       В один миг он спокойно сидел, покрытый тонким одеялом и проводами, а в следующий уже свисал с одной стороны металлической перекладины больничной койки, упираясь ногой в другую. Дрожащая рука — единственное, что удерживало его от падения на пол лицом вниз. Хаос, вызванный рассыпавшимися лекарствами, был похож на пронёсшийся торнадо. Кажется, его маленькое приключение натянуло соседние провода и заставило предметы слететь с подносов.       Чёрт...       Он должен был уже умереть. Неужели его слабое тело способно продержаться так долго...       Похоже, он застрял в этом положении навечно. Нога невыносимо болела и не сгибалась, а вся кровь уже начала скапливаться под черепом, не позволяя мыслить здраво. Конец должен быть близко, ведь до носа снова донёсся запах таинственной девушки. Приятный и необыкновенный аромат.       Саске примирился с её присутствием. И даже не важно, куда он отправится. Главное уже оказаться в каком-то конкретном месте.       В раю или в аду, или там, куда обычно попадают люди в ожидании очереди на перерождение. Хоть где-нибудь.       Где угодно, только не здесь.       Внутри этого слепого, слабого и умирающего тела, которое никому не нравилось.       Сквозь пронзительный звон в ушах он уловил, как кто-то, приближаясь, позвал его по имени. Этот человек взял его за руку, помогая вернуться обратно в койку. Внезапный приступ тошноты отвлёк Саске от возможности расслышать что-либо кроме звука собственного рвотного позыва. Желудок был абсолютно пуст, поэтому в прислонённой к его подбородку ёмкости не было необходимости. Саске устало завалился обратно на подушки. Человек протянул ему стакан воды, которую он стал глотать с поразительной жадностью. Тёплая жидкость сперва ощущалась как битое стекло, проникающее в его горло, а к концу показалась нежным дождём с небес.       — Ты в порядке. Всё будет хорошо. Пожалуйста, успокойся.       — Хината? — невнятно прохрипел он. Потеря равновесия усилила головокружение.       — Да, это я! Ты... ты помнишь меня? — Саске услышал её, словно от пробежки, сбившееся дыхание.       — Да... — вполголоса ответил он. Они же виделись всего несколько часов назад у койки её сестры, где он должен был умереть от интоксикации. Сейчас ему хотелось узнать, почему он всё ещё жив... Каким образом он до сих пор может быть жив? Но Хината крайне шумно разбирала устроивший им беспорядок. — Что произошло после?.. — спросил он, и ощутил её холодные руки на предплечье, когда она проверяла состояние капельницы.       — А что ты... помнишь? — Хината убрала прилипшие пряди волос с его влажного лба, вызвав волну мурашек по спине.       — Я помню твою сестру на больничной койке и как потом отключился.       Её прикосновение исчезло.       — О... Н-ну... Я-я не знаю всех подробностей... Хм, а ты не хочешь сначала чего-нибудь съесть? Или, возможно... принять душ?       Бред.       — Что? Почему ты... Что со мной случилось? — выпытывал он. Почему она увиливает от ответа? Её сестра умерла? Или, может, она так жалеет его из-за того, что он скоро умрёт? — Сколько мне осталось? — Час? Меньше? О нём уже не стоит беспокоиться. Зачем она пытается скрасить его последние минуты?       Он слышал, как Хината сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, после чего снова набрала в лёгкие воздух, приготовившись к ответу.       — Саске-сан, я знаю, это сильно тебя удивит, но... уверена, что в ближайшее время с тобой ничего не случится. Я надеюсь.       Он моргнул, как и прежде, лишённый света.       — Объяснишь?       — Т-ты не умрёшь.       — Я выжил после яда? — Саске сомневался в собственной догадке, поэтому вслепую потянулся в сторону Хинаты, чтобы вновь убедиться в реальности происходящего. Её холодная рука подарила осознание, что он жив и здоров.       Или же относительно здоров. Не считая слепоты, ноющего от боли тела и невероятного чувства голода.       Кроме того, кожа на его голове ужасно зудела.       — Да, — подтвердила Хината и слабо сжала его руку, накрывая сверху другой. — Саске-сан, мне жаль, но... Я-я должна сказать тебе об этом. Н-на самом деле... тот д-день с Ханаби, который ты помнишь... Это было давно.       Если бы она сейчас не держала его руку, а он не был так ужасно голоден и не страдал от боли, Саске бы принял этот разговор за очередной сон.       — Насколько давно?       — Около четырёх...       — Дней... — закончил за неё Саске. Тогда неудивительно, почему он испытывал такой голод!       — Четырёх... месяцев, — исправила Хината.       Она промолчала, когда он беспрепятственно вытянул руку из её хватки.       — Ты шутишь?       Хината не ответила. Отсутствие между ними даже минимальной дружбы всё равно не позволило бы ей отпускать в его сторону такие паршивые шуточки. Но никого другого, кто мог бы затеять этот беззаботный розыгрыш, в палате не ощущалось.       Возможно это знание должно было его шокировать, поразить и ошеломить, только он ничего из этого не испытал.       Саске вёл себя неизменно, как и всегда: невозмутимо и рационально, так, словно его подобное вообще не касается. Будто он просто сторонний наблюдатель, способный уйти в любой момент, когда захочет.       — А твоя сестра? — спросил Саске. Для начала нужно было убедиться, стоит ли ему беспокоиться о подосланных убийцах.       — Она жива... — вымолвила Хината. Из-за отсутствия подробностей ему пришлось уточнить:       — Но?       Хината подозрительно промолчала, подвинула стул ближе к койке и присела.       — Тебе не стоит волноваться. Х-хочешь что-нибудь съесть? И-или может быть... отдохнуть?       Отдохнуть? Он же абсолютно ничего не делал, валяясь тут на куче подушек, едва пробудившись после четырёхмесячного сна. От чего ему отдыхать? Если только от слабости, вероятно ставшей побочным эффектом сломанных костей, которые ему интенсивно вправили с помощью медицинских техник.       — Выкладывай.       — Что ж... Раз ты настаиваешь. Ханаби... Физически она в норме... Но, как и ты до этого, в коме... М-мы перепробовали всё возможное, но она так и не...       Как странно. Его дзюцу должно было сработать. Неужели он где-то ошибся? Нет, ошибки исключены. Более того, Орочимару, будучи перфекционистом до мозга костей, не допустил бы ни одной из своих техник остаться незаконченной или неисправной. Тогда, раз тут нет вины саннина, и явно не было его ошибки, значит, проблема в самой девчонке. Может быть, как и он, она вскоре очнётся самостоятельно?       — Почему ты здесь? — допытывал Саске. И почему от неё пахнет, как из кондитерской?       — Я... я подумала, что если... — На миг она замолчала и вдруг резко вскочила. — Нужно п-позвать медиков! Они же не знают, что ты наконец-то пришёл в сознание! Им стоит осмотреть тебя! — Хината сразу выбежала из палаты, закрыв за собой дверь, не оставляя Саске и шанса вставить слово или хотя бы задержать её.       Тьма и тишина усилили запах выпечки. Вздохнув, Саске почувствовал, что где-то рядом находится что-то съедобное, до чего он не мог дотянуться, но в чём отчаянно нуждался.       И плевать, что эта еда принадлежала ей. Плевать, что это что-то сладкое, сахарное и пропитанное насыщенными жирами, от чего его всегда тошнило. Он был... Чертовски. Голодным!       Нужный пакет оказался на полу, на удивление близко к тому месту, куда несколько минут назад приземлилась его рука. Наверняка Хината бросила его в спешке, спасая Саске из затруднительного положения. Схватив пакет он сел обратно, и от резкого наклона у него вновь закружилась голова. Пришлось подождать, прежде чем достать из пакета плотный свёрток. На ощупь это было нечто круглое и мягкое, умещающееся в ладони. Мешала лишь обёртка, которую Саске сорвал и разом откусил порядочный кусок.       Корица и сахар. Очень много сахара проникло во все его рецепторы. На глазах даже выступили слёзы. Дождавшись ослабления болезненного спазма в челюсти, он принялся жевать. Чем дольше сладкая выпечка оставалась во рту, тем отчётливее ощущался вкус.       Саске в тот же момент пожалел о содеянном, проглотив кусок. Его желудку явно не очень понравилось, и он приготовился отвергнуть подачку в надежде на что-то получше. Оставленная на расстоянии вытянутой руки ёмкость спасла непростое положение. А после, пакет с надкусанной выпечкой занял прежнее место на полу рядом с койкой.       От ещё одного выпитого стакана воды вновь возник голод.       Саске хотелось умереть.       Не было больше смысла жить. Без толку проходить через трудности восстановления утраченных функций организма только для того, чтобы вернуться к скучному и унылому существованию. Роль шиноби стала для Саске образом жизни, потому что у него была цель — порыв отмщения за родню с последующим наказанием причастных.       Со смертью Мадары цель эта была достигнута.       После убийства этого человека Саске думал, что в его жизни всё наладится, что он, наконец, обретёт покой. Но нет, этого не произошло. Он, как и прежде, ел безвкусную пищу, вёл бессмысленные разговоры и совершал бесцельные сражения.       Таким людям, как он, не дано покоя.       Что ещё хуже — каждую ночь ему снились кошмары, в которых всевозможные пары глаз взирали на него с ненавистью и отвращением. Окружающие видели в нём лишь количество убитых им людей, а не его заслуги. Для чего выкладываться на полную, гоняясь туда-сюда на миссии? Чтобы лишний раз убедить самого себя, что стал хорошим парнем? Особенно, после того, как преодолел финишную черту.       У него было простое желание: всё закончить. И даже не важно, возродится он снова или нет. Он просто больше не хотел быть Учиха Саске.       Накатила новая волна тошноты, которую Саске старался сдерживать стиснутыми зубами и впивающимися в ладони ногтями. Сильнее мучительного спазма в животе была лишь острая боль в груди, с каждым вдохом и выдохом ощущающаяся так, будто что-то пыталось разорвать его и выбраться наружу. Прижимая дрожащую руку к грудине, он с трудом пытался оттянуть край больничной рубашки. Сквозь ткань проступала непривычная линия рубцов — грубые швы, оставленные Сакурой или Цунаде — которые давно затянулись снаружи, но ощутимо царапали уязвимую и чувствительную кожу изнутри.       Левая рука Саске была в гипсе, а поясница болела, как после падения на льду. В ногах возникало чувство движущейся армии муравьёв. Голова раскалывалась, но скорее от мысли, что теперь, когда он очнулся, ему больше не позволят впасть в бессознательное состояние.       Ему хотелось умереть.       Хотелось покончить со всем.       Но рассматривать возможность самоубийства он не собирался.       В этой жизни у него был единственный человек, ради которого он продолжит вести жалкое, сломленное существование столько, сколько потребуется. Саске обещал ему.       Решено: отныне и навсегда Наруто придётся платить за все его ужины.       Дверь в палату снова открылась, впуская внутрь приливную волну голосов, слов, запахов и людей, без спроса прикасающихся к нему. Кто-то схватил его за запястье, проверяя пульс, следующий дотронулся до его лица, оттягивая веки. Другой смело позволил себе развязать узел на его рубашке, чтобы осмотреть тело. Среди потока звуков Саске услышал один знакомый голос.       — Сакура, выгони их.       — Саске-кун... с возвращением, — она подошла ближе, и голос девушки стал отчётливее, тогда как остальные стихли. Сакура говорила как-то механически, будто не могла поверить в то, что видит. — Ты так долго не приходил в сознание. Уверена, что сейчас ты полностью дезориентирован. Мы уже подумали, что ты никогда не очнёшься, поэтому прости за наше излишнее воздействие.       Он оттолкнул чужие руки и откинулся обратно на подушки, тяжело дыша.       — И ради этого вы зад напрягали?       Девушка моментально переключилась в режим заботливого ирьёнина.       — Послушай, Саске-кун, ты чуть не умер, ясно? Я счастлива, что с тобой всё в порядке. Но нам нужно осмотреть тебя и убедиться, что ничего худшего больше не предвидится!       — Не прикасайтесь ко мне, — огрызнулся Саске, зациклившись на её «нам». — Если кто-нибудь из вас хотя бы посмотрит в мою сторону, будет гореть вечным пламенем, — пригрозил он и в повисшем неловком молчании указал подбородком на дверь. — Чего ждёте? Проваливайте!       Игнорируя шуршание бумаг и сандалий коллег, Сакура настаивала:       — Не стоит отпугивать медиков, Саске-кун, они тебе нужны.       — Мне никто не нужен. Уходи.       Сакура разочарованно вздохнула.       — Всё из-за нашей ссоры?       — О чём ты?       — Тогда... в последний раз, когда мы разговаривали... Ты сказал... — Сакура наклонилась, чтобы это осталось между ними, — ты сказал несколько обидных слов... Но я не виню тебя, мы оба были рассержены...       Саске надеялся, что на его лице не появилось недоумение, отражающее его мысли.       — О, — издал он единственный звук. Разве он хоть раз разговаривал с Сакурой за прошедший год?       — О? И всё? Я думала... думала, что мы друзья. Саске-кун, разве после всех этих месяцев я не заслуживаю чего-то лучше, чем простое «О»?       Саске нахмурился.       — Для тебя хотя бы прошло время, а меня только вчера укусила гигантская змея. Поэтому сделай поблажку, оставь меня в покое.       — Ты прав, — Сакура отступила назад, нервно посмеиваясь. — Прости, наверное, ты ещё слаб. Поговорим позже, ладно?       — Нет, мне не нужно твоё присутствие, никого из вас, — заявил Саске. Подождите... Стоп, стоп, стоп... Ему необходим союзник. Кто-то, кто сообщал бы ему о текущей обстановке в деревне и выполнял бы любые поручения, пока его зрение не восстановилось. — Никого из вас, кроме Хинаты.       Все в палате затаили дыхание, и Сакура нарушила молчание горьким:       — Конечно...       В лихорадочно работавшем мозгу Саске происходило что-то странное. У Сакуры сложилось впечатление, что они поссорились накануне его комы. А у него появились эти необычные воспоминания, которые не вписывались во временную шкалу его жизни. Будто головоломка с пустыми ячейками, кусочки которой в его руках не помещались ни в одну из них.       Хината вдруг показалась ему давней знакомой. Саске отчётливо помнил в ней всё: запах, прикосновения, голос. Он ни разу не прикасался к ней, но готов был поклясться, как в одном из воспоминаний держал её в объятиях.       Наруто покинул деревню. Но Саске ясно слышал, как Узумаки однажды попрощался, закрывая дверь в эту самую палату; тогда Саске бодрствовал или спал? Правда ли, что Наруто ушёл или ему всё это приснилось?       Гудение кондиционера в коридоре смолкло за закрытой дверью. Неосознанно Саске расслабил напряжённые плечи на подушках. Никаких ощущений тепла или холода, ни злости, ни облегчения...       Может, он всё ещё спал? Могло ли это быть сном?       Кошмарным сном?       Что, если он проснётся и обнаружит себя в идеальном состоянии? Разумеется, в холодном поту, но здоровым и подвижным?       — С-Саске-сан...       Он вздохнул, потерпев поражение.       — Ты же ещё здесь.       Как же хотелось, чтобы сейчас она ушла и никогда не возвращалась. Этот её тихий голос, по его мнению, слишком извиняющийся и слишком неуверенный, от которого его нервы стирались, как имбирь на тёрке. Тем не менее, Хината была одной из немногих, кто знал, когда нужно промолчать. Её поведение было безукоризненным, как и искренность в заверении: что с ним всё будет в порядке.       И именно из-за своей наивности, она обязана стать хоть как-то полезна.       — Д-да... Тебе что-нибудь нужно?       О да, много чего.       — Для начала приготовь мне завтрак.       Саске сразу же подготовил ответ на её возражение: «Ах, вот как? Что ж, у меня для тебя новость, приятель, я принцесса Хьюга, а не твоя прислуга!». Но он ему так и не понадобился.       — Хорошо, я сейчас вернусь.       Хината справилась с этим очень быстро. Оказалось, время завтрака закончилось, и всем уже подали обед. Она наверняка была в хороших отношениях с персоналом, потому что ей удалось принести нетронутый поднос. Рис, правда, был остывшим, но Саске не возражал, или, скорее, ему было всё равно. Пока его желудок закатывал истерику, он не собирался ничем пренебрегать. Приходилось чередовать каждый укус с глотком воды, чтобы притуплять боль, настойчиво напоминающую ему о травме в груди.       Мисо-суп был ещё тёплым, поэтому после первого же глотка Саске отставил его в сторону, не собираясь пробовать снова. Также обед включал в себя: рыбу, тушёные овощи и маленькую упаковку рисового пудинга.       Из всей порции Саске съел лишь немного риса и кусочек тыквы, отказавшись от остального, так как мучался от мышечного напряжения и непрекращающегося головокружения.       — Что такое? — спросила Хината, когда он с усилием отставил миску с ложкой и откинулся на подушки.       — Наелся. — На деле Саске не был настолько голодным, как ему казалось, и вовсе не из-за того, что капельница постоянно питала его через кровь. Вероятно, он очнулся именно от изжоги. А это более чем уважительная причина, чтобы снова возненавидеть весь мир.       — Мне убрать? — поинтересовалась Хината, не удивляясь его молчанию. — Саске-сан...       — Я не хочу ничего слышать, — отрезал он и раздражённо вздохнул, не собираясь выслушивать советы, что пища необходима для восстановления.       — А? Н-не слышать что?       — Твои лекции о том, что нужно больше есть, чтобы поправляться, и о прочей ерунде. Я не хочу слышать этого.       — Н-нет, я не...       Хм?       — Тогда что ты собиралась сказать?       Ей потребовалось мгновение, чтобы снова собраться с духом.       — Я-я рада, что ты вернулся.       Именно этого Саске и хотел: почувствовать теплоту внутри, зная, что кто-то искренне и по доброте душевной рад его благополучному возвращению. А ещё для него это была идеальная ситуация, чтобы сыграть на её эмоциях. Убедить Хинату, что он тронут, чтобы она согласилась с его планом использовать её. Но даже когда его разум принял решение действовать, всё, что высказал его рот — сомнение в её намерениях:       — Почему ты рада?       — А? Н-ну... Я же... должна? — удивлённо уточнила она.       Кем он был для неё? Никем. Его бессвязные воспоминания ничего не доказывали, куда важнее его исчезнувшие воспоминания. Вдруг она на самом деле была его врагом, но он просто забыл об этом?       — Из-за спасения твоей сестры?       — За это я тебе благодарна.       Где она прятала истинные слова?       — И ты ждала, пока я очнусь, чтобы сказать мне об этом?       Скрежет ножек переносного столика по полу показался невероятно громким на фоне тихого гула аппаратуры.       — Ты злишься?       — Я не злюсь, — ответил Саске. Он ничего не чувствовал. Первое время все реакции ощущались им как на автопилоте. Возможно, завтра, когда он выспится, отдохнёт и поест, он превратится в нормального человека. Или хотя бы в того, кем был когда-то. — Я просто не понимаю, как ты оказалась здесь, в палате с тем, кто лежит в коме четыре месяца. Ты слышала Сакуру, они считали меня безнадёжным. Так зачем ты пришла? — Саске вслушивался в её тихое дыхание, чтобы отвлечься от мрака перед глазами. Он уже почти смирился с отсутствием её ответа, с которым Хината затянула.       — П-потому что... я хотела узнать, — начала она тихо и неуверенно. Её дыхание постепенно учащалось, словно от волнения перед следующими словами, словно её переполняли эмоции. — Я каждый день ждала твоего пробуждения, потому что хотела узнать, зачем ты дал мне это тогда.       Головоломка дразнила его, кусочек был у него в руке, а пробел прямо перед ним, но он попросту не подходил.       — Поточнее.       Зашуршала одежда — очевидно, Хьюга неловко поёрзала.       — Кольцо... О-обручальное кольцо, которое ты отдал мне в тот день. Я-я хотела узнать... зачем?       Саске изо всех сил старался не показать, как тяжело это было проглотить. Обручальное? Кольцо? Хьюга Хината? В его неписаном кодексе она и женщиной-то не являлась. Зачем ему — даже по какому-то сумасшедшему повороту судьбы — жениться на ней? Она была неуклюжей, неуверенной в себе и всегда отвратительно одевалась. Среди членов её семьи он не мог терпеть никого, а группа её ближайших друзей состояла лишь из парней. Главная причина, по которой он решил воздержаться от поспешных высказываний, была такова: Учиха Саске, которого он помнил, никогда бы не попросил Хьюга Хинату выйти за него замуж.       Но что, если он потерял значительную часть памяти? Что, если эта девушка говорила правду и он прежний заметил в ней что-то стоящее?       С другой стороны, могла ли она обманывать его по какому-нибудь скрытому мотиву, а он шёл прямо в её ловушку?       Саске нуждался в ней сейчас, пока не способен был встать на ноги и без посторонней помощи держать палочки для еды, поэтому он не собирался упускать такую удобную ситуацию.       — Извини, я... я прошу слишком многого, а ты так слаб...       Если уж на то пошло, он может обвинить во всём потерянную память, верно?       — Признаюсь честно, я немного сбит с толку, — проговорил он, мысленно подбадривая себя: «Вот так, просто используй правильные слова, и всё разрешится само собой, по нужному курсу». — Наверное, сейчас моя голова не соображает как надо.       — Да, ты сильно ударился...       Кажется, она улыбнулась. Хороший знак, значит, она поверила.       — Я отвечу на твой вопрос, когда вспомню, ладно?       Хината вздохнула и встала, чтобы натянуть одеяло ему на грудь.       — Извини меня, пожалуйста, я не давлю на тебя.       Саске чуть не ухмыльнулся тому, как легко оказалось её убедить. Он ухватил её за руку и подушечкой большого пальца провёл по её костяшкам, но не ощутил никакого кольца.       — Ты его не носишь?       — Н-нет... Я же не знала, зачем ты отдал мне его... — Хината отстранилась, высвободив руку. — Мы можем поговорить об этом завтра? Мне правда уже пора.       О чём тут говорить? У неё ещё было что сказать?       — Куда ты торопишься?       — Эм... занятия. Я-я подрабатываю в Академии, так что...       — Конечно... — Саске слушал, как она собирает вещи и шаркает к двери. Он не ответил на её робкое прощание, притворившись спящим и пытаясь разобраться в мыслях, несмотря на боль и слабость.       Внезапно он задремал, так и не разобравшись ни в чём.       В течение дня — а может и дней, Саске не был уверен — он просто спал, просыпался, находил еду на переносном столике рядом, перекусывал и снова засыпал. Он уже сбился со счёта, сколько раз повторялся этот цикл, пока однажды резко не проснулся, вскочив в постели с криком, сорвавшимся с губ, погружённый во тьму и промокший от пота. Беспорядочно похлопав рукой по груди и вокруг койки, он упал обратно на подушки, убедившись, что в палате никого, кроме него.       В глубине его подсознания один из кусочков головоломки встал на место: образ его, укутанного в припорошенный снегом шарф, перед девушкой с тёмными волосами в кимоно под оранжевым светом уличного фонаря. Он вручил ей кольцо. Детали были очень чёткими и реальными. Саске практически чувствовал холодный предмет, зажатый в ладони перед тем, как достать его из кармана и отдать ей. Её глаза расширились, и после пары слов слёзы, похожие на хрусталь, скопились меж длинных ресниц, и она кивнула.       Он даже не представлял, как это назвать. Сном? Воспоминанием? Которое заставило его задыхаться, хватаясь за грудь, и бороться с сильной тягой к чему-то недостижимому. Что оказалось невозможно определить, но хватило, чтобы навсегда запомнить. Саске не знал, как люди называют это, и почему оно разбудило его посреди ночи. Но на мгновение оно затрепетало в его ладонях, как испуганный светлячок. За всю жизнь, оказываясь сторонним наблюдателем собственной истории, это был первый раз, когда он действительно что-то почувствовал, и это что-то насмехалось над ним...       Что именно он почувствовал?       И насколько большой кусок разума он потерял?       Саске опустил голову и попытался убедить себя, что влага, скопившаяся на его ладони — лишь пот, а боль в груди — всего лишь последствие укуса гигантской змеи.