Мой один на миллион

      Саске разбудил тихий шелест переворачиваемой страницы.       — Хината?       Из-за тумана в голове он не осознавал, что ожидал именно её присутствия.       — Да, — прошептала Хината с небольшого расстояния.       Грудь Саске медленно расширилась от неспешного и осторожного вздоха.       — Мм-м... Который час?       — Полдень, — едва слышно произнесла Хината, словно на самом деле сейчас была полночь, и она боялась кого-нибудь разбудить. — Как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь нужно?       Нет, не совсем. Он всего-то ждал её ответ на то, о чём они говорили вчера.       Его предложение...       Когда она не появилась сегодня утром, Саске начал переосмысливать изначальный подход к ситуации. Возможно, ему следовало попытаться вставить пару приятных слов, чтобы сразу заключить сделку.       — Что у нас на обед?       В желудке, как обычно, заурчало от пустоты, заодно напоминая, что если вскоре он не наберётся мужества и не начнёт тренироваться, то позже пожалеет о набранном весе.       — Рис, суп из чечевицы и эм... похоже на варёную тыкву, — перечислила она. Книга была захлопнута и отложена в сторону. Послышались звуки исследования внутренностей упаковки с обедом. — А ещё я принесла тебе пару пудингов. Для перекуса. Чтобы ты не ждал, когда подадут еду. Х-хочешь начать с него или убрать пока в холодильник? — Саске молча вытянул руку. Хината радостно вручила ему пудинг. — Ещё один оставлю на верхней полке.       — Где вообще этот холодильник?       Отойдя в другой конец палаты, Хината объявила:       — В пяти шагах от тебя, эм... справа от койки.       В текущем состоянии для него это было слишком далеко, но Саске был благодарен Хинате уже за то, что она не сказала: «Прямо тут, слепая ты летучая мышь».       — Ясно, — пробормотал он полусонно. Порядком проголодавшись, Саске открыл упаковку рисового пудинга и отправил ложку в рот. — Итак...       — Хм?       Не желая, чтобы его нетерпение звучало так, будто он беспокоился о её решении или выдавало его любопытство, Саске спросил о том, что совершенно не относилось к делу:       — Что ты читала?       Присев обратно на стул, Хината неловко поёрзала, как можно дольше оттягивая момент взволнованного ответа.       — Э-эм, ну... н-ничего особенного... п-просто роман...       Саске ухмыльнулся.       — Эротический роман?       В юности ему доводилось читать парочку таких.       — Нет! К-к-конечно нет! В-всего лишь банальная р-романтика! Обыкновенный любовный роман!       Обыкновенный любовный роман... Значит, вот что читают обычные девятнадцатилетние ребята, когда им не нужно сражаться на войне или путешествовать по миру, чтобы отомстить за резню клана...       Набрав ложку пудинга с горкой, Саске проглотил его и поморщился. Раздражало каждый раз представлять, как сложилась бы его жизнь, будь всё иначе...       — О чём эта история?       К счастью, уже от половины съеденного пудинга он начал чувствовать облегчение.       — Эм... о т-том... — она вновь неловко поёрзала, — как богатый парень влюбляется в б-бедную девушку...       Довольно странное хобби. Учитывая, что Хината принадлежала к состоятельному и влиятельному клану, будучи первой в очереди наследования власти. У неё определённо было всё, что она могла только пожелать, даже в нынешнем статусе. Саске был убеждён, что многие мужчины не отказались бы взять её в жёны и матери своих детей. Пока она сидела здесь, наслаждаясь чтением о неудачниках и их судьбоносных сражениях за ту единственную, но запретную любовь. Как она могла получать удовольствие от эмоциональной травмы, которую приходится преодолевать вымышленным персонажам, когда у неё самой есть идеальный шанс познать лучшую жизнь?       — И что мешает им быть вместе? — Саске счёл забавным копаться в причинах её действий. Не только потому, что хотел знать, как она воспринимает эту историю, но и потому, что издевательства над ней служили ему хорошим развлечением. Разве что дискомфорт в желудке всё никак не усмирялся, вопреки коротким глоткам успокаивающих прохладных сливок.       — Н-ну... вокруг богатого парня вьётся много девушек. Все они милые и красивые, но он не ладит ни с одной... Ведь ему нравится только та, которую он встретил однажды на улице и которая разделяла его любовь к граффити. Родители парня против их отношений... — Хината недолго помолчала. — Согласись, н-ничего особенного? П-просто выдуманная история...       Саске сунул ложку в пустой стаканчик из-под пудинга и отбросил его на тумбочку рядом с койкой.       — В конце они поженятся?       — Я ещё не дочитала, но... надеюсь, что так и будет...       На его фырканье Хината принялась защищать несуществующих персонажей.       — Знаю, это всего лишь вымысел, н-но ты не думаешь, что такое может произойти в реальной жизни? Мне... мне кажется, что... такое возможно...       — Любовь переоценена, — выпалил Саске и, откинувшись на подушки, внутренне выругался на собственные необдуманные слова. — Я про запретную любовь и всё, что с ней связано.       Не лучший ход — показывать свою истинную — бесчувственную и равнодушную — сущность. Особенно когда необходимо тщательно работать над убеждением Хинаты, что сделанное им предложение было из любви.       — В чём смысл любить того, кто не отвечает тебе взаимностью?       Не понаслышке знакомая с безответной любовью, Хината сочла необходимым пояснить:       — В любви н-не обязательно должен быть смысл... и-иногда, ради любимых людей мы совершаем поступки, чтобы осчастливить их. П-потому что видеть их счастливыми — важнее всего. — Словно поймав себя на ошибке, она начала заново: — Я хочу сказать, что за любовь не нужно платить! Или относиться к ней как... к долгу? Нормально — безвозмездно делать любимым людям приятное. Н-например, в дождь я бы, не задумываясь, отдала Ханаби свой любимый зонтик, заранее зная, что будь она на моём месте, то не отдала бы мне свой. Взамен я ничего не потребовала бы, потому что она моя сестра, и я переживаю о её здоровье. И потому, что я очень люблю её и не могу не волноваться, если... — тон её голоса понизился, когда она поняла, что от затянувшейся мысли глаза Саске начали стекленеть. — Извини... Ты волен думать, как хочешь...       Саске нахмурился.       — Зная, что мои усилия станут проигнорированы, я бы уделил внимание тому, кто будет их ценить. В мире миллионы людей, Хината, наверняка найдётся тот, для кого ты ценнее, вместо тех, кто окружает тебя сейчас.       Тихий гул медицинского оборудования давал понять, что разгоревшаяся дискуссия ведётся уже не о бедной девушке и богатом парне.       — Он так и не ответил на твоё признание? — просто спросил Саске, бросаясь в омут с головой и затрагивая крайне неудобную для обоих тему. — Как давно это было? Полгода назад? Больше? Он же не собирается объясняться.       — Знаю... — спокойно ответила Хината. — Я... я не против...       — А должна.       — Почему? — не скрывая любопытства, поинтересовалась она.       Что значит почему?! Зачем они вели весь этот долгий разговор, если она всё равно продолжает просить прямых ответов?       — Потому что хочешь верь, хочешь не верь, но ты — Хьюга, а он всего лишь Узумаки. Ты — богатый парень, а он — бедная девушка. И если бы ты не увлеклась им, никакой истории бы не было. — Саске потянулся за бутылкой воды и сделал большой глоток. — Кроме того, очевидно же, что ему нравится кое-кто другой.       — Сакура-сан... Верно?       Он кивнул, и Хината принялась оживлённо объяснять:       — Ничего страшного, с-смею предположить, он не знает, что и как сказать... Я вовсе не против. А п-пока, мы можем быть просто друзьями...       — Раздражает, что ты ничего не просишь взамен, даже признания, — дно бутылки стукнулось о тумбочку сильнее, чем планировалось. — Что это за любовь такая? Бесполезная и пустая трата времени. Это и любовью-то назвать нельзя.       — Ты никогда не был влюблён? — её голос был таким тихим, что Саске едва смог расслышать.       Вот она и спросила об этом... Если сейчас он ответит на вопрос неправильно, то все его планы будут напрасны, и она уйдёт, не раздумывая.       Конечно, Саске, как всегда, мог выкарабкаться самостоятельно. Ему не впервой приходилось терпеть период выздоровления, полагаясь только на себя. Но Хината так хорошо справлялась. Она совершенно точно определяла, что ему нужно, и он не собирался терять такого заботливого лакея. Разговоры с ней помогали всколыхнуть некоторые воспоминания, высвобождая их и облегчая поиск правильных мест для размещения кусочков головоломки. Саске буквально разрывался между тем, что она хотела услышать, и тем, что он собирался сказать.       — Я не читаю романы, — сказал Саске и мысленно добавил: «Во всяком случае, не обыкновенные». — Представить не могу, на что это похоже, даже если бы...       Неужели он всерьёз разговаривал о любви и романтике с девушкой? Пф-ф... Наруто точно использовал бы это как повод поиздеваться...       — Ты... не уверен?       Он медленно вздохнул, съёжившись от тупой боли в груди.       — У меня никогда не находилось лишнего времени на нечто подобное...       Почему ему так неловко от этого разговора в отличие от неё? Она даже перестала заикаться...       — Тебе никогда не доводилось подолгу думать о ком-то? Или... возможно, украдкой помогать кому-то, даже если они не знали, что это был ты? — спросила она, но из-за его молчания попыталась немного сузить круг суждений. — Эм... к примеру, есть кто-то, чьему обществу ты порадовался бы, сидя дома в полном одиночестве? Или, может быть, решив прогуляться, надеялся бы на случайную встречу?       Если это было любовью, тогда Саске уже давно был бы по уши влюблён в Наруто.       — Продолжай.       Определённо, ей это нравилось. Кажется, она наконец-то нашла взамен вымышленным персонажам того, с кем можно пофилософствовать.       — Ладно, эм... Давай я задам ситуацию, а ты попробуешь вообразить её. Можешь не описывать ничего вслух, если не хочешь. Эм, так вот: разговоры о любовных романах или дне Влюблённых внушают тебе любопытство или отвращение?       Саске поджал губы.       — Я-ясно... А иногда, когда ты находишься в компании, тебе хочется общаться с кем-то одним, не замечая остальных? Этот человек всегда должен быть одним и тем же, а не разными людьми.       К поджатым губам добавились смеженные веки.       — И п-последний вопрос... — судя по голосу, сильное чувство страха и разочарования захлестнуло её, но Хината продолжила: — Пока я задавала предыдущие вопросы, ты представил кого-то конкретного?       Его брови сошлись к переносице.       — И-извини! М-можешь не отвечать на вопросы, т-только не делай больше такое страшное лицо!       Недовольное хмурое выражение сменилось привычными нейтральными чертами, после чего Саске заговорил:       — Разве это лишний раз не доказывает одностороннюю влюблённость? В какой книге это значит нечто большее? Твой тест ошибочный.       В палате стало тихо, а в воздухе потеплело. Возможно, Хинату не особенно волновали его выводы насчёт теста. Заметив, каким Саске остался непреклонным, не дав ясного ответа, она, очевидно, решила, что было бы слишком невежливо настаивать.       Насколько эта проверка была точной? На первый взгляд не до конца проработанная, но благодаря ей пролился слабый свет на некоторые моменты, о которых Саске прежде не догадывался...       Во время миссии с Наруто, когда Саске впервые разрешили покинуть деревню, как раз после недавней встречи с Хинатой; он с лёгкостью тратил свободное время на воспоминания о периоде обучения в Академии, не беспокоясь о собственном угнетающем существовании. Он помнил, как много думал о Хинате в тот момент, и признавал это ничем иным, как невинным отвлечением...       Так и было, но...       Когда она упомянула о любовных романах, ему стало просто любопытно сравнить подобное увлечение с влиянием войны на их поколение и будущее... А потом вопрос об общении с одним человеком; всякий раз, слушая голос Сакуры во время коротких медицинских осмотров, Саске хотелось, чтобы она испарилась, а на её месте появилась тихо шепчущая Хьюга. Отчего даже на просьбы Сакуры поесть он не стал грубо огрызаться, а, подстроившись под поведение Хьюга, почти вежливо отказался.       Настораживало лишь то, что в процессе всех вопросов Саске представлял именно Хинату: её голос, её волосы, её губы, произносящие слова, и намёк на смущение, как обычно оставляющий румянец на её щеках.       Логично предположив, Саске сделал вывод, что причина этому — неспособность видеть и то, что он совсем недавно был при смерти, а когда очнулся, Хината просто оказалась первым человеком рядом...       Но чем больше он размышлял об этом, тем труднее становилось отрицать, что его неожиданный интерес к ней возник задолго до комы... Точный момент и не вспомнить. Но каждый раз, когда Саске желал хорошенько перекусить, он надеялся встретить Хинату, и в этом невозможно винить потерянные воспоминания...       Если уж на то пошло, он должен ассоциировать Хинату с болью в животе и безвкусной больничной едой, с нынешней жалкой жизнью и неизбежным употреблением пищи, которая ему не нравилась...       Не то чтобы Саске особенно придирался к еде, но ужасная пища была действительно ужасной.       Может, именно поэтому он хотел жениться на Хинате?       Разум живо подкинул воспоминания вида и вкуса того божественного супа... Рот наполнился слюной при одной мысли о нём.       С одной стороны, довольно рискованно, вкушать подобную пищу ежедневно за завтраком, обедом и ужином... Но всё равно над этим стоило серьёзно поразмыслить.       В наступившей оглушительной тишине у Саске заурчало в животе — что стало невольным поводом для завершения разговора и смены темы. Хината молчала, и, судя по шороху упаковки с обедом и звукам раскладывания приборов, он понял, что она не собирается начинать никаких новых разговоров.       — Так ты приняла решение? — не выдержав, спросил Саске.       Помолчав с минуту, Хината прошептала с обречённым вздохом:       — Приняла.       Чтобы набраться смелости и рассказать о своём решении ей потребовалось дополнительное время. Поэтому дальнейшее она начала говорить уже мягче.       — Проснувшись сегодня утром в полной неуверенности, я подумала, что стоит надеть кольцо, просто чтобы понять, каково это.       Саске вслушивался очень внимательно. Это значило «Да» или «Нет»?       — После завтрака я отправилась навестить Ханаби, и вдруг меня осенило. Поэтому мне... м-мне жаль, Саске-кун, но я не могу принять твоё предложение.       Но... Но! Она не могла! Она не должна! Как она смеет отказывать Учиха Саске?       — Знаю, ты расстроен! — пискнула Хината. — Извини, н-но, прошу, пожалуйста, пойми меня!       — Хватит, — холодно отозвался Саске. Принявшись упорно поглощать обед, он не произносил ни слова. Не похоже, что он считал себя оскорблённым или расстроенным, во всяком случае, не из-за отказа. Раздражало, что всё в жизни шло как по маслу, пока не появилась эта девушка и не разрушила все накопленные им предубеждения о людях.       Без неё Саске жилось лучше; его глаза были в порядке, память не подводила, а самоуверенность и вовсе позволяла незаметно и без зазрения совести манипулировать окружающими. А потом появилась Хината, которая отвечала, когда все остальные были слишком напуганы, подсказывала, что делать, когда прекрасно знала, что ему не нужны указания. Все проблемы крылись в её непосредственном существовании. И теперь Саске слеп, не может вспомнить важные — переворачивающие с ног на голову жизнь — моменты и не способен отличить орла от решки в общении с ней.       Раньше девушки в его представлении объединялись по единой составляющей: раздражающие, эмоционально нестабильные и на один раз. Хината была другой.       Шиноби Конохи были массой ненавидящих глаз и глумящихся ртов, но она улыбалась ему всякий раз, когда их взгляды встречались.       Хината знала, что ему нужно, ещё до того, как он просил об этом. Она спасла ему жизнь, когда все остальные были готовы прекратить его бесперспективное существование...       Саске охватывала ярость оттого, что Хината делала всё это без намерения получить что–то — что угодно — взамен. Она должна была согласиться стать его женой и главой нового клана Учиха. Ей следовало гордиться тем, что она поймала его в свои сети, забрать его имя и деньги, как типичный корыстный человек, которым она и должна быть.       Почему?       Почему она ничего не просит взамен?       Он злился на неё за то, что она сбивала с толку. Саске больше не представлял, как вести себя с ней. С Наруто было всё легко и понятно: если он злился, они дрались, если был голодный — шли перекусить, если ему было что сказать, он говорил всё громко и чётко. Наруто — его лучший друг и в определённом смысле его родственная душа; в важных аспектах они понимали друг друга без слов.       Но эта девушка...       Она мелькала перед ним изо дня в день, но она не друг, не союзник, не товарищ по команде и не часть семьи.       Она ему никто.       Тогда что она вообще тут делает?       Допив остатки воды, Саске отодвинул стол, закончив с обедом, и, наконец, произнёс:       — Ты всё ещё здесь.       — Да.       Его сердце забилось чаще. Она подумала, что он спрашивает, хотя это было утверждение.       — Иди и расскажи сестре, что решила.       — В этом... нет необходимости.       — Потому что?.. — уточнил Саске, хотя ему было абсолютно наплевать на причину; он лишь хотел, чтобы Хината поняла намёк и оставила его в покое. Её следующие слова заставили его передумать.       — Ей стало хуже... Уже несколько часов Ханаби находится в отделении реанимации... Говорят, что у неё нет... Что она не выживет, — в голосе Хинаты прозвучала глубокая печаль, но она не заплакала. — Думаю, пришло время отпустить её по-настоящему...       — Что случилось?       — Неизвестно. Она просто... слабеет, — выдавила она, прерывисто дыша. — Знаешь, ты ей правда нравился... Она...       — Так вот почему ты отказалась? Потому что я нравлюсь твоей сестре?       — Нет.       — Я не верю тебе.       — Твоё право...       Саске не мог увидеть, как сильно Хината сдерживала нарастающие волны отчаяния, как прижимала рукава куртки к глазам и как уголки её губ склонились вниз; он лишь слышал слова, произносимые безразличным тоном. Выходит она согласилась с неизбежной участью сестры после всех предпринимаемых месяцами напролёт усилий; значит, этого времени ей хватило, чтобы смириться и оплакать сестру.       Тогда-то собственная потеря и ткнула Саске локтем в ребро; от утраты брата по-прежнему болезненно кололо под сердцем, даже после стольких лет. Нельзя сначала так легко оплакивать единственного и дорогого родного брата или сестру, а потом продолжать жить, как ни в чём не бывало. Всегда, абсолютно всегда остаётся зияющая дыра, которую никак, никогда и ничем в мире не заполнить, и она ни за что не затянется.       — Отведи меня к ней, — уже мягче потребовал Саске.       — Саске-кун... — начала было Хината. Помнится, в прошлый раз он, также одетый в больничную рубашку, просил о встрече с её сестрой. — Зачем?       Сжав губы, Саске постарался не высказать того, о чём мог потом пожалеть.       — Хочу увидеться с ней, прежде чем её не станет, и предупредить, чтобы она не связывалась со мной в следующей жизни.       Саске ожидал, что в ответ Хината ударит его книгой или заплачет. Но вместо этого она присела на край койки и, взяв его за руку, направила ту опереться на себя. Саске приподнялся с подушек и положил здоровую руку ей на плечо. Одной рукой Хината взяла его запястье, а другой обхватила спину, чтобы он не упал из-за ослабленной лодыжки. От её волос исходил приятный аромат, а маленький рост способствовал удобному сочетанию её шагов с его медленным передвижением. Они дважды останавливались передохнуть по пути к лифту и трижды в коридоре отделения интенсивной терапии, где находилась её сестра.       Проход к дверям палаты им преградил стражник из побочной ветви Хьюга, сообщая, что старейшина приказал не впускать никого, кроме медперсонала или следователя.       — Всего на пару минут, пожалуйста, — упрашивала Хината.       — Насчёт Учиха-сана отданы особые указания: ни при каких обстоятельствах не впускать.       Хината решительно ткнула мужчину перед собой в грудь, дождавшись, пока тот не рухнул на пол без сознания.       — Что ты сделала?       Встревоженный грохотом, Саске крепче сжал её плечо.       — У нас мало времени, он скоро очнётся.       Ухмыльнувшись, Саске последовал внутрь по её совету. В палате было дико холодно и неприветливо. Писк аппаратуры сразу напомнил ему о первых нескольких днях пробуждения в кромешной тьме с болью в каждой клетке тела. Швы на груди слегка заныли в ответ на ощущения из воспоминаний.       Незаметно для Саске Хината ускользнула, вырывая его из задумчивости и отпуская в пучину свободного плавания. Когда он так внезапно терял физический контакт в пространстве, всегда на несколько секунд впадал в полнейшую панику, боясь, что в следующий миг моргнёт и на него сразу набросится гигантская змея или крадущийся на цыпочках убийца, а он не успеет среагировать.       Тут же Хината взяла его за руку, и Саске непроизвольно сжал её, позволяя подвести себя к стулу, который она придвинула ближе к койке. Мягко высвобождая руку из хватки, Хината направила его собственную к другой, маленькой и очень холодной руке.       Ханаби.       В тот момент, когда их кожа соприкоснулась, Саске почувствовал искру родства, мужества; дома.       Впитав знакомые чувства, он ощутил затхлый воздух, увидел пасмурное небо и бушующие волны, которые освещала отвратительная гигантская красная луна.       Учиха Саске любил иллюзии.       В гендзюцу он мог стать кем пожелает, выдавать себя за кого угодно и делать с людьми невообразимые вещи. Здесь он обладал полным и абсолютным контролем над всем, и ему это нравилось.       Цукуёми он особенно любил. И даже несмотря на то, что этим дзюцу Саске не смог овладеть так же превосходно, как Итачи, в нём он чувствовал себя невероятно живым. Он всё видел, был здоров и, будучи неоднократно пойманным в эту ловушку, прекрасно знал, как из неё вырваться.       Однако прямо сейчас восторга от пребывания в мире иллюзий Саске не испытывал. Потому что он был здесь не один.       Как он вообще сюда попал? И как сюда попала она?       Стоя на ровном участке поверхности, полностью окружённом чернильными водами, Саске ещё раз взглянул на потемневшее небо, просто чтобы дать рыдающей фигуре время ощутить его присутствие.       — Ханаби, — позвал он девчонку, которая сидела в нескольких шагах от него, сжавшись в комок. Вокруг неё валялись разбросанные кунаи и были разбрызганы капли крови. — Это я.       Саске аккуратно шагнул вперёд, чтобы не испугать её, и опустился рядом, сохраняя между ними безопасную дистанцию.       Она подняла голову, кинув на него безразличный взгляд.       — Теперь и ты здесь, чтобы убить меня? Я уже устала, ясно? Не собираюсь больше сражаться. Просто сделай то, зачем пришёл.       Саске огляделся: вокруг не было ничего, кроме воды и бескрайнего фона. Никаких врагов.       — Совсем не хочешь выбраться отсюда?       — Выхода нет! Я пыталась! — воскликнула она и сплюнула кровь на гладкий камень. — Я облажалась, совершила ошибку. Применив это дзюцу для защиты, я застряла в нём. Отец будет разочарован... Просто дай мне умереть. Нет, погоди, я не могу умереть... Мне следует извиниться перед ним за свой провал... И моей команде придётся найти замену...       Глубоко вздохнув, Саске выпрямился и скрестил руки на груди. Итачи зачастую использовал Цукуёми против серьёзных врагов; Саске же, как только получил Мангекьё Шаринган, проявляя крайнюю любознательность, сразу попытался «от» и «до» изучить эту технику. Состояние Ханаби было ему знакомо. Простое пребывание внутри Цукуёми не сложно вытерпеть раз или два, но человеческая психика невероятно уязвима, и чем дольше задерживаешься здесь, тем больше наносится урон сознанию.       Эта девчонка торчит здесь уже несколько месяцев, её рассудок давно поджарился до хрустящей корочки.       — Так ты сама создала это дзюцу? Впечатляет, и как называется?       Она разлепила тяжёлые веки, оглядывая необъятную пустоту вокруг.       — Великая западня вечного контроля разума.       Саске усмехнулся.       — Как напыщенно, типично для Хьюга. Увы, это Цукуёми, и эта техника принадлежит мне. Своим маленьким разумом ты сотворила этот мир с помощью моей чакры и загнала себя в ловушку. Думаю, пора тебя выпустить.       Наполненные надеждой, туманные глаза девчонки прояснились.       — Что?       Происходящее обрело смысл, словно произнесённое вслух внушило прямое понимание и привело Саске к ответу, что не давал ему покоя все эти дни. Вот почему девчонка не приходила в сознание.       В прошлый раз, держа Ханаби за руку, он отдавал ей оставшуюся силу, потому что ему ещё не доводилось на практике применять технику, скопированную у Орочимару. Саске увлёкся настолько, что отдал ей всё. Вероятно, часть его оставила всякую надежду и попыталась покинуть тело. К сожалению, в дзюцу закрался изъян, из-за чего Саске по-прежнему был практически привязан к телу Учиха, чего не скажешь о необходимой ему чакре.       Неудивительно, что он чувствовал истощение и слабость, вопреки злости или жажды мести — эти чувства исчезли.       Теперь понятно, почему Саске не смог призвать Сусаноо или любого из призывных животных при наличии действующих контрактов. Чёрт возьми, у него не получалось даже выполнить простой Катон, не потерпев при этом неудачу.       И вот она — истина — прямо здесь, в месте, где воздух был пропитан его естеством, где водоворот его техник был сладок, как весенний ветерок, где сосредоточились зов его змей и тоска его внутреннего зверя. Здесь Саске чувствовал себя как дома.       Пришло время вернуть его силу обратно.       Ханаби походила на мышку, пытающуюся вместить в своё маленькое тело массу огромного слона. Но раз она была настолько сильна, что смогла прожить, сражаясь с этим иллюзорным миром на протяжении нескольких месяцев, то должна пережить и разлуку с ним.       — Такова природа этого дзюцу — выявлять страхи и использовать их против тебя, — объяснил Саске, пересекая разделяющее их пространство, и опустил руку на её маленькую голову. — Твоя сестра ждёт. Тебе следует вернуться к ней.       Ханаби облегчённо выдохнула и утёрла лицо. Она поднялась, отряхнула одежду и указала окровавленной рукой на маленький остров в стороне.       — А что насчёт него?       Саске взглянул в указанном направлении, где лицом к бушующим волнам стояла фигура в капюшоне. Обернувшись обратно к Ханаби, Саске не обнаружил её. Не колеблясь ни секунды, он направился к силуэту, ожидая, когда тот заговорит.       Ощутив приближение, человек обернулся, чтобы встретиться с Саске лицом к лицу. Взгляду предстали не по годам седые волосы и суженные глаза за старомодными круглыми очками.       — Саске-кун...       — Кабуто, — заключил Саске и замер в полной готовности, хотя волноваться было не о чем. Присутствие было слабым и блеклым и едва удерживалось в иллюзии. — Так и знал, что кто-то подпортил мою технику.       Кабуто разразился едким маниакальным смехом.       — Как и ожидалось от лучшего ученика господина Орочимару. Ты почувствовал меня в своей чакре и использовал тело маленькой девочки, потому что знал, что я не смогу надолго задержаться в ней.       Ничего подобного. Если бы Саске знал, что жуткий ниндзя Звука затаился где-то в его системе циркуляции чакры, он бы никому ничего не передал. Его мало заботила маленькая девчонка, но мысль о том, чтобы дать этому поехавшему ублюдку шанс на выживание, была абсурдной. Саске скорее сам умер бы, чем позволил Кабуто жить лишнюю минуту. Особенно после того, как он осквернил тела погибших членов клана Учиха своим идиотским нечестивым дзюцу.       — Тебе тоже пора убираться отсюда, — твёрдо сказал Саске.       Шевельнувшись, Кабуто метнул сенбон прямиком Саске в глаз. Брызнула кровь, послышался звук ломающихся костей, рука нашла горло и сжала его, гендзюцу дрогнуло, угрожая разрушиться; Кабуто рухнул, не способный сопротивляться могуществу того, кто управляет ситуацией.       — Я всего лишь... — Кабуто хватал ртом воздух; та небольшая часть его, которую он сохранил в чакре Учиха, испарялась быстрее, чем он успевал закончить речь. — Х-хотел узнать секрет... секрет бессмертия. Твоё... твоё тело... Ты тот, кто... — его дыхание сбилось, и образ стремительно растворялся, — убил Орочимару-сама и тот, кто одолел человека в маске... Только твоя стойкость смогла противостоять этому дзюцу! Ещё не... ещё не поздно! Позволь мне отвести тебя к его останкам! Позволь показать, что такое вечная жизнь! Ты и он, вместе вы станете бессмертными, сильными и навечно молодыми! Легендой!       В определённом смысле подобное казалось заманчивым.       Когда-то давно Саске лишил саннина шанса завладеть своим телом, потому что это предполагало потерять себя и в тот момент мешало ему в погоне за местью. А он ни за что на свете не упустил бы из виду свою цель.       Но теперь в его жизни не осталось стремлений; вообще ничего.       Что плохого в том, чтобы переродиться в кого-то другого, не начиная ничего с нуля?       Приняв предложение, он останется Учиха Саске с телом могущественного молодого шиноби под предводительством сильнейшего саннина?       Если Орочимару всё же использует тело Саске как сосуд, ему придётся терпеть жизнь девятнадцатилетнего парня, постоянно нуждающегося в медицинской помощи, приставучих девушек и окружающих, относящихся к нему как к взрывной печати замедленного действия.       Для такого старика это должно стать настоящим адом на земле.       В некоторой извращённой степени было даже забавно.       Разве Саске не этого желал?       Не оставаться больше тем несчастным мальчиком, чья семья трагически погибла из-за политики. Не слышать, как незнакомцы твердят ему, что он псих и недостоин четырёх стен в их гостинице или миски риса в их забегаловке...       Перестать быть Учиха Саске.       Жизнь теряла привлекательность, пока он был здоров, и не стала лучше, когда умирал...       Все дни казались однообразными, независимо от того, был Саске слеп или зряч, мёртв, жив или в коме. Преследовали ли его толпы девушек или ни одной, был ли он женат или нет, признавали ли его или избегали...       Может, и правда просто освободиться и всё изменить?       Всего-то нужно было отпустить горло и стать...       В мире Цукуёми явление ветра невозможно, однако Саске ощутил океанский бриз и тепло согретого солнцем поля.       Если он отдаст тело — тут же потеряет разум и все воспоминания, и никогда не узнает, кем была та таинственная девушка в поле...       Может, она была лишь плодом воображения, кем-то подходящим для утешительных объятий во сне, и той, кого никогда не будет существовать в реальности.       Как те пробелы, которыми Саске пытался заполнить воспоминания, утекающие сквозь пальцы, как вода...       Воспоминания... Полезные и не очень, важные и нет, мучительные и приятные — все они утратятся...       В последнее время его жизнь и так двигалась в однообразном цикле небытия, поэтому какая разница, что станет с его воспоминаниями? Или что будет с ним?       Зато теперь его тело сможет послужить некому замыслу...       Его тело, которое никогда не знало ласки, ни разу не чувствовало тепла любимого человека в бессонной ночи; тело, которое на собственной крови клялось отомстить и достичь справедливости, но всякий раз отворачивалось от протянутой руки помощи, проявляя трусость.       Тонкая ниточка, привязанная к благоразумию, натянулась, мучительно вправляя мозги; являя видение парня со светлыми волосами и сверкающими глазами, который ухмылялся ему.       — Может, теперь бабуля объявит меня Хокаге?       — Может быть.       — И ты будешь рядом, чтобы это увидеть, да, Саске?       — Только до этого момента.       — Ты обещаешь?       Саске вздохнул.       — Обещаю.       — Они прибудут с минуты на минуту, — проговорил Наруто и, игнорируя боль, приподнялся на локтях, выставляя напоказ глупую улыбку на окровавленном лице. — Возможно, потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть, но теперь-то всё кончено? Вся та чушь с местью и остальное.       — Угу.       — И ты станешь обновлённым Саске?       — Угу.       — Я больше никогда не позволю тебе превратиться в того тупого придурка, понял? Поэтому сразу скажу: прощай, Учиха Саске. И добро пожаловать домой.       Лёгкие сдавило от нехватки воздуха, словно он тонул; внезапно кусочек головоломки встал на место: этот момент, когда Наруто прощался с ним; прощался с тем несчастным Учиха Саске, которым он был всю жизнь.       Этот парень... единственный, кого Саске пообещал поддерживать до того дня, пока они оба не обретут счастье.       Наруто...       Именно Наруто один удерживал Саске от полнейшего разрушения презренной деревни; и будь он проклят, если позволит вспыхнуть очередной войне шиноби, а собственному телу — возглавить вражеские войска.       Смахнув наваждение с внезапным приливом силы, Саске сильнее сдавил пальцами горло Кабуто, и мерзкий звук раздавливаемых костей эхом отозвался в иллюзорной пустоте. Океанические волны разбились, брызнув холодной солёной водой и омыв щедрые потоки крови, стекающие по лицу.       — Как я и говорил, — прошипел Саске, — такова природа этого дзюцу — выявлять страхи и использовать их против тебя. Снова. И. Снова. И. Снова.       Саске не задумывался, как кунай оказался в руке; он думал лишь о том, как бурно разбрызгивается кровь, устраняя из системы циркуляции паразита и разрушая его тяжестью собственных страхов, превращая в ничто.       Силуэт девушки в освещённом солнцем поле озарился вспышкой из красок, почти ослепляя и без того раздражённые глаза. На Саске в тот же момент хлынула приливная волна воспоминаний. Мама ласково улыбнулась и ущипнула его за щёку. Итачи рассмеялся после розыгрыша над отцом, высадив помидоры на их заднем дворе. Образы родителей, падающих в объятия смерти, хлестнули наотмашь — чёртов паразит пытался зацепиться за малейшую слабость и протиснуться обратно. Саске крепче сжал челюсти и сопротивлялся, что есть силы глубже вонзая кунай в сердце врага. Итачи насмехался над ним, называя бесхребетным ребёнком, Мадара ухмылялся издалека, знакомые лица — на перечисление чьих имён не было времени — смеялись, плакали и кричали в оглушительном оркестре агонии и отчаяния.       Звуковое сопровождение жизни продолжало раздаваться, наполняя нутро и пронизывая каждый фибр его существа; всё это делало Саске самим собой, и он не собирался следовать иному пути.       Наконец он вспомнил, вспомнил всё.       Головоломка, к которой он так долго подбирал детали, как по волшебству перемешалась. Кусочки встали в нужном порядке, и воспоминания — хорошие и плохие — вернулись на свои законные места; попытка Сакуры убить его, Наруто, сильным ударом разбивающий ему челюсть. Киллер Би, складывающий ручные печати, Суйгецу, Карин, Какаши, Мадара, мама и...       И Хината...       Они стояли под снегопадом, словно наяву. Холодные снежинки падали на лицо. Саске слизал одну с уголка рта, ощутив реальный кристаллик льда. Его шарф развевался на ветру, отбрасывая жуткую тень под светом тусклого уличного фонаря, где в тот день он и подобрал кольцо, держа его в кармане из-за разыгравшейся метели. Саске подумал, что следует положить кольцо в какую-нибудь коробку с потерянными предметами, потому что оно выглядело как обручальное, в которое обычно вкладывались особенные чувства.       Хината, спотыкаясь, поспевала за ним следом по дороге. Рукава кимоно волочились позади неё, словно крылья феи. Волосы липли ко лбу и губам, но она совсем не замечала этого, торопясь что-то ему сказать.       — Саске-сан, наконец-то я догнала тебя!       Он злился, злился на неё и намеренно ушёл с их церемонии, потому что останься он, любые слова из его уст прозвучали бы ужасно. Как она могла отказаться от влиятельной должности главы клана так смиренно?       — Чего ещё? — огрызнулся Саске, сжав кулаки в карманах. Ему не давали покоя холод и отчётливое ощущение кольца в ладони. Он стиснул зубы и свирепо уставился на Хинату. — Мне не понравился ваш праздник, слишком скучный.       Слёзы навернулись ей на глаза — то ли от холода, то ли от смущения, он не знал наверняка.       — Извини... я догадывалась, что тебе может не понравиться... — оправдывалась она. Её волосы, как и его шарф, развевались на ветру. — П-пожалуйста, вернись... хотя бы на ужин.       Саске не собирался видеться с ними снова; ни с Хинатой, ни с её сестрой.       — Я устал и иду домой.       Хватая ртом воздух, она не могла вымолвить ни слова.       Кольцо в ладони постепенно впитывало тепло пальцев, поэтому Саске вытащил его и протянул Хинате.       — Вот. Позаботься об этом, — скомандовал он. Не его дело заведовать бюро находок в их квартале.       — Что это? — спросила Хината. Кончики её пальцев, не скрытые длинными рукавами, покраснели от холода. Кольцо лежало на маленькой ладони, освещённое тусклым светом, оставляя блики на простой расцветке её оби.       — Кольцо, гений.       Вновь засунув руки в карманы, чтобы немного согреться, Саске, наконец, признался самому себе, почему не планировал больше разговаривать с ней: «Отныне я решил избегать тебя, Хьюга Хината».