Мой один на миллион

      Хьюга Хината светилась от счастья.       Она была счастлива как никогда, всякий раз улыбаясь и напевая себе под нос. Порой в мечтательной задумчивости, когда никого не было поблизости, она ловила себя на сияющей беспричинной улыбке, а главное, ощущала бесконечный прилив энергии и сильное желание доводить любое начатое дело до конца.       Прошло уже три дня, но её счастье ни на миг не ослабевало и не улетучивалось.       — Перестань улыбаться без повода, со стороны это выглядит жутко, — пробормотала Ханаби, принимая стакан ананасового сока из рук сестры.       — Я рада, что с тобой всё в порядке, — искренне улыбнулась Хината, заканчивая раскладывать одежду по ящикам. Забравшись на край койки, она заключила сестру в объятия. — Я люблю тебя, Ханаби.       — Да, ты говоришь это уже седьмой раз за сегодня... — Ханаби ворчала и капризничала, но ничуть не злилась. Она была благодарна, что вообще осталась жива. — Я тоже тебя люблю.       Раздражённо смахнув выбившуюся прядь, Ханаби стала пить сок мелкими глотками. Из-за нескольких месяцев, проведённых без твёрдой пищи, у неё появились проблемы с желудком. К счастью, у Хинаты имелся проверенный метод — угощать её пудингом, эффективно подавляющим тошноту. Хината с удовольствием приносила ей разные вкусы, устроив из этого крошечное приключение — пробовать каждый раз новый.       — Так... отец придёт сегодня?       Усмешка Хинаты померкла, и спустя долгое время она ответила:       — Не знаю, в резиденции Хокаге все загружены совещаниями и бумагами, думаю, он задержится там на весь день. Может быть, зайдёт вечером?       Ханаби что-то бессвязно проворчала себе под нос и отпила сока.       — Почему он просто не передал тебе обязанности главы клана? Я не спорю, что из меня получился бы потрясающий лидер, но мёртвая я бесполезна.       — Не говори так.       — Серьёзно, — Ханаби лукаво изогнула брови; теперь, когда её жизни ничего не угрожало, тёмные круги под глазами стали едва заметны. — Я почти умерла.       — Но не умерла же! Всё обошлось! А теперь, пожалуйста, ешь пудинг и думай только о хорошем.       Ханаби надулась, не зная, как возразить. Погрузившись в размышления о недавних событиях, она тихо спросила:       — Он рассказывал тебе что-нибудь?       Хината бережно откинула волосы Ханаби назад, мысленно отметив, что они отросли, но истончились и потускнели.       — Отец никогда ничего просто так мне не рассказывает.       — Нет, не отец... Я про... Саске, — Ханаби взглянула на сестру. — Он, эм... он хоть раз говорил тебе что-то... необычное?       — Что? О чём ты?       Ханаби неловко поёрзала.       — Ну, я так долго оставалась пропитана его чакрой и... Видела нечто ненормальное. Такое, что сложно назвать приемлемым... — Ханаби ждала её реакции, которой предсказуемо не последовало. Хината знала, что её сестра обладала склонностью делать поспешные выводы, ни в чём не разобравшись. — И ладно бы, если там были лишь виды крови и убийств, понимаешь? Но нет. Это включало и чувства, причиняющие такую боль, что ты... ты... Не знаю, но будь я на его месте, я больше никогда и ничего не хотела бы чувствовать.       С минуту Хината молчала, а потом снова запустила пальцы в волосы Ханаби, нежно поглаживая её, как спящего котёнка.       — Это были не твои воспоминания, не думай о них...       Отставив на тумбу стакан с соком, Ханаби крепко обняла Хинату, спрятав лицо, чтобы не показывать слёзы, которые уязвляли её гордость, тогда как юный возраст ещё не позволял расчётливо управлять эмоциями.       — Я знаю, что он спас мне жизнь, и я... я благодарна ему, правда. Иногда мне даже кажется, что он симпатичный... Только без свирепого взгляда, — шмыгнув носом, Ханаби тщательнее постаралась скрыть дрожь в голосе. Хината сильнее сжала сестру в объятиях, предоставляя ей всё необходимое время, чтобы успокоиться.       — Но я не просила об этом! Я не хотела знать о нём так много! Это мерзко! Хината, он отвратителен! Когда он видел смерть отца, он был напуган, но большая часть его была счастлива и испытывала облегчение! Я тоже это чувствовала, но это ненормально! И тот Учиха из Акацуки — его брат, его плоть и кровь! Он убил его! А потом я смеялась, истерически смеялась, и слёзы сами собой стекали по моему лицу или по его лицу, я не знаю точно, но так и было!       Ханаби долго трясло, и когда к ней вернулось самообладание, она продолжила:       — Не только его брат, понимаешь, обладатели Шарингана — его семья — товарищи по команде и даже люди, которые преданно следовали за ним, он хотел убить их всех. Он представлял, как отделяются их конечности от тел... Просто ужасно... Какой человек способен проводить каждую минуту каждого дня в мыслях о смерти, убийствах и прочем?.. Хината, ты знала? — Ханаби отстранилась, чтобы заглянуть ей в глаза. — Знала, что среди всего этого не нашлось ни одного счастливого момента? Ни единого, ноль, пусто, ничего! Он никогда не был счастлив, ни разу! То дзюцу, в которое я попала, дурманило мой разум, и как бы я ни старалась, не находилось никакой положительной детали, за которую можно было бы зацепиться! Я пыталась вырваться, найти собственные воспоминания, но там было так много врагов, и я устала... Тогда-то...       Глаза Хинаты застлала пелена слёз, и причин им было множество, но когда она заговорила, голос её звучал добродушно:       — А помнишь тот день, когда ты попросила меня убедить его вернуться на твою церемонию посвящения, чтобы ты смогла признаться?       — Не напоминай об этом...       Хината улыбнулась:       — Разве ты не была счастлива? Такая юная и влюблённая.       Ханаби скорчила недовольную гримасу.       — Прекрати! Фу, меня сейчас стошнит! Это была не любовь, просто... просто, возможно, я не знаю, увлечение. Влюблённость? Не уверена, что до конца разбираюсь, что это за чувство, но точно не любовь!       — Но тогда ты думала иначе. Сейчас же всё изменилось, — спокойно — даже безмятежно — сказала Хината. — Может, он тоже узнал что-то, что заставило его измениться. Думаю, одно за другим на него навалилось много дурного, и он совсем забыл, каково это — снова быть счастливым.       — Не защищай его, он просто омерзительный человек, нет оправдания убийству собственной семьи.       Наблюдая, как настроение Ханаби сменилось упрямством, Хината решила дать ей небольшую передышку.       — Допивай сок, а я отлучусь ненадолго. Тебе нужно что-нибудь принести сюда?       Ханаби надулась и бросила на сестру умоляющий взгляд, всем видом показывая, как не хочет, чтобы её оставляли в одиночестве.       — Куда ты идешь?       — Ирука-сенсей попросил зайти к нему по поводу того повышения, о котором я тебе рассказывала, но я всё ещё не уверена, соглашусь ли стать постоянным... — пробормотала Хината, а после минутной заминки решилась произнести заготовленную речь: — И-и я собираюсь н-навестить его, мы не виделись с того дня, как ты очнулась...       — Что? Ты про Учиха? Зачем?       — Я должна его поблагодарить, Ханаби, как и все мы. Ты сама рассказывала, как он говорил с тобой и помог избавиться от этого гендзюцу, разве это не значит, что он снова спас тебя? — Хината сползла с койки, поправляя одежду и закатывая рукава.       — Да, наверное, но... Мне что, тоже нужно с ним увидеться? Но я не хочу...       Хината лучезарно улыбнулась.       — Уверена, он всё поймёт. К тому же отец поставил охрану, чтобы он и близко не подходил к этому крылу. Тебе не кажется это странным? Обычно отец не нарушает правила, даже если ему что-то не нравится...       Взяв сок и глядя в стакан, Ханаби улыбнулась.       — Я не знаю... Может, он не соображает, что творит.       — Может быть.       Они улыбнулись друг другу, зная, что их крайне заботливый отец был в восторге от выздоровления Ханаби, он просто никогда не умел открыто проявлять подобные чувства.       Добравшись до последнего этажа, где находилась палата Саске, Хината отметила, что в коридоре было подозрительно пусто, за исключением нескольких АНБУ, расставленных по периметру. Один из агентов остановил её и посоветовал не приближаться ради её же безопасности.       Хината смело заверила его, что с ней всё будет в порядке.       Палата Саске не охранялась, но в противоположной стороне коридора стоял ещё один АНБУ, следящий за каждым её движением. Как и на протяжении последних нескольких недель, она тихонько постучала в дверь, но ответом, обычно следующим за этим, не стали ни привычная тишина, ни небрежное «Войдите».       — Клянусь, я убью любого, кто посмеет открыть дверь!       Её сердце гулко забилось в груди, а в горле внезапно пересохло; мощный импульс чакры хлынул из-за двери. Гнев, разочарование и сдерживаемая тревога угрожающе скопились с другой стороны, отчего казалось, если она сейчас откроет дверь, энергия набросится на неё, подобно рою озлобленных пчёл.       — Это... это я, — Хината прочистила горло и произнесла громче: — Это я — Хината.       — УХОДИ!       В недоумении она взглянула на агента АНБУ, отрицательно покачавшего головой.       Однако, если она сейчас уйдёт, вряд ли что-то изменится, очевидно же, что пациент не получает никакого лечения, потому что все слишком напуганы, чтобы войти к нему в палату. А если он не получает лечения, значит, ему становится только хуже. Хината даже не знала, что с ним случилось после того, как его без сознания вернули обратно в койку и закрыли дверь. Естественно, что состояние Ханаби улучшилось, ведь из неё извлекли чужую чакру. Но Саске?..       Ох, если бы только госпожа Цунаде была здесь. Если бы только Наруто не отправился на уединённый остров. Похоже, даже с Сакурой Саске не ладит. Ему так не хватает людей, к которым он мог бы прислушаться в таких ситуациях...       Сделав глубокий вдох и сглотнув, Хината собралась с духом и открыла дверь, прежде чем здравый смысл смог бы вмешаться и убедить её сбежать оттуда.       За дверью палаты царил полнейший хаос; всюду было рассыпано битое стекло из окон, ваз и пузырьков с лекарственными препаратами. Стены в нескольких местах были обуглены до выжженных обоев. Пол устилали клочья изорванной ткани, по которым нельзя было понять, чем они являлись ранее — шторами или одеялом.       У основания койки, сгорбившись и тяжело дыша, сидел парень. Больничная рубашка на нём развязалась, выставляя напоказ свежие шрамы на спине; в районе лопаток виднелись следы ран, словно кто-то прикрепил туда взрывные печати и привёл их в действие, а остальную часть спины украшали более ранние рубцы. Осторожно переступив через крупные осколки стекла и пятна крови, Хината остановилась у края койки, взглянув в искажённое кривой усмешкой лицо Саске.       — Чего тебе надо? — зашипел Саске; гипс на его руке затрещал, но не сломался. Другой рукой он мёртвой хваткой вцепился в перекладину койки. Игла капельницы была явно грубо выдернута, из-за чего кровь широкими струями окропила запястье, образовывая теперь линии застывших сгустков. Его волосы спутались. На тумбочке отсутствовали привычные бутылка с водой и ваза с цветами, а больничных тапочек нигде не было видно.       — Я-я пришла узнать, как у т-тебя дела, — дрожащим от неподдельного испуга голосом пробормотала Хината, продолжая верить, что он не попытается убить её, по крайней мере, не сразу. Заранее обдумывая, как смогла бы защититься, если Саске нестабилен настолько, что попробует напасть, она рассчитала, как схватит его за здоровую руку и парализует её. При худшем исходе она успеет блокировать его тенкецу, если он использует против неё преимущество в физической силе.       Она тряхнула головой, отгоняя подкинутые мыслями образы; именно из-за подробного фантазирования о чужих смертях и злилась Ханаби.       Его плечи дрогнули от неприязненной усмешки.       — Сколько времени прошло, принцесса, неделя? Две? Закрой дверь, когда будешь уходить.       Заметив, что по его подбородку стекала кровь, Хината не сумела отыскать рану, потому как взлохмаченные волосы и опущенная голова скрывали лицо Саске.       — Три дня... В-всего три дня, и-извини за то, что я не пришла раньше. — Следом она уже собиралась высказать оправдание о страже у палаты, о том, что отец запретил, или как Ханаби нуждалась в ней... Но, откровенно говоря, настоящей причиной было её предположение, что ему, так же как Ханаби, стало лучше, и её помощь больше не нужна. Хината прекрасно понимала, что Саске просто терпел её лишь потому, что она была полезной, и она осознанно шла на это, не собираясь ему ничего рассказывать. У неё не нашлось слов, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию, особенно сейчас.       — Извини.       — Как скажешь, а теперь уходи, ты раздражаешь.       От услышанного сердце Хинаты болезненно сжалось, будто кто-то просунул руку сквозь её рёбра и попытался выжать оттуда всю кровь. Такого давно не случалось, но, учитывая навалившиеся переживания от всего происходящего в последнее время, удивительно, что этого не случилось с ней раньше. Коротко переводя дыхание она сдерживала покалывание, крепко-накрепко держась за перекладину койки, пока боль не ослабла и полностью не прошла.       — Извини.       — Ты это уже говорила, — огрызнулся Саске. — А я ненавижу повторяться. — Он слегка повернулся к ней, и тогда она заметила.       Он всё так же был слеп.       — С-Саске-кун... ты не видишь?       Его губы сомкнулись в узкую линию, а челюсть напряглась.       Хината осторожно встала перед ним и неуверенно спросила:       — Прошу, позволь мне взглянуть? — Саске сразу же нахмурился и чуть отстранился, но стоило ей откинуть назад пряди его волос, он поднял голову, позволяя ей увидеть. — Твой правый глаз кровоточит.       С очевидным усилием проглатывая клокочущую в груди злость Саске пробормотал:       — Да, такое случается, когда огромное количество чакры возвращается обратно, а ты не можешь побороть это, и тогда твоё додзюцу приходит в неистовство.       Нервозность Хинаты резко прекратилась. Он не был по-настоящему злым или жестоким, он был всего лишь вспыльчивым. Ханаби была такой же.       Конечно, с капризами сестры Хинате удавалось справиться легче — обнимаясь, выплакиваясь и поедая пудинги. Но она понятия не имела, как поступить с этим парнем, чтобы унять его неукротимые чувства.       — Я возьму полотенце, чтобы смыть кровь, ладно?       Саске ничего не ответил, и Хината восприняла это как согласие. Ей пришлось взять полотенце, застрявшее на подставке для капельницы, поскольку никаких других она не обнаружила.       — Что случилось с палатой? — наконец спросила Хината, отжимая полотенце в раковине. — Плохой день?       Саске усмехнулся, и она не совсем поняла, весело или с недовольством.       — Теперь будешь приставать ко мне по любому поводу? В прошлый раз, когда я проверял, ты отличалась от Сакуры.       Значит, с недовольством...       — Прости.       После её извинений воцарилось молчание. Хината вытерла глаз Саске влажным полотенцем, отметив покраснение и сухость, явно вызванные чрезмерным использованием Мангекьё. Сняв висевший на стене пакет оказания первой помощи — о наличии которого Саске не знал и до которого вряд ли бы добрался самостоятельно — Хината достала бинты и пластырь, чтобы заклеить его глаз. Она продолжала молчать, а он был занят тем, что придерживал на лице тёплое полотенце. Постепенно напряжённая атмосфера в палате снизилась на несколько уровней, минуя недавний накал.       Хината уже заканчивала накладывать повязку ему на глаз, когда Саске внезапно схватил её за запястье. Снаружи щебетали птицы, в коридоре этажом ниже тихо шаркали сандалии, а ветер, задувающий в разбитое окно, шевелил мелкие осколки на полу. Внешние звуки и свежий воздух дарили впечатление покоя, но парень перед ней был абсолютной противоположностью.       Он скривился, словно от боли в животе.       — Почему я до сих пор здесь? — спросил Саске. У неё не было ответа. — Почему я просто не умер? Разве так сложно... убить кого-то? — Большим пальцем он сильнее надавил на тонкие вены её запястья. — Ты же тоже так считаешь? Ты жалеешь, что не позволила им оставить меня умирать, поэтому теперь тебе приходиться притворяться...       — Я не притворяюсь, — Хината наконец обрела голос, хотя и с придыханием.       — Тогда что ты здесь делаешь? Ты не медсестра, ты больше не можешь использовать предлог помолвки, мы не друзья, не товарищи по команде, не семья. Так почему ты здесь?       «У него просто эмоциональное потрясение, — заверила себя Хината, — на самом деле он не ставит под сомнение мои мотивы».       — Мы друзья.       — Ничего подобного, — прошипел Саске, и хватка на её запястье усилилась. — Нет никого, кроме меня. Зачем кому-то... такой...       Внезапно он судорожно схватился за голову и согнулся пополам, как будто его только что поразила ужасная головная боль; в волосах Саске появилось несколько седых волосков, а тёмные крылья, похожие на кисти рук, вырвались из спины, сразу же растворяясь в клубах чёрного дыма, который извивался подобно змее, пока полностью не развеялся.       Так вот откуда эти шрамы на его спине...       — Саске-кун, пожалуйста, успокойся, всё будет хорошо.       — Не будет! — рявкнул Саске и оттолкнул Хинату, попутно теряя равновесие на краю койки. Он упал к её ногам, ткнувшись головой ей в колени и инстинктивно хватаясь за ткань её брюк для устойчивости, не позволяя тьме ввергнуть его в беспамятство. Хината слышала, как однажды он говорил Наруто, что ему нравилась темнота, что, образно, он не прочь пропасть в ней. Но нельзя же прожить жизнь полностью во мраке, без единого лучика света... — Ты Хьюга... — еле слышно прошептал он. — Одно твоё прикосновение может убить любого...       — С-Сас...       — Уверен, всем будет плевать. — Впервые с момента встречи с Учиха Саске Хината услышала в его голосе отчаяние. — С меня хватит. Я... У меня здесь ничего нет. Всё кончено.       Она открыла было рот, чтобы сказать что-то — что угодно — но оказалась не в состоянии унять подступающие слёзы. Хината оцепенела, сжав руки в кулаки, пока парень, склонившись у её ног, умолял убить его.       — А-а как же Наруто-кун?       — Он поймёт, — произнёс Саске и разжал пальцы на манжетах её брюк. — А если не поймёт, то мы разберёмся с ним в следующей жизни.       Опустившись на колени, Хината обняла Саске так крепко, как только могла, изо всех сил стараясь сдерживать всхлипы. Он замер. Грудью она ощущала, как учащённо билось его сердце.       — Почему ты плачешь? — прошептал Саске над её ухом. — Слезами ничего не решить.       — Иногда лучше поплакать, даже если это ничего не решит, — только и смогла произнести Хината, после чего у неё плотно сдавило горло и сорвался голос.       До чего нелепо, ведь это она должна была утешать его, но лежащая на её плече рука Саске ощущалась так, будто он её утешал. Как раз в тот момент, когда Хината подумала, что начинает смущаться от ситуации, заставляя себя оттолкнуться, Саске притянул её к себе подвижной рукой и склонил голову, пряча лицо в её волосах. Его рука на перевязи оказалась неловко зажата между ними, что, однако, не мешало плечам Саске дрожать, а Хинате ощущать ладонями кожу, вздымающуюся булавочными уколами под его развязанной на спине рубашкой.       Поначалу это было похоже на робкий взгляд в замочную скважину, но внезапно дверь разрушилась под тяжестью мощного цунами, оказавшегося за ней.       Гордый Учиха Саске, наконец-то, проявил слабость.       Хината вернула себе роль утешителя и нежно погладила маленькое пятно на его спине. В момент полной уязвимости Саске оставался таким тихим и неподвижным, вероятно, даже не подозревая, насколько скрытным он научился быть. Но первый шаг к принятию своего эмоционального состояния он сделал, однако сразу такое отпустить полностью нельзя, если вообще возможно.       Куренай-сенсей и Ино рассказывали Хинате, как посещали сеансы психологической поддержки после войны. Медсёстры, осведомлённые о физических переживаниях, подталкивали пациентов к важному осознанию: проблему, на которую человек не в состоянии повлиять, следует отпустить.       Держать Саске в объятиях было немного неуместно, но знакомо. Это навеяло воспоминание о произошедшем несколько месяцев назад с такой ясностью, словно это было вчера: тогда Хината только услышала, что Учиха Саске после атаки Звука был госпитализирован и чуть позже оказался в состоянии, объявленном как безнадёжный случай. Перестать искусственно поддерживать его жизнь собирались через несколько дней, в соответствии с решением совета деревни. Хината даже не осознавала, что побудило её зайти к нему в тот день: может, из-за того, что Наруто не было рядом, или потому, что в то утро она всё равно пришла в госпиталь навестить Ханаби... Медики говорили: он не реагирует ни на какие стимуляторы, не видит снов, и велика вероятность, что даже если очнётся, от него останется лишь пустая оболочка. Тем не менее, зная обо всём этом, Хината терзалась желанием навестить Саске. Она думала, что поговорит с бессознательным парнем в последний раз, просто потому что...       Потому что...       Откровенно говоря, не было никакой весомой причины... Она чувствовала, что ей необходимо прийти.       Саске был совсем один. Его единственный друг далеко, тогда как он вот-вот готов покинуть этот мир, так и не найдя кого-то такого же значимого, чтобы попрощаться с ним.       Хината видела достаточно товарищей и членов клана, которые в одно мгновение падали замертво от молниеносного удара в грудь или острого, как бритва, порыва стихии ветра, лишаясь возможности произнести прощальные слова или передать последнюю волю близким.       Как известно, быстрая смерть была безболезненной, но у любого человека имелось то, о чём они хотели бы позаботиться перед кончиной. Сожаления, родня или же невысказанные откровения тем, кого они любят.       Грустно прощаться с кем-то вот так слепо, будто они деревья, которые валят не глядя.       Поэтому в тот день Хината отправилась навестить обречённого парня. Она поговорила с ним о погоде, о том, как однажды он присоединился к их вечеринке. Рассказала, как хотела приготовить с ним пасту в тот дождливый день, но отказалась, боясь выговора от отца. Саске никак не реагировал, аппаратура не меняла ритма, и, похоже, он ничего не слышал.       Хинату беспокоила подушка под ним, которая выглядела жёсткой и комковатой, с прилипшими к ней волосками. Медсёстры явно использовали максимум возможностей, чтобы избежать физического контакта с ним, и одному богу известно, как давно меняли его простыни. Тогда-то Хината решила, что потревожит его лишь для того, чтобы вытащить и взбить подушку, прежде чем уйти домой.       Только ради собственного убеждения, что она сделала всё, что могла, даже если это столь незначительно и даже если Наруто никогда не узнает об этом. Хината действовала так, потому что это было правильно.       После войны приходит некоторое осознание — начинаешь понимать, как ужасно и порой стыдно сожалеть о содеянном, однако сожалеть об упущенном всегда горестно и непоправимо.       Претворение в действие плана Хинаты взбить подушку означало присесть на край койки и притянуть Саске к плечу. Подушка сдвинулась набок и почему-то застряла у него под лопаткой — это оказалась большая подушка — возможно, тот, кто отвечал за его благополучие, не особо заботился о деталях.       Предполагалось, что он никогда не очнётся, наверное, поэтому никто и не беспокоился о его удобстве.       А самое печальное, даже несмотря на то, что Хината едва знала, кем Саске был на самом деле, быть брошенным, как какой-то предмет мебели, казалось душераздирающим.       Почти справившись с подушкой, насколько позволяло неудобное положение, Хината буквально держала Саске в объятиях, когда внезапное ощущение слабого дыхания на шее вызвало волну мурашек по спине и жар на лице. Стараясь как можно быстрее закончить с подушкой, в надежде вернуть Саске на место, она почувствовала влагу, пропитавшую её блузку. У Хинаты не было времени волноваться о том, что это за телесная жидкость, она посмотрела вниз и отметила его неравномерное дыхание и дрожь.       Услышав тихий стон, Хината быстро отбросила подушку и осторожно отстранила Саске от себя, чтобы взглянуть на его лицо.       Едва заметно его брови исказились в выражении страдания, а ресницы увлажнились от слёз.       Потерявший сновидения и невосприимчивый Учиха Саске плакал, словно где-то в глубине души знал, что это последний раз, когда он мог почувствовать тепло другого человека.       В тот день Хината поклялась, что больше не позволит обращаться с ним, как с чем-то меньшим, чем с человеком. И сегодня, напоминая самой себе, что даже если у него хватило сил разнести палату, будучи слепым и затянутым в бинты, темперамента, чтобы напугать весь медперсонал госпиталя и пациентов и заставить всё население беспокоиться о дне, когда его не станет, он всего-навсего был человеком.       Уняв слёзы после изначального порыва защитить его от отчаяния, Хината по-прежнему ощущала, как он сломлен. Ей действительно стало страшно от того, как много Саске сдерживал в себе, но ещё страшнее оказалось узнать, насколько долго он всё это скрывал. Единственное, что она могла — нежно поглаживать его спину и слушать тихие вздохи.       Ханаби заявила, что он мерзкий и отвратительный убийца, но, возможно, в Саске были частички чего-то, что Ханаби не могла видеть. Частички, надёжно запрятанные в его сердце — будь то честолюбие или какая-то травма, может быть, и счастье — которые были настолько личными и сокровенными, что он не мог, даже поддавшись слабости, раскрыть их.       Постепенно и с небольшим усилием Саске успокоился, выровнял дыхание и упорно вытер слёзы. Он осторожно отстранился и нахмурился, глядя на неё.       — Я... я вижу какой-то яркий... — прохрипел Саске. Его видимый глаз покраснел, но сфокусировался прямо на её лице. — Хм, уже прошло.       Хината пресекла его попытку растереть глаза и смахнула спутанные волосы.       — Всё будет хорошо, тебе просто нужно отдохнуть. — Беглый взгляд по сторонам подсказывал, что в такой разгромленной палате покоя не сыскать. — Ты... м-может быть, хочешь сменить палату?       Саске кивнул полностью осознавая масштаб своих действий, но не показывая явных признаков раскаяния. Он крепко держал её за руку во время их короткого путешествия в соседнюю палату. Он не стал упоминать, как разгромил тут всё и обрушил мощь своей чакры, выгнав с этажа пациентов и медперсонал. Как и не собирался говорить о том, насколько много всего бесконтрольно действовало ему на нервы, особенно звуки, раздражающие и без того гиперактивные чувства. Оглядываясь назад, он считал, что поступил так, чтобы облегчить своё состояние.       — Пахнет стерильностью, — пробормотал он, когда за ними закрылась дверь в новую палату.       — Я принесу цветы позже, если ты не против... — Хината усадила его на койку и вытянула из-под него одеяло. — Не... не возражаешь, если... если я приду позже?       Саске держал её руку чуть дольше, чем нужно, после чего позволил ей упасть к нему на колени. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но, казалось, настолько тщательно подбирал слова, поэтому в конце концов промолчал.       Саске лёг на бок и отвернулся, всем видом показывая, что собирается спать. Хината прошла к окну и задёрнула шторы. У выхода она выключила свет и открыла дверь.       — Хьюга.       Резко остановившись, Хината взглянула на Саске.       — Д-да?       — Не... не рассказывай никому... — медленно произнёс он, не оборачиваясь.       — Не рассказывать что?       Ему не обязательно было видеть её, чтобы убедиться, что она прекрасно поняла, о чём он.