Мой один на миллион

      Как объяснить, почему ушибленный палец на ноге болел сильнее перелома руки?       О том, что это будет плохой день, Саске догадался в ту минуту, когда проснулся на розовой кровати в окружении розовых подушек. Перед глазами всё выглядело расплывчатым. Он соскользнул с высокого матраса, и ломота в спине очередной раз напомнила о его паршивом состоянии.       Должно быть, он уснул в неудобном положении, теперь отдающем в теле болью, будто из поясничных позвонков проросли шипы, колющие его двигательные нервы при каждом шаге. Шея затекла с одной стороны. Кран в ванной кряхтел и булькал, в итоге оставив Саске без горячей воды, и он понятия не имел, как пользоваться электрической плитой, чтобы закипятить чайник.       Один его глаз реагировал на свет, охватывая объекты в поле зрения вечным пламенем, тогда как другой видел окружение размытым цветным пятном. Но лучше уж очень плохо видеть, чем быть полностью слепым, поэтому Саске решил временно прикрыть агрессивный глаз накануне встречи с врачом на сегодняшнем сеансе реабилитации.       В теле по ощущениям проявлялись первые признаки лихорадки. Желудок изнывал от голода, а мышцы рук мелко дрожали от напряжения в ответ на приложенные усилия, чтобы открыть банку с чаем.       — Мне нужен слуга, — произнёс Саске в пустоту квартиры, понимая, что никто не услышит.       Он знал, что где-то в мире непременно разрабатывался механизм, упрощающий приготовление чая, который избавил бы его от открытия тяжёлых стеклянных банок.       Ладно, возможно, он недооценивал то, что принцесса делала для него. Саске не нуждался непосредственно в ней самой, но если бы она была здесь, то заварила бы ему чай, не высмеивая при этом его ослабевшие руки.       Душ тоже не помог улучшить состояние, хуже того — видимый до этого затуманенным глазом слабый свет почти погас от испытанного им холодового шока на повышенной температуре тела.       Чтобы одеться и натянуть сандалии Саске потребовалось в два раза меньше времени, чем обычно, а чтобы добраться до госпиталя — в три раза больше из-за периодической усталости при ходьбе. Шизуне была назначена его лечащим врачом в отсутствие Цунаде и не тратила время на приветствия.       — А где Хината?       — Мы не привязаны друг к другу, — отрезал Саске и опустился на стул в смотровом кабинете.       — Ты пришёл сюда один? Уже можешь видеть?       — Довольно неплохо. — А если откровенно, то по пути он столкнулся с более пятью препятствиями и споткнулся о что-то похожее на разбрызгиватель, отчего возобновилось тянущее жжение в лодыжке.       — Это прогресс.       Она поочерёдно оттянула его нижние веки и посветила фонариком в глаза; после этого ей пришлось распорядиться, чтобы принесли ещё один световой прибор, потому что этот загорелся. Саске раздражало, что медикам приходилось прикасаться к нему во время обследований — неужели им было так сложно хотя бы согреть руки?       Осмотрев его уши, полость рта, конечности и прослушав сердце Шизуне заключила, что его жизненные показатели вполне годятся для реабилитации.       Вернее, Саске так думал. Оказалось, что на начальном этапе допускалась только растяжка и десятиминутная пробежка раз в день. В голове мелькнула мысль: принималась ли в расчёт остальных упражнений его тридцатиминутная прогулка до госпиталя? Для должного восполнения сил, требующихся на разминку и приседания, ему приходилось днём и по вечерам заниматься растяжкой и медитацией. Вернув чакру и распределив её по всему телу, Саске чувствовал, как теперь восстанавливается гораздо быстрее, в отличие от тех ранних, долгих и мучительных недель, которые он провёл вслепую в госпитале.       Шаг за шагом его мышцы набирали силу, но оставались детали, вызывающие неимоверное раздражение; бинт, удерживающий ватно-марлевую повязку на глазу, надоедал, воротник куртки непривычно тёрся о шею, а волосы отросли до неудобной длины.       Саске ненавидел то, какой тяжёлой стала его жизнь. Примитивно поддавшись зависимости от другого человека, он совсем забыл, что именно трудности делали его сильнее. Понемногу приспосабливаясь к новым, более суровым условиям окружения, его зрение улучшалось, способствуя нормальному определению расстояний и уменьшению вероятности отбить пальцы ног. Последующие ночи он проводил на диване в гостиной, потому что кровать в спальне оказалась слишком мягкой и розовой, а спина категорически отказывалась осязать пушистые подушки. Зато в гостиной было не так светло, особенно когда потолочные светильники были выключены. Как бы то ни было, но в темноте он бесспорно чувствовал себя комфортнее.       В одном из кухонных ящиков он нашёл свечи с вводящими в заблуждение изображениями цветов, корицы и пончиков. Предположив, что этикетки, подобранные на основе цвета воска — лишь образец новшества, Саске зажёг их; они загорались так же, как и любая другая свеча, а излучающий ими свет оказался приятнее глазу, чему Саске был очень признателен. Постепенно до него дошло, что назначение упаковки было предупреждением о том, что позже вся квартира пропахнет выпечкой.       Навязчивость ароматов настораживала, ведь, как правило, запах дома, в котором ты живёшь со временем становился привычным, но, как и со всеми другими чувствами, его нос противился привыкать к чему-либо. Прошла уже целая неделя, а он по-прежнему ощущал то же, что и в первую минуту, когда ступил на этот порог. Если бы в человеческом теле существовала кнопка перезагрузки, то у Саске она находилась бы прямо в носу. Каждый раз, когда он открывал входную дверь, запах цветов, корицы и её был настолько ошеломляющим, что ему приходилось физически замирать в дверном проёме и, собираясь с мыслями, возвращаться к тому, о чём он думал до этого.       Одежда, которую для него приобрёл друг Хинаты, поочерёдно отправилась в мусорный контейнер, и, вероятно, её успел подобрать какой-нибудь бездомный, потому что в тот момент, когда портной закончил подгонять юкату Саске по размеру, на нём почти ничего не было. Чем больше прояснялось его зрение, тем чаще он любовался вышивкой на спине: выразительным красно-белым символом клана Учиха.       Временами казалось, что кроме него в деревне больше никто не носил традиционную одежду, что, впрочем, не сильно его волновало, пока ему не приходилось надевать ничего облегающего. Хотя к зиме Саске неизменно возвращался к обычной водолазке и брюкам.       Даже для сна он предпочитал традиционные условия спальни: плоскую подушку и хлопковое одеяло, твёрдый футон, обеспечивающий правильную поддержку спины и на котором было бы безопасно поворачиваться, как пожелаешь.       Кому вообще требуется пять подушек?       А ещё Саске ненавидел домашние тапочки. Для ощущения полного комфорта в собственном доме ему хотелось ходить босиком, но поскольку полы в квартире были из лакированной древесины, а носки он терпеть не мог, другого выбора не оставалось. Двери зачастую поскрипывали и, если не закрывать их до конца, сами приоткрывались наполовину, отчего он почти каждый день ударялся о них пальцами ног. Окна было невозможно открыть без неприятного грохота, разрывающего барабанные перепонки. Ванна была слишком тесной, чтобы полноценно расслабиться, и чем дольше потолочные светильники оставались включёнными, тем шумнее гудели.       Соглашаться на эту квартиру, в принципе, было ошибкой.       Саске уже ненавидел это жилище; он хотел жить где-нибудь ещё, в любом другом месте.       Всю неделю он просыпался, ходил на осмотр, а после целый день валялся на диване, перемежая приёмы пищи со сном. Телу становилось легче, а вот от скуки хотелось выть. По телевизору смотреть было не на что, а из развлечений в распоряжении были лишь узоры на обоях да старые газеты в кладовой. Даже его голос стал осиплым от молчания.       Изредка Саске отправлялся на прогулки. Он бессознательно шагал туда, куда несли его ноги, исследуя новые обустроенные окрестности и укрепляя слабые мышцы. Он бродил по деревне, но так и не присмотрел достойной квартиры на замену нынешней. Внешне дома казались то слишком маленькими, то слишком большими, некоторые чересчур современными или излишне многолюдными, а порой просто были ему не по вкусу. Саске не был знаком с понятием «правильного» места, потому как никогда всерьёз не задумывался о постоянном доме. С прошлой, старой и грязной квартирой было проще смириться... Может быть, потому, что рядом всегда был Наруто, с которым он тратил минимум времени на мысли о доме.       Ту квартиру Саске использовал только по назначению, пока она существовала; после сноса старого комплекса собаки клана Инузука обыскали местность в поисках пригодных для спасения вещей — кодовое название: вражеских взрывных печатей — и им удалось извлечь из-под обломков некоторые предметы. Они нашли его тайник с запечатанными свитками и небольшой заначкой и отдали ему, когда Саске посещал резиденцию Хокаге, чтобы повторно активировать финансовый депозит. Запас оружия и его катана оставались на хранении с момента госпитализации и вернулись к нему в целости и сохранности. Прежде он никогда не думал, что будет так радоваться возвращению своих вещей.       На сегодняшней вечерней прогулке Саске позволил себе понаблюдать, как последний луч солнца скрывается за облачным горизонтом. Мост через реку в торговом квартале предстал обновлённой картиной, ведь в последний раз он видел его запорошенным снегом, а реку — покрытой льдом. Только что закончив длинную пробежку, Саске прислонился к каменным перилам, успокаивая давление от вспыхнувшей боли в спине. Бутылка воды в руке из-за ужасного послевкусия никак не заканчивалась. Организму почему-то было трудно перестроиться на нормальное восприятие, особенно, это касалось воды. Чувствовать всякие привкусы в воде было непривычно, но с недавних пор Саске не мог совладать с собственными обострёнными рецепторами вкуса.       Он пробовал менять чашки, пил из-под крана и даже покупал бутылки с «живой» горной водой. В итоге он выяснил, что вода из стеклянного стакана обладает более резким вкусом, чем из пластикового, а металлическая чашка понижает температуру, в отличие от бумажного стаканчика. Водопроводная вода имела больше землистого привкуса, чем купленная бутилированная, но единственное, что оставалось неизменным — ощущение неприятной горечи в горле.       Словно непреодолимой чувствительности его рта было недостаточно, из ниоткуда в нос ударил запах.       Цветов.       Приторный аромат с привкусом кислых фруктов.       И тут перед ним возникла она: со светлыми волосами, собранными в высокий хвост, и охапкой букетов и корзин, переполненных цветами, в руках.       Яманака Ино.       В тот момент, когда его разум точно определил её имя и сопоставил с визуальным обликом, горьковато-сладкий коктейль воспоминаний разлился по горлу. Она была безумно влюблена в него до его ухода из деревни — любит ли до сих пор? — будучи маленькой, любопытной и наивной, неоднократно она дарила ему шоколад на день Влюблённых, напрочь игнорируя факт, что Саске ненавидел сладкое. В дополнение к имени она навеивала образ своего отца, который жестоко и настойчиво копался в его подсознании, пытаясь вытянуть оттуда охраняемые секреты; боль и унижение шли рука об руку всякий раз, когда наступало «время поговорить с Яманака» из отдела допросов и пыток. С болью Саске научился мириться, но закрыть глаза на те нити, которых касался старик, было невозможно, и за это он презирал его.       Ино повзрослела. Её фигура приобрела формы, пригодные для рождения здорового потомства, о чём она и сама знала. Одежда на ней вплотную обтягивала грудь и бёдра, и хотя сочетание цветов было неподходящим, а закатанные рукава были испачканы в грязи, любой бы мужчина, глядя на неё, заметил, как красиво она расцвела. Собранные в хвост волосы выглядели посредственно, и она всё так же разделяла их на пробор со времён учёбы в Академии. Тем самым создавая представление о себе как о человеке, отказывающимся от перемен и цепляющимся за выработанную годами зону комфорта независимо от обстоятельств.       Волосы Сакуры и Хинаты хотя бы теперь выглядели иначе, чем во времена, когда они учились в Академии.       Встретив его взгляд, Ино сдержанно улыбнулась, словно сомневалась в том, как ей стоит реагировать на него.       Тихий вздох вырвался из груди, Саске не хотел с ней разговаривать, но она уже приготовилась открыть рот и приблизилась с более уверенной улыбкой.       — Добрый вечер, Саске-кун! — голос дрогнул на его имени, хотя она и попыталась это скрыть. — Я рада снова видеть тебя в добром здравии!       — Угу. — Ему была безразлична её напускная вежливость; если бы она искренне о нём беспокоилась, то навестила бы его. — Я смотрю, ты всё ещё прислуживаешь своим родителям.       Ино опустила взгляд на цветы в руках и рассмеялась.       — Ну, теперь-то мне за это платят, поэтому всё нормально! И то, что родители являют собой начальство, имеет свои причуды, — подмигнула она, и Саске закатил глаза. — Эй, а ты не поможешь мне? Эти корзины становятся тяжелее.       У Саске не было намерений помогать ей и он подумывал отказаться, но решил, что если сейчас уйдёт, то по возвращении в свою скучную квартиру остаток вечера ему будет нечем заняться. Неплохая тренировка — поболтать с владельцем дзюцу, направленным на контроль подсознания, верно? Если повезёт, он сможет даже скопировать какую-нибудь технику или две, как было с её отцом.       Саске потянулся за корзиной и перекинул ту через плечо, искусно скрывая боль, пронзившую ногу от резкого движения.       Любопытно проверить, насколько её разум созрел с выпускного класса.       — Ты подросла.       — Это точно! Мне даже не приходиться носить каблуки! — тут же просияла Ино. Она шла не спеша, будто больше не торопилась нести цветы в лавку. — А что насчёт твоей жизни?       «Это всего лишь светская беседа», — напомнил себе Саске. Вряд ли её интересовали его дела.       — Всё нормально.       — Здорово, я правда рада, что ты в порядке. Так что говорят медики? Знаешь, я слышала обрывки краем уха, но толком не знаю, что произошло. Почему ты впал в кому? Что заставило тебя очнуться?       В одночасье, из-за волос, прилипших ко лбу, в нём разгорелось раздражение.       — Они сами не знают, — уклончиво ответил Саске, он не собирался обсуждать подобное с главной деревенской сплетницей. — Пропустил ли я чью-нибудь недавнюю смерть?       — Хм, многие погибли во время войны. Всех не перечислить. Ох, или ты спрашивал о произошедшем за последнее время? — Ино слегка понизила голос: — Из нынешнего поколения все живы и здоровы, если ты об этом.       Не все были полностью в порядке — или в здравом уме — но они выжили.       — Ясно.       — Кое-кто даже помолвлен! — хихикнула Ино и прикрыла рот ладонью, как бы невзначай привлекая внимание к сверкающему кольцу на безымянном пальце. — Угадай, кто?       — С чего ты взяла, что мне это интересно?       — Да ладно, ты никогда не догадаешься! Или ты ревнуешь? — она игриво толкнула его в плечо.       Саске не нравились интеллектуальные игры такого рода; ему всегда не хватало намёка или двух!       — Меня не интересует твоя личная жизнь, Яманака.       Ино оторопела, словно от пощёчины.       — Ох, конечно, как я могла забыть о твоём загадочном отталкивающем образе. Ясное дело, что без тебя деревню захватил бы Мадара, но неужели тебе так сложно постараться, чтобы стать хотя бы немного лучше! Помню время, когда ты был очень милым, принимал шоколадки от девочек и выслушивал их признания, даже пару раз присоединялся к классу на экскурсиях. Признаюсь честно, я довольно долго была влюблена в тебя, но никогда не рассказывала об этом, — изложила она. Саске смотрел на неё хмурым взглядом. — Полагаю, я была не настолько глупа, чтобы не влюбиться в то, каким классным ты был тогда, но при этом... Ты никогда никого не подпускал к себе, так почему же ты мне... нам нравился?       — Вы были дурами.       Ино сдвинула брови к переносице, всматриваясь в него с настороженностью во взгляде, будто пыталась выяснить его истинные мотивы.       — Ох, ничего себе! Я тут открываю перед тобой душу, а ты смеёшься надо мной!       — Твоя влюбленность не была секретом.       — Тем не менее, раньше ты был достаточно любезным, чтобы позволить мне поверить в это!       — Я уже не тот мальчик.       — А мне он нравился больше! Я выплакала все глаза, когда остальные вздумали относится к тебе, как к отступнику. Ты даже не представляешь, как трудно было мне и Сакуре смириться с этим! Если бы я только знала, что твоё сердце к тому времени превратилось в камень!..       Саске плавно опустил корзину на землю и шумно выдохнул через нос.       — Так это всё из-за тебя? — вопрос заставил Ино испуганно вздрогнуть, и Саске ухмыльнулся. — В первую очередь своими так называемыми переживаниями ты должна была воздействовать на остальных. Разве тебе сложно было закатить истерику, как сейчас? Попросить их найти другой способ? Восстать против всей деревни ради того, кого любишь и всего этого романтического идеализма? — Ино опустила голову и уставилась на цветы. — Признайся уже. Я никогда не был для тебя настолько важен, чтобы заставить бороться, даже за тот облик мальчика, который тебе нравился, а может и нет.       — Я не собиралась предавать семью и друзей ради того, кто ушёл, даже не попрощавшись! — воскликнула она. Обида в её глазах была настолько явной, что Саске сомневался, стоит ли ей продолжать выполнять миссии под прикрытием. — Похоже, я совершила ошибку, прервав то, чем ты тут занимался, поэтому не буду мешать, — отступила Ино. Она схватила оставленную им корзину, с необычайной лёгкостью перекинула ту через плечо и, развернувшись, тряхнула волосами. — Хорошего дня!       — Почти ночь, — кинул Саске вслед её удаляющейся фигуре.       — Тогда желаю тебе замечательной, потрясающей, чудесной ночи!       — Ты всё испортила, когда заговорила со мной, — крикнул он напоследок, наслаждаясь умением прилагать минимум стараний, которые вызывали в людях столько злости.       — Иди поплачь из-за этого в уголке! — прокричала Ино в ответ, ступая прочь и оставляя последнее слово за собой.       Саске безучастно смотрел, как она удаляется, и потирал красноватые борозды на ладони от впившихся ручек корзины. Краткий выброс адреналина немного рассеял пелену в непокрытом повязкой глазу, и он разглядел яркую звезду, благословенно мерцающую над горной вершиной.       Очередной мост сожжён...       Собственно, что ещё Саске делать в этой деревне?       То ли вода, которую он выпил, испортилась, то ли зря он пропустил ужин, потому что вскоре его желудок стянуло мучительным спазмом. Пришло время закупиться новой дюжиной рисовых пудингов и, возможно, одним готовым ужином, если они остались.       Благо небольшой магазинчик был неподалёку, куда он и заглянул. Полка с готовой продукцией была совершенно пуста, поэтому Саске захватил несколько пудингов, два рисовых шарика и большую бутылку воды.       Волосы впереди стоящего в очереди человека колыхнулись от его вздоха, концы их выглядели недавно остриженными. И вдруг Саске осенило: эти волосы принадлежали одной его знакомой, с которой он искал встречи.       Саске боролся с желанием сглотнуть.       — Хьюга.       Её плечи мигом напряглись, она задержала дыхание и обернулась. Встретившись с Саске взглядом, Хината несколько раз моргнула. Она с почтением кивнула ему и прочистила горло:       — Д-добрый вечер.       — Не очень.       Вкупе со всегда чистыми и гладко струящимися волосами, её одежда смотрелась, мягко говоря, уродливо. На ней были привычные серые брюки длиной чуть ниже колен, которые открывали виду её хлопково-белые ноги, похожие на мягкий зефир. Сандалии выглядели поношенными и никак не увеличивали её рост, а рубашка могла послужить мешком для картошки: однотонная и тусклая, она неуклюже свисала с её плеч, как мокрый ковёр.       — Как твои дела? — повторила вопрос Хината, из-за того, что в первый раз её голос прозвучал невозможно тихо.       — Прекрасно.       — П-правда? Ты хорошо питаешься?       — Довольно неплохо.       К удивлению Саске, его дежурный ответ не укрылся от чуткости Хинаты.       — Довольно неплохо — это не хорошо! Пожалуйста, позаботься о своём организме и для скорейшего выздоровления удели особое внимание питанию. И на улице уже начинает холодать, поэтому, пожалуйста, чаще оставайся в тепле. Твой глаз так и не восстановился?       — Свет вызывает раздражение, — фыркнул Саске, при этом раздражаясь на её очередное притворство, будто не она так старательно избегала его. — Я же не заплатил тебе за мебель, — произнёс он, понимая, что если не скажет об этом, сама она не обмолвится. Ему всегда было сложно общаться с ней, но сейчас это был вопрос принципа. Саске не расстраивался оттого, что не виделся с ней; он лишь хотел заплатить за мебель, которую она ему оставила. Зачем ей усложнять ему задачу и прятаться из-за пустякового уговора?       Хотя неудивительно с её стороны. Хината и прежде не раз уклонялась от встречи с ним, поэтому было вполне естественно, что это повторится.       Человек в очереди перед ней, наконец, оплатил покупки.       — М-можешь оставить себе, — поспешно отмахнулась она и начала выгружать продукты из корзины: четыре готовых ужина, кувшины с соком разных вкусов и несколько вредных закусок.       Чувствительный нерв у Саске под глазом дёрнулся; у него и так был плохой день — и вечер — это уже через край. Ухудшало ситуацию ещё и то, что Хината скупала последнюю еду в магазине.       — Предполагаю, намечается вечеринка.       — Т-только с командой! — пропищала Хината и виновато посмотрела на Саске, будто выдала нечто секретное, и его осведомлённость будет иметь последствия.       К примеру, напроситься к ним на вечеринку или сделать что-нибудь ещё.       — Как скажешь, просто найди в своём плотном графике время, чтобы встретиться со мной в ближайшие пару дней. Я не приму твою благотворительность.       — Это... это не благотворительность! У м-меня даже нет места для той мебели в поместье, поэтому... — она осеклась, чтобы заплатить, проявляющему активное любопытство, торговцу, впопыхах сложила продукты в пакет и, коротко кивнув, прошла на выход.       Саске бросил корзину на прилавок и рванул за ней, прежде чем дверь успела закрыться. Мистика, как её локоть оказался зажат в его руке, но Саске чувствовал исходящее от него тепло и кость, упирающуюся в подушечку его большого пальца.       Хината широко распахнула глаза; испуганные или, скорее, выражающие едва уловимую тревогу, они отражали блеск от света торговых витрин. Она вздрогнула от его ледяного тона:       — Не уходи, пока не закончился разговор, — процедил Саске. Почему он так разозлился? Почему она так раздражала его, если всё, что она делала, лишь смотрела? — Мне плевать, что ты сделаешь с этой мебелью, и сейчас у меня не так много денег с собой, иначе бы я сразу отдал тебе любую сумму, какая потребуется. Но я не собираюсь пользоваться ничем безвозмездно.       — Т-тебе не... — у неё не получилось закончить предложение; вместо этого она спокойно перевела дыхание, сжала губы и молча уставилась на руку, захватившую её локоть в плен.       Саске медленно разжал пальцы, осознавая, что если продолжит удерживать её и дальше, она что-нибудь предпримет.       — Ты либо даришь мне мебель в качестве подарка, что странно, поскольку мы не друзья. Либо ты выбрасываешь всё как мусор и оскорбляешь меня. Поэтому назови вескую причину, по которой ты ничего не просишь взамен?       Её напрягшееся тело заметно расслабилось, и в отличие от Ино, которая разозлилась и вступила в противостояние с его гневом, Хината одарила Саске самым печальным взглядом. Ожидание её ответа отзывалось в желудке ненормальными симптомами или, возможно, дело было в голоде... Решившись, наконец, заговорить, она твёрдо выдала:       — Мы друзья...       Нет! Он уже лишил её данного выбора, ей стоит придумать что-то другое!       — Я так не думаю.       — М-может быть, для тебя я и не друг, а вот я... считаю тебя другом.       — Вроде твоих товарищей по команде? Таким, как Инузука? — усмехнулся Саске.       — Да, — улыбнулась Хината.       Враньё!       — И ты постоянно избегаешь друзей, как чуму?       — Я не избегала... Я-я присматривала за Ханаби всю неделю. Сегодня я первый раз отлучаюсь из дома.       — А что насчёт Академии? Разве тебе не предложили постоянную должность преподавателя?       — Я не посещала её. Срок моего временного контракта уже истёк и... думаю, я откажусь от постоянного.       — Как ты узнала о совместном сборе команды?       Она явно не понимала зачем он вообще допрашивал её.       — Мы собираемся вместе каждые выходные и помогаем Куренай-сан, заменяя ей няню, — проговорила Хината обеспокоенно выискивая в его пустом взгляде намёк на внезапно возросшее безумие. — Я сделала что-то не так?       Из-за её неопровержимого алиби звери в его груди бушевали; как она смела говорить ему всё это таким дружелюбным тоном, хотя до этого пыталась сбежать? Саске считал, что доброта и детская невинность — первое, что нужно притупить в себе, следуя пути ниндзя. Но почему же тогда он не находил и крупицы обмана в её голосе или взгляде?       Может, секрет таился в Бьякугане, способном водить за нос даже самых опытных дознавателей?..       Ино оказалось проще понять, она была открытой книгой, ясно показывающей, что у неё на уме. Хината же была головоломкой, подход к решению которой Саске ещё не продумал. И это раздражало его. Настолько сильно, что будь Хината чем-то вещественным, умещающимся в одной руке, он бы бросил её на землю, просто чтобы изучить, как подогнать отделившиеся от удара кусочки.       — Я мог бы вмиг убить тебя, даже не касаясь.       Отсутствие взаимосвязи поразило её, но не спугнуло.       — Знаю.       Слабый ветер, развевающий её длинные волосы и треплющий его рукава, предвещал дождь и прохладу на ночь. Хината отвела взгляд, но осталась стоять на месте.       Как же выглядел мир её выразительными глазами? Она видела неуравновешенного сумасшедшего, которого стоило посадить на поводок? Предателя, замышляющего уничтожить деревню, чьи руки омыты кровью собственной семьи? Общественного изгоя, цепляющегося за одного-единственного человека, который с ним разговаривает?       Скрипя зубами и прикладывая невероятные усилия ради контроля голоса, Саске пояснил:       — Тогда будем считать, что я просто ночую у тебя. И сообщу, когда съеду.       Хината смотрела на Саске долгим немигающим взглядом, безмолвно соглашаясь с его заявлением, старательно не выказывая ни единой мысли насчёт него или его слов.       — Ладно, — произнесла она и, когда казалось, что неприятный разговор исчерпан, вежливо предложила: — Хочешь присоединиться к нам? Только там будет ребёнок, но о-она довольно смирная...       Развернувшись, Саске ушёл, не соизволив ответить. Крепко сжимая кулаки, он усиленно игнорировал глас разума, кричащий, что он упускает нечто значимое.       Но это ничто в сравнении с важностью его здравомыслия. Позволь он гневу и разочарованию одержать верх лишь на мгновение, то после пожалел бы о каждом сказанном слове и совершённом действии.       Как она вообще смела проявлять сочувствие к нему, когда он был во сто крат сильнее и умнее?       Хината никогда не видела его в бою, вот почему!       Она недооценивает его способности безжалостно лишать человека жизни!       Боже, как же сильно Саске жаждал этого — освободиться, выпустить на волю своих зверей, змей и ястребов, посеять хаос в деревне и любоваться; когда-то он грезил этим каждый день. Заставить совет молить о пощаде, доказать окружающим, что у него всегда была возможность уничтожить их, утереть нос всем тем, кому нужны доказательства того, что Учиха Саске был героем войны.       Он протяжно выдохнул.       Обладать великой силой, не имея ни малейшего шанса воспользоваться ей — опасный азарт. Саске был достаточно благоразумен, чтобы признать это, и достаточно предан Наруто, чтобы всерьёз не рассматривать возможность злоупотребления ею.       Скрытые деревни знали о силе Учиха, считающейся стратегическим оружием, по той же причине вся Коноха ходила вокруг него на цыпочках в надежде, что Саске не догадывается об этом. Им незачем думать иначе просто потому, что он не собирался никому доставлять удовольствие и раскрывать перед ними то, что было у него на уме. Если бы он поднял руку на любого деревенского жителя — гражданского или нет — весь мир шиноби восстал бы друг против друга. Не из-за нарушения мирных соглашений и дружеских связей с Конохой, а потому, что каждая деревня была на взводе в поисках подходящего случая реализовать безработных воинов, среди которых росла нервозность от сидения в четырёх стенах.       Оружейники нуждались в бойцах, приобретающих их товары, обучающим ремеслу шиноби Академиям нужна была мотивация, чтобы продолжать выпуск генинов и чуунинов. Экзамены служили отличным поводом повысить доходность гостиниц и ресторанов от притока приезжих генинов и их наставников из других деревень. Отмена экзаменов приводила к затовариванию у торговцев, безработице среди чуунинов и застою в экономике, поэтому в любом селении, по возможности, избегали отмены и откладывания мероприятий.       Их мир слишком полагался на войну и воинов; всего лишь вопрос времени, прежде чем возникнет новый конфликт и смертельная кровавая бойня повторится. А до тех пор Саске будет продлевать хрупкий мир столько, сколько потребуется, в надежде, что когда-нибудь люди поймут, что быть шиноби — не единственное жизненное стремление.       Независимо от того, насколько Саске злился, он либо подавлял это чувство, либо выжидал; Наруто оказывал огромное влияние на него, чтобы допустить начало кровопролития. Всё ради обещания, которое Саске непременно сдержит, даже если он уже трещал по швам из-за некой наивной принцессы Хьюга.       Как ни странно, Саске не сходил с ума от желания убить её. Больше всего его озадачивал тот факт, что у него ни разу не получалось спланировать мысленный алгоритм её убийства. Многие умирали в его подсознании более десяти раз, даже его собственный отец; отчего же так сложно представить пусть и скучную, но её смерть?       Если бы его внутренняя аномалия воплотить план по её убийству перекинулась на остальных жителей деревни, Саске предположил бы, что человеческая жизнь снова начинает что-то для него значить; но нет, пока что это относилось только к...       Может, и неудивительно, поскольку именно Хината не раздражала его до такой степени, чтобы упорно планировать её убийство: она не досаждала ему и не преследовала злого умысла, не пыталась использовать его и помогала, не требуя ничего взамен. Саске предоставил ей несколько возможностей воспользоваться его именем и славой в личных интересах, а она отказалась. Она не согласилась стать ни его женой, ни возлюбленной, она даже не хотела править собственным кланом, не говоря уже о его. Она не просила его отвечать на чувства её сестры или спасать её от чрезмерно опекающего отца. Хината держала в руках ножи, шприцы и ножницы, находясь рядом с ним в его самом слабом состоянии, но её руки дарили ему только ласку.       Она верила в него, когда все остальные и члены совета — нет.       Она была опасна...       В случае если Хината когда-нибудь предаст — а на основе устоев его прожитой жизни она это точно сделает — Саске будет непросто устранить её из-за его возросшей озадаченности. А для шиноби с армией врагов нерешительность была смертельно опасной эмоцией.       Той ночью Саске лёг спать голодным. Ведь, вернувшись домой, он вспомнил и ворчливым внутренним голосом корил самого себя за то, что снова остался без еды. В тот момент это не имело значения, но наутро его желудок не смог осилить даже чашку зелёного чая на завтрак.