Твои истории в мире геншина.

Скарамучча не любил, не испытывал жалости, не был слабым. Он был злым, был единственной ядовитой змеёй в Снежной, ядовитым. Его раздражало всё и вся. Начиная от ветра, который просто дует, как ему и велено природой, но при этом несёт клубы снега и мерзкое чувство мороза, от которого Шестой вынужден прятаться в пуховик – он выглядел жалко; и заканчивая бестолковыми идиотами, которые ничего не могут сделать без его указаний, и какого чёрта таких идиотов берут в агенты Фатуи? Но ещё больше его раздражали, нет откровенно бесили, людишки. У каждого есть враждённый эгоизм, ощущение что они пуп земли и всё вертится вокрук них. А уж про, присущий некоторым индивидам, идиотский героизм и говорить не стоит, они считают что своими громкими речами о смелости и отваге они не сдохнут в битве с обычным хиличурлом или от мерзкого мороза? А эти эмоции, чувства, людишки совершают такие идиотские поступки, основываясь на то что им шепчет сердце, что просто диву даёштся, они проявляют слабость, которому зовут любовью, грустью, да и любой другой эмоцией, почему? Скарамучча не понимал, да и не хотел понимать. Но ты... О, Архонты, за что ему ты. . . . Ты не бесила его, нет, его бесили его собственные мысли, реакции.. Чувства? Нет, бред, точно не они. Он просто не понимал как можно научить человека с кукольный покорностью исполнять любые приказы. ТЫ ВЕДЬ НЕ КУКЛА, ЧЁРТ ВОЗЬМИ! И это правда, ты была человеком, причём не самым уродливым, с такой внешностью могла бы найти себе хорошего парня и жить спокойно, не связывая свою жизнь с Фатуи. Парень и сам не мог понять почему он думает об этом, это бесило, выводило из себя, но он не мог ничего поделать. Ты пробуждала в нём что-то странное, не знакомое, страшное для него, эмоции. Он злился на тебя за отторжение своей человеческой сущности, за то что ты позволила сделать себя куклой, послушно марионеткой; он плакал из-за тебя, отчаяние охватывало его когда он понимал что сдерживать эмоции долго ты не сможешь, придёт момент когда ты сломаешься под ними; он любил тебя, хотел чтоб ты спала рядом, хотел чтоб твоё, данное природой, тепло хоть немного согрело его; и он ненавидел, тебя за то что ты пробуждаешь эти эмоции, за то что замечаешь это, но ничего не делаешь, себя за то что во всем этом венил тебя, за то что хочет убить тебя чтоб это прошло и за то что может это сделать. Он вновь хотел чувствовать, но проявить слабости не мог. . . . Скарамучча не боялся крови, не боялся проливать её, окрашивая снег, землю, воду в её омерзительный алый цвет, но он боялся твоей крови, боялся когда ты рвалась в бой, даже не делая вид что стараешься уворачиватся от атак врагов, когда их оружия остовляли раны разной тяжести, а уже из них вытекала кровь, распуская на твоей одежде кровавые бутоны. КРОВЬ ЕДИНСТВЕННАЯ ВЕЩЬ, КОТОРАЯ ЕЩЁ ДЕЛАЕТ ТЕБЯ ЖИВОЙ, ЧЕЛОВЕКОМ, ПОЧЕМУ ТЫ НЕ БЕРЕЖЕШЬ ЕЁ!? Он не мог спросить, мерзкое чувство страха ползло по позвоночнику, окутывало полностью его тело и разум, он чувствовал что находится в заподне. А ты продолжала лесть на ражон. Он знал что вечно это длится не может, ты, поздно или рано, умрёшь. . . . Ты ответила, позволила питаться своим теплом, обнимать, кусать, ибо целоваться он не умел. Но ты и не стеснялась уходить, не предупреждая: неожиданное задание, собрания, на которые ты ходила вместо него, или просто недельные прогулки – ты не боялась оставлять его, а он боялся что ты оставишь его и не вернёшься. Ты знала, ты сожелела, но долго быть с ним не могла, это больно. Его любовь калола, пуская шипы в любую часть тела до которой они дотягивались, но больше кололось чувство стыда – ты не любила, не могла, рано или поздно он это поймёт, он будет злится, будет крушить всё до чего дотянется и ты будешь первой. Нет, ты не боялась, за ложь всегда приходится платить. . . . – Я не люблю тебя, Скарамучча. – ты уверена это прозвучало слишком резко, холодно, больно и тебе жаль, неописуемо, но продолжать этот спектакль больше нельзя. Ты внезапно сказала это во время вашей прогулки, она не было тёплой, уютной, вы оба молчали. Две куклы не знали о чем говорят влюблённые парочки и знать не могли. Он не переспросил, он не глуп, он знал с самого начала. Он сжал кулаки, где-то рядом с ними блеснули молнии, пока воздух вокруг заполнялся удушающей электро энергией. Ты задышала чаще, ожидаюше смотря на парня своими тёмными бусинками, ты гадала – убьёт быстро или помучает? Вдруг Шестой просто развернулся и пошёл назад, к лагерю, снежная пурга постепенно скрывала его силуэт, тогда что-то щёлкнуло. – Скарамучча! – ты крикнула, отчаяние охватило тебя, вдруг проснулась человеческая боязнь потери, потери того кто понимает, кого-то ты любишь. Парень удивился и повернулся, искривив губы в злобой ухмылке, намериваясь съязвить, но не успел. Ты буквально налетел на него, повалив на мягкий, пусть и холодный снег, накрыв его губы своими. Он протистующе замычал и стукнул по твоему плечу кулаком, после и оттолкнув от своего лица. Ты смотрела в его горящие ненавистью и злобой глаза, это длилось минуту, пока он сам не обнял тебя за шею и не притянул к себе, на этот раз, из-за резкости, ваши зубы столкнулись. Он вонзил клыки в твою губу и только когда капля крови упала на его подбородок он позволил вести. Ты целовала, путь неумело, но жадно, слюна смешилалась к кровью, делая этот поцелуй жарким. Вы знали что когда отсранитесь эта смесь застынет на губах, неприятно стягивая, но сейчас было плевать. Вы делились: ты – теплом, он – любовью. И теперь у вас весь вечер на это.