The Baddest

      – Йо, Сенджуро! – махнул Аказа подростку, появившемуся в дверях своей комнаты с кружкой в руках. Тот, услышав, что с ним поздоровались, только стушевался и неловко врезался плечом в дверной косяк, пытаясь спиной зайти обратно в комнату. Взгляд его при этом предсказуемо обратился к полу, и Аказа уже давно бы рассмеялся, однако сумел себя сдержать, ограничившись лишь улыбкой. Все-таки рядом был Кёджуро, да и настолько открыто издеваться над стеснительным подростком было не очень красиво. – Как жизнь?       – Н-нормально… – тихонько проговорил младший Ренгоку и, еще немного помявшись для приличия в присутствии гостя, все-таки улизнул в свою комнату. «Ууу, как негостеприимно так от гостей бегать, – про себя веселился Аказа, снова и снова воспроизводя в голове выражение лица подростка, смакуя каждую секунду их спонтанной встречи. – Мог бы хоть поприветствовать меня по-нормальному! Ха-ха!» Очевидно, тоже подумав о чем-то подобном, Кёджуро легонько задел друга по плечу, привлекая его внимание к себе и обезоруживающе улыбаясь.       – Он просто стесняется. Не обращай внимания на такое его поведение, Хакуджи.       – Да никаких вопросов! Я ж все понимаю! – нарочито громче, чем нужно начал вещать Аказа, тщательно подбирая слова, будучи стопроцентно уверенным в том, что из соседней комнаты их разговор внимательно слушают. Улыбнувшись старшему Ренгоку в ответ, Хакуджи быстро разулся и прошел дальше в квартиру. – Это нормально для его возраста безвылазно сидеть в своей комнате, когда приходят посторонние. Пошли перекусим чего-нибудь лучше.       С Ренгоку Аказа знался со средней школы: их знакомство началось с конфликта, а потом, когда они получше узнали друг друга, как-то само собой превратилось в дружбу. Кёджуро часто бывал у Хакуджи, а Хакуджи – у Кёджуро. И, разумеется, с младшим братом Ренгоку парень тоже был знаком. Когда они с Кёджуро только познакомились, Сенджуро учился в начальных классах. Мальчик рос скромным, стеснительным, неразговорчивым и, что говорится, «правильным». Так его охарактеризовал для себя Аказа. Конечно, в то время единственным, кто привлекал внимание самого Хакуджи, был Кёджуро: младший брат был не особо интересен ввиду большой разницы в возрасте между ними. Он был тенью в доме, пока здесь находился Кёджуро. При этом сам Сенджуро, несмотря на свое желание быть как можно менее заметным, всегда гостеприимно встречал Аказу: спешил смущенно спросить, хочет ли тот чаю, хочет ли поесть, посмотреть новую мангу, которую ему купили родители и так далее. И, как и полагается старшекласснику в разговорах с учеником младших классов, Хакуджи снисходил до него с доброй улыбкой, с приглаживанием растрепанных волос или с каким-нибудь шутливым наставлением, которое мальчик слушал с открытым ртом. Короче говоря, как настоящий взрослый в общении с ребенком.       Однако шло время. Кёджуро со своими неубиваемыми принципами и вечным отказом на все несерьезные подкаты Аказы успел в этом плане парню поднадоесть. К тому же, за спиной старшего из братьев Ренгоку подрастал Сенджуро, уже превратившийся из маленького наивного и стеснительного ребенка, недостающего Хакуджи и до плеча, в красивого молчаливого подростка со сломавшимся голосом. В нем осталась прежняя робость, скромность и «правильность», однако теперь все эти качества превратились не в повод для умиления, а в магнит, который притягивал Аказу невероятно сильно. Они давно не виделись ввиду поступления Аказы в университет, смены его круга общения – Кёджуро заменился грубым парнем по имени Гютаро и другими однокурсниками Хакуджи из студгородка. Поэтому, когда старые друзья снова решили встретиться, Аказа был, мягко говоря, ошарашен, увидев того самого Сенджуро, которого он знал маленьким мальчиком.       Он вел себя с ним достаточно развязно, теперь наконец-то обращаясь как к взрослому, поднимая такие темы, которые вгоняли младшего Ренгоку в краску, умело лез парнишке в душу и доставал все, что ему хотелось. Пытался «быть хорошим», быть кем-то навроде «хорошего большого брата», к которому можно обратиться в случае чего, чтобы Сенджуро доверился ему и открылся. Но подросток был скованным, говорил смущенно и неохотно, на все эти провокации предпочитал отмалчиваться и отводить глаза. Держал оборону. Причем оборона эта была настолько сильной, что Аказа со своим взрывным характером временами готов был сказать парнишке что-нибудь резковатое за такую нерешительность. Иногда ему это даже все надоедало – вокруг ведь было столько разных людей, которые могли бы его заинтересовать, а тут всего лишь хорошо знакомый ему младший брат его друга. Чего особенного? Однако Аказа сам не понимал природы своих желаний, но добиться Сенджуро ему было жизненно необходимо.       Аказа поцеловал его. Во время очередной попойки в квартире Ренгоку со старыми знакомыми из школы, с которыми Хакуджи виделся так редко, что едва ли знал, как они там живут сейчас и что делают. А других людей он вообще впервые видел – видимо, были новыми друзьями Кёджуро. Да ему, в принципе, было наплевать на это: главное, чтобы была выпивка, веселая атмосфера, сумасшедшие беснования и знание, что Сенджуро тихо сидит в соседней комнате. Когда к старшему приходили гости, младший практически не показывался им на глаза, выходя тенью изредка, чтобы взять с кухни еду или налить себе чай, или сходить в уборную. При этом он старательно пытался быть незаметным, чтобы никто не обратил на него внимания. Кёджуро называл это нелюбовью к алкоголю и пьяным людям. «Логично, – подмечал про себя Аказа, смотря на узкую спину подростка, прошмыгнувшего в коридор. – Если бы после гулянок старшего брата или пьянки отца, мне приходилось убираться в квартире, я бы тоже не любил все это дело и тех, кто разводит здесь бардак». Но тот факт, что Сенджуро в своем возрасте даже не хочет ради интереса попробовать алкоголь, который добрые старшие парни предлагают ему, коробил Хакуджи так же сильно, как и восхищал.       – Я в твоем возрасте уже пил вовсю! – деланно пьяно смеялся он, сидя на диване рядом с вынужденно оказавшимся здесь младшим Ренгоку – Кёджуро почти насильно усадил брата с ними за стол, сказав, чтобы он поприветствовал гостей. Тут уж Аказа был благодарен своему другу: другой неподозрительной возможности вытащить Сенджуро из своей комнаты у него бы не было. А значит, не было бы и возможности начать штурм неприступных стен. Подросток вел себя скованно, разумеется, ничего не пил и только отвечал на вопросы. И то односложно и очень тихо. – Ну ты хоть попробуй на язык! Не хочешь? Ну тогда вон съешь закуски что ли.       – Не хочу, – куда-то себе под нос тихо-тихо проговорил он, смотря на стол, но одновременно с тем как будто бы куда-то сквозь. «Боги, какие трудности, – думал Хакуджи, опустошая свой стакан. – Я был таким же закрытым и мнительным в этом возрасте? Будет сложно…» Но точно в опровержении его мыслям Сенджуро вдруг снова подал голос, чем безмерно удивил. – Я не очень люблю острое. Стараюсь такого не есть.       Этот маленький диалог Аказа засчитал за свою личную победу. Кажется, он оказался «достоин» доверия. Вскоре парнишка все-таки вырвался из-за стола в свою комнату, но старший решил не отпускать свою удачу, которую ухватил за край хвоста, и спустя десять минут последовал за ним. А уже в темноте комнаты младшего Ренгоку, подсвечивающейся только экраном компьютера и клавиатуры, он, подбадриваемый выпитым алкоголем, усадил мальчишку на постель, наклонившись к нему и горячо впившись в его губы. Полностью сбитый с толку его действиями Сенджуро растерялся, но ничего не сумел противопоставить, позволив другу своего брата страстно целовать себя. По-видимому, это было что-то вроде первого поцелуя у подростка, однако для Хакуджи эта мысль стала лишь катализатором возбуждения. Представлять, что до него никто прежде не касался этих губ, было до невозможного приятно. В свете от экрана компьютера у младшего Ренгоку блестели глаза и слюна на губах, движения были робкими: вроде бы, собравшись с мыслями, он попробовал слабенько толкнуть старшего в грудь, но Аказа не воспринял эту жалкую попытку как достойное сопротивление. И поцеловал снова. Язык раздвинул чужие губы, проникая в горячий рот, бесстыдно вытворяя там что-то невообразимое, и парнишка издал тихий сдавленный стон, от которого у Хакуджи и вовсе сорвало все тормоза. Он опрокинул его спиной на кровать, залез сверху, смазанно целуя губы, сразу же переходя на чуть прикрытую воротом рубашки шею, захватывая тонкую кожу, но не оставляя следов. Дрожащие руки зажатого, боящегося что-либо пискнуть подростка были у него на плечах, сжимая ткань спортивной футболки. У Аказы в голове крутилась только одна мысль – завладеть здесь и сейчас, но здравый смысл на задворках сознания твердил о посторонних в квартире. Однако при мыслях о возрасте Сенджуро здравый смысл почему-то молчал.       Какое шестое чувство заставило его тогда отпрянуть, подняться с кровати и отскочить назад, Хакуджи так и не понял, но был ему сердечно благодарен – буквально через минуту к ним в комнату заглянул Кёджуро, впустив сюда свет из коридора, нарушив интимный полумрак. Аказа задерживал дыхание, чтобы не выдать то, как сильно оно сбилось от разыгравшегося возбуждения. А Сенджуро принял сидячее положение, предсказуемо затихнув.       – Ты чего тут? – спросил у своего друга Кёджуро, оглядев поочередно каждого из них. Аказа как ни в чем не бывало пожал плечами, усмехнувшись, и направился к двери.       – Да просто зашел спросить, насколько сильно мы ему мешаем, – и вышел, расслабленно заложив руки в карманы. Ренгоку-старший еще что-то спросил у своего брата, а потом ушел вслед за другом. Все еще чувствующий дрожь в руках Хакуджи не мог выкинуть из головы этот водоворот событий. Выпитый алкоголь, располагающая атмосфера, темная комната, мягкие губы Сенджуро, горячие вздохи, его неопытность и трясущиеся ручки, которыми он вроде бы как обнимал старшего – Аказа проматывал это в голове на повторе, смакуя каждое мгновенье. Ему было мало. Но парень точно знал: это не конец – он во что бы то ни стало добьется своего.       В следующий раз, когда Аказа снова был в гостеприимном доме Ренгоку, на очередной попойке, Сенджуро сам вышел поприветствовать его, неловко застыв у стены, не поднимая глаз. Как будто гость пришел к нему, а не к его брату. Как начать разговор он не знал, поэтому терпеливо ждал, сохраняя партизанское молчание, пока Хакуджи заговорит первым. А тот ликовал про себя, хитро усмехаясь. Разумеется, идти на уступки и поддаваться неразговорчивости подростка, он не собирался, а потом ограничился только веселым «йо, Сенджуро» и прошел в гостиную, где уже сидели другие парни и куда отправился Кёджуро. «Из зоны комфорта надо выходить, – откровенно веселился Аказа, про себя отмечая, каким жалобным взглядом проводил его младший Ренгоку. – Я за тебя первые шаги делать не собираюсь: включай уже смелость, Ренгоку».       И выбранная им тактика оказалась верна. Хакуджи не знал, караулил ли его в коридоре Сенджуро с начала вечера, но когда он вышел, чтобы дойти до уборной, парнишка оказался рядом, несмело схватив его за рукав теплой худи. Опять молчал, опять не смотрел в глаза – ничего нового. Аказа бы даже цокнул языком, однако сдержался, решив проявить терпение: все-таки с таким нелюдимым подростком нужно было вести себя аккуратно. Но думать за двоих он не собирался, а потому решил примерить на себя роль актера.       – Ты хотел чего-то, Сенджуро? – спокойно спросил он, улыбнувшись как можно более невинно и по-доброму. – Я так-то тут в одно важное место собрался…       – Ты зайдешь ко мне в комнату, Аказа-сан? – эти слова Хакуджи кое-как смог расслышать только потому, что очень сильно хотел, чтобы они прозвучали, – младший Ренгоку проговорил их так тихо и невнятно, что кто другой обязательно бы переспросил. Вот только Аказа не собирался оттягивать желаемое еще сильнее.       – Могу, конечно. А чего ты, собственно, хочешь-то от меня?       – Я… Просто хочу, чтобы ты пришел… – совсем стушевавшись, ответил ему парнишка, сильно краснея лицом, на что Хакуджи не смог не умилиться. Тут о себе уже стало напоминать постепенно разгорающееся внутри него возбуждение – мысли о том, как же поведет себя Сенджуро наедине с ним, заполонили голову, и парень еле смог успокоить учащенно забившееся в предвкушении сердце. Усилием воли он состроил равнодушное выражение лица и пожал плечами.       – Хорошо. А теперь отпусти меня уже: во мне столько пива, что его надо куда-то определить. Я зайду потом.       Он, как и обещал, зашел к младшему из братьев Ренгоку, оставив пьющих друзей в гостиной, и сразу же отметил, как мальчишка, до этого нервно сидевший на кровати, поднялся ему навстречу. «Так очевидно ждать – мог хоть вид сделать, что в компьютер играл или в телефоне рылся. Да уж, никакого опыта», – снова веселился в мыслях Хакуджи. Но больше тянуть он не стал: в одно мгновенье сократил расстояние между ними, заключая несопротивляющегося мальчишку в объятия и тут же увлекая его в поцелуй. В этот раз Сенджуро даже пытался неумело отвечать ему, и это было новой высотой, покоренной Аказой. От восторга дрожали руки – он сминал губы подростка со всей страстью, несдержанно кусаясь и вылизывая чужой рот изнутри. Комната вокруг кружилась, и виной этому было не только выпитое пиво. В конце концов, они оба упали на кровать, старший потянул его футболку кверху, и мальчишка позволил снять ее с себя, хоть и сразу же отвернулся, чтобы скрыть свое пылающее лицо. Горячие ладони Аказы коснулись тонкой кожи на ребрах – младший Ренгоку извернулся на постели. За прикосновениями рук последовали влажные губы: парень поочередно облизал соски, пошло поиграв с ними языком, при этом не сводя любопытного взгляда с партнера.       – Не боишься, что брат зайдет? – между делом продолжал насмешливо шептать ему Хакуджи, то поглаживая пресс Сенджуро, то начиная выкручивать в разные стороны соски пальцами, сильно зажимая их подушечками. На такой провокационный вопрос тот предсказуемо не ответил, шумно дыша и даже еле слышно постанывая. «О нет, со мной такое не пройдет, – улыбнулся своим мыслям Аказа, потянувшись к чужому паху. – Сейчас ты у меня быстро заговоришь». Резинка штанов оказалась спущена, и Ренгоку даже не успел суетливо подняться с кровати, как Аказа грубо толкнул его обратно, заставив лежать смирно. Пальцы ловко проникли под белье и коснулись возбужденной плоти, вынуждая мальчишку крепко вцепиться в чужие плечи.       – П-пожалуйста, не надо там трогать! – все-таки пришлось подать голос Сенджуро, отчего старший возликовал, гордясь своими успехами.       – Ты же сам меня позвал.       – Да, но с-сегодня нельзя делать большее… – он стыдливо отвернулся, а конец фразы произнес совсем тихо, что Хакуджи даже еле расслышал. – Кёджуро может зайти… Как тогда.       – Хорошо. И что ты предлагаешь?       – Ты можешь прийти ко мне, когда его н-не будет дома?..       Сдержать победоносную усмешку на лице Хакуджи не смог: наплевав на то, что парнишка ждал его ответа, на эмоциях притянул его к себе, целуя, страстно сплетаясь с ним языками. Они целовались долго, пока младший Ренгоку не начал пытаться отстраниться от Аказы, чувствуя, что ему перестает хватать воздуха. Тогда старший отпустил его, снова счастливо улыбаясь, глядя в большие наивно смотрящие на него глаза, и кивнул.       В следующий раз, когда Аказа был в этой квартире, все было по-другому. Никаких пьяных разговоров, смеха и криков не доносилось из гостиной. У порога не валялось множество обуви, а крючки не завешивали слои чужих курток. Здесь была такая тишина, что даже становилось как-то немного непривычно. Парень с подозрением осматривая стены, как будто ища в чем-то подвох, прошел к стоящему у дверного косяка и смущенно разглядывающему пол Сенджуро. Тот был приодет: в какой-то незнакомой Аказе рубашке, очевидно, недавно принесенной из магазина и даже не видевшей еще первой стирки, и в рваных джинсах. Янтарные космы были собраны в прическу на манер того, как делал это Кёджуро. Это было действительно забавно наблюдать – очевидно, что младший брат неосознанно копировал старшего, полагая, что частичка этой же яркости и шарма таким образом перепадет и ему.       – В р-родительской комнате кровать больше… – после продолжительного молчания невнятно промямлил он, немного помявшись. – Может, удобнее там будет?..       – Да и в твоей, вроде, нормально, – с безразличием отозвался Хакуджи, про себя вновь улыбаясь происходящему. От каждого его слова Сенджуро терялся и начинал нервничать сильнее, стараясь понять, куда же необходимо вывести диалог. Все эти сложные раздумья были читаемы прямо у него на лбу, и Аказа умилялся этой наивной картине.       Избавив его от одежды, обнажив чистую молочную кожу, старший долго гладил чужую спину, пальцами иногда сжимая кожу на боках, спускаясь на бедра, ощупывая выступающие кости. От этих прикосновений Сенджуро пытался уйти – они отзывались настолько яркими приятными ощущениями, что мальчишка даже пугался. А Аказа отслеживал каждое его судорожное движение, отмечая, что доставляет подростку удовольствие, а что наоборот, нравится меньше.       Находиться к Хакуджи спиной было волнительно: не видя и не контролируя действий партнера, младший Ренгоку чувствовал, как сердце в груди начинает стучать настолько сильно, что становилось трудно дышать. Голова от частых и шумных вздохов начинала кружиться. Пальцы комкали простыни сильнее – чужие горячие ладони спускались все ниже, по пояснице… В конце концов, боящийся расслабиться Сенджуро зажмурился, прикусив губу, и невольно дернулся в сторону: руки Аказы раздвинули его ягодицы.       – Если так боишься, какой смысл был строить из себя взрослого парня, – со сдержанным смехом проговорил Хакуджи, подушечкой указательного пальца надавливая на скользкое отверстие, легко поддавшееся давлению. Брови старшего изумленно взметнулись вверх: он поднял глаза на низко опустившего голову подростка – у Ренгоку ярко-алым горели уши. – Ты подготовился заранее? Вот это номер. Что, и про сам процесс уже все прочитал? Не зря же постоянно пялишься в свой компьютер, когда я прихожу к вам. Да ты, оказывается, совсем не такой хороший и невинный, как все думают!       – Н-не нужно так говорить… – запинаясь в словах и желая провалиться сквозь землю от стыда, ответил ему мальчишка, даже не думая поворачиваться в этот момент к нему лицом.       – Хорошо, не буду. Тогда скажи, в какой позе ты мечтал сделать это со мной? Ведь наверняка уже выбрал, – продолжал смеяться Аказа.       – В обычной…       – Хороший ответ, но мне все равно, если честно, потому что я сделаю это так, как сам того хочу. Поэтому готовься ко всему. А начнем, пожалуй, мы… – с этими словами он резко дернул парнишку за бедра назад и с силой толкнулся внутрь, в растянутое отверстие. Громкий несдержанный вскрик раздался на всю комнату – Сенджуро, закрыв себе рот руками, упал лицом в матрас, морщась от резкой давящей боли внутри. Твердый член Аказы покинул его тело, заставляя облегченно выдохнуть и жалобно захныкать, однако практически сразу же ворвался обратно, проникая еще глубже, натягивая мышцы изнутри до предела. Обжигающий кожу шлепок лизнул его ягодицы, а бодрый голос старшего возвестил, – с собачьего совокупления. Я оттрахаю тебя как течную сучку.       По прошествии получаса, младший Ренгоку уже ничего не соображал и смутно понимал, что находится у себя дома – он думал только о том, как заставить свое обессилевшее тело двигаться, чтобы сползти с кровати. Аказа держал свое слово: нагнув и поставив подростка бедрами кверху, он отымел его так жестко, что тот почти сорвал себе горло в криках и стонах. Это был первый раз, но старший совершенно не церемонился – как будто за что-то наказывал, отыгрывался на нем. Цедя сквозь зубы какие-то грубые пошлости, от которых у Сенджуро болезненное возбуждение сковывало низ живота, Хакуджи вколачивался в него бедрами, иногда сопровождая толчки поркой. Ягодицы мальчишки приобрели насыщенно-розовый оттенок, кое-где даже проглядывались следы большой пятерни – парень лупил его, не жалея сил, улавливая в болезненных стонах нотки какого-то мазохистского удовольствия. Ведь, несмотря на все вялое сопротивление, младший Ренгоку ни разу не вскрикнул «нет» или «не надо». Хныкал, скулил, кричал, но не просил остановиться. А все его попытки слезть с напряженного члена Аказа воспринимал как заигрывание и подогревание интереса.       Сметнув с письменного стола мальчика мешающие вещи, он усадил его на освободившееся пространство, сразу же вгоняя свое естество в расстраханный и припухший от этих нескончаемых терзаний анус. Худые, но цепкие ручки Сенджуро крепко обвили сильные плечи старшего, и парнишка прижался к чужой груди, потираясь маленьким, влажным от смазки членом об чужой пресс. Почувствовав на своей шее горячие губы, он ногами сильнее обхватил бедра Хакуджи, скрестив ступни у него за поясницей. Кожу всасывали, лаская ее языком, ощутимо прихватывая зубами – младший Ренгоку понимал, что после всего, наверняка, останутся следы. От этих мыслей собственное возбуждение становилось невозможно терпеть: скрывать засосы в школе от своих сверстников и учителей представлялось ему интересным опытом.       – Тебе нравится заниматься этим лицом ко мне?.. – напоследок прикусив кожу на чужой шее, Аказа поднялся к его губам, задевая их своими и горячо дыша мальчишке в рот, не переставая при этом совершать резвые толчки. Он словно старался выбить из него ответ такими грубыми движениями, от которых у Сенджуро все горело внутри. Член, дернувшись, выстрелили семенем, на кубики пресса Хакуджи и на собственный впалый живот – подросток стыдливо застонал, опуская взгляд. – О да, я вижу, что тебе это нравится. А если я ткну тебя лицом в этот стол и с разгону присуну, ты будешь так же бурно кончать?       – Н-не знаю! Ммм!..       – Раз ты не можешь определиться, в этот раз я спущу все тебя! Ничего страшного с тобой не случиться, – усмехнулся старший и вставил так глубоко, что Ренгоку бедрами дернулся наверх, болезненно охнув и ногтями впившись в его лопатки. А, почувствовав в себе горячую влагу, мальчишка чуть не свернул со стола свой же компьютер, упав назад. Его всего словно пробило током, а мышцы свело судорогой – голова окончательно перестала соображать, и даже на полетевшую на пол, горящую разными цветами черную клавиатуру, которую он так обожал, ему было в данный момент наплевать. Был только Аказа, берущий его грубо и по-собственически властно.       – Слушай, а давно тебя не было – я даже как-то соскучиться успел! – засмеялся Кёджуро, залпом допивая свой стакан с пивом, глядя на довольно улыбающегося Аказу. Они действительно долгое время никак не пересекались главным образом из-за того, что учились в разных городах. А сам Хакуджи почему-то довольно длительное время не заходил к ним, даже если приезжал домой. Однако чем-то подозрительным для Ренгоку это не казалось.       – Правильно, по мне нужно скучать. И вообще: я от тебя этих слов, может, всю жизнь ждал! – они оба захохотали, звонко встретившись стеклянными стаканами. Из коридора послышался щелчок замка, а потом хлопок входной двери. Кёджуро, подливая себе пиво, как бы между делом обронил что-то вроде «а, Сенджуро вернулся с прогулки» и обратил все свое внимание к закуске. Но вот его собеседник встрепенулся, бросив заинтересованный взгляд в сторону арки в коридор – парнишка неизменно должен был промелькнуть в ней по пути в свою комнату. Послышались шаги и тихие разговоры вполголоса, и вопреки ожиданиям Аказы в проеме появились два человека: Сенджуро и еще какой-то незнакомый темноволосый парнишка его возраста. Хакуджи сделал усилие, чтобы вернуть своему лицо непринужденный вид. Их сцепленные руки говорили все вполне определенно.       – Привет… – взгляд младшего Ренгоку сразу же зацепился за сидящего на диване Хакуджи, после чего подросток опустил глаза в пол.       – Привет-привет, – улыбнулся Аказа, всем своим видом стараясь выказать радостное удивление от этой встречи. Хотя внутри, конечно, начинала клокотать буря эмоций. Что тут делал этот незнакомый парень, с каких пор они держались с Сенджуро за руки и давно ли вообще были вместе – старший растягивал губы в улыбке, плотно стискивая челюсти при этом. Однако показаться проигравшим он не мог, а потому как всегда натянул на лицо равнодушно-насмешливое выражение. – Как ты вырос, Сенджуро! Практически не узнать.       – Да не изменился, – тихо проговорил парнишка себе под нос, не поднимая глаз, а потом добавил. – Мы пошли в комнату.       – Да-да, идите. Мы с Хакуджи еще посидим пока, – кивнул ему Кёджуро и махнул рукой. Два подростка скрылись в коридоре, и Аказа, наконец-то расслабив мышцы лица и убрав улыбку, приник к своему стакану с пивом. Он, задумавшись о чем-то, осушил его за несколько секунд, чем вызвал у Ренгоку восхищенный смех. – Видал моего братишку? Пошел по моим стопам – привел парня домой. Надеюсь, родители не узнают! Ха-ха!       – Да уж, быстро детишки растут, – небрежно отмахнулся Аказа, снова доливая себе пива. – Давно они встречаются?       – Так около двух месяцев уже. Я часто Муичиро у нас вижу: сидят там у себя в комнате в обнимку, в любви все.       – Ух ты, – парень принялся активно поглощать лежавшую перед ним закуску, чтобы как-то вернуть себе контроль над эмоциями и не проявить ни одной при Кёджуро. По-видимому, получилось, потому как Ренгоку-старший ничего такого у него не спросил. Выходило, что Сенджуро нашел себе парнишку сразу после того, как Аказа отказал ему в предложении стать его парой. «Не пойми неправильно: ты симпатичный, нравишься мне и все такое, но ни на какие ярлыки я не согласен», – выдал тогда он подростку прямо в лицо. А тот аж побледнел. Затем они еще какое-то время переписывались – точнее, Сенджуро, преодолевая свои принципы и установки, пытался завести беседу, однако натыкался на равнодушие и нежелание эту беседу поддерживать. Аказе просто было неинтересно отвечать на то, как его самочувствие, чем он занимается и какие проблемы есть в универе. А раз ему было неинтересно, то разговор обычно заканчивался через пару фраз.       Сейчас почему-то обиженное сердце колотилось в груди так сильно, что становилось трудно дышать. Ведь подумать только – Сенджуро нашел себе кого-то на его место! «Да уж, вот ведь никто не ожидал такого поворота, – говорил сам себе Хакуджи, смотря на то, как в стакане по краям расходиться пена. – Забыл меня так быстро, значит? Неплохо».       Он ушел от Ренгоку, тепло попрощавшись с другом, с твердой решимостью больше никогда не возвращаться в эту квартиру. Было неприятно. Было тошно и обидно. Однако Аказа гнал от себя мысли о любви к парнишке. «Я не собираюсь страдать от какой-то там безответной любви, тем более к какому-то ребенку, – злился он про себя, ежась на улице от холодного вечернего ветра. – К черту все. Сведу контакты к минимуму и выброшу из головы. В нем не было ничего особенного, быстро забудется». Но с каждой такой мыслью становилось лишь тяжелее, и он шел по городу понурый и обиженный, неизвестно на кого.       – Аказа-сан давно ушел? – спросил Сенджуро у брата, закрыв дверь за своим гостем. Кёджуро, что-то смотрящий по телефону, уверенно кивнул, переведя на младшего удивленный взгляд. Мальчишка чем-то очень расстроенный опечалено глядел себе под ноги.       – Что случилось? С Муичиро поссорились? – тут же осведомился Кёджуро.       – Нет, мы не ссорились, – Сенджуро постарался натянуто улыбнуться. Какое-то время он молчал, мялся, а потом все-таки решился спросить. – Он про меня ничего не говорил?       – Кто? Аказа?       – Да…       – Говорил, что ты вырос.       – И все?.. – с постепенно угасающей в глазах надеждой проговорил мальчик, на что его брат только вновь кивнул. Поняв, что он совершенно зря надеялся на что-то все эти месяцы, Сенджуро совсем поник и тихонько ушел в свою комнату, неслышно прикрыв за собой дверь. Радость и восторг от неожиданной встречи оставили на сердце лишь новую рану.