The Baddest

      Потолок в кухне был молочного цвета и прекрасно сочетался с кофейного оттенка гарнитуром. Вообще дизайнеру, который проектировал это помещение, нужно было отдать должное – наверное, все было рассчитано так, чтобы хозяину кухни было приятно здесь находиться часы напролет. Вот только Зенитсу хозяином не был, и в данный момент ему хотелось сбежать отсюда, причем как можно быстрее. Он никогда не переживал настолько сильно – блондин даже думать боялся о том, насколько очевидно сейчас у него дрожали руки и ноги. И эту дрожь в теле невозможно было унять. А вместе с телом тряслись и всевозможные шедевры флористики. Сладкой флористики.       Парнишка думал, что после всего, что произошло с ним сегодня, он просто перестанет притрагиваться к сладкому. Или вообще не сможет смотреть на любые кондитерские изделия. Он не только наелся вкусных кремов, зефира, шоколада, безе и карамели на годы вперед, но и накормил этим всем свое тело. Причем накормил не в самом привычном смысле этого слова.       Зенитсу стал холстом для творчества художника. Ну или клумбой для умелого садовника. А по факту все-таки противнем для профессионального кондитера. Его обнаженное тело было превращено в живое блюдо, украшенное всевозможными сладкими цветами: кремовыми розами, шоколадными лилиями, зефировыми пионами… Насколько умело была выполнена работа – в другой ситуации Агацума бы восхищался, так как никогда ничего подобного попросту не видел. Но сейчас его, красного от стыда и смущения, трясло как в лихорадке.       – К-когда м-мне можно б-будет встать и-и одеться?.. – робким голосом осведомился он, не сводя взволнованного взгляда с молочного потолка. В ответ на его вопрос послышалось какое-то сосредоточенное мычание, совсем не дающее никаких пояснений. Тогда парнишка все-таки осмелился опустить глаза на человека, низко склонившегося над его телом и выдавливающего из кондитерского мешка крем нежного желтого цвета в серединку розового лотоса из подкрашенного белого шоколада. – У-Узуи-сан… Когда вы уже закончите?..       – Не торопи меня – эта работа требует блестящей аккуратности. Лежи спокойно и не дергайся, – бескомпромиссно ответствовал мужчина, рассматривая свое творение и выискивая какие-нибудь несовершенства. Лотос, который он делал, располагался рядом с выпирающей тазовой костью Агацумы, и каждое прикосновение вызывало щекочущие ощущения, заставляя кожу покрываться мурашками. Мальчишка жмурился и кусал губы, стараясь отвлечься на другие мысли и не думать о происходящем. Не помогало. Сейчас в мыслях – впрочем, как и всегда – был только этот человек, который превратил его тело в съедобную тарелку. – Все – блестяще идеально! Выглядит просто божественно! Супер-ярко, феноменально! Неподражаемо! Ты великолепен! Я блестяще великолепен!       Парень, неподвижно лежащий на столе, даже не мог поднять руки, чтобы закрыть ими пышущее краской лицо. Узуи Тенген держал собственный магазин и действительно был гением в своем сладком деле, и Зенитсу восхищался всеми его творениями – по знакомству ему часто перепадали небольшие, но сочные бисквитные торты, шоколадные маффины, вкуснейшие чизкейки и прочие десерты. Но, находясь в таком положении, как сейчас, он не то чтобы нервничал – он был на грани истерики, уже на протяжении двух часов борясь с желанием немедленно подскочить со стола, сбросив с себя весь цветочный декор, и убежать куда-нибудь, прикрывшись кухонным полотенцем. А прикрывать было что: член уже длительное время стоял по команде «смирно», пока Узуи касался всего обнаженного тела парнишки. Удивительно, но когда Агацума начал возбуждаться, Тенген ничего не сказал ему и даже не отпустил какого-нибудь едкого комментария по этому поводу, хотя был очень остроязыким. «И на том ему спасибо…» – облегченно вздыхал про себя Зенитсу, в который раз обводя потолок долгим взглядом.       – Все, да?.. Теперь я могу это убрать и одеться? – с явной надеждой в голосе и во взгляде спросил парень, чуть приподнявшись со стола и сразу же опуская глаза на дрогнувшие на своем теле яркие головки сладких цветов. Тенген, издалека разглядывавший свое великолепное творение, переменился в лице и в два шага вновь оказался рядом со столом. Его сильные руки оперативно опрокинули Зенитсу обратно, заставляя снова лечь. – Узуи-сан?.. Я-я хочу одеться…       – Уныло издеваешься? Я еще это не сфотографировал.       – Что?! – Агацума испуганно дернулся, намереваясь немедленно вскочить со стола и кинуться за одеждой, однако все те же руки не давали ему никуда сбежать. Но сдаваться так просто мальчишка не собирался – одна только мысль о том, что его обнаженного, пусть и украшенного съедобными цветами, будут фотографировать, привела Зенитсу в ужас. Красное лицо тут же побледнело. А если Узуи-сан решит это куда-то выложить?.. Ведь он проделал такую масштабную работу – наверняка захочет показать это всем. Тело парнишки задрожало еще сильнее. Пытаясь сопротивляться удерживающим его рукам, он вырывался, силясь встать. На стол начали опадать шоколадные лепестки и зеленые зефирные листья. – Нет! Нет! Нет! Я на это не подписывался! Я же голый! Я не разрешаю себя фотографировать! Нет! Ни в коем случае! Вы ведь покажете это кому-нибудь!       – Ты что, унылый идиот?! Кому я покажу тебя в таком виде?! – тут же в ответ взъелся на него Тенген, нахмурившись, но по-прежнему надавливая руками на его узкие плечи.       – Не знаю, но я все равно против!       – Я тут несколько часов возился, чтобы это просто уныло убрать?! Шутишь, что ли?! Что мне со всем этим делать прикажешь, если сфотографировать нельзя?!       – Да откуда я-то знаю?! Съешьте и все! – говоря это, Агацума был на эмоциях, а потому совершенно не подумал о том, как, должно быть, звучала его фраза со стороны. И только когда Тенген застыл с открытым ртом, проглотив все дальнейшие острые слова, мальчишка понял, что именно предложил. «Боже, нет! Я ведь не это имел в виду!» – на его лице сразу же отразилась паника, а взгляд испуганно заметался по сторонам. Лишь бы только не смотреть в глаза ошарашенному этим заявлением мужчине. – Узуи-сан! Я!.. Я не это хотел сказать!       – А твой милый ротик выдал блестящую идею, – как-то странно улыбнувшись, Тенген медленно наклонился к его лицу, смотря при этом прямо в глаза. У Зенитсу сердце совсем пустилось вскачь от такой пугающе желанной близости. – Что ж, принимаю твое великолепное предложение! Лежи смирно, сладкий.       Он убрал руки с плеч и отстранился, но парнишка даже не подумал ослушаться его и замер, затаив дыхание и вытаращив свои большие глаза. Тот факт, что Узуи-сан будет есть еду, снятую с его тела, ужасно смущал – конечно, перед тем, как стать живым блюдом, он тщательно вымылся, но от этого спокойнее не становилось.       Все мысли покинули его голову, как только влажный язык мужчины коснулся его соска, сдвигая шоколадную розу в сторону и обводя сжавшуюся розовую бусину. Зенитсу точно током ударило: он выгнулся, невольно подставляя грудь под ласки. Под его несдержанный стон на стол упало еще несколько зефирных пионов. Тенген поочередно облизывал его соски, всасывая их в горячий рот. Воздуха не хватало – Агацума старался вдыхать его полной грудью, но никак не выходило сделать это по-нормальному. В конце концов, его шумные вздохи и стоны сделали свое дело: мужчина несдержанно прикусил его правый сосок, чуть оттянув кожу, однако после этого сразу же зализал место укуса.       – Узуи-сан!.. М-м! – дрожащим голосом позвал его Зенитсу, и партнер тут же ответил ему, припечатав поцелуй к искусанным губам. От этого мальчишку совсем повело – в глазах неожиданно на несколько мгновений потемнело. Язык Тенгена был у него во рту, без стеснений вытворяя что-то непонятное с его собственным, лаская и надавливая. Причем мужчина как будто бы старался просунуть его еще глубже: поцелуй с каждой секундой становился более страстным и горячим. По подбородку Агацумы даже потекла слюна. «Мы целуемся… с Узуи-саном… Это, наверное, сон – у меня перед глазами все плывет…» – подобные мысли сменяли одна другую в его голове, отчего в животе растекалось какое-то очень приятное чувство, а возбужденный член вздрагивал. Хотелось обвить шею Тенгена руками и тесно прижаться к его груди, но осуществлению этого желания мешала только сладкая клумба, высаженная на нем. От такой досады хотелось просто разреветься. – Узуи-са-ан! Обнимите меня!.. Уберите уже цветы, прошу вас!       – Если скажешь, что ты блестяще чувствуешь ко мне, – прошептал мужчина ему в губы, спускаясь к шее, ласково проводя по ней носом и тут же целуя. Его пальцы смазали кремовые листья у ириса и ощупали талию мальчишки, вынуждая того дернуться и закусить нижнюю губу.       – С-сначала вы! Я н-нравлюсь вам хоть н-немного?..       – Ты серьезно? Я вот-вот пошлю к черту свое блестящее терпение и возьму тебя прямо на столе! – словно в подтверждение своих слов, он развел дрожащие обнаженные ноги парня и пристроился между ними, свободной рукой расстегивая ширинку на джинсах. От вида резинки чужого нижнего белья и внушительной выпуклости под ним у Зенитсу перехватило дыхание: желание Тенгена заняться с ним сексом угадывалось по очертаниям вставшего члена. – Стал бы я просить тебя о таком, если бы ты блестяще не нравился мне. Вечно до тебя доходит, как до дерева, Зенитсу!       – Вы мне тоже нравитесь, Узуи-сан! – их губы снова столкнулись друг с другом, горячо целуясь, снова позволяя языкам сплетаться. Меж тем Зенитсу почувствовал, как мужчина навалился на него всем телом. В живот и в грудь вжались сладкие цветы, но парнишка даже не думал о том, что стало с шедеврами флористики и во что они превратились под таким прессом – он крепко обвил партнера ногами и руками, желая чувствовать его как можно ближе. – Я хочу вас!..       – А как долго я тебя хочу, – улыбнулся Узуи, и Агацума вновь поплыл, глядя на его губы. Пальцы, измазанные в цветном креме, проскользнули ему между ног, заставляя парня изумленно охнуть и смущенным взглядом ошарашенно воззриться на Тенгена. Но тот лишь лизнул его в кончик носа, хитро щурясь. – Приподними бедра. Ты будешь моим блестящим десертом на сегодня.       Кухня была превращена в какой-то сладкий ад: на полу валялись куски зефира и безе, шоколадная крошка и сухие красители, стол был измазан в креме и шоколаде. Но еще никогда Зенитсу не было настолько наплевать на чистоту и порядок – он и сам с ног до головы представлял собой какое-то пирожное. Точнее, они оба, вместе с Тенгеном, который в данный момент вбивался меж его бедер, придавливая своим весом к столешнице. От жара и трения все сладкие цветы, зажатые между их телами, давно превратились в одну разноцветную липкую кашу, измазав кожу в различных текстурах. Узуи не отказывал себе в удовольствии время от времени наклоняться к узкой груди своего партнера и слизывать расплавленный белый шоколад с сосков, намеренно делая это с пошлым причмокиванием. От этого Зенитсу запрокидывал голову и зажмуривал глаза, чтобы не видеть его хитрой улыбки, от которой ныл возбужденный член. Кончать в очередной раз, не прикасаясь к самому себе, было уже слишком стыдно.       Тенген имел его вдумчиво: то засаживал быстро и резко, срываясь на дикий темп, то, наоборот, входил медленно и тягуче, заставляя скулить от удовольствия – словно поставил перед собой цель довести партнера до полного сумасшествия. Вдобавок ко всему, он иногда склонялся над ухом Агацумы, начиная нашептывать ему всякие непотребства, рассказывая о том, как он выглядит здесь и сейчас, лежа под ним и будучи измазанным в креме.       – Ты блестящий извращенец, Зенитсу, – улыбаясь и кусая чужую мочку уха, говорил мужчина, руками гладя липкие бедра и острые коленки. Мальчишка в ответ жмурился, краснел и мотал головой из стороны в сторону, сжимая его член внутри себя. – Ты возбудился, пока я украшал тебя, а теперь раз за разом кончаешь, всего лишь чувствуя меня в себе. Как мне стоит наказать тебя? Медленно и мучительно? Или быстро и грубо? Как тебе нравится больше?       – Э-это не я здесь извращенец!.. – задыхаясь, шептал Агацума, тщетно пытаясь скрыть постыдную реакцию своего тела на эту фразу. Эрекция становилась уже болезненной, но кончать после таких слов было слишком стыдно.       Когда Тенген вытаскивал свой напряженный орган из растянутого ануса, Зенитсу стонал и плакал, прося войти обратно, а когда мужчина начинал трахать его слишком глубоко и жестко, парнишка, порой переходя на визг, кричал ему остановиться. Узуи наслаждался каждой секундой, чувствуя, как по телу бегут мурашки – прекращать все и отпускать Зенитсу не хотелось совсем. «Черт возьми, почему секс не может длиться вечно!» – кончая внутрь чужого тела, сокрушался он, вновь начиная двигаться, ощущая, что на подходе уже новая волна возбуждения.       Устав находиться в одной позе, Тенген наконец-то разогнул спину, вынуждая партнера отклеиться от столешницы и прижаться к своей груди: он, подхватив мальчишку под ягодицы, поднял его и понес в ванную, не вытаскивая при этом свое естество из разработанного тела. Зенитсу охал и вздрагивал при каждом шаге, но сделать ничего не мог, чувствуя, как его имеют прямо на ходу. Этот факт возбуждал его даже больше, чем пошлые фразочки Узуи-сана.       В ванной его все-таки опустили на пол, заставив руками вжаться в кафельную стену, а затем продолжили безостановочно трахать, крепко держа за бедра. Тенген смотрел на его худую спину, на измазанные кремом ягодицы и растянутое отверстие, принимающее в себя крупный член, и от этого желание вскипало в нем с новой силой: он двигался все быстрее, ощущая, что от частых срывающихся стонов Зенитсу у него голова идет кругом. С каждым новым движением из раскрасневшейся дырочки с пошлым хлюпаньем выдавливалось семя, стекающее по напряженному стволу члена – от этого хотелось кончать внутрь снова и снова.       – Мой, – низким голосом произнес Тенген в самое ухо парнишке и, спустившись ниже, оставил крепкий засос на шее. Словно метку: «Принадлежит Узуи Тенгену. Не пялиться и близко не подходить». Теперь уж точно ни у кого не будет вопросов, есть у Агацумы кто-нибудь или нет. Потому что отныне есть. – Мы блестяще встречаемся с этого дня, чтоб ты знал.       – Еще парочка засосов, и об этом буду знать не только я! Узуи-сан!.. Хв-хватит! Я же не смогу их скрыть!.. – выворачиваясь из его рук, простонал Зенитсу, однако мужчина, будто назло, вновь присосался к нежной коже на его шее, облизывая и кусая ее. Отметка получилась слишком сильной и тут же густо покраснела, давая понять, что наутро обернется большущим фиолетовым синяком. – У-Узуи-сан! Ах!..       – Ты скажешь всем своим унылым знакомым, что я твой блестящий парень, – бескомпромиссным тоном диктовал Тенген, вгоняя член глубже с каждым толчком, выбивая у уже охрипшего Зенитсу новые стоны. – И я куплю тебе кольцо – парное! Понял?       – Вы жуткий собственник, Узуи-сан! Ай!.. В-вы… вы снова… в м-меня?! Нет! – воскликнул Агацума, ощущая сильную пульсацию внутри. Пальцы партнера сжали его бедра до болезненных ощущений, а член стал долбить его дырочку в сумасшедшем ритме, каждый раз задевая простату, отчего Зенитсу вскрикивал и зажимался. – Нет! Н-не туда!..       – Именно туда! Зенитсу!.. Да!.. – его голос сорвался – Узуи застонал, крепко прижав парнишку к своей груди, ткнувшись носом в покрасневшую мочку уха. Агацуму затрясло, особенно когда движения Тенгена стали выбиваться из ритма: он замедлялся, но, словно желая это компенсировать, толкался ожесточеннее, то целуя партнера в шею, то кусая в плечо. В какой-то момент его зубы впились в кожу особенно сильно – он низко застонал, вставив глубоко, по самые яйца, вжимаясь своими бедрами в изнеможденного Зенитсу. И как только его большая рука схватила у основания возбужденное естество парнишки, тот не выдержал, тут же излившись. Ноги у Агацумы подкосились – внутри стала ощущаться горячая влага. Узуи-сан кончал в него, не переставая двигаться: его член с каждым толчком выплескивал новую порцию семени, отчего у мальчишки по рукам и ногам бежали мурашки. В конце концов, Зенитсу обмяк в его руках, вынудив уставшего партнера опуститься на кафельный пол.       Руками буквально выдавив из себя еще несколько капель между ягодиц Агацумы и пройдясь по головке большим пальцем, Узуи глубоко и расслабленно вздохнул, запрокидывая голову и устало потирая поясницу. Они вдвоем сидели на полу в его ванной – точнее, Зенитсу почти лежал, все еще приходя в себя и пытаясь отдышаться. Переведя на него взгляд, мужчина положил руку на бедро и ласково погладил кожу, где красными отметинами виднелись следы от его пятерни.       – Э-это было лучшее из того, что со мной происходило… Я даже не знал, что это можно делать так… экзотично, – шепотом с восхищением проговорил парень, смотря куда-то перед собой. Польщенный этими откровениями Тенген самодовольно хмыкнул и, несмотря на некоторую усталость в теле, гордо выпрямился. – Хотя Кайгаку-семпай как-то раз сделал это со мной прямо в торговом центре, да.       – Кайгаку?.. – переспросил Узуи, тут же стерев ухмылку со своего лица. – Тот самый мерзкий Кайгаку, который работает в чертовой раменной, через дорогу от моего сладкого рая? Вы встречались с ним?       – Н-ну д-да… Он был моим… ну, первым… Я часто захожу туда поесть рамен и поболтать с семпаем. Там, кстати, вкусно. Может, зайдем вместе как-нибудь, Узуи-сан?       – Что?.. Значит, на мои торты ты даже не смотришь, но зато частенько ешь посредственный рамен в этой дыре?! – моментально вскипел Тенген, резко перевернув испугавшегося мальчишку на спину и нависнув над ним сверху. – Тебе лучше побыстрее придумать блестящее оправдание! Ты изменяешь не только мне, но и моей еде!       – Ч-что? Узуи-сан, мы с вами только несколько минут назад встречаться начали, как я могу вам изменять?! – Зенитсу постарался выползти из-под него, предчувствуя, что серьезно влип. Влип во что-то приторно-сладкое. По выражению лица Узуи-сана в этот момент можно было предположить, что новости об отношениях с Кайгаку он был, мягко говоря, не обрадован. – К т-тому же ваши торты стоят столько, что мне даже смотреть на них страшно! Они мне не по карману! А рамен, правда, вкусный!..       – Все! Готовь свою задницу к новому заходу, Агацума! Сейчас я устрою тебе блестящую и по-настоящему экзотичную сладкую жизнь!