***
Спустя несколько дней, проведенных в лазарете, я могла уже самостоятельно сидеть и орудовать алюминиевой ложкой. Аппетита не было, и приходилось через силу пихать в себя жидкую и пресную овсянку. Сергей, приставленный ко мне, появлялся только, когда наступало время приема пищи или укрепляющих отваров. Со мной он не разговаривал больше необходимого. Я так и не знала, где находилась все это время, и сколько дней была без сознания. Отсутствие информации о внешнем мире раздражало. Мне надо было выяснить, что случилось с теми, кто был под моей ответственностью. Я прекрасно понимала, что в ту ночь погибли мои люди – но не подозревала, сколько из них не вернется домой. На пятый день моего пребывания в мире живых в палатке появился неожиданный посетитель. Знакомый голос я услышала еще из-за входа — он о чем-то тихо переговаривался с Сергеем. В проеме мелькнул алый подол кафтана. Затем появился и сам его хозяин. — Лейтенант Сокер, никак не пойму, как вы до своего звания дослужились с такой-то самоотверженностью, — Иван стоял на пороге, сжимая в руке шапку. — До сегодняшнего дня мне не приходилось работать бок о бок с гришами. И прикрывать их задницы тоже, — я болезненно поморщилась и добавила, — Кажется, мне все же стоит поучиться чему-то у братьев наших меньших. — Как минимум, держать язык за зубами, — беззлобно усмехнулся корпориал. Затем лицо его приняло более серьезное выражение. — Как ты себя чувствуешь? — Мое здоровье совершенно не хочет иметь со мной общее тело, — отшутилась я, стягивая ноги с койки. Медленно доковыляв до небольшого столика, налила себе из графина немного воды. Сделав глоток, прямо спросила, — Ты здесь не просто проверить, не отбросила ли я коньки? — Тебя ждет Дарклинг. У него есть вопросы, и он хочет получить на них ответы. — Мне нечего ему сказать, — ответила я, пожав плечами. — Я безусловно благодарна, что мое бессознательное тело не оставили на опушке леса...И на этом, пожалуй, все. Иван приблизился. Я задрала голову, вновь в душе сетуя на достаточно низкий рост — с годами шея начинала болеть. Сердцебит молча всматривался мне в лицо. Я первая отвела взгляд, остановив его на уровне черной вышивки кафтана — в том месте, где под одеждой уже должен был исчезнуть след от смертельной пули. Целители редко оставляли боевые шрамы гришам — только, если те их об этом просили. Я сомневалась, что сердцебит решил сохранить напоминание о той страшной ночи. — Тогда на поляне ты вернула меня в этот мир, — наконец, произнес гриш. — Спасибо. — Я просто привела тебя в сознание. Дальше дело было за твоими способностями гриша. Я к этому никакого отношения не имею, как и ко всей вашей Малой Науке. — Кириган бы с тобой не согласился. — Плевать я хотела на его согласие, — сплюнула я фразу, отвернувшись к стене. В груди снова начало болезненно тянуть. Несмотря на то, что рану полностью залечили, это место все равно время от времени ныло. — Где мы? — все же задала я давно мучивший меня вопрос. Сердцебит усмехнулся, прошел к выходу и приглашающим жестом поддернул ткань, отделяющую мою палату: — Выйди и посмотри сама. — Охх, как жестоко по отношению к бедному раненому солдату, — шутливо проговорила я, но все же медленно прошла к импровизированной двери, чтобы, отбросив ткань, на выдохе прошептать, — Каньон… Тенистый Каньон змеей извивался перед моими глазами, удаляясь по обе стороны на горизонте. Мы были близ Кирбирска, в военном городке, где несколько раз в месяц у дока отправлялись, а после и причаливали сухопутные скифы. На картах каньон обозначался по-разному: кто-то рисовал длинное черное озеро, кто-то сгусток мглистого тумана. Сути это не меняло — Каньон на многие столетия разделил Равку, лишив нас выхода к морю и плодородных земель долины Тула. Я осторожно вышла из палатки. Ноги все еще плохо слушались, но я упорно пошла сквозь полупустые шатры. Мне нужно было… Мне было физически необходимо найти свой взвод и узнать, что стало с моими людьми. Иван нагнал меня, когда я вышла на главную дорогу, и, схватив за руку, рывком развернул к себе. Солдаты бросали свои дела и открыто глазели на происходящее представление. Мой мозг лихорадочно работал, пытаясь разглядеть в чужих лицах знакомые черты. Солнечное сплетение вновь заныло с тупой болью, отчего дышать стало трудно. — Лейтенант Сокер, отставить удушье, — приказал Иван. Все еще удерживая меня за предплечье, он направился в сторону раскидистого шатра, служившего временным пристанищем гришей. — Мой взвод! Мне надо знать, что с моими солдатами. — Потом, — бросил гриш. Только когда перед нами появилась огромная черная палатка, увенчанная разноцветными флагами, символизирующими собой ордены приверженцев Малой Науки, корпориал замедлил шаг. Вход в шатер охранялся сердцебитами и опричниками. Иван оставил меня чуть в стороне, а сам подошел ко входу. Переговорив с одним из опричников и отправив его в шатер, он вернулся обратно. Кажется, только сейчас я поняла, насколько была близка к собственному концу. Более пятидесяти лет моя семья прятала от Дарклинга Заклинательницу Солнца. Бабушка намеренно удерживала в себе силу, чтобы никто не мог найти ее и подчинить. Всю свою жизнь я скрывала от гришей собственный дар, не зная, обратят ли они его во благо или во вред. И теперь, стоит живому усилителю коснуться моей руки, я не смогу удержать свет внутри. О Святые, уберегите мою семью от кары, что уготована мне. — Сокер, — Иван вернул меня в реальность. Я быстро проморгалась, убирая с глаз выступившие слезы, и повернулась к сердцебиту. Тот стоял совсем рядом, держа на раскрытой ладони мое кольцо. — Это было в траве. Я подумал, что оно твое. — Да, бабушкино кольцо, — как можно более спокойно ответила я, в то время как самой хотелось плакать от счастья. В тот момент я была готова расцеловать Ивана. На деле же, протянула ладонь, чтобы забрать сдерживатель. Тоненькое колечко, сделанное из специального сплава и способное сдержать силу гриша. Когда-то это были наручники, используемые для особых пленников в Фьерде, теперь — сильный родовой артефакт рода Керамсовых. — Позволишь? — с этими словами, не дожидаясь ответа, он перевернул мою ладонь и сам надел на палец кольцо. Тут же я почувствовала отток энергии. Тело повело в сторону, но Иван был достаточно близко, чтобы вовремя подхватить и не дать упасть на землю. — Сокер, попытайся не свалиться в очередной обморок хотя бы до вечера. — А что у нас будет вечером? — Проживешь — увидишь, — было мне ответом. — Доживу — узнаю, выживу — учту, — стало ему продолжение. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем опричник вернулся обратно и кивнул Ивану. Мы пошли в палатку гришей. До сего дня мне не доводилось посещать подобные места, и я была заворожена окружающей меня красотой. Внутренние стены палатки были укрыты каскадами бронзового шелка, ловившего сияние от свечей в люстре. Полы покрыли богатыми коврами и мехами. Вдоль стен висели блестящие шелковые шторы, отделяющие отсеки, в которых собрались гриши в своих ярких кафтанах. Волна любопытства пронеслась по палатке. Мужчины и женщины замолкали на полуслове, чтобы посмотреть на нас; парочка даже привстали, чтобы лучше разглядеть. К тому моменту, как мы дошли до возвышения, комната погрузилась в тишину. На удивление, ощущая холодный металл сдерживателя на пальце, я была относительно спокойна за свою дальнейшую судьбу. Никто теперь не мог узнать во мне гриша. Пустые заявления о якобы увиденном Белом Свете не имели под собой веса, а призвать его даже Дарклинг — настоящий живой усилитель — был сейчас не способен. В противовес моим ожиданиям Иван прошел мимо помоста, где стоял длинный стол с развернутыми картами. Во главе него был стул с высокой спинкой из чернейшего дерева, увенчанный искусной резьбой. Он оказался пуст. Сердцебит прошел в глубь палатки. Остановился лишь перед стеной плотной черной материи. Придерживая ткань, сначала пропустил меня, следом зашел сам. То, что это были личные покои, стало понятно сразу. То, кому они принадлежали, — тоже сомнений не возникло. Хозяин сидел за столом из черного дерева и на вытянутой руке читал письмо с гербовой печатью. Генерал Кириган отложил бумаги, встал из-за стола и подошёл к нам. В этот раз он пренебрег чёрным кафтаном, оставшись в рубашке и брюках. Закатанные рукава обнажали сильные жилистые руки, заканчивающиеся тонкими пальцами мага. — Лейтенант Сокер, искренне рад видеть вас в добром здравии. — Насчёт последнего я бы поспорила, — честно ответила я. — Я присяду? — Конечно, — генерал Кириган весьма галантно указал на два кресла, стоящие у обогревателя — очередного чуда субстанциалов. — Хах…так вот: стоят два стула… — почему-то вспомнилась старая армейская шутка с весьма неприличным продолжением. — Вы что-то сказали, лейтенант? — переспросил гриш. Я отрицательно качнула головой, заняв место; после чего генерал обратился к сердцебиту, — Иван, оставь нас. Кириган сел напротив, закинув ногу на ногу и положив подбородок на руку. Расслабленная по своей сути поза не скрывала от меня его внимательного, цепкого взгляда. Некоторое время мы провели в тишине. Я выжидала. Кириган давил молчанием. В приличном обществе мужчине и женщине, если, конечно, они не являлись супругами или близкими родственниками, не дозволялся столь долгий зрительный контакт. Пристальный взгляд глаза-в-глаза — всегда вызов, призыв к действию. Но сейчас никто из нас не собирался отступать первым. Воздух вокруг начал уплотняться. Нарастающее напряжение казалось вот-вот лопнет подобно мыльному пузырю. Спустя порядка пяти минут генерал разрушил царящее безмолвие: — Ты не Заклинательница Солнца. Не вопрос — утверждение. — Все так, — совершенно честно ответила я, отвернув лицо, и сосредоточенно рассматривая носы своих армейских сапог: те были вычищены и натерты до блеска. — Тогда кто ты? — спросил генерал Кириган совершенно спокойно, но в голосе слышались металлические нотки. — Я солдат, генерал Кириган. — Тебя тестировали в детстве? — Как и всех в приюте князя Керамсова. Дарклинг усмехнулся, черная бровь иронично приподнялась: — Так значит вы сирота, лейтенант Сокер? — гриш вновь вернулся к вежливому обращению, чуть подавшись вперед. — С тех пор, как погибли мои родители, — эту полуправду я повторяла не первый год, а потому звучала она уверенно и уже не приносила той боли, что я испытывала в детстве. — Противостояние с Шуханом многих детей оставило сиротами. — И при этом вы смогли поступить в один из столичных лицеев. Не Императорский, конечно, но это тоже похвально. Вы с успехом окончили Военную Академию и теперь гордо носите офицерское звание. Ваши родные гордились бы вами. — Надеюсь на это, — я одарила его вежливой улыбкой. Внутри же нарастала паника. Он читал мое досье — это очевидно. Вопрос в том: как много он успел выяснить. Я продолжила сдержано улыбаться: все в лучших традициях лицеисток. Кириган резко поднялся, не сводя с меня взгляда. Он медленно приблизился и обошел меня со спины. Теплые ладони легли на плечи, а длинные пальцы с силой вжались в кожу. Я стиснула зубы. Борьба живого усилителя и бабушкиного кольца отразилась неприятным зудом в ладонях. Сила так и рвалась показать себя во всей красе, но сдерживатель душил ее жестким контролем. Я невольно поморщилась, борясь с желанием потереть руки о грубую ткань штанов. — Но знаете, лейтенант Сокер, мне не дает покоя тот свет, что не позволил нам всем шагнуть за Грань. Вы неведомым мне способом вернули к жизни моего сердцебита, а потом и меня. И я благодарен вам за это… Но сейчас вы прямо мне в лицо заявляете, что при тестировании у вас никто не выявил способности гриша. А я терпеть не могу, когда мне пытаются лгать! Внутри все сжалось. Я глубоко задышала, пытаясь выровнять дыхание и привести сердцебиение в норму. Слегка повернув голову к гришу, негромко сказала: — Я не пытаюсь вам лгать, генерал, — я была готова умалчивать, недоговаривать, но лжи как таковой, ее не было. — Конечно, — не поверили мне. — Закатайте рукав и дайте мне руку, лейтенант. — Меня уже тестировали. Я хотела сказать это громко, но в горле будто застрял ком, отчего голос прозвучал тихо и даже испуганно. Генерал Кириган смотрел на меня, выжидая. Медленно, еще недостаточно хорошо управляя пальцами, я закатала рукав нательной рубахи. Кириган снова переместился и теперь возвышался темной фигурой передо мной, будто указывая на мое место — у его ног. Он выудил из кармана серебряное кольцо с острым наконечником, напоминающим коготь хищного зверя. — Вы ничего этим не добьетесь, — почувствовав, как его пальцы сжались на моем запястье, прошептала я. — Сейчас, — сказал он тихим, успокаивающим голосом, — я хочу сам убедиться в правдивости твоих слов, Лина Сокер. С этими словами я почувствовала, как под давлением лезвия на металлическом кольце гриша раскрывается небольшой разрез на коже. Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не закричать от боли. За холодом серебра потянулась обжигающая красная линия. Из груди вырвался предательский всхлип, а на глазах выступила пелена слез. Рана начала наполняться кровью, которая медленно стекала по запястью и впитывалась в ткань рубашки. — Ничего? — удивленно выдохнул генерал Кириган, рассматривая порез. Он перехватил руку, скользя пальцами по коже, но все было безрезультатно — бабушкино кольцо, выкованное фабрикаторами в далекой и холодной Фьерде, никогда еще не подводило. — Ничего, — шумно сглотнув, подтвердила я. — Я же говорила, я не гриш. — Тогда, как вы объясните тот свет, что бил прямо из вас? Как объясните тот факт, что после нападения дрюскеллей мы с вами стоим друг напротив друга? — Я сижу, генерал, — выделив нужное слово, отметила я. — У меня нет сил стоять. Несколько дней я находилась на грани смерти. И это еще раз подтверждает тот факт, что мы все здесь не из-за какого-то мифического Белого Света, а благодаря подоспевшим целителям. Только кому-то требуется больше времени на полное восстановление, а кому-то, вроде гришей, — меньше. Его темный взгляд, полный разочарования и какой-то внутренней борьбы, я запомнила надолго. Я столь же явно видела, как напряглись желваки на его скулах, как сжались пальцы в кулак, стоило моей окровавленной руке выскользнуть из его ладони. Несколько багровых капель упало на ковер, оставив на нем неровные темные пятна. Дарклинг раздосадованно поморщился, развернулся, прошел к столу и, достав из него черный платок с вышитым золотой нитью гербом, вернулся ко мне. — А ведь у вас большой потенциал, лейтенант Сокер, — гриш бережно приподнял раненую руку и осторожно перевязал порез. — Пусть Иван отведет вас к целителям. Я не хочу, чтобы у вас остался шрам от меня. Уже перед самым выходом, поддерживаемая возвратившимся Иваном, я обернулась, чтобы, смотря в черные омуты глаз, прошептать: — Мне жаль, что я разочаровала вас, генерал Кириган. Но бессмысленно искать надежду в тех, в ком ее нет.***
Машинально почесывая ту часть руки, где еще несколько минут назад красовался глубокий порез, я шла прочь от черной палатки гришей. Иван, проконтролировав, чтобы целители качественно проделали свою работу, провел до выхода, прикрыв от новой волны любопытных взглядов, и оставил одну. Меня не покидало неприятное чувство, что я поступала неправильно по отношению к гришам и своей стране. Но слишком прочно в памяти сидели все те жуткие истории, что рассказывала бабушка, однажды побывавшая в Тенистом Каньоне и сбежавшая от Дарклинга, узнав о его истинных мотивах. Расширить Тенистый Каньон. Безрассудная, губительная идея. Сотни лет люди гибли, пытаясь пробраться сквозь логово волькр. Тысячи жизней оборвало творение Черного Еретика. И нужно быть полным идиотом, чтобы желать “разлива” Неморя. Но я никогда не была ни идиоткой, ни дурой. По крайней мере, я на это искренне надеялась. И в Тенистом Каньоне я видела огромный потенциал. Его размещение было убийственно неправильным. Разделив страну, Черный Еретик совершил огромную ошибку. И исправить ее, улучшить, модернизировать саму концепцию неприступной стены можно было бы, сдвинув Каньон к границе и обвив Равку в дугу, точно так же, как казармы скрывали за собой территорию Большого Дворца. На удивление, такие мысли возникали не только у меня. Но чаще всего это были лишь пустые разговоры, которые вели лицеисты, сидя за чашкой чая в общей комнате. Порой мне казалось, что мы были чересчур далеки от простого народа. И только время покажет, пойдет ли это на благо будущей равкианской элите или приведет нас всех к краху. Прежде, чем пойти в командный пункт, я вернулась к медблоку, откуда забрала китель и воинское удостоверение — без него дорога в главный административный корпус лагеря была мне заказана. Отряхнула форму, проверив не разошелся ли шов на рукаве: дырку от косой пули я зашивала сама еще трясущимися руками. Надев и разгладив китель, перед выходом заглянула в зеркало. Отражение, мягко говоря, не радовало: под глазами чернели синяки, лицо приобрело какой-то болезненный, сероватый оттенок. Волосы во все стороны торчали из косы и темными прядями завивались у висков. Я выглядела, откровенно говоря, жалко. Но показывать собственную слабость была не намерена. По дороге переплетая волосы, я уже более уверенной походкой шла к главному штабу — тот был на противоположной от гришей стороне. Миновала спальные шатры, полевую кухню, несколько брезентовых навесов, под которыми немногочисленные группки солдат чистили оружие или переговаривались, куря табачные самокрутки. Сбавила шаг, обходя корпус картографов: ведя продолжительную переписку со своими приютскими друзьями, я знала, что Алина и Мал проходят подготовку в Полизной. Старкова ушла в картографы - у нее всегда были способности в рисовании. Мал рвался в разведку. Обоих я не видела долгие годы, но не теряла надежды однажды столкнуться с ними в лагере. — Лейтенант Лина Сокер, — протягивая удостоверение, представилась я на входе, после чего прошла в палатку. Под брезентовым полотном оказалось невыносимо душно, хоть все «двери» и были открыты. Несколько молодых клерков сидели, склонившись над своими столами, и изнывали от жары. Это были младшие офицеры, по тем или иным причинам отстраненные от активных боевых действий. Чаще всего главной причиной была их родословная, а в частности — нежелание аристократических семей видеть своих детей в разгаре бойни. Подобная участь могла постичь и меня, но, благо, судьба распорядилась иначе. В кои-то веки Святые были на моей стороне. Пройдя к ближайшему столу, положила перед девушкой удостоверение: — Мне нужна информация по последнему взводу, который сопровождал генерала Киригана. Командир — старший лейтенант Керамсова. Девушка опустила светловолосую голову, быстро зашуршав бумагами. Внимательно вчитавшись в штабные журналы, она подняла на меня глаза и отчитала: — Взвод Керамсовой: прибыл десять дней назад. Изначальное число: двадцать человек. В лагерь прибыло пятнадцать. Трое сильно ранены, один с травмами средней тяжести. Взвод размещен в шатре 43А. Командир взвода, старший лейтенант Полина Керамсова, в лагере отсутствует. Ее записали среди погибших. — Последнее исправьте, — резюмировала я, в голове прикидывая путь до нужного шатра. — Простите? — переспросила служащая. — Керамсова жива. Перепроверьте сведения и исправьте ошибку в своих документах. — Боюсь, я вас не совсем понимаю, лейтенант Сокер. — Раньше времени ее хоронить не надо, — холодно ответила я. — Спасибо за предоставленную информацию. Хорошего дня. Блуждая среди шатров, я не раз ловила себя на том, что глазами искала уже знакомую маленькую церковь с белыми стенами и блестящими луковичными куполами. Пожалуй, в Крибирске это стало единственным местом, где я была, и куда хотелось вернуться. Церквушка оставалась в достаточно хорошем состоянии. Конечно, любому, кто собирался пересечь Каньон, не помешало бы заглянуть в святую обитель. В остальном Крибирск был бесприютным городом-портом, окруженный постоянным военным лагерем и доком. Местные жили в основном на выручку от многочисленных таверн и пабов, скорее всего служивших и борделями для солдат королевской армии. В студенчестве я однажды напросилась в компанию, намеревавшуюся скоротать вечер за пинтой кваса. Впечатлений хватило до конца жизни. Войдя в белую брезентовую палатку, я впервые расслабилась с момента, как поняла, что нахожусь близ Каньона. Мой побитый жизнью и фьерданцами взвод частично собрался в одну кучку, сдвинув койки рядом. Вчерашние курсанты, наплевав на все правила и распорядки армейского устава, внаглую пили. — Товарищи, я вам не мешаю? — стягивая с плеч китель, поинтересовался их злой и кровожадный командир, готовый оттаскать эту веселую компанию за уши. — Или вы соскучились по внеочередным нарядам? — Лейтенант, — испуганно ойкнул рядовой Рябин. — Вы живы? — удивленно протянул Сивчук. — А мы вас это…поминаем, — признался Тищенко, совершенно не замечая, как квас, который он из бутылки переливал в стакан Сивчука, начал литься тому на сапог. — Оперативно вы, — кажется, в этот момент у меня начал дергаться левый глаз. — Безобразие сие убрали, я сделаю вид, что ничего не видела. Попадетесь еще раз, головы поотрываю. — Так точно, лейтенант Сокер! — в один голос отчеканили мои мальчики, спешно пряча несанкционированную продукцию. Я прошла к их кругу, захватив одиноко стоящий граненый стакан с плескающейся в нем бурой жидкостью. Сделав глоток кваса, почувствовала, как обжигающий напиток теплом пронесся по всему телу. По-привычке поморщилась, хоть с годами квас уже не казался таким горьким и противным. — Это я у вас конфискую, — сбросив китель рядом, присела на одну из коек и, развернувшись к солдатам, кротко спросила, — Кто? — Юдин, Бичевкин, Носов, Зотов и Шамин, — назвали мне фамилии тех из нас, кто не вернулся с поля боя. Я молча сделала еще глоток. В ту ночь погибли почти все, кто остался с нами на дороге. Никто не смог противостоять дрюскеллям. Пришло понимание, что, не успей вовремя Кириган, жертвы были бы еще масштабней. Как минимум, мы все. — Один стакан за наших друзей я нам сегодня разрешаю. Не чокаясь, в полной тишине мы помянули своих друзей и боевых товарищей. Я знала, что рано или поздно у нас будут потери. Шла война, и она всегда вносила свои коррективы в нашу жизнь. Но это никогда не отменяло боль утраты. К вечерку я успела проведать и тех, кто дни свои коротал в медблоке. В арсенале получила новый револьвер, отчитавшись за тот, что канул в лесу. Забрала новый комплект формы и постельное белье. Отказалась от места в офицерском шатре, предпочтя койку в палатке 43А. Ужинала отдельно, без особого аппетита перемешивая похлебку. Несмотря на то, что я чувствовала себя значительно лучше, тело периодически ломило, как во время тяжелой простуды. Возвращаясь от столовой, невольно заметила, что проходящие мимо гриши тихо перешептываются при виде меня. Неуютно поежилась, опустив голову и прятав подбородок в приподнятом вороте. В час, когда солнце красило небо в алый и лиловые оттенки, я перешагнула порог маленькой крибирской церкви. Она была пуста. Таинственная полутьма рассеивалась по залу в свете одинокой лампадки и нескольких горящих свечей в нишах подле обветшавших икон. В это время суток солдаты предпочитали посещать более мирские места. Мне же надо было побыть в уединении самой с собой. И лучшего места я найти не могла. Стоя на коленях перед иконой Святого Демьяна, я молила его о защите тех, кто погиб, исполняя свой долг, и о спасении душ тех, кому я сама принесла смерть. Жить, зная, что собственные руки по локоть в крови, было невыносимо тяжело. Мне казалось неправильным отбирать чужие жизни, но таков был мой долг перед страной. Единственное, что я могла сделать, так это позаботиться о посмертии погибших. В полной тишине отчетливо слышались приближающиеся шаги. Сперва я решила, что это один из священнослужителей, но те обычно не мешали прихожанам общаться со Святыми. Неизвестный подошел, встал за моей спиной и замер. — Впервые вижу девушку, что вместо просьбы Святой Васильке о достойном муже, молится за души тех, кто намеревался ее убить. — Вам стоит чаще бывать в церкви, генерал Кириган, — не поднимая головы, ответила я. — Предпочитаю действовать самостоятельно, а не полагаться на благосклонность Святых. Я продолжила молитву, после чего зажгла пять свечей подле иконы Святого. Маленькие огоньки осветили темную нишу с поблекшей фреской. Я хотела верить, что этот свет поможет пятерым молодым солдатам найти путь во тьме загробного мира. Милые мальчики, я надеялась, что вы побудете с нами подольше. — Не знал, что вы столь религиозны, — стоя чуть в стороне от ниши, тихо произнес гриш. — Как оказалось, это не самое лучшее качество для солдата Первой Армии, — была вынуждена признать я, складывая на место четки. — Думаю, и среди гришей не так много тех, кто отдает дань Святым. — В основном среди нас почитаем Святой Илья в Цепях. — Что вернул к жизни свою дочь, — припомнила я. Часто именно его чудо ставили мне в пример, пытаясь понять истинную природу моего собственного дара. С таким сравнением я была не согласна: мне не требовалось прибегать к использованию Скверны. Мой свет был чище, естественнее. Я прошла мимо гриша, на выходе из церкви стягивая с головы повязанный шарф. На улице стало значительно холодней. Я невольно повела плечами, завязывая кашне на шее и застегивая все пуговицы на кителе. Ослабленный организм мог с легкостью свалиться с простудой или чем похуже, чего я никак не могла допустить. — Вы не слишком легко одеты для такой погоды, лейтенант? — поинтересовался Кириган. — Другой формы нам не выдают. — Мои опричники никогда не жаловались ни на холод, ни на свое обмундирование, — как бы невзначай произнес гриш. — Искренне за них рада, — не удержалась я от капельки сарказма. — Первой Армии остается только завидовать и мечтать о месте в рядах вашей элиты. Кириган подошел ближе, поравнявшись со мной, устало смотрящей на огни военного лагеря, до которого еще предстояло дойти. Он был в неизменно черном кафтане. Краем глаза я отметила, что ворот прикрывал выемку между ключицами, откуда я когда-то вытащила нож. Нахмурившись отвернулась, с бо́льшим интересом рассматривая светящиеся таверны Крибирска. От них исходило больше света, чем от ночных фонарей, половина из которых не работала еще со времен моего студенчества. — И вы мечтаете о месте среди моих опричников? — повернув ко мне лицо, спросил Кириган. — Меня полностью устраивает то, где я нахожусь. — Рад это слышать, — краем рта усмехнулся гриш. — Я провожу вас до лагеря, лейтенант. — Не стоит, — поспешно отказалась я. — Не хочу привлекать излишнего внимания. — Боитесь, поползут слухи? — вопросительно вскинул бровь Дарклинг. — Не смешите меня, — я осторожно начала спускаться по проселочной дороге, ведущей на небольшое возвышение, где стояла церковь. В сумерках было тяжело различить, что находилось под ногами, а я не горела желанием напороться на гвоздь или осколки битой бутылки. — Никому бы и в голову такое не пришло. — И почему же? — спросил он. — Вас боятся, — высказала я общепринятую истину. — Вы тоже, лейтенант Сокер? Я остановилась, через плечо посмотрев на гриша, и была откровенно честна: — И я тоже. Просто храбрюсь, как и любая маленькая девочка, которая поздно ночью возвращается домой по темным подворотням. — Маленькие девочки обычно не шарахаются по темным подворотням. Особенно по ночам, — весьма точно заметил Кириган. Я тихо хмыкнула, чувствуя, как на лице расцветает легкая улыбка. Кириган улыбнулся в ответ, что плохо вязалось с моим представлением о злом и опасном темном грише. Ругая саму себя за столь опрометчивые действия, как прогулка и прямой разговор с главным врагом моей семьи, я продолжила путь домой. «Контроль и дисциплина. Дисциплина и контроль — иначе гибель» — настойчиво повторял внутренний голос, в точности повторяя интонацию Княгини Керамсовой. — В темноте Каньон кажется еще больше, — спустя какое-то время произнес Дарклинг. Голос звучал отстраненно, будто это и не его рук творение. — Мой прапрапрадед был Черным Еретиком — Дарклингом, который сотворил Тенистый Каньон. Это была ошибка, порожденная желанием защитить гришей от целенаправленного уничтожения. Он жаждал мести, хотел создать непобедимую армию. Я не знаю точно. Но с тех пор каждый Дарклинг пытался уничтожить нанесенный предком ущерб нашей стране…Я не исключение. — Поэтому вы так надеетесь найти Заклинателя Солнца? — сказала и невпопад добавила, — Это всего лишь слухи. — Думаете, мои надежды тщетны? Я, в детстве любившая смотреть, как бабушка в темноте устраивала настоящие световые спектакли, с восторгом наблюдавшая за солнечными зайчиками, прыгающими по комнате, когда за окном лил дождь, жившая бок о бок с той самой Заклинательницей, которой ты, Дарклинг, точно так же коптил мозги, лишь пожала плечами. До лагеря мы шли уже молча. Кириган пребывал где-то в своих мыслях, я старалась держать значительную дистанцию и при этом не свалиться в канаву, споткнувшись обо что-нибудь в темноте. Для родной внучки Заклинательницы Солнца я до ужаса плохо видела в темноте. Стоя на краю военгородка, я дождалась пока генерал Кириган приблизится достаточно, чтобы негромко поблагодарить: — Спасибо, что все-таки проводили. С вами как-то безопасней ночью гулять. — Я просто следил, чтобы вы не умыкнули в какую-нибудь темную подворотню, лейтенант Сокер. — Лишаете девушку последних радостей жизни, — грустно выдохнула я, повернувшись к гришу. — Хорошей вам ночи, генерал Кириган. — И вам, лейтенант Сокер. Уснула я в ту ночь на удивление быстро и проспала до самого утра, не видя никаких сновидений. В последнее время сон был тревожный, поэтому я не была сильно против провалиться в беспамятство, пусть и на столь небольшой срок. Когда солнце выкатилось на небосклон, я уже стояла у тары с водой и умывала заспанное лицо. Спутанные волосы кое-как расчесала пальцами и стянула их в незамысловатом пучке. После завтрака стоило бы наведаться к Раевскому и получить распоряжение по моему взводу. Насколько я помнила, сегодня-завтра мы должны были выдвигаться обратно в столицу. — Лейтенант Сокер, — вытирая лицо, услышала я, а затем и увидела ту самую девушку-клерка из командного пункта. Та быстрым шагом направлялась ко мне, в руке сжимая сложенный вдвое лист бумаги. — Лейтенант Сокер, вас перераспределяют. — Давай сюда. Я сократила между нами расстояние, на ходу забирая и разворачивая приказ. Дорогая кремовая бумага с черным гербом в виде солнечного затмения уже наталкивали на нехорошие мысли. — Сс--сука, — шепотом процедила я, вчитываясь в текст.***
— И как это понимать? — потребовала я ответ, впечатав в стол приказ о переводе под командование генерала Киригана. Дорогая бумага матовым блеском словно подсвечивала замысловатую роспись гриша под моей фамилией. Полковник Раевский, нынче служивший начальником всего военного городка, а когда-то сражавшийся под командованием князя Керамсова, взял в руки приказ и начал медленно, вдумчиво читать. Окончив, сложил лист и протянул его мне. Уставшие глаза на обветренном лице непонимающе уставились на раздосадованную меня. Сложив руки на груди, я выжидающе смотрела в ответ. — На каком основании командующий Второй Армии устраивает такие перетасовки у нас? — не унималась я. Перспектива стать частью элитного корпуса опричников как никогда мне светила, но вот не грела от слова «совсем». — Княжна… — начал было полковник, но быстро себя одернул, — Лейтенант, я не вижу ни одной причины вашего негодования. Вы и сами знаете, что такая возможность выпадает одному солдату из тысячи. Это совершенно иной уровень службы: лучшее оружие, форма, жалование в разы больше. Поверьте, Полина Димитриевна, будь я на вашем месте, я бы так не ерепенился. — Благо, все мы на своих местах, — фыркнула я. — Где я могу написать отказ от перевода? — Это невозможно, — огорошил полковник. Барабаня пальцами по столу, он некоторое время молчал. Затем вновь заговорил, — Приказ от генерала Киригана и, боюсь, это полностью в его полномочиях: выбирать состав личной гвардии. Не в моих силах противодействовать ему в данном вопросе. Я шумно выдохнула, сжав документ в руке. Боль в груди снова дала о себе знать. Полковник напряженно смотрел куда-то перед собой. Я, сложив руки за спиной, шагами мерила его «кабинет». Кроме нас здесь больше никого не было, и я могла немного нарушить субординацию. Благо, отношения позволяли: Раевский был близким другом дедушки и жертвой моих детских поползновений. Длинные, поседевшие со временем усы, до сих пор непроизвольно дергались, стоило мне появиться в поле зрения полковника. — Придётся идти напрямую, — резюмировала я насколько можно было спокойней. — Планируете убедить генерала изменить свое решение? — недоверчиво уточнил полковник. — Мне даже интересно, как вы собираетесь это сделать, моя дорогая. — Встану на колени и буду умолять, — съязвила я. — Ни один мужчина не устоит перед женскими слезами. — Вы жестоки. — И до ужаса коварна, — подтвердила худшие опасения полковника Раевского. Претворить столь «гениальный» план в жизнь я, конечно, не могла. Как минимум, из-за банального инстинкта самосохранения. Боюсь, и вправду упади я перед гришом, моля о снисхождении, он снизойдет и из доброты душевной прекратит все мои мучения. Посмертно. Нарисовав в воображении эту яркую картину, я нервно потерла шею, держащую на себе мою бедовую голову. Уже позже, неопределенное время сидя под навесом близ палатки гришей, я, уронив в руки лицо, думала. Ситуация складывалась самым препоганистым образом, а я не имела ни малейшего понятия, как из нее выбираться. Мои мальчики успели понурой компанией оповестить меня, что наш взвод действительно расформировали и большую часть из них уже перераспределили по новым полкам. Никто из нас не был рад таким изменением, а я пообещала себе, что рано или поздно исправлю сие недоразумение. Первый проблеск надежды появился, стоило мне увидеть проходящего мимо Федора. Корпориал как раз направлялся в шатер, куда мне было как-то боязно заглядывать одной. Окликнув сердцебита, я пружинистым шагом сократила между нами расстояние и, размыто обрисовав ситуацию, попросила отвести меня к генералу. Федор, который, кажется, уловил еще меньше информации, чем я была готова предоставить, все же согласился. — Значит, мы теперь будем чаще видеться, — подвел итог Федор, рассматривая приказ о моем назначении. Новость он принял легко и даже как-то радостно. И теперь в красках описывал жизнь ближнего круга Дарклинга. — Ты знала, что казармы опричников расположены в Малом Дворце? Ты была там когда-нибудь? Мне он очень нравится! Сразу видно величество и мастерство гришей нашей великой страны… Но в основном мы больше времени проводим вне Ос Альты. Генерал предпочитает лично проводить ревизии в своей армии. В тот момент я не разделяла его оптимизма: — Это все огромная ошибка, — сказала я, вновь вступая на территорию гришей. На входе Федор показал приказ несущему караул опричнику, который, сопоставив написанное на листе и увиденное перед собой, презрительно посмотрел на и так не довольного жизнью солдата Первой Армии. Это в очередной раз подтверждало правдивость моих слов, — Огромная ошибка. — Генерал не совершает ошибок, — убежденно сказал сердцебит. — Не совершать ошибки и не признавать их — это разные вещи, — я высказала свою точку зрению. Мыслей по поводу действий некоторых, особой властью наделенных, у меня было еще много. Благо, озвучить я их не успела. — Сокер, — удивленный и заранее недовольный моим появлением в святая святых Иван быстрым шагом шел нам навстречу, — Что ты здесь делаешь? — Соскучилась, — съязвила я, сбавляя ход. Сегодня гришей внутри было на порядок меньше: у них проходили тренировки на улице. Федор провожал меня до возвышения, где Кириган в окружении немногочисленных приближенных что-то выводил на карте, попутно давая комментарии и разъяснения собравшимся. Иван заметил нас первым и, покинув своего командующего, пересек нам дорогу. — Так я и поверил, — сердцебит полностью отградил меня от обзора с возвышения, закрыв своей спиной. — Цель визита, лейтенант. Сказать я не успела. Федор меня опередил, торжественно вручив сердцебиту многострадальный лист гербовой бумаги: — Генерал взял ее под свое крыло. Иван перевел недоверчивый взгляд с товарища на меня: — Это шутка такая? — А я не знаю. — и, понизив голос, добавила, — Я вообще мало понимаю ваш крайне специфический юмор, товарищи-гриши. — Я разберусь, — кивнул сердцебит, и уже командным тоном, — Ждите здесь. Он развернулся, направившись к Киригану. Тот, кажется, заканчивал собрание. Гриши, столпившиеся у стола, начали медленно расходиться. Мое внимание привлекла молодая шквальная. Длинные черные волосы обрамляли красивое, точеное лицо. На смуглой коже ярко выделялись большие синие глаза. Явно угадывалась примесь сулийской крови, но это ничуть не портило девушку, даже наоборот — придавало свою изюминку. Я невольно поджала губы, вспоминая, что сама сейчас выгляжу как поднятое некромантом умертвие. — Что-то вы к нам зачастили, лейтенант Сокер, — бросила шквальная, проходя мимо. — Кто это? — шепотом спросила я Федора. — Зоя Назяленская. Я развернулась, наблюдая, как девушка-гриш покидала шатёр. За ней последовала большая часть людей; два или три человека скрылись за шторами палатки. Очень быстро вернулся Иван. Отпустил Фёдора и сам отвел меня к Киригану. Генерал сидел за столом. Завидя нас, он холодно улыбнулся. Внимательный взгляд был направлен на развернутый на столе приказ, подписанный его собственной рукой. — Лина, ты вовремя, — сказал гриш, чуть откинувшись на резную спинку стула, — Я уже хотел было послать за тобой Ивана. Мы покидаем лагерь сегодня вечером, а ты так и не почтила нас своим визитом. А ведь я ждал. — Я пришла, чтобы просить вас отменить свой приказ, — без прелюдии начала я, заняв место напротив генерала. Между нами было расстояние в несколько шагов, которое, будь моя воля, я бы увеличила до нескольких миль. — Я ценю оказанную мне честь, но не могу перейти под ваше командование. — И в чем же проблема? — сцепив перед собой пальцы, поинтересовался Дарклинг. — Простого нежелания вам будет недостаточно? — практически сразу уяснила я. — Мне не отказывают без особо веской причины, — чуть растягивая слова в предложении, произнес гриш. Я опустила взгляд, понимая, что в этой битве преимущество было явно не на моей стороне. Проще говоря, мне нечего было противопоставить Киригану. У Дарклинга была власть, по своей силе равная королевской, за ним стояла армия. У меня не было ничего, кроме офицерского звания и дедушкиной фамилии, к которой я никогда не прибегала, боясь навредить семье. Кириган вышел из-за стола. Приблизившись, осторожно взял меня за руку. Его энергия живого усилителя тёплом отозвалась в теле. По коже прошла волна мурашек. Разбуженная сила вновь вступила в конфронтацию с родовым кольцом. Я судорожно выдохнула, отводя взгляд и стараясь в целом абстрагироваться от влияния, которое генерал оказывал на меня. — Ты спасла мне жизнь, и я умею быть благодарным, Лина Сокер, — вкрадчиво начал гриш. — Не ты ли говорила, что каждый в Первой Армии мечтает о месте среди моих опричников? Я даю тебе возможность проявить себя. И при этом улучшить условия службы. — Кажется, вы меня тогда не услышали, — тихо проговорила я, теперь уже смотря ему прямо в глаза и надеясь найти там хоть малейший отклик понимания. — Ты сказала, что тебя «полностью устраивает то, где ты находишься». Я прекрасно помню эти слова. — Именно, — кивнула я. Кириган усмехнулся и «обрадовал»: — На тот момент приказ о твоём переводе был у Раевского. Де-юре, тогда ты уже была под моим командованием. — Это подло, — отметила, отвернув от гриша лицо. — Зато очень эффективно, — парировал он. Чуть промолчав, несильно сжал мою ладонь, обращая к себе внимание, и, понизив голос, спросил, — Я бы мог пересмотреть своё решение… Тогда что бы ты попросила? Как мне тебя отблагодарить, Лина? — Исчезните из моей жизни, генерал Кириган, — слова вырвались сами собой, и я даже не сразу осознала, что произнесла их вслух. Понимание пришло спустя долю секунды, и единственно, на что у меня хватило духа, так это на совсем тихое, — Простите. Казалось, что и без того чёрные глаза гриша потемнели ещё больше. Он убрал руки за спину. Отвернувшись, перешёл на другой край стола. Лишившись контакта с усилителем, я ощутила слабость и какую-то обреченность. Не поднимая глаз от пола, мысленно ругала себя за сказанное. Голос генерала прозвучал жестко, холодно: — Сегодня вы вместе со своим новым отрядом возвращаетесь в Ос Альту. Я не потерплю даже малейшей попытки неповиновения. Ослушаетесь, Сокер, и вас через весь лагерь потащат в мой экипаж на глазах ваших же бывших сослуживцев. Я достаточно доходчиво говорю? — Так точно, генерал, — сквозь зубы ответила я, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. — А теперь вон с моих глаз, — тихий, полный едва сдерживаемой ярости приказ. Я повиновалась.***
Подавив собственную гордость, я собрала свои скромные пожитки, попрощалась с полковником Раевским, окончательно простилась со своим взводом и относительно вольной жизнью лейтенанта Первой Армии. Ведя коня до палатки гришей, откуда в скором времени отправлялся отряд вместе с генералом, я размышляла над тем, а стоило ли так явно открывать свой дар перед Дарклингом. Ответ дать так и не смогла. Часть гришей и опричников уже завершали приготовления перед путешествием. Опричники в большинстве своем стояли отдельной группой. На фоне рослых, крупных солдат, прошедших сложнейшую военную подготовку, я смотрелась смешно. Я никогда не была превосходным бойцом или гениальным стратегом. Неплохим солдатом — да, но мне было далеко до уровня элиты Киригана. — О Святая Марья, благослови нас всех вернуться домой в целости, — прошептала я, приложив сложенные пальцы ко лбу и опустив к груди. — Они все равно нас не слышат, — Иван обогнул моего коня, ласково положив ладонь тому на нос. Он протянул руку, забирая поводья, и озадаченно спросил, — Зачем тебе лошадь? — Предлагаешь до Ос Альты идти пешком? — скрестив руки на груди и чуть склонив набок голову, осведомилась я. — Ты едешь с Кириганом, — безмятежно сказал гриш. Для меня же новость была…ошарашивающей, если можно так выразиться. — Я не поеду, — сказала я и решительно потянулась за поводьями. — Это даже не обсуждается. — Вот именно, Сокер, что не обсуждается, — забрать коня мне не дали. — Ты по пути свалиться хочешь? Или мы уже совсем выздоровели? Вчера еле ноги переставляла. Я сжала челюсть, устало проведя рукой по лицу. Его слова были не лишены смысла, но ехать в одном экипаже с генералом Кириганом мне казалось совсем неправильно. Я потуже завязала шарф на шее, пытаясь занять руки и сфокусироваться на поиске альтернативных вариантов. Ненароком бросив изучающий взгляд на сердцебита, который был готов стоять на своем до последнего, я поняла, что иных вариантов нет. Но я тоже была весьма упертой особой. — До первой стоянки я поеду верхом. — Нет, — коротко и предельно ясно отрезал корпориал. — Насильно потащишь? — я вопросительно вскинула бровь, скривив рот в ухмылке. Иван без лишних разговоров передал поводья проходившему мимо проливному. Не говоря ни слова, подошел ко мне, напряженно взирающую на гриша снизу вверх. Молча вздернул с земли и, перекинув через плечо шокированного такой наглостью солдата, спокойно направился к черному экипажу. Сгрузив на сиденье, осторожно забрал у меня шарф. — Иван, — я нервно улыбнулась, наблюдая, как сердцебит поддевает один край шарфа под держатель для фонаря, — мы же взрослые люди. Ты не можешь вот так взять и запереть меня здесь. — У меня есть распоряжение от генерала, — совершенно обыденно проговорил сердцебит, продолжая осуществление своего коварного плана. — Я буду кричать, — сразу предупредила гриша, набирая в легкие воздух. — Кричи, — разрешили мне, а после корпориал сделал едва уловимый пас рукой, и я отключилась.***
Размеренное покачивание экипажа я начала ощущать ещё сквозь сон. Спустя какое-то время стала отчётливо слышать стук копыт, шум колес и людские голоса. Просыпаться не хотелось. Жутко болела голова, а в горло пересохло и саднило. — И все же пришлось применить силу, — негромко, но отчётливо резюмировал генерал Кириган. Я с трудом открыла глаза, фокусируя взгляд на Дарклинге. Тот расположился напротив, сидя рядом со стопкой документов и изучая имеющиеся бумаги. Медленно повернула голову к окну, отметила, что на небе ярко светило солнце. Предположить, сколько часов меня продержали в отключке, я затруднялась. — Выспались, лейтенант Сокер? — осведомился гриш, откладывая очередной исписанный ровным почерком лист. — Сколько я была без сознания? — прочистив горло, задала вопрос в ответ. — Четырнадцать часов. Плюс минус. Выпрямилась, села ровно. Машинально притянув ладони, чтобы пригладить волосы, обнаружила, что руки связаны и закреплены к стенке экипажа. Под выжидающим взглядом Киригана сначала попыталась развязать узел самостоятельно. К сожалению, утянут он был на славу. Смирившись, что самой мне не справиться, повернулась к генералу. — Вам помочь? — смилостивился Дарклинг, уплотняя стопку документов. — Если вас не затруднит, — сдержано попросила я и даже попыталась изобразить что-то наподобие вежливой улыбки. Кириган приподнялся. Сократив между нами расстояние, гриш нагнулся, аккуратно начав развязывать узлы. Когда одна моя рука была на свободе, а я вытаскивала ткань из металлического кольца, экипаж резко подскочил на кочке, и Кириган непроизвольно оперся коленом на сидушку между моих ног. — Вот теперь точно будут слухи, — прошептал он, ещё ближе склоняя голову. Я сидела, вжавшись в спинку и неотрывно, испугано глядя прямо в глаза Дарклинга. Его колено все еще было между моих ног. Одной рукой гриш уперся в стенку экипажа, вторая скользнула мне на талию. Я затаила дыхание, иной раз боясь пошевелиться. Сердце, и то билось через раз. — Знаете, лейтенант Сокер, — медленно проговорил Кириган, опаляя дыханием ту часть шеи, что проступала из-под кителя, — меня жутко бесит этот напускной страх в ваших глазах. — Я на вас просто смотреть реже буду, генерал Кириган, — в ответ прошептала я и в подтверждение своих слов всем корпусом развернулась к окну. — Тоже мне, создали проблему на пустом месте. Дарклинг усмехнулся, возвращаясь на место. — А вы непрошибаемая, — кивнув каким-то своим мыслям, дал оценку гриш. Я хранила молчание. Как и большую часть нашего путешествия. Со временем мне позволили ехать верхом. Днём я путешествовала на своём коне, пока Иван, чувствуя сбитое сердцебиение, не отправлял обратно в экипаж. Ночи мы с Кириганом проводили бок о бок. Тихое перешептывание, касательно подобного уклада, я старалась не замечать. — Вот и дом, — в последний день пути произнёс Федор, притормаживая своего коня и дожидаясь, пока я подъеду ближе. — Уже скоро будем в Малом Дворце. — Я так рада, — совсем не радостным голосом ответила я, держа в поле зрения Киригана, ехавшего на коне рядом с Иваном. Нежеланная служба под его командованием маячила вместе с перспективой однажды снова сорваться. Этого я допустить не могла.