***
В ту ночь я так и не смогла заснуть. Проворочалась несколько часов и, бросив тщетные попытки нырнуть в мир грез, просто лежала с закрытыми глазами. Вокруг было тихо. Зоя устроилась в глубине амбара, соорудив по-королевски шикарную кровать из двух стогов и выкупленных у местных подушек. Инферны лежали рядом, тихо сопя где-то в углу. Я сидела недалеко от ворот, прислонившись спиной к стогу сена. Запах гари почувствовала практически сразу. Моментально распахнула глаза, оглядываясь в поисках источника дыма. Едкий смог тянулся со второго этажа. Под крышей уже собралась черная пелена, которая медленно опускалась вниз. Я резко подскочила, рванула к воротам, быстро распахнув створы, чтобы впустить внутрь воздух. Полусонными глазами вглядываясь в темноту, увидела маленькие ярко-оранжевые огоньки, зажигающиеся в небе и молниеносно падающие вниз. Стрелы! Горящие стрелы летели в сторону домов, оставляя на крышах разрастающееся пламя. — Святые, — выдохнула я, быстро возвращаясь в амбар. — Эй, подъем, — крикнула, в полутьме ища спящих девушек. Те не отзывались. Я пробиралась вглубь. Глаза начали слезиться, а в горле запершило. Я шумно сглотнула, чувствуя, как саднит глотка. Рядом начали падать искры. Я подняла голову вверх, с ужасом обнаружив, что пламя разгоралось, алыми языками охватывая крышу. В амбаре становилось значительно светлее, но от этого лучше не было. Еще раз пробежав глазами по задымленному помещению, нашла инферн, лежавших в обнимку. — Черт, — чертыхнулась я, сапогом затушив загоревшуюся траву. То тут, то там возникали огненные цветки. Достала из нагрудного кармана платок, вылила на него примерно половину бутылки и, приложив мокрую ткань к носу, побежала на другой конец амбара, стараясь уворачиваться от горящих пучков сена, сваливающихся с верхнего этажа. — Подъем, — расталкивая гриша, приказала я. Инферна заворочалась, что-то буркнув себе под нос. Я дернула ее сильнее, схватив за плечо и хорошенько так встряхнув. Отняв платок от рта, еще громче бросила, — Встали, пока все тут не сгорели! — А? — наконец очнувшаяся девушка подняла на меня затуманенный взгляд, не до конца осознавая, что происходит. Картина стремительно разгорающегося пламени быстро привела ее в чувство. — Мамочки! — подскочила гриш. Она пошатнулась, зайдясь тяжелым сухим кашлем. — Буди подругу, и бегом на воздух! Гриш кивнула, присев на корточки рядом с девушкой, и начала с силой ее трясти. Та медленно приходила в себя. Я развернулась, глядя на охваченное огнем помещение. Зои видно не было. Это пугало не на шутку. Инферны за моей спиной уже поднялись, оглядываясь, ища взглядом выход. Потом двинулись в сторону ворот, отгоняя от себя языки пламени. Я проследила за их отходом, а сама нырнула в жаркое марево. — Зоя! — кричать было тяжело и даже больно. Не отнимая от носа платок, продвигалась вглубь, выискивая синюю ткань кафтана. — Незяленская! Девушка лежала в окружении огня. Она не шевелилась, распластавшись на животе и уткнувшись лицом в подушку. Дыша через силу, двинулась к ней. Пламя подступало все ближе, накаляя воздух. Жар обжигал открытые участки кожи. Стараясь не обращать внимания на боль, я шла к шквальной. — Зоя, — я развернула девушку. Та была без сознания. Несколько раз хлестанула ее по щекам, пытаясь привести в чувства, но быстро поняла, что это бесполезно. К этому времени она уже надышалась угарным газом. Я судорожно выдохнула. До боли закусила губу, склонившись над гришом. Подсунула руки под ее плечи и стащила на землю. Вздернула рывком, удерживая за корпус и перенося большую часть веса на спину. — Мать, тебе б похудеть, — пробурчала недовольно, таща бессознательное тело к выходу. Отход был…проблематичным. Вокруг все пылало. Я замерла, выискивая безопасный путь. Крыша трещала, кое-где начиная обваливаться. Огонь, комфортно ощущающий себя среди горящей травы, неимоверно быстро заполнял помещение. Мы оказались в кольце, выбраться из которого теперь было невозможно. Я старалась не паниковать… Очень сильно старалась, но нервы начинали сдавать. — Сюда! — послышался крик. Я обернулась на голос. Инферна стояла у входа, удерживая пламя кривым коридором. — Быстрее! Я не смогу держать его долго! Кивнув, поудобней перехватила Незяленскую и из последних сил потащилась к воротам. За спиной бушевал и ревел огонь. Обломки балок и досок падали, с грохотом и треском ударяясь о землю. Искры и летящие во все стороны горящие клочья яркими всполохами кружили в раскаленном воздухе. Мы едва успели выбраться из амбара, прежде чем тот, точно картонный домик, развалился, поглощенный огнем. — Вот так, — выдохнула я, как можно аккуратней укладывая Незяленскую на пожухлую траву. Сама еле держалась на ногах. Тяжело дыша, уперлась руками в колени и прикрыла глаза. Кожа на лице горела. На лбу выступила испарина, а по спине ручьями стекал пот. Я быстро провела рукой по лицу, стирая капли, падающие на ресницы, и тут же поморщилась, глядя на покрасневшую кожу. — Она не дышит, — воскликнула инферна, приложившись к груди шквальной. Плюнув на собственные ожоги, я дернулась к Зое. Прогнала гришей, направив в подмогу спасающим свои дома крестьянам. Люди выводили детей и скот, выносили ценные вещи, метались от одного дома к другому, стараясь не допустить распространения огня. Гриши и солдаты активно боролись с пламенем. Инферны, управляющие именно этой стихией, сейчас были необходимы там. — Я надеюсь, мне не придется жалеть об этом, — прошептала я, стягивая и убирая кольцо. Я склонилась над Незяленской, взывая к внутреннему источнику Света. Из-под рук пошло белое сияние, проникающее под темно-синий кафтан. Потоки энергии скользили по коже, проникая в глубь тела, через мышцы, растекаясь по венам, от них — по артериям, попадая в каждый орган и, наконец, достигая легкие, заживляя отравленные газом стенки. Чернь, ожоги, яд медленно выжигались, оставляя за место себя здоровую плоть. Я работала осторожно, вспоминая все, что читала, что изучала, что творила с собственными ранами. Зоя дернулась, глубоко вдохнув, заполняя легкие. В синих глазах проступили слезы. Я приподняла ее, помогая перевернуться на бок, и держала до тех пор, пока та не перестала дрожать, выплескивая из горла черную жидкость. Бледная, взмокшая и растрепанная, она давилась рвотой, пытаясь ее сдержать. Несколько раз ударила шквальную по спине, чтобы та не противилась и дала всей черни выйти из тела. — Что случилось? — вытирая рукавом рот, спросила Зоя. — Шуханцы, — коротко бросила я, наблюдая за горящей деревней. — Суки, — выплюнула Незяленская, попутно сплевывая остатки гнили. Я не могла не согласиться. Отпустив девушку, выпрямилась. В груди неимоверно болело, но я старалась не обращать внимания, уж не зная, мучает ли тело давняя рана или же обожженная дыхательная система. Я разберусь с этим позже, оставшись одна, и спокойно зализывая раны. — Стой, — Зоя схватила меня за рукав. — Кириган был прав. Ты гриш! — Я солдат, — ответила я, выдергивая руку. — Генерал знает? — Зоя медленно поднялась. Я отрицательно кивнула и пошла в сторону деревни. Шквальная не отставала, — Ты не имеешь никакого права скрывать способности!.. Сокер! Идет война!.. Каждый гриш на счету, а ты прячешься среди отказников! Я развернулась, вцепившись в плечо шквальной. До боли сжимая кулак, процедила: — Первая Армия наравне с гришами воюет. Но сейчас не время для дискуссий. Мы нужны там. — Генералу будет доложено, — отчеканила Незяленская, вырвавшись и, хромая, устремившись к горящим домам. Обращаясь к силе, она на ходу призывала вихри, подхватывающие и уносящие огонь в небо. Я проводила ее долгим взглядом, на выдохе выпуская струйку пара, быстро растворившегося в воздухе. Порой я начинала жалеть о собственном милосердии. Но в чем-то Зоя была права — сейчас каждый гриш на счету. Скользя между бегающими с ведрами людьми, я продвигалась к центру деревни. На местной площади, являвшей собой пространство в окружении нескольких наиболее богатых домов, сгруппировались те, кому не повезло соприкоснуться с огнем. В основном женщины и дети. Мужчины, даже те, кто получил ожоги, продолжали бороться с пожаром. Среди нас не было целителей, поэтому пострадавшие обходились своими силами. На ходу я сдернула мундир, накрывая плечи молодой девушки, сгорбившейся и тихо плачущей над прижатым к груди младенцем. Прошла к старухе, сжимающей в локте руку — та была сильно опалена, на морщинистой коже уже вздулись волдыри. Присела напротив нее, осторожно притянув к себе конечность и начав медленно залечивать поврежденные ткани. Потом был мальчик с обожженными ногами. На него ушло больше энергии, чем я планировала, но, завершив работу, я была уверена, что у него не останется даже следов. Человек за человеком, сменялись лица, травмы, но я методично стирала повреждения с чужих тел. И сейчас мне было абсолютно плевать, видел ли кто-либо, что отказник из Первой Армии работает с Малой Наукой. Я думала лишь о том, что не зря воровала книги из библиотеки Малого Дворца. — Васько! — раздался истошный крик. — Васько! Милена! Где вы? — крестьянка бегала по улице, едва успевая уворачиваться от снующих солдат. — Кто-нибудь видел моих детей? Никто не мог дать ей ответа. Испуганная мать металась от одного дома к другому, заглядывая за изгороди, вглядываясь в битые окна покореженных изб. Большая часть деревни была охвачена огнем и, несмотря на все усилия, спасти поселение не представлялось возможным. Деревня вспыхнула, точно спичка, и разгоралась все больше с каждой минутой. — Мама! — все замерли, прислушавшись к детскому плачу. Мальчик высунулся из старого, полуразвалившегося дома, скрытого за порослью изуродованных деревьев, нынче представляющих собой пылающие столбы. — Мама! — О Святые, — женщина замерла, приложив ладонь ко рту, и исступленно глядя на охваченное огнем здание. — Васько! Милена! Святые, как же вы так. — Она хотела было вбежать в пылающее марево, но стоящие рядом односельчане остановили мать, рвущуюся на помощь своим детям. Я подорвалась, оглядываясь в поисках подходящей ткани. Выхватив темный плащ у одного из мужчин, обильно вымочила его водой из бочки, окунула платок и, удерживая его у лица, под истошные крики побежала в огонь. В тот момент я не думала о том, что могу погибнуть. Я, кажется, вообще не думала, действуя на инстинктах. Уже потом вспоминая эту ночь, я не могла воспроизвести свой путь к дому. Помнила только, что было очень жарко, в глаза бил свет, хотелось зажмуриться и убежать прочь. Сильнее кутаясь в мокрую ткань, взобралась по лестнице, кажется опалив ногу. Попеременно сплевывая чернь, вышла на второй этаж. — Где вы? — чувствуя, как хрипит голос, прокричала я. Ответный плач звучал из-за стены пламени. Я натянула плащ на голову, быстро прошептала слова молитвы и, надеясь, что ожоги — это самое страшное, что меня ждет, пробежала сквозь огонь. Тело обдало жаром, но мокрая плотная ткань уберегла от прямого столкновения с огнем. — Все целы? — открывая лицо, обратилась к детям. Мальчик лет восьми и девочка и того младше, обнявшись, сидели в углу. Дети прижимали к носам мокрые тряпки. Рубаха на Васько была порвана. — Я вас вытащу. Дети хныкали, еще теснее жавшись друг к другу. Я огляделась в поисках подручных средств. Вознесла хвалу всем Святым, обнаружив более-менее целое одеяло. Рядом оказалось полусгнившее ведро, с тухлой водой — скорее всего его поставили под прохудившейся крышей. Я подбежала к кровати, сдергивая одеяло. Вылила на него воду. Мокрая ткань отяжелела в руках, но при этом стала надежной защитой от огня. Я подозвала детей. Обернула обоих в одеяло и, держа за руку Васько, начала выводить из дома. Они плакали, но продолжали идти. Мальчик приобнял Милену, тихо шепча ей, что все будет хорошо. Девочка хныкала, жмурила глаза, но маленькими шажочками семенила за братом. Дом начал трещать. Все чаще и чаще слышались звуки падающих досок. Выход был совсем близко, я пропустила детей вперед, в руки готовящихся принять их мужчин, а сама зацепилась плащом за торчащий обломок крыши. Огонь был все ближе, крыша держалась на одном лишь добром слове. Я застряла, не имея возможности двинуться с места. — Сокер! — Зоя появилась в дверном проеме. — Я застряла! — крикнула в ответ, продолжая дергать за ткань. Рядом упала часть балки, удерживающей второй этаж. — Дура безмозглая, — проорала Незяленская, быстро достав из-за пояса кинжал и бросив его мне под ноги. — Выходи быстрее. Дом сейчас рухнет. Я схватила клинок, распарывая ткань плаща и побежала к выходу, чтобы в прыжке упасть на выжженную землю за несколько секунд до того, как крыша рухнула вниз. Я перевернулась на спину, тяжело дыша и сжимая в руке мокрую черную ткань с вышитым золотой нитью солнцем. Не сразу заметила, как по щеке потекла теплая струйка. Проведя рукой, обнаружила, что это кровь. — Ты понимаешь, что погибнуть могла? — Зоя склонилась надо мной. — Мозги вообще не работают? — Там дети были, — ответила я, потянувшись к девушке. Та помогла подняться, брезгливо смотря на свою ладонь, теперь перепачканную кровью. — Было бы лучше, оставь я их там? Я солдат, Незяленская! Мой долг — людей защищать. — Это не объясняет твое вечное стремление убиться, Сокер, — буркнула шквальная. Она сложила руки на груди, гордо вздернув нос и отчеканила, — Кириган тебя ищет. Я кивнула, обводя деревню взглядом. Основные очаги со временем удалось ликвидировать. Огонь медленно утихал, оставляя за собой обугленные дома и обожженную землю. Люди сидели на земле, с ужасом рассматривая свою деревню. Сегодня они потеряли дом.***
— И как давно ты скрываешь способности? — Зоя методично оттирала кровь с руки, наблюдая, как я убираю у детей покраснения с кожи. — Вот что я всегда ценила в гришах, так это умение подобрать подходящий момент для разговора, — буркнула я, подцепив пальцами подбородок Васько, и заживляя уже вздувшийся волдырь. Тот пискнул от боли, но продолжил стоически терпеть. — Еще чуть-чуть и я тебя отпущу, — пообещала я ребенку, чуть усиливая напор энергии. Зоя шумно выдохнула через нос и отвернулась. Ее, как и меня, сейчас больше волновало, где Кириган и сердцебиты. Друг друга в свои опасение мы, конечно же, не посвящали, но это было очевидно. Единственное, что было известно: они ищут нападавших. Зная Дарклинга, я понимала, что судьба шуханцев уже предрешена, им не выбраться живыми из леса. Тем не менее, на сердце было неспокойно. Я старалась сконцентрироваться на движениях собственных пальцев, чтобы не думать о плохом. — Какие вы с сестрой молодцы, — похвалила я ребенка, закончив с его ожогами, и, потрепав по светлой голове, поднялась. — Смельчаки! Я прослежу, чтобы ваши родители вас не слишком ругали. — Только зачем в этот сарай полезли? — процедила Незяленская, обращаясь к детям. — Видели же, что творится! А если бы мы не успели? Вы хоть бы о матери своей подумали, она ж за вами в огонь собралась! Нашли место для игр! — Зой, — попыталась я успокоить шквальную, видя, как и без того напуганные дети начали плакать. — Но она права, — устало признала я. — Что вы там делали? Васько шумно всхлипнул, вытер потекший нос рукавом и, повернувшись к сестре, подозвал ее ближе. Милена выбралась из маминых объятий, поцеловала ту в щеку и приблизилась к брату. Девочка вопросительно посмотрела на Васько и, дождавшись от него одобрительного кивка, вытащила из-за пояса деревянный кубик. В ее руках ярко-красная фигурка начала растягиваться, попутно меняя цвет. Несколько секунд, и Милена сжимала в ладони синий шар. — Ты прочник, — сразу же догадалась Зоя, забирая из рук девочки фигурку и внимательно ее рассматривая. — А ты что? — она повернулась к Васько. — Я нормальный, — заявил мальчик, попытавшись забрать у шквальной игрушку сестры. Зоя презрительно скривилась. — К генералу пойдете оба, — решила Зоя и, переведя взгляд на меня, холодно добавила, — Как оказалось, на слово никому верить нельзя. Она подбросила в воздух шар, и тот, подхваченный порывом воздуха, упал в руки девочке. Милена прижала игрушку к груди, испуганно примкнув к брату. Тот обнял сестру и отвел ее к матери. Женщина подхватила своих детей, обнимая и целуя. По ее щекам текли слезы. Я отвернулась. Достала из-за пояса скомканный мокрый платок и, аккуратно сложив его, убрала в карман. Жар начал понемногу отступать. Ночной холод неприятно бил по взмокшему телу. Я сложила руки под грудью, наблюдая за тем, как теплый воздух паром выходил при дыхании. — Сокер, пойдем, — позвала Незяленская. — Зоя, — догнав ее, осторожно коснулась руки и попросила, — Не говори ему. — Я должна, Сокер, — оборвала шквальная. Я покачала головой, умоляюще всматриваясь в лицо гриша. Зоя стояла непоколебимой стеной. Но в глазах ее я видела сомнение. И знала, как она смотрит на Киригана, когда думает, что никто ее не видит. Не любила я играть на чужих чувствах, но свободу ценила больше, чем собственные принципы. — Я хочу вернуться в Первую Армию, Зоя, — откровенно призналась я, всматриваясь в ее лицо, пытаясь считать эмоции шквальной. — И чем быстрее это случится, тем быстрее Кириган обратит внимание на тебя. Я знаю, что ты этого хочешь. А теперь подумай, Незяленская, стоит ли оно того. Одна тайна в обмен на самого Дарклинга. Играя на грани фола, я не была уверена, что слова мои убедили шквальную. Она высвободила руку, гордо вздернула подбородок, всем своим видом показывая, что сама разберется, что и кому говорить. Я сокрушенно улыбнулась, опуская голову. Усмехнулась, до боли закусив внутреннюю сторону щеки. Наблюдая за Зоей, нахохлившейся точно птенец, я хотела верить, что она примет верное решение. Мы вышли с площади, направляясь к дому старосты — одному из немногих уцелевших зданий. Идти пришлось не очень долго. Добротная двухэтажная изба стояла в окружении высокого частокола. Искусно вырезанные ворота оказались распахнуты, и можно было увидеть часть отряда опричников. Чумазые от копоти и золы, они умывали лица, жадно прикладываясь к колодезной воде. Я хотела было присоединиться к опричникам, но краем глаза заметила, что Зоя идет дальше — мимо избы, в сторону дикого леса. — Эй, разве мы не должны?.. — крикнула я, ускоряя шаг. — Гриши выслеживают нападавших, — бросила Зоя, — Я иду к своим людям, ты — к своим. Я остановилась, несколько секунд пребывая в сомнении, но после двинулась вслед шквальной. Та, заметив, что идет не одна, звучно хмыкнула, сбавляя шаг. Мы только подошли к самой границе леса, когда из-за деревьев вышли люди в цветных кафтанах. Краем глаза отметила Драгомирова, сжимающего рану на предплечье. Иван и Федор, двигались рядом, удерживая на себе проливного, который был без сознания. Кириган появился последним. Зоя устремилась на помощь раненым, подставив плечо хромающему инферну. Я замерла на месте. Оглянувшись на уходящих солдат, сделала несколько быстрых шагов навстречу Киригану. Мы остановились друг напротив друга. Я не знала, что сказать, молча изучая его лицо. Он тяжело дышал, прижимая ладонь к боку, где сквозь пальцы начала проступать кровь. — Алек…кмх — слова застряли в горле, я сглотнула и сказала, — У вас кровь, генерал. — Знаю, — он небрежно провел по коже, стирая алый след у виска. — У вас тоже, лейтенант. Я приложила пальцы к щеке, чувствуя на коже запекшуюся кровь. Вытерла руку, отводя взгляд. Не глядя на Дарклинга, тихо спросила: — Вы их поймали? — Всех до одного. Я кивнула, получив ответ. Подняла голову, смотря в сторону и старательно избегая взгляда Киригана. Он подошел настолько близко, что я чувствовала его тепло. Продрогшая на холоде, я хотела к нему прижаться, уткнуться носом в грудь и, как маленькая девочка, расплакаться от пережитого страха. Но я не была маленькой девочкой. А слезы солдату были чужды. Я медленно закрыла глаза, выдыхая. — И убил всех, — произнес Дарклинг, стягивая плащ и бережно укутывая в него дрожащую меня. — Не хотел. Не должен был, — в голосе звучала досада. — Не чувствовал ничего, кроме гнева… Злился… Из-за тебя… И ощутил присутствие страха, совсем слабого, но противного… Кириган сделал шаг вперед, положив руку мне на талию. Он мягко провел по моей щеке. Я подняла к нему лицо и впервые увидела в его глазах страх. А потом Александр обнял — с такой силой, что у меня перехватило дыхание. — Поцелуй меня, — шепотом сказал он. — Саш, сейчас не самый подходящий момент для этого, — так же тихо ответила я. — Нас ждут. — У нас с тобой никогда не было и не будет подходящего момента, Лина, — генерал Кириган приподнял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза. Я чувствовала, как сильно бьется его сердце. Он прижался к моим губам. Я положила ладони на его спину и закрыла глаза. Его поцелуй был глубоким и нежным, но вызывал у меня боль. Я поморщилась. Кириган почувствовал перемену в моем настроении и с неохотой оторвался от моих губ. Я осторожно разжала его руки и сказала: «Пора». Александр печально улыбнулся и поцеловал меня в кончик носа.***
Мы разместились на первом этаже дома старосты. Небольшой группкой сидели в прихожей. В соседнем помещении Кириган вместе с частью гришей, опричников и местных подсчитывали потери. Вскоре после нашего возвращения Зоя привела детей: Васько и Милена вместе с ней скрылись за дверью и ждали своей очереди. Иван и Федор молча сидели у стены, глядя куда-то перед собой в пустоту. Две инферны спали, положив головы друг на друга. Я расположилась на лестнице, поставив перед собой зеркало и усердно оттирая запекшуюся кровь с щеки. И все мы непроизвольно вздрагивали каждый раз, как из-за двери слышался голос Дарклинга. — Мне кажется, он его убьет, — Федор первым подал голос, поделившись своим предположением о судьбе местного старосты. — И правильно сделает, — поддержал его Иван. — Если бы не этот упертый баран, все уже давно были бы в безопасности. Но коли к власти приходит такой сукин сын, обязательно кто-нибудь, да пострадает. — Могло быть и хуже, — произнес Федор. Он сложил руки перед собой и задумчиво протянул, — Местные сказали, к ним снизошла Святая Дева Воскресения. Я замерла, поднеся полотенце к лицу и ощутив несколько пристальных взглядов, направленных мне в спину. Неуютно поведя плечами, продолжила умывать щеку. В комнате стало подозрительно тихо. В соседнем помещении — тоже. — Знаю я одну такую, — хмыкнул Иван, покосившись в мою сторону. — Я даже комментировать не буду, — ответила сердцебиту, промачивая полотенце. — И опять уходишь от ответа, — многозначительно протянул Иван. Я шумно выдохнула, откладывая полотенце. Поднялась, забрав с собой тазик, и аккуратно — чтобы не расплескать по полу воду — перенесла его на небольшой столик в углу. Сама подошла к сердцебиту и головой показала в сторону выхода. Мне не хотелось выяснять отношения на глазах у всех. Особенно, когда за стеной находился Дарклинг, пребывавший, скажем так, не в лучшем расположении духа. Мы вышли на улицу. К этому времени уже начало светать. В небо поднимались остатки дыма от медленно тлеющих домов. Наши люди любо ушли в шатер, либо заняли посты караульных, разбросанные по периметру поселения. Местные расходились по уцелевшим избам или же собирали то, что у них осталось, роясь в груде сгоревших бревен. — Не ранен? — задала я вопрос, усаживаясь на крыльцо. И, как бы заметив на себе напряженный взгляд сердцебита, отвела глаза и хмуро уставилась на сложенные на коленях руки. — Не смотри на меня так, у самой душа не на месте. Я знаю, что ты хочешь от меня услышать. Но у меня нет ответа. Вернее, нет того ответа, который понравился бы нам обоим. — И ты не дашь мне даже шанса? — На что? — спросила я, чувствуя, что эта фраза могла прозвучать как издевка. Я постаралась успокоить расшатанные нервы. Голос теперь звучал мягче, осторожней, — Вань, я тебя люблю. Как верного друга, как союзника, как человека, с которым плечом к плечу готова быть на передовой. Но большего я позволить себе не могу. При других обстоятельствах… — Чем я тебе не нравлюсь, Сокер? — прервал он меня, прислонившись к срубу, — Чем я так плох, что ты даже помыслить не можешь о нормальной жизни со мной? Жизни, где нет армии, опричников, необходимости жить по уставу? Я же вижу, что и ты этого хочешь, так почему не со мной? Я смогу тебя защитить и сделать счастливой. Я поджала губы, сцепив пальцы в замок. Я не знала, что сказать. Тишина давила. Сердце мое билось быстро, болезненно отдавая в ребра. На душе было гадко. Я судорожно подбирала слова. Я так боялась сказать что-то не то, что-то не так. Неправильная фраза могла разрушить так долго выстраиваемые отношения. И при этом лгать я не хотела. Вся моя жизнь и так была пропитана враньем. В первую очередь — самой себе. — Я не смогу сделать тебя счастливым. А иного я тебе не желаю, — сказала я спустя несколько минут. — У меня были примеры брака между гришом и отказником. Поверь мне, они редко заканчивались хорошо, — я опустила голову, чувствуя, как что-то оживает внутри меня, и этот феномен был похож на какое-то до боли знакомое теплое жжение. Иван оторвался от стены, подошел ко мне, встал на колено и накрыл мои ладони. Я подняла на него сосредоточенный взгляд, и он посмотрел мне в глаза — с той спокойной, мягкой грустью, что одновременно является улыбкой и может быть проявлением чего-то еще: — Мне хорошо, когда ты рядом, Лина, — Иван редко звал меня по имени, оттого звучало оно непривычно, точно обращался сердцебит не ко мне, — И я знаю, что потеряв тебя, буду жалеть всю жизнь. Поэтому я прошу тебя, не покидай меня. Останься со мной. Только как жена. Как друг. Как возлюбленная, — сердцебит с надеждой заглянул мне в глаза, ожидая ответа. — Прости, я не могу, — тихо произнесла я, высвобождая руки. — Мне жаль, Иван. Дверь неожиданно распахнулась, явив нам взволнованного Федора. Сердцебит замер, пораженный представшей перед ним сценой и, кажется, совершенно забыв, что он хотел сделать. На лице корпориала с какой-то бешенной скоростью сменялись эмоции: от шока до сомнения, от осознания до радости, а потом к смущению. Он покраснел, отвел взгляд и, прикрывая дверь, так, чтобы максимально отгородиться от нас, сказал: — Сокер, генерал хочет, чтобы ты к нему поднялась. И быстро, — после чего добавил, — Он в бешенстве после доклада Зои. — Что она ему наговорила, черт возьми? — я рывком встала и в два шага пересекла крыльцо, чтобы встав напротив сердцебита, спросить, — С детьми все хорошо? — У девочки дар, мы ее забираем, — Федор утвердительно кивнул, — Мальчишка - отказник, — он поднял глаза на меня и добавил, — Но я бы на твоем месте переживал за себя. Иди. Я вбежала вверх по ступенькам, лишь мельком глянув на замеревшую в дверном проеме Зою. Незяленская стояла сама не своя, а, увидев меня, посмотрела с такой ненавистью, что даже в воздухе стало ощутимо давящее напряжение. Решив, что разберусь с ней позже, я ушла на второй этаж. Здесь было темно — дальше я двигалась практически на ощупь, направляясь в спальню. Лампы зажгли только там, а потому гадать, где именно меня ждали, не пришлось. Тусклая, едва заметная полоска света пробивалась из-под двери. Подойдя к ней, я постучала. В ответ — тишина. Глубоко вздохнув, я решительно открыла дверь и вошла во тьму. Она тяжелой завесой оплетала стены. Одна единственная лампа не справлялась с таким натиском и на пределе своих возможностей освещала лишь маленький островок у противоположной стены. В ее отсвете играли тени, вьющиеся подле их заклинателя. — Лейтенант Сокер, — Дарклинг вышел на свет, сложив руки за спиной. В голосе звучал металл, глаза потемнели. Я сделала малодушный шаг назад, желая и вовсе спрятаться за дверь, на что гриш практически прорычал, — Стоять! Я замерла на месте, испуганно всматриваясь в темную фигуру и ожидая самого худшего. Кириган встал практически вплотную, из-за чего пришлось задрать голову. На его лице играли тени. Когда мы встретились глазами, я почувствовала, как сильно у меня тряслись руки. — Знаешь, Сокер, я в замешательстве, — протянул гриш, медленно нависая надо мной, — Сразу тебе голову оторвать за ненадобностью или отыметь так, чтобы ты ни то что в огонь бросаться не могла, а просто из моей спальни выйти была не в состоянии? Я сдавленно кашлянула, даже не сразу поняв смысл только что сказанного. Буквально застыла на доли секунды, пока в ушах бурлила кровь. В сознании мелькнула картинка: вырывающаяся я в белом платье прислуги и Василий Ланцов, до боли вжимающий мое плечо в стену. По коже пробежала волна болезненных мурашек. А дальше случилось что-то необъяснимое. Находящаяся на грани нервного срыва, переполненная эмоциями, спектр которых варьировался от дикого ужаса до банальной злости, я ударила Дарклинга. Звук пощечины растворился в темноте. Я отшатнулась, гордо подняв голову. — Вы не имеете никакого права так со мной разговаривать, генерал Кириган, — шумно сглотнув, сказала я. — Какие бы отношения нас не связывали, я не позволю обращаться со мной как с проституткой. Дарклинг медленно повернул ко мне лицо. На щеке начал розоветь след от пощёчины. Он наклонил голову, сверля меня тяжелым взглядом. Я чувствовала, как внутри у меня все сжимается, а дышать становится физически больно. — Я имею полное право навсегда отстранить тебя от военной службы, Лина, — медленно, с нескрываемой угрозой процедил Дарклинг. — И могу запереть в самом дальнем, самом охраняемом монастыре в Равке. Там, где никто не додумается тебя искать. И если это обеспечит твою безопасность, поверь, Сокер, мне будет абсолютно плевать, что ты по этому поводу думаешь. — Вы не посмеете, — выдохнула я. — Однажды я уже потерял любимую женщину из-за этой войны, — Кириган говорил тихо и отчетливо, чеканя слова, — И больше подобной ошибки не допущу. — Только вот, — я нервно улыбнулась, смотря ему в глаза, — меня вы не любите. — Не люблю, — признал гриш, медленно кладя ладонь мне на предплечье и рывком притягивая к себе, — Как и ты меня, дорогая. Но у нас с тобой впереди много времени. И поверь, через несколько лет, засыпая и просыпаясь в моей постели, ты даже не заметишь, как я стану центром твоего мира, — я почувствовала, как его дыхание обожгло мочку уха, — А ты — моим светом. Я уперла руки в его грудь, попытавшись увеличить расстояние между нами. Кириган держал крепко, предотвращая любые попытки отстраниться. Я опустила голову, пряча глаза. Хотелось плакать от собственного бессилия. Александр наклонился ко мне. Вдруг я почувствовала губами его поцелуй — быстрый, на несколько секунд, сошедший на легкое касание губ. А потом он осторожно взял мою руку и стал гладить ее своими длинными пальцами. — Злишься, — прошептал он. — Можешь не отвечать. Это не вопрос. — Я в бешенстве. — А представляешь, что почувствовал я, когда выступала Незяленская? — Александр подтянул руку, губами касаясь моих пальцев. — Я должен думать, как обеспечить охрану поселения и защиту людей, обязан проконтролировать, чтобы каждый ответственный за нападение, понес наказание. А потом в центр выходит Зоя, и говорит, что один из детей, которых Сокер вытащила из огня, гриш. И единственное, о чем я думаю — то, что чуть тебя не потерял… Но знаешь, что самое поганое? — спросил он, глядя мне в глаза, — Ты делаешь меня слабым, а я ничего не могу этому противопоставить. Я шумно выдохнула, опустив взгляд до уровня его груди. Краем глаза отметила, что черная рубашка с левого бока стала насквозь мокрой от крови. Поняла, что рану так никто и не обработал. Когда мы вернулись, Кириган сразу же ушел в зал к собравшимся. Видимо, он не хотел, чтобы его видели в таком состоянии. — Снимите рубашку, — попросила я, мысленно прикидывая, где можно было достать все необходимое. Александр вопросительно вскинул бровь, наклонив голову к плечу, на что мне пришлось объяснить — У вас рана. — Затянется через пару дней, — гулко произнес гриш. — Нужно обработать, иначе может быть заражение, — продолжила настаивать я. — А вы нам всем нужны в здравии. Оставив Киригана разбираться с одеждой, я ушла, чтобы забрать с первого этажа таз и набрать туда чистой воды, попросив проливного подогреть ее. Потом достала пачку чистых бинтов, вату, полотенце, бутылку спирта. Умудрилась отыскать пинцет — так, на всякий случай. К моему возвращению Дарклинг сидел на кровати. Пропитанная кровью рубашка висела на стуле. Я молча прошла в спальню, поставив все, мною принесенное, на стол. Подвинула лампу ближе, под внимательным взглядом гриша встала на колено, разглядывая внушительную, рваную и все еще кровоточащую рану. Внимательно осмотрев порез, я нахмурилась, где-то в глубине души порадовавшись, что взяла пинцет. Уж не знаю, кто и как умудрился задеть Дарклинга, но о стерильности своего оружия он явно не думал: здесь были куски грязи, ткань, какая-то трава. — Мне нужно, чтобы вы легли, — я открыла бутылку, потянувшись к инструментам: я была уверена, что если прочистить рану, она затянется гораздо быстрее. — Сокер, что ты задумала? — болезненно поморщившись, поинтересовался гриш, медленно укладываясь на уже запачканное кровью покрывало. Я, простерилизовав пинцет, намотала несколько тампонов из бинта и ваты. Потом поставила в ноги тазик, замочив там полотенце. Сама устроилась перед кроватью и предупредила: — Будет больно, но зато потом я дам… — Надеюсь, не по зубам, — Кириган умудрился еще и хмыкнуть, хитро сощурив глаза. — У тебя хороший удар. — Было на ком потренироваться, — ответила я и приступила к работе. Для начала, как можно более осторожно, очистила кожу от запекшейся крови, медленно обходя края пореза. Когда вытаскивала маленькие изломанные остатки пожухлой травы, Кириган стоически молчал, но, стоило мне потянуть за кусочек застрявшей в ране материи, он сдавленно застонал. — Еще немного, — обильно смочив чистый отрез бинта спиртом, провела по пинцету, стирая оставшиеся там кусочки грязи и поврежденной плоти. — Сокер, признайся, что это просто изощренный способ мести. — Отчасти, — усмехнулась я, продолжая начатое. — Знаете, я бы настоятельно порекомендовала вам обзавестись толковым целителем. Для подобных случаев. — У меня уже есть ты, — мягко протянул гриш, осторожно сдвинув руку таким образом, что она вышла за пределы матраса и коснулась моего плеча. Следующую травинку вытащила, намеренно задев поврежденную кожу, Кириган болезненно прохрипел, сжав зубы, после чего процедил, — Я понял. Молчу. Я провозилась примерно минут пятнадцать, но к концу генерал уже просто глухо стонал, а я ничего не могла с этим поделать. Когда закончила, вновь протерла края раны полотенцем, стирая оставшуюся кровь. Осторожно перевязав рану, собрала инструменты и отнесла их вниз. Отмыла руки, точно в трансе смотря, как стекает бледно-розовая вода. На кухне забрала стакан с теплой водой и вернулась к Киригану. Главнокомандующий Второй Армии стоял перед зеркалом, рассматривая только наложенные бинты. Я зашла, тихо закрыв за собой дверь. Стараясь не засматриваться на обнаженное тело, протянула Киригану стакан, а сама отвернулась, рассматривая смятое покрывало. — Лина, — позвал Александр, я обернулась, чтобы тут же оказаться в его руках. Он привлек меня к себе и крепко обнял. Мои руки обвили его шею. Пальцы коснулись тонкой линии шрама на спине. Шрамов у него было много. — Почему мы никогда не можем нормально поговорить? — Оба слишком гордые, — усмехнулась я, задрав голову и встретившись взглядом с Александром. — А еще у кого-то ужасный характер, жуткое желание все контролировать и… — Просто молчи, — выдохнул Кириган, нежно касаясь губами моего лица. — И обнимай меня крепче. Его рука медленно ползла вверх, оставляя за собой пульсирующий след. Александр улыбнулся, сверху вниз наблюдая за тем, как у меня алеют щеки, как учащается дыхание. Я медленно провела рукой вниз, пальцами изучая горячую кожу мужчины, касаясь старых, давно заживших шрамов на груди. Я позволила себе на секунду забыть, где нахожусь. Мне показалось, что мир вокруг начал плавно вращаться. Кириган накрыл мои губы, увлекая в долгий, жадный поцелуй. Пальцы легонько коснулись моего затылка и провели по нему. Я выдохнула и немного запрокинула голову назад. Происходящее было настолько восхитительным, что я даже не стала сдерживать стон, который уже начал медленно подниматься откуда-то из глубины. Все вокруг смешалось в яркий вихрь прикосновений, обжигающего дыхания на коже, многочисленных поцелуев, от которых по телу пробегали мурашки. В какой-то момент я обнаружила себя сидящей на столе и тесно льнущей к полуобнаженному мужчине. Все происходящее явно выходило за рамки дозволенного. Александр стоял между моих раздвинутых ног, одной рукой упираясь в стол, а другой с трепетом касаясь моей щеки. Гриш слегка отстранился. На губах его плясала шальная улыбка. Я откинула волосы назад, ладонями уперевшись в крышку стола. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга, позволив себе небольшую передышку. — Знаешь, милая, — Александр наклонился, оставляя короткий поцелуй у виска, — я очень старомоден. — Никакого секса до свадьбы? — улыбнулась я, чуть наклонив голову и рассматривая красивое мужское тело. Кириган усмехнулся и с совершенно серьезным выражением лица заверил: — Мы обязательно вернемся к этому вопросу. Но нет, — он обвел помещение быстрым взглядом и, притягивая меня ближе, в самые губы прошептал, — Я не позволю, чтобы наш первый раз случился в чужой спальне. Поэтому убегай быстрее, пока мое благородство не повержено диким желанием тебя раздеть. Я подвинулась ближе, положив ладонь на его затылок и оставляя быстрый поцелуй. Почувствовав, как его пальцы сжались, разорвала прикосновение и выскользнула из объятий Дарклинга. Замерев перед дверью, обернулась к генералу и, пряча улыбку, сказала: — А вы бы все-таки задумались над моим предложением о целителе. — Сокер! — угрожающее в ответ, и мое смеющееся: — Я уже ушла.