***
Я стояла чуть поодаль, внимательно наблюдая, как солдаты разгребали завалы и доставали из-под остатков амбара разбитые ящики. Их было три — больших коробов из темного дерева, до предела наполненных глиняными горшками. Значительная часть сосудов оказалась сильно повреждена, представляя собой груду колотых черепков, увязших в плотной массе. От нее разило лакричником. Запах был сильный и под воздействием тепла вызывал жуткие головные боли. Опричники работали в масках, шквальные непрерывно удерживали ветер, поднимая токсичные пары высоко в воздух. Периметр контролировался сердцебитами. Первым, кому сообщили о найденных ящиках, стал Драгомиров. Майор с перевязанной рукой сперва лишь отмахнулся, раздраженно закатив глаза. Другого я от него не ожидала, но продолжала твердо стоять на своем. И когда в разговор вступил Дубровский, подтверждая все мною сказанное, командующий уже не мог это проигнорировать. Зоя, поставленная во главу расследования, присоединилась к нам немногим позже. За ней пришли гриши, практически сразу влившиеся в работу. За Дарклингом послали только, когда стало ясно — в амбаре и вправду прятали что-то достойное внимания Генерала Второй Армии. — Как ты их нашла? — спросил Федор, разрывая сцепленные перед собой пальцы, и, развернувшись ко мне всем корпусом, пристально оглядел с ног до головы. Стояла я перед ним уже изрядно измазанная в копоти и пепле. — Искала кинжал, — ответила я на выдохе и, сделав шаг вперед, откинула край плаща, чтобы продемонстрировать другу прикрепленный к поясу клинок. — Потом почувствовала знакомый запах, — сдавленно кашлянув, я решила прояснить, — Ты знаешь, тогда они тоже использовали дым. Зажгли свечу, в которую был добавлен наркотик. И я уверена, когда Давид получит образцы из этих горшков, они совпадут с тем, что мы уже имеем. Как минимум, с остатками воска на платье. — А в воске были те же компоненты, что и в отравленной еде, и соскобах, которые Инга делала в прошлом месяце, — кивнул сердцебит. — Я не знала об этом. — И не должна была, — сказал он, встав полубоком, — Все строго под грифом «Секретно». С тех пор, как расследование возглавила Незяленская, даже мы не имеем полного доступа ко всем материалам. — Не нравится мне это, — хмыкнула, бросив быстрый взгляд на разрушенный сарай. К этому времени все три ящика были вынесены за пределы пепелища, и выставлены перед сгоревшим зданием. Делая шаг в сторону коробов, бросила Каминскому, — Я сейчас вернусь. — Линк, я не думаю, что тебе позволено к ним приближаться, — корпориал попытался остановить меня, но я его не слушала, отмахнувшись чересчур самоуверенным: — Я взгляну лишь одним глазком, пока генерала здесь нет. С этими словами я ускорилась, чтобы меньше чем за минуту добежать до ящиков и встать у самого крайнего. Из них трех он пострадал меньше всего, и даже крышка его была цела — лишь пара досок оказались треснуты. Я присела на корточки, рукой проведя по почерневшему дереву. Я сосредоточенно разглядывала ящик, пока внимание мое не привлекло странное красное пятно, просвечивающееся сквозь слой пепла. Быстро выудив из ножен кинжал, я аккуратно приставила лезвие к доске и стала медленно соскребать черный налет. Работала очень осторожно, страшась ненароком испортить рисунок. Мне не мешали. Солдаты, оставившие ящики под присмотром гришей, отошли в сторону — продышаться свежим воздухом. А сами гриши скорее всего полагали, что я знала, что делаю. Но это было не так. Поддавшись мимолетному порыву, необъяснимому чутью, я методично расчищала нанесенный на дерево рисунок. И стоило мне снять плотный слой копоти, как волосы на моей голове встали дыбом. На шершавой поверхности древесины неровными, грубыми мазками был выведен Трехсвечник. Я не поверила собственным глазам. Символ нашего духовенства. Символ святой церкви красовался на коробках, в которых шуханцы поставляли в Равку смертоносный наркотик. — Нет, нет, нет, нет, — лихорадочно зашептала я, пальцами вцепившись в доски. Я судорожно гладила ящик, водила рукой по доскам, совершенно не боясь нахвататься заноз. Мозг суматошно подкидывал сценарии, при которых все это могло быть обманом, злой шуткой. Но я ясно видела тот самый символ, которым не раз маркировалась гуманитарная помощь, присылаемая нам на фронт. Церковь старалась поддерживать солдат Первой Армии, за что пользовалась уважением как у верующих, так и у тех, кто был далек от Святых. Сейчас же это изображение было похоже на издевку. — Сокер, что ты делаешь? — подошедшая Зоя встала за спиной. Она пригнулась, выглядывая из-за моей головы. И то, что она видела, нравилось ей столь же, сколь и мне. — Значит, они используют церковную символику, чтобы беспрепятственно провозить товар. Умно. — Вопрос в том, насколько обо всем об этом осведомлена церковь, — чуть повернув голову, напряженно добавила я. — Лейтенант, ты же не думаешь, что старики в рясах замешаны в поставках «Гнили». Я лишь пожала плечами. Я уже и не знала, что думать. Вместо ответа вновь вернулась к изучению рисунка. Приглядевшись, заметила на древесине углубления: краска местами потрескалась, открывая второй — более старый – рисунок. — Почему «Гниль»? — спросила я шквальную, уперев острие кинжала под краяй Трехсвечника с явным намерением снять и этот слой краски. — Это очевидно, — хмыкнула Зоя, — Люди заживо гниют. Конечно, если у тебя есть другие варианты, милостиво позволяю их озвучить. — Придержу при себе, — пробурчала себе под нос, делая первый скол. И вновь вернувшись к работе, я точно выпала из реальности. Скол за сколом. Кусок за куском, я отскребала толстый слой темно-красной краски. И остановилась лишь, когда под рисунком начали проступать уже хорошо известные символы.«Принадлежность»
То, кому принадлежали ящики можно было и не гадать. Шуханские иероглифы не оставили никаких сомнений. Я протерла запачканный сухой краской кортик о край ящика и убрала кинжал в ножны. После чего поднялась, отряхивая коленки, и, выпрямившись, обернулась к Зое. Незяленская смотрела исключительно на коробы. И на аккуратно выведенную надпись, спрятанную под небрежным рисунком. — Генерал должен это увидеть, — сказала я тихо, но, видимо, недостаточно, ибо в ответ прозвучало жесткое: — Пока, лейтенант Сокер, я вижу, как вы нарушаете мой прямой приказ. Снова. Оглядываться я не стала. Лишь сильнее выпрямила спину, расправив плечи и до боли сведя лопатки. Взгляд мой был направлен в землю. Со стороны это могло показаться покаянием: так обычно ведут себя дети, застуканные за очередной проделкой. Я же старательно прятала нарастающее раздражение. Меня вымораживал не столько наложенный запрет, сколько то, как глупо я попалась при его обходе. Кириган встал рядом. Незяленская поспешила обогнуть меня, тем самым заняв положение между нами и скрыв провинившегося солдата от справедливого гнева генерала. В какой-то степени я была ей за это благодарна. Меж тем, она резво начала свой доклад, не дожидаясь дозволения, за что была остановлена по полуслове: — Капитан Незяленская, ваш рапорт я жду в письменном виде к полудню. А сейчас вернитесь к своим подчиненным и позаботьтесь, чтобы завалы вычистили. Все следы от наркотика должны быть ликвидированы до нашего отъезда. Зоя быстро кивнула. Она досадливо сжала губы в тонкую линию. Костяшки на пальцах побелели — так сильно гриш стиснула кулаки. Бросив на меня напряженный взгляд, она подчинилась приказу и направилась к шквальным. Мы остались наедине. Я стояла на месте, не предпринимая ни единой попытки к побегу. Не то, чтобы мне не хотелось ретироваться как можно скорее, просто я понимала — не получится. В любом случае это было бесполезно и даже глупо. Кириган шагнул ко мне навстречу. Я приподняла воротник мундира, чувствуя, как по спине волной прошли мурашки. — Тебя ни на минуту нельзя одну оставить? — Кириган смотрел спокойным, непроницаемым взглядом, но голос его вызывал непреодолимое желание спрятать голову в песке, подражая земенскому страусу, изображения которого я видела в атласе. — Может это судьба, — негромко сказала я, наверное, впервые за все это время взглянув на гриша. Тот вопросительно вскинул бровь, сверху вниз взирая на меня. На немой вопрос я решила уточнить, — Мое участие в расследовании… — Даже не обсуждается, — договорить мне не позволили. Я прикрыла глаза, медленно выдыхая. Дарклинг сделал еще один шаг в мою сторону, желая сократить расстояние до предела, но вовремя остановился. Мы были не одни. И пусть стояли на относительном удалении от солдат, позволить что-то большее не могли. Я в свою очередь демонстративно отвернулась, всем видом показывая, что подобное недоверие было неприятно. Долго, правда молчать я не собиралась: — Ящики из Шухана. Но изначальная мартировка перекрывается изображением Трехсвечника, — сказала я, кивнув в сторону ящика, на стенке которого остался рисунок, под ним виднелись иероглифы. — На таможенных постах есть негласное правило: груз с храмовой символикой не вскрывают. Церковь пользуется беспрекословным доверием. — Пользовалась, — настоятельно поправил Кириган, — теперь этой лазейки у них не будет. Ящики нашла ты? — задал он вопрос. В ответ утвердительно кивнула. — Неугомонная, — выдохнул Александр. Он все же приблизился, встал практически вплотную. При этом тыльная сторона его ладони коснулась моей руки. Оба мы были в перчатках, отчего касание было едва уловимым. — Мысль о том, чтобы спрятать тебя в собственных покоях, кажется все более и более привлекательной. — Я думала, это уже пройденный этап наших отношений. — усмехнулась я, — Пора бы начать доверять друг другу. — И ты мне доверяешь? — поинтересовался Кириган. Кривить душой я не собиралась, и ответ мой был совершенно честным: — Нет. — Что и следовало доказать. Так почему я должен доверять тебе? — Какой философский вопрос, — недовольно протянула я, чувствуя, как разговор наш медленно, но верно заходит в тупик. Я решила сменить тему, вернувшись к тому, с чему мы начали, — Давид был прав, определив, что наркотик не в порошкообразном состоянии. Смесь транспортируют в горшках. Цвет тоже отличается от того, что предполагался изначально. Грязно-серый, — я притянула руку, снимая перчатку и обращая внимание генерала на окрашенную кожу, — Желтый оттенок смесь принимает при воздействии внешних факторов: тепло, трение. — Проводите собственное расследование, лейтенант? — По крупицам собираю то, что имею, — парировала я. — Все же, что-то мне удалось тогда выяснить, — и тут я вспомнила о недавнем «провале» в собственное забытое прошлое и о словах, что сказал неизвестный голос, — Наркотик создавался для гришей, Александр. И это вопрос времени, когда он попадет в Малый Дворец. — Хватит! — Но это так, — настаивала я. — Откуда тебе знать? — На данный момент я единственная, кто так близко подобрался к поставщикам, — напомнила гришу, понизив голос до шепота. — И это привело к тому, что они узнали о расследовании, — осадили меня. — А мы нашли пути, по которым наркотики перемещают в ОС Альте, — не осталась я в долгу. Кириган стремительно развернул меня к себе. Я чуть не упала, устояв лишь за счёт крепко сжимающей предплечье руке. Он наклонился, угрожающе нависая надо мной. Я подняла голову, с вызовом смотря ему в глаза. — Как ты узнала? — процедил он. — Слушать умею, — съязвила, но не из вредности, скорее — от усталости. Сказывались бессонная ночь и не менее нервное утро. — Неужели? — Александр иронично вскинул бровь. Кириган изменился в лице. Взгляд стал мягче, лукавей. — Не замечал прежде. — Издеваетесь? — Возможно, — не стал отрицать гриш. — Считай, это мое отмщение за импровизированный госпиталь. — В следующий раз оставлю вас истекать кровью, — заверила Александра, чувствуя, как на губах невольно появляется улыбка. Посчитав, что сейчас наступил тот самый, удачный момент, я тихо попросила, — Позволь мне вернуться к расследованию. Кириган окинул меня внимательным взглядом. Он выдержал несколько секунд, после чего спросил: — А что я получу взамен? — Раскрытое дело, — в ответ бросила я, недоумевая, к чему был задан вопрос. — Этого мало. Я хочу, чтобы ты мне доверяла, Лина, — на удивление ласково произнес Александр. — И если… — Генерал Кириган, мы получили сообщение, что Староста был задержан при попытке побега, — прервав наш разговор, доложил стремительно подбежавший солдат. Мы оба обернулись к опричнику, одновременно разрывая касание и делая несколько шагов назад. Я так вовсе поспешила отвернуться, устремив взгляд на темнеющий вдали лес. Он выглядел завораживающе умиротворенным, но от этого не менее пугающим. Мне стало вдруг интересно: тела шуханских наемников все еще лежали там? Или к утру дикие звери уже растащили такую легкую добычу по своим норам? И почему они напали? Я задумчиво растирала пальцы, мысленно пребывая где-то далеко. Раньше я предполагала, что причиной налета были дети-гриши. Подобные набеги не были редкостью, а учитывая, что и маленький Васько прятал сестру-прочника, не одну меня посетила такая мысль. Однако ввиду новых обстоятельств… Ведь не просто так первая стрела попала именно в амбар, где прятали наркотики. Значит ли, что пожар был лишь способом замести следы? Сжечь ящики и всех, кто был причастен к их транспортировке. «А много ли их было, «причастных»?» — спросила саму себя, переведя взгляд на поселение. Дарклинг отпустил опричника. Жестом подозвал Ивана, до этого о чем-то разговаривающего с Федором. Мы с Каминским переглянулись, ободряюще кивнули друг другу. Он по-дружески улыбнулся и отошел к группе сердцебитов. — Генерал, — склонив голову, отчеканил Иван. Повернулась к сердцебиту. Мы с ним не пересекались с того неловкого разговора. И сейчас под его пристальным взглядом, который Иван даже не пытался скрыть, я чувствовала себя некомфортно. Сердце мое предательски ныло. А вечно холодные руки казались такими горячими, будто я обхватила печку. Иван же выглядел совершенно спокойно, даже как-то отстраненно. Не буду лукавить, в глубине души я искренне желала ему добра и надеялась, что мой отказ не причинил ему боли. — Ты, Зоя, Федор и Драгомиров будете нужны мне на допросе, — начал генерал Кириган. — И касательно Сокер, — тут он остановился не договорив, точно за долю секунды вспомнив о чем-то, что заставило его изменить собственное решение, — Пусть Федор сопроводит нашего дорогого лейтенанта до штаба. В противном случае ваша чересчур инициативный детектив может и в лес сбежать. По горячим следам, — легкая издевка определеннои была адресована мне, но отвечать не стала. Сердце начало биться в каком-то бешеном ритме, отчего у меня даже закружилась голова. Мне нужно было присесть… а лучше — прилечь на пару минут, закрыть глаза и поспать. Просто поспать…***
Спустя четверть часа все три ящика были перемещены в дом старосты. Их внесли в большую трапезную и выставили в центре заместо отодвинутого к стене стола. Следом в комнату под конвоем завели старосту. Бледный до сероты, с взлохмаченными седыми волосами и расползающимся под глазом синяком старик, дрожа и спотыкаясь на ровном месте, был буквально внесен за дверь. Меня оставили у разбитых во дворе палаток, вручили металлический стакан с остывающим чаем и строго-настрого запретили приближаться к трапезной. Подле нее выставили охрану, а потому незаметно подслушать, о чем будет разговор, не представлялось возможным. Народ медленно стекался к нашему импровизированному лагерю. Опричники, гриши, солдаты — в какой-то момент в палатках стало тесно. Я вышла на улицу ровно тогда, когда к воротам подходили Незяленская и Драгомиров. Из участников предстоящего допроса они дольше всех оставались на месте разрушенного амбара. Здание приказали уничтожить, сжечь до основания, а пепел зарыть в землю. Зоя прошла мимо, быстрой походкой устремившись к крыльцу, и скрылась в доме. Майор проводил ее пустым взглядом, а после остановился рядом со мной, медленно допивающей уже холодный горький чай. Я задрала голову, выжидающе смотря на солдата. Не знаю, ждала ли в тот момент похвалы от выходца из фьерданских земель, но в глубине души я все же лелеяла надежду, что теперь майор будет более благосклонен к моей скромной персоне. В любом случае, ни того, ни другого не последовало. — Ход для прислуги будет открыт, — негромко сказал солдат. Я подняла на него удивленный взгляд, желая удостовериться, что мне не послышалось. Драгомиров практически сразу добавил, — Пройдешь через кухню, поднимешься по черной лестнице и свернешь направо. Там будет дверь. Маленькая, но обзор открывает хороший. И, чтобы ни звука, поняла меня, Сокер? Я кивнула, мысленно прикидывая путь. Только что услышанное было полной неожиданностью, но кто я такая, чтобы спорить с командующим? Драгомиров, удостоверившись, что слова его достигли своей цели, направился в дом. Я же, не став мешкать, поспешила на задний двор, чтобы с противоположной стороны проникнуть в здание. Как можно незаметней прошмыгнув между палаток, я, затерявшись в толпе, проскользнула к задней двери. На кухне оставила опустевший стакан, аккуратно сложила плащ и вместе с шапкой убрала его на стул в дальнем углу. Быстро поднявшись по указанному ходу, я на мысочках приблизилась к невысокой узкой двери. Она была слегка приоткрыта, и луч света пробивался из щели, тонкой полоской падая на пол. —…Я…я ничего не знал, клянусь вам, — я едва разместилась в своем тайнике, когда из столовой послышался надрывный хрип старика. Староста стоял на коленях перед ящиками. За его спиной расположились гриши. Драгомиров оказался по правую сторону; взгляд его был направлен на стену, где только под определенным углом среди ровных досок можно было заметить щель. Увидев мелькнувшую в проеме тень, бывший наемник едва заметно ухмыльнулся и повернул лицо к Заклинателю Теней. Дарклинг занял место подле стола. Он выглядел убийственно-спокойным. И только в глазах плескалось столько гнева, что даже я, незримая для всех присутствующих, затаила дыхание, боясь ненароком себя выдать. — Я спрошу еще один раз, — угрожающе проговорил Дарклинг, в то время, как за его спиной начали расползаться тени. — Последний. Дам тебе возможность во всем признаться по собственной воле. И не вынуждай меня проливать кровь невиновных, — темный гриш поднялся, медленно прошел к старосте и, положив руку на плечо старика, с силой сжал пальцы. — Как давно ведутся поставки из Шухана? И что эти мрази пообещали тебе за предательство? Старик понуро опустил голову. Плечи его затряслись, а лежащие на коленях руки задрожали, точно вот-вот у него случится приступ. Морщинистое лицо исказила гримаса боли и отчаяния. Он походил на загнанного в угол зверя, обреченного на мучительную гибель. Покорные Дарклингу тени подползли к ногам старосты, поднимаясь вверх по содрогающемуся телу и обвивая горло несчастного. Глаза старика распахнулись в первородном ужасе. — Я не знал, — простонал староста, и слезы крупными каплями скатились по его лицу, сгинув под путами из живой тьмы. Не получив ответа на свой вопрос, Дарклинг с силой отбросил старика, и тот с грохотом упал на пол. Лишенный возможности пошевелиться, он беспомощно валялся под ногами Заклинателя Теней. Гриши безразлично наблюдали за действиями генерала. Казалось, жестокость Дарклинга нисколько их не пугала. Драгомиров вновь посмотрел в сторону моего укрытия. Глаза его сощурились, а едкая ухмылка спряталась под бородой. Он смотрел на меня, жмущую в узком проеме, и как бы спрашивал: «Ну как, ты это так хотела увидеть Сокер?». А я… Я желала как можно быстрее убраться отсюда и забыть все, что только что видела. Но перед глазами промелькнули лица тех, кто пострадал от наркотика, кто умирал в муках, и кому только предстяло через это пройти. И я осталась на месте, пообещав себе, что узнаю, кто и как завез в Равку «Гниль». — Приведите девчонку, — неожиданно приказал Дарклинг, и я, испугавшись, что как-то выдала свое присутствие, задержала дыхание. Но вместо того, чтобы ворваться в мой тайник, гриши покинули трапезную и вернулись, уже волоча за собой упирающуюся девушку. Дарклинг вновь приблизился к старосте и процедил. — Жаль, что по-хорошему ты не захотел, Игнат Беглов. Придется идти на крайние меры. Иван подвел вырывающуюся девушку к Дарклингу. Гриш слегка повернул лицо в ее сторону, на несколько секунд задержав взгляд, и оценивающе осматривая девочку — на вид ей было не больше пятнадцати. В больших голубых глазах застыли слезы, губы ее шевелились в немой молитве. — У тебя красивая дочь, — протянул Кириган. — Должно быть, от женихов отбоя нет, — он усмехнулся, и, обращаясь уже у самой девушке, спросил, — Как твое имя, дитя? — Не отвечай! — подал голос старик и взмолился, — Прошу, не трогайте ее! Она ничего не знает! Она не видела ни единого горшка с этой мерзостью! — Что ж, и не увидит, — Дарклинг сделал шаг к дрожащей девушке и, поднеся ладонь к ее лицу, добавил, – Главное ведь: вовремя закрыть глаза на чужие грехи. Тени взметнулись к своему хозяину и, оплетя его руку, змеями устремились к девочке. Она испуганно вздрогнула, рот ее открылся в беззвучном крике, а пальцы на руках дернулись в болезненной судороге. Когда Дарклинг закончил, она безвольной куклой повисла в руках сердцебита. — Чертов ублюдок! — обезумев, взревел староста, дернувшись в путах. — Ты сам виноват в увечье своей дочери, — безразлично бросил Дарклинг, отходя в сторону. Девушка распахнула веки и завертела головой из стороны в сторону. По щекам ее потекли слезы. Зоя отвернулась впервые с начала допроса. Федор опустил глаза, стыдливо пряча взгляд. Иван крепко держал девочку, не позволяя ей сдвинуться с места. И только когда та повернула лицо в мою сторону, я увидела, что в глазах девушки заклубилась тьма. Дарклинг ее ослепил. — Ты сдохнешь, мразь! — старик кричал и бился в оковах. Он перевернулся на бок, силясь встать, но тело не слушалось. Лицо его скривилось от гнева, — Вы все сдохнете, сгниете заживо, твари! — Как ваша деревня связана с поставками «Гнили»? — вновь вопросил Дарклинг. — Отвечай, или твоя дочь подобно тебе потеряет дар речи. Старик замер, неосознанно развернувшись к ослепшей девушке. Она стояла в стороне и беззвучно плакала. Староста перевел опустошенный взгляд на ящики и сипло проговорил: — Они обещали нам защиту. Возможность остаться на своей земле. Этому поселению не одна сотня лет, и мы жили здесь поколениями. И могли продолжать жить, в обмен на содействие, — Кириган взмахнул рукой, и теневые путы подняли старика, вновь ставя его на колени. — Ящики доставляли в конце каждого месяца. Мы закрашивали иероглифы и отвозили их в Полизную. А там товар забирали и везли в столицу. Наше дело маленькое: нарисовать Трехсвечник, чтобы контрольный пункт обойти, да груз доставить. — Всего лишь, — холодно усмехнулся Дарклинг. Он сделал еще один пас, тени зашевелились, обвились вокруг кистей старика, разводя его руки в стороны. — Это маленькое дело, Беглов, повлекло десятки смертей. И руки твои по самые локти в крови. Сгусток тьмы метнулся ко рту старосты и вбился между его зубов, прежде, чем из горла старика вырвался пронзительный крик. Два теневых разреза скользнули к нему, обрубая его руки. Отсеченные конечности с глухим стуком упали на пол. Хлынула кровь, обагрившая одежду старосты. Тот кричал от боли, но звук глох в импровизированном кляпе. Только по команде Дарклинга Иван остановил поток крови, сохраняя жизнь старику. Я не смогла больше терпеть. Подорвавшись, стремительно сбежала прочь от щели, вниз по лестнице и как можно дальше от этого дома. Я вышла на улицу, забыв верхнюю одежду там, где ее оставила. Подгорный ветер пробирал до самых костей, но дрожала я далеко не от холода. Обхватив плечи руками, я опустила голову и на ватных ногах пошла в сторону раскидистого дуба. Села на старую, обветшавшую скамейку и, спрятав лицо в ладони, заплакала. Мне было безумно жаль девочку, потерявшую зрение. Меня трясло от вида отрубленных рук. Мутило от того спокойствия, что сохраняли гриши, видя, как пытают простых людей. Я все еще не могла осознать то, что увидела и услышала. Дарклинг добился своего, получил ответы на интересующие его вопросы, но… но методы его были ужасны. Я знала, что он убивал, я была свидетелем показательной казни над похитителями детей. Но тогда смерть шуханских наемников была быстрой, а главное — оправданной. То, что он сделала с бедной девочкой, я принять не могла. Я все еще сидела под деревом, когда солнце начало клониться к горизонту. Все никак не могла заставить себя вернуться в дом, чтобы забрать плащ, или пойти в палатку и отогреться за стаканом горячего чая или, быть может, чего-то более крепкого. Оледеневшие руки были сцеплены в замок, ногти до кровоточащих полумесяцев впились в кожу на ладонях. Я держалась на краю сознания, заставляя себя снова и снова прокручивать услышанное на кровавом допросе.«Ящики доставляли каждый месяц»…«Мы закрашивали иероглифы»…»Могли продолжать жить, в обмен на содействие»…»Отвозили в Полизную»
Столько людей было вовлечено в это грязное дело. Столько сломанных жизней принесли чья-то жадность, чья-то ненависть и злоба. Местные пошли на преступление против своей Родины лишь бы сохранить поселение. А теперь оно было уничтожено теми, кто обещал защиту. Я гадала, а знали ли здешние люди цену их мнимой безопасности? Хотелось верить, что нет. — Решила заморозить себя в отместку? — я подняла голову, фокусируя взгляд на приближающейся фигуре. В сумерках не сразу узнала майора. Он приблизился, сжимая в руках мои плащ и шапку. — Оденься, пока совсем не околела. Я не собираюсь всю дорогу вытирать тебе сопли. — Почему вы позволили мне увидеть это? — спросила шепотом, накидывая на плечи принесенный плащ. — Я ведь отстранена от расследования. И не должна была присутствовать на допросе… Теперь, кажется, понимаю почему, — сказала совсем уж тихо. — Ты ничего не понимаешь, глупая девчонка, — Драгомиров жестом приказал подвинуться и сел на освободившийся край лавки. От него шло тепло, как от хорошо растопленной печки, и я не стала сильно отодвигаться. — В расследование ты вернешься. Уж я об этом позабочусь. И о том, чтобы ты как можно меньше появлялась в Малом Дворце, — я подалась вперед, вопросительно уставившись на майора. Фьерданец усмехнулся, — Думала, я просто так тебя проталкивал? Сокер, ты же умная девочка. Но дура, жалостливая и наивная, — он тяжело выдохнул. После добавил, — Дарклинг этим пользуется. — А вам почем знать? — огрызнулась я, пусть и понимала, что слова его не были лишены смысла. — Потому что ты не первая, Сокер. Дарклинг одержим жаждой власти. Люди для него лишь пешки. И как только он поймет, кто ты есть, мышеловка захлопнется. Поэтому не противься князю, и позволь ему вытащить тебя из рук Заклинателя Теней. Я нахмурилась, медленно осознавая, что только что сказал майор. Подскочив на ноги, даже не заметила, как шапка упала в снег. Я встала напротив сурового фьерданца, исступленно взирая на Драгомирова. Он определенно знал больше, чем должен был. — Кто вы? — спросила мужчину. — Я последний фьерданец, что видел Заклинательницу Солнца, — спокойно ответил Драгомиров. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. — И первый, кто увидел ее наследие. Не бойся, маленькая Святая, я на твоей стороне. — Кто вы? — повторила я свой вопрос, чувствуя, как от перенапряжения подрагивает живот. — Меня зовут Хэльвард Драгваар, — представился майор. Вставая, он поднял мою шапку, отряхнул ее и, надев мне ее на голову, произнес, — Когда это имя будет что-то для тебя значить, мы вернемся к нашему разговору. А теперь ступай, маленькая Святая. И не позволь Дарклингу усомниться в твоей верности. И прежде, чем Хэльвард Драгваар ушел, я обернулась к нему и спросила: — Он знает, что Лина Сокер лишь фантом? — Нет, — опричник встал полубоком, — Я позаботился о твоей тайне. Я благодарно кивнула. Драгваар, чеканя шаг, направился к палаткам. Я проводила его напряженным взглядом, а после и сама ушла в лагерь. Меня ждала очередная бессонная ночь, оборвавшаяся кошмаром.***
Я переделывала этот треклятый узел уже пятый раз, но веревка вновь и вновь расползалась в моих руках, никак не желая держать брезентовое полотно. Чертыхнувшись, тряхнула кисти, тем самым разминая пальцы. Я не спала уже несколько дней, что сильно сказывалось и на работе, и на моем самообладании. Вот только вчера успела накричать на бедного Федора, пытавшегося выяснить, какая кошка пробежала между нами с Иваном. С сердцебитом мы не разговаривали, не здоровались и старались не оставаться в одной палатке дольше необходимого. Царившее между нами напряжение изводило обоих, а потому мы приняли обоюдное решение перетерпеть все это на расстоянии. И если с Иваном все было так или иначе понятно, перед Каминским извинялась я потом долго и до сих пор чувствовала за собой вину. А теперь, когда мы должны были отправиться в путь, я никак не могла закрепить кров на грузовой тележке. Обидно было до слез, но я держалась и, сцепив зубы, делала все новые и новые узлы. В любом случае это было лучше, чем вместе с Кириганом и другими опричниками контролировать сборы местных. Генерала я видеть не хотела. Каждую ночь он проникал в мой и без того беспокойный сон, а я подрывалась на узкой койке и бежала к бочке лишь бы быстрее стереть ощущение его прикосновений. Казалось, мы вернулись в самое начало. Но никогда прежде он не вызывал у меня такого отвращения, как после допроса. Ибо если старосту он наказал по справедливости… Покалеченную девочку я ему простить не могла. — Хей, тише-тише, Сокер, — веревку из моих трясущихся рук осторожно забрали, и Иван быстрыми отточенными движениями закрепил брезент. Я отошла в сторону, устало проводя ладонью по лицу. Сердцебит в одиночку закончил с узлами, и, развернув меня к себе, недовольно отметил, — Что с тобой? Ты еле на ногах стоишь. — Просто устала, — негромко ответила я, чувствуя, как сердце ускоряет темп, отчего по телу расползается тепло. — Я плохо сплю и… — замолчала на полуслове, посчитав, что не стоит посвящать корпориала во все тонкости моих кошмаров, — не важно, — я подняла глаза на сердцебита и улыбнулась, — Но я рада, что мы снова разговариваем. Иван настороженно всматривался мне в лицо. Он отпустил мой рукав, после чего снял одну перчатку и теплой ладонью коснулся моего лба. Я нахмурилась, невольно отстраняясь, но кто бы позволил мне это сделать. Сердцебит шумно выдохнул и руку убрал. После чего вместо нее я почувствовала осторожное прикосновение чужих губ. — У тебя температура, — подвел неутешительный итог гриш. — Причем высокая. — Тебе показалось, — я лишь отмахнулась, делая шаг назад. — Я полностью здорова. Может, голова чуть-чуть кружится, но это нормально. К утру пройдет. — Тебе нельзя ехать. Может начаться лихорадка. А твой организм еще полностью не восстановился после… После всего. Я покачала головой, прекрасно понимая, сейчас самое неподходящее время для простуды и сопутствующих ей постельного режима с традиционным куриным бульоном. Мы должны были выдвигаться завтра на рассвете, а это означало, что у меня чуть меньше одной ночи, чтобы встать на ноги. Попутно я пыталась вспомнить, в какой же момент успела простыть. Вариантов было много, но все они приводили к весьма печальному умозаключению — выздоравливать надо в кратчайшие сроки. — Идем в дом. Супруга бывшего старосты повитуха. Может, у нее найдется что-то подходящее. Здесь было темно. Пахло сухими травами, старым деревом и пылью. Я несколько раз чихнула, совершенно некрасиво шмыгнув носом. После была заботливо усажена на стул у края массивного дубового стола, укутана в клетчатый плед и оставлена с кружкой сильно пахнущего отвара в руках. Рядом нерушимой горой возвышался сердцебит. В одной руке он держал зимний плащ, а другая покоилась на моем плече. Цепкий, колючий взгляд его был прикован к немолодой женщине, собирающей развешанные по комнате соцветия. Она отрезала пучки трав и относила их дочери, перемалывающей их в латуневой ступке. Девочка расположилась в углу, тщательно измельчая листья и высушенные цветы. Глаза ее были скрыты широкой алой лентой. Я старалась не смотреть на несчастного ребенка. Перед глазами застыла сцена, где Дарклинг призывает тени, и они навсегда остаются в глазах девочки, застилая голубой зрачок. — Вредно девушке болеть, — передавая пучок сушеной ромашки, произнесла повитуха. — Ты молодая, поди, и не рожавшая. Беречь себя надо. А то вон на кафтаны цветные насмотритесь, а сами забудете, что человек, он слабее гриша-то. И где колдун царапиной отделается, смертный и головы лишиться может. Женщина подошла к дочери, придирчиво осматривая перетертую смесь. Одобрительно кивнув, она наклонилась к девочке, что-то шепнула ей на ухо и вернулась к нам. Я подняла голову на знахарку, отмечая, что ее голубые глаза внимательно осматривают стоящего подле меня сердцебита. Он ответил ей не менее стальным взглядом. Женщина глухо хмыкнула, но первая закончила эту беззвучную битву. Повитуха повернулась ко мне. Заметив, что я сжимаю все еще полный стакан, женщина уперла руки в боки и приказала: — Ты пей-пей, солдатик. Горько будет, да недуг к утру прогонит. — Благодарю, — сдержанно сказала я, делая первый глоток. Сбор на вкус и впрямь оказался не сильно приятным, но я хотела верить, что давлюсь не просто так. После третьего глотка убрала кружку, проводя языком по небу и стирая горечь послевкусия. — Не думала, что после произошедшего, вы станете помогать кому-то из наших. — Ты не из них, солдатик, — покачала головой повитуха. — И помогаю я тебе. За что именно, знаешь сама. И не мне раскрывать твою тайну. Я почувствовала, как пальцы на моем плече сжались. Подняла голову, вопросительно взглянув на сердцебита. Иван аккуратно сложил мой плащ и оставил его на столе. После чего он присел передо мной, нежно коснулся пальцами виска, проведя по щеке, и, оставив целомудренный поцелуй на линии роста волос, поднялся. — Я должен идти. Постарайся подольше оставаться в тепле. И выспись. Завтра нас ждет тяжелая дорога. — Ваня, — позвала я сердцебита, когда тот практически дошел до порога. Он обернулся, а я прошептала одними губами, — Спасибо. Он сдержанно улыбнулся, кивнул на прощание и скрылся за дверью. Я вновь развернулась к знахарке, делая новый глоток и морщась от вкуса отвара. Женщина к тому времени набила холщовый мешочек высушенными травами и теперь сосредоточенно перевязывала его алой ниткой. Дочка ее отложила ступку, а сама потянулась к пучку сушеных цветов. На ощупь она придвинула к себе глиняную миску и, бросив туда соцветие, направилась ко мне. — Нехороший он человек, твой кровопускатель. Горделивый, жестокий, хищный, — со знанием дела сказала знахарка. Я удивленно посмотрела на женщину, сперва даже не поняв, о чем она говорит. Тем не менее, жена бывшего старосты добавила, — Нет среди них хороших людей. Невинной кровью от каждого за версту разит. Да и в тебе самой тьма прорастает, солдатик, — повитуха грубо ухмыльнулась, — У нас тебя уже нарекли Святой… Глупцы. Девочка поднесла мне миску и вернулась, аккуратно сжимая в пальцах свечу. Я наблюдала за тем, как ловко она управляется с огнем, не боясь обжечься, и не могла поверить в ее слепоту. Дочка бывшего старосты подожгла травы, оставив их гореть рядом. А сама присела на соседний стул. — Чтобы стать Святой одного воскрешения было мало. Мать Симкина всем твердила, что дочь ее Дева Воскресения вернула. Да кто поверит словам ребенка? — продолжила знахарка. — Но потом люди увидели Свет. Белый и чистый Свет, что исцеляет раны. И уверовали. В церквушке нашей поди и алтарь возвели. Только тьму, что опутывает твое сердце, они узреть не способны. И, если эта тьма тебя поглотит, свет погаснет навсегда. — Условная тьма — это Дарклинг, не так ли? — попыталась догадаться сама, но знахарка лишь покачала головой. — И да, и нет, — закончив с мешочком, она отложила его в сторону и принялась за следующий. — В нем та же тьма, что и в тебе, солдатик. И у вас лишь два пути: избавиться от нее или погибнуть. Но жизни ваши связаны, — знахарка подняла на меня взгляд, и в нем отразилось глубокое сожаление. — Словно рождена ты была для него. — Как много вам известно, — недовольно пробурчала я, делая последний глоток и отставляя опустевшую кружку. Меня начало клонить в сон, а яркий запах горящих трав щекотал нос. Но это нисколько не препятствовало моему искреннему негодованию — Обо мне и моей судьбе, кажется, все знают больше меня самой. Одни говорят спасай, другие твердят, чтобы я бежала без оглядки. Вот только я ни бегать не хочу, ни спасать. Жить хочу. — Но ты пришла в этот мир, чтобы умереть, Лина Сокер. Я вздрогнула, услышав собственное имя. Меня передернуло, точно под кожей кто-то потянул за невидимую цепочку, и та побежала по венам. Я шумно сглотнула, бросив на женщину напряженный взгляд. Та, как ни в чем не бывало, продолжила собирать травы и расфасовывать их по маленьким мешочкам. Рядом сидящая девочка тихо перебирала в руках высушенные веточки, отсчитывая четное количество и откладывая их в сторону, выстраивая ровные линии. Я развернулась к ребенку, внимательно рассматривая алую ленту на ее глазах. Высвободив плечи из-под пледа, придвинулась ближе и осторожно развернула девочку к себе. Та подчинилась. Я медленно наклонилась к ней и потянула за края ленты, аккуратно снимая ее и отбрасывая в сторону. — Так хотела разочароваться в своем генерале, солдатик? — задала вопрос женщина, пока я всматривалась в голубые глаза ее дочери. Тьмы в ней не было. На меня смотрели умные, чуть раскосые глаза. — Дарклинг карает лишь виновных. Пока. — Тогда зачем этот спектакль? — настороженно спросила я. — Я же сказала тебе, солдатик, нет среди них хороших людей. И каждый и запугает, и обманет, чтобы цели своей достичь. И многие отвадить тебя от генерала хотят. А хорошо ль это или плохо, не мне решать. Знахарка сложила мешочки в вышитый лакомник и отдала его мне. Дочери она вернула ленту на глаза. Рассказав что и когда принимать она отправила меня прочь. Я вышла во двор, пребывая в смятениях. Посильнее закуталась в плащ и не спеша прошла к лагерю. В общем шатре сидела поодаль от солдат и опричников. Заварив нужный сбор, я медленно цедила его из железной кружки и внимательно следила за присутствующими.«Нет среди них хороших людей… И в тебе самой тьма прорастает…»
***
К ночи четвертого дня пути мы были на подъезде к Полизной. Я ехала в экипаже генерала Киригана, отрешенно прислушиваясь к топоту лошадиных копыт, хрусту снежного наста под колесами, завыванию предзимнего ветра и тихому сопению ребёнка на моих коленях. Милена свернулась калачиком и, укутанная в лоскутное одеяло спала, положив голову мне на ноги. Я медленно перебирала светлые волосы, чувствуя безумную пустоту на душе. Александр сидел напротив. Он сложил руки на груди, вытянул ноги, насколько это было возможно в узком проеме. Глаза гриша были прикрыты, грудь медленно вздымалась. Красивое лицо казалось спокойным и безмятежным. И я бы поверила, что генерал и вправду заснул, измотанный долгой дорогой, но подрагивающие веки выдавали напускную дремоту. Я наклонила голову, разглядывая собственные ладони. Кольцо все еще красовалось на пальце, не позволяя мне пользоваться даром в полную силу. По заветам бабушки я не должна была его снимать. Никогда. Даже под угрозой неминуемой смерти. На деле… Я устало выдохнула, поднимая глаза на Александра. Солнце только-только поднималось на горизонте, алея над кромкой леса. Мы должны были отправиться с минуты на минуту. Опричники и гриши распределялись по повозкам. Прибывшие нам на смену солдаты теснили собравшихся на площади крестьян. Я тихо переговаривалась с Федором. Оба мы ждали возвращения в столицу. Мне не терпелось вернуться домой, залезть в горячую ванну, а после забраться под теплое одеяло. Я хотела написать дедушке, просмотреть семейные архивы, чтобы выяснить что имел в виду Драгомиров, говоря, что его настоящее имя должно что-то для меня значить. Я…краем глаза я приметила синий кафтан Зои Незяленской, обходившей свой экипаж и проверяющей передние колеса. Удостоверившись, что все исправно, она дернула за ручку двери и взобралась в карету. Кириган вместе с Иваном забрали маленькую прочницу. Генерал нес девочку на руках, пока та, крохотной ладошкой вытирая слезы, неотрывно смотрела на мать, жмущуюся к кольцу из солдат. Приблизившись к экипажу генерал отослал сердцебитов, а сам, встав напротив меня, уведомил: —Ты едешь с нами, — я, имеющая совершенно другие планы на предстоящее путешествие, лишь сдержанно кивнула. — Девочке будет спокойней рядом с кем-то знакомым, — помедлив, он добавил, — И мне за тебя — тоже. — Как прикажите, генерал Кириган, — голос мой прозвучал отстраненно. Я все еще была в смятении. Я не знала, что чувствовать к этому человеку. Я опустила глаза, пряча задумчивый взгляд. Заклинатель Теней хотел было сделать шаг в мою сторону, но передумал. Он занес ребенка в экипаж, помог девочке взобраться на сиденье, а после, прикрыв дверь, вернулся ко мне. Я невольно сделала шаг назад. Для Киригана мой маневр не остался незамеченным. Он осторожно коснулся моего локтя, проведя рукой до ладони, задевая пальцы. — Что-то не так? — Все хорошо, — я улыбнулась как-то нервно. Памятуя о словах Драгомирова, слегка сжала руку, переплетая наши пальцы. Если я и хотела сбежать из мышеловки, Дарклинг не должен был усомниться в моей верности ему. Но хотела ли? — Ты снова меня избегаешь. И я не могу понять, почему. — Что ты хочешь услышать от меня? — спросила я, нахмурившись. — Правду, — ответил он, а я была вынуждена признать лишь одно: правда для меня была непозволительной роскошью. Я огляделась и, убедившись, что нас никто не видит, вместо ответа сделала шаг ему навстречу. Осторожно положила ладонь на черную вышивку кафтана. Подняла голову, вглядываясь в его глаза. Я привстала на мысочки и оставила быстрый поцелуй в уголке его губ. Совершенно целомудренный, самый невинный из всех, что у нас были. Кириган ласково провёл ладонью по моей щеке, после чего наклонился и поцеловал сам. От его поцелуя внутри меня что-то дрогнуло и сжалось, а вслед за этим неожиданно стало так хорошо, что я боялась вновь увидеть цветущую землю под нашими ногами. Я переместила руки ниже, оставив их где-то в районе ребер, когда Александр болезненно поморщился, размыкая поцелуй. Полученное ранение вновь напомнило о себе. — Тебе не следовало самому нести ребёнка, — я отстранилась, опустив взгляд на место пореза. — Рана могла открыться. — Пройдёт, — Александр вновь привлек меня к себе, а я снова совершила глупость, заведя руки за его спину, и как можно незаметней стянула ограничитель с пальца. Дар, разбуженный усилителем, приятным теплом пронесся по телу. Александр выдохнул мне в волосы, нежно целуя, — Я скучал. Осторожно высвободившись из его объятий, я положила руку на рану, а сама, пальцами зарывшись в его волосы, притянула Александра к себе, целуя и вместе с этим заживляя поврежденную плоть. Он прикрыл глаза, положив ладони мне на бедра, и сильнее прижимая к себе. Я могла только надеяться, что столь грубый отвлекающий маневр не дал ему увидеть слабое сияние под моими пальцами. Мне потребовалось не больше минуты, чтобы хоть немного снять боль. Затем я отстранилась, чувствуя, как потеплели щеки. — Спасибо, — прошептал мне в губы Александр, после чего нежно коснулся моего лба. — Я ничего не делала, — попыталась откреститься я, но в ответ услышала ласковое: — Ты делаешь первый шаг, родная. Мы въехали за массивные стены крепости. Я непроизвольно вздрогнула, когда экипаж затормозил, и придержала Милену, чтобы та не свалилась с сидушки. Девочка заворочалась, смешно сморщив носик, и только сильнее завернулась в одеяло. Александр слабо улыбнулся. Он придвинулся к краю сидения, и, потянувшись ко мне, осторожно заправил за ухо выбившуюся прядь волос. — Выглядишь уставшей, — прокомментировал гриш, бережно проводя по моей щеке. — Не удивительно, — протянула я, по-доброму усмехнувшись. — Это путешествие… Не думала, что все так закончится. — Боюсь, это только половина пути, — стало мне неутешительным ответом. К экипажу подошел солдат и распахнул дверь. Генерал Кириган вышел первым, приказав мне оставаться внутри до тех пор, пока не заберут ребенка. Будить маленькую прочницу никто не хотел, а потому в казармы ее должен был отнести кто-то более сильный, нежели девчонка в черном мундире. Впрочем, эта самая девчонка, в моем скромном исполнении, тоже была бы не против, если бы до койки ее понесли на руках. Но жизнь — штука жестокая, а потому идти пришлось на своих двоих. Я спустилась на землю. Под сапогами захрустел снег. Зябко поежилась на холодном ветру, поспешив надеть перчатки и поплотнее закутаться в плащ. Я, только-только сбившая температуру, совершенно не хотела простыть еще больше. Приспустила шапку, прикрывая уши, и повернулась в сторону приближающихся солдат. Кивнув в знак приветствия, на несколько секунд задержала взгляд на юноше с короткостриженными темными волосами. В нем явно угадывалась примесь шуханской крови. Что-то до боли знакомое было в его лице. И только когда солдат вернулся, держа на руках сверток лоскутного одеяла, я поняла, что знаю его. Помню по детским играм, совместным проделкам и побегам из приюта. Мы не виделись больше десяти лет и, не заметь я тоненькую полоску шрама на его подбородке, никогда бы не признала в широкоплечем поджаром солдате коренастого мальчика с копной кудрявых волос. — Рядовой Оретцев, разве так принято встречать старых друзей?