***
Я отчаянно пыталась согреть окоченевшие пальцы. Кожа на руках покраснела, и каждое движение причиняло боль. Не спасали даже утепленные зимние перчатки, заказанные у одного из лучших столичных мастеров. Растирая кисти, я спешно двигалась в сторону тренировочных полигонов. Там у меня была назначена встреча, на которую я ужасно опаздывала. Старых друзей увидела еще издалека и значительно ускорила шаг. Мальен стоял, прислонившись к серой стене хозяйственного здания. Он был без шапки, невзирая на холод и начавшийся снег. (Погода менялась с удивительной скоростью). Оретцев зажал в зубах самодельную сигарету, выпуская в воздух белый пахучий дым. Подойдя ближе, я смогла разглядеть рядом с ним тощую девушку, закутавшуюся в армейское пальто. Чужая шапка — слишком большая для ее головы — сползала на лоб, закрывая глаза. Старкова переминалась с ноги на ногу, надеясь таким образом согреться. — Мне безумно стыдно, что я заставила вас тут морозиться, — первое, что сказала я, оказавшись в поле зрения друзей. — Мы с самого утра в архиве. Я жутко запуталась в часах, еще и…— я не договорила, вовремя себя одернув. Не стоило им знать о склоках среди гришей. Вторая Армия представлялась в глазах других несокрушимой силой. Пусть так и останется. Я поспешила исправиться, — Я счастлива вас встретить. — Полина? — Алина приподняла край шапки, удивленно рассматривая запыхавшуюся меня. Старкова глядела так, точно увидела призрака. — Это правда ты? Святые, я так рада тебя видеть! — с этими словами она сорвалась с места, чтобы, налетев, заключить меня в крепкие объятия. Вот только обе мы не рассчитали свои силы, а оттого с визгом рухнули в сугроб. — Я уж подумала, Мал решил надо мной подшутить. А это и вправду ты. — Я, — подтвердила, сталкивая с себя подругу и, подтянув корпус, отряхиваясь от снега. Боюсь, если так пойдет и дальше, к вечеру я буду похожа на снеговика. Мал отбросил в сторону докуренный бычок и помог нам обеим подняться. После вернулся и обнял со всей новоприобретенной силой. За годы он значительно вытянулся, оброс мышцами и теперь совсем не походил на того смешливого мальчика, который первым отважился заговорить с тихой девочкой, тенью бродившей по коридорам приюта. Мал был в хорошей форме, что имело и негативные последствия. В какой-то момент я услышала треск собственных ребер. — Так, полегче, — сдавленно попросила я, отстраняя щеку от грубой поверхности армейского пальто, — Кости нужны мне целыми. И я очень ценю свои ребра, они дороги мне, как память. — Не хрипи мне на ухо, — Оретцев великодушно отпустил, позволяя мне вдохнуть полной грудью. Я пошевелила плечами, ставя на место позвонки. Спина несколько раз болезненно хрустнула. Мал усмехнулся и сказал, — Стареете, Ваша Светлость. — Рядовой Оретцев, я бы попросила, — я повернулась к нему полубоком, смещая край плаща и демонстрируя черные погоны с двумя звездами. — Лейтенант. Я служу на благо Родины, пока «Ее Светлость», как подобает приличной девице, коротает свои дни за вышивкой в родовом поместье. — А почему мундир черный? — Алина внимательно осмотрела гвардейскую форму, подметив ее весьма характерный цвет. Я вопросительно глянула на Мала, удивленная, что он ничего не рассказал Старковой. Алина между тем проявила куда большую сообразительность, чем наш общий товарищ, — Только, ради всех Святых, не говори, что это форма опричника. — Хорошо, не буду. — Святые, Поль! — Старкова не могла подобрать слов. — Ты же… Столько лет избегать гришей… Подмена личности, приют… Скольким ты пожертвовала, чтобы Дарклинг никогда не вышел на след Керамсовых, а теперь ты носишь его цвет, — Алина тяжело выдохнула, подняв на меня встревоженный взгляд. Я сдавленно улыбнулась, а потом почувствовала, как ее тощие руки обвиваются вокруг шеи. Девушка тихо прошептала, — Керамсова, скажи, что у тебя все под контролем. Я опустила голову на ее плечо. Подбородком уперлась в тонкую кость. Старкова всегда была худой, но сейчас худоба приобрела как-то болезненный характер. Мне это не понравилось. — У меня все под контролем, — привычно солгала я, но Алина со временем стала слишком проницательной: — Врет, — разоблачила она меня. — Определенно, — вставил свое слово Мальен. Я невольно ухмыльнулась. В груди поселилось какое-то странное чувство. Будто на мгновение я вернулась в детство. В тот беззаботный год в приюте, когда единственной бедой считалась местная стряпня. — А я уже и забыла какие вы, — хмыкнула я, смиряя солдат сияющим взглядом. Те с непониманием уставились на улыбающуюся меня; пришлось ответить, — Какие вы душевные, — и добавила, цокнув, — но вредные. Мал приобнял Алину, и та едва заметно просела под тяжестью его руки. Я обеспокоенно свела брови к переносице. Святые, она вообще ела? У меня складывалось стойкое ощущение, что солдат здесь насильно морили голодом. Но вот Мал нисколько не выглядел истощенным. Так в чем же дело? Я тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли. У Старковой всегда были проблемы со здоровьем и, быть может, с годами это стало сильнее сказываться на внешности. Я опустила голову, рассматривая собственные руки. В сознании мелькнула идея. Если я была способна исцелять раны, то могла ли помочь подруге? Механизм воздействия, правда, был пока непонятен, но с практикой… — Мы останемся в крепости еще на несколько дней, — задумчиво сказала я, мысленно прикидывая, когда и где у меня появилась бы возможность «попрактиковаться». — А я со временем немного разобралась с даром и, — я подняла глаза на Алину, — если ты не против, я могла бы подлечить, — нервно сглотнула и закончила, — тебя. Алина насупилась. Она нахохлилась, точно воробушек, поджала губы и отрицательно качнула головой. В глазах ее скользнуло недоверие, которое она не смогла скрыть. Я кивнула, всем своим видом показывая, что все в порядке. Несмотря на нынешнии реалии, где на гришей больше не велась охота, а сами они считались равноправными — а иногда и более привилегированными — членами общества, люди к ним относились с опаской. Страх никуда не делся, и как бы все вокруг не уверяли, что в Равке гриши и отказники равны… Я понимающе улыбнулась, принимая молчаливый отказ Старковой. Еще несколько месяцев назад на ее месте была я. — Нам пора, — напряженно откликнулся Мальен, потянув Алину за собой. — У нас построение через несколько минут. — А мне нужно доделать и сдать еще три эскиза, — кивнула Алина. Она, немного помедлив, подошла ко мне, обнимая на прощание и, прижавшись щекой к моей щеке, негромко сказала, — Полина Керамсова, пообещай, что будешь очень осторожна. Я помню ту ночь, когда в приют приехали экзаменаторы. Я помню тебя, забившуюся на чердаке и тихо глотающую слезы. Ты положила жизнь, чтобы сохранить свой Свет. Не пожалей о своем решении. — Лина Сокер, — поправила я, отстраняясь. — Все еще? — До тех пор, пока имя это не сгинет в Каньоне, — ответила я, размыкая объятия. — Лейтенант Лина Сокер.***
— Лейтенант Лина Сокер, — на каждое слово приходился новый удар, от которого я уворачивалась, силясь при этом не запутаться в собственных ногах и не рухнуть на землю. — Кто ты? — Дубровский, неужто я тебя так сильно стукнула, что ты потерял память? — я скользнула в нескольких миллиметрах от чужого кулака и выпрямилась уже за его спиной. — После тех ящиков, что мы нашли в деревне, я пошел к командующему. Драгомиров сказал не лезть, сказал что это все, якобы, дела гришей, — Максим развернулся, тыльной стороной ладони разрезая воздух над моей головой; я едва успела пригнуться. — Наркотик, — выплюнул он. — Ты знала, что искать. Знала к кому идти, и что делать. Не слишком ли много известно соплячке, только переведенной из Первой Армии? — Только не говори, что задето хрупкое мужское эго. — Ты зарываешься, Сокер, — парень сделал выпад, а я, замешкавшись, получила болезненный пинок. — Мой вопрос в другом: ты едва не погибаешь в схватке с дрюскеллями, после чего Дарклинг делает тебя опричником в обход всех правил; Драгомиров открыто тебя презирает, но никому не позволяет рот раскрыть в твою сторону; А однажды ты и вовсе пропала: ходили слухи о побеге… Я не поверил ни на секунду в этот бред. И теперь все упирается в поиски смертельного наркотика. И ты, Сокер, вновь в центре событий… Так кто ты? Любовница Дарклинга? Дочь Драгомирова? Бастард короля? Серия удачных маневров со стороны опричника привела к моему поражению. Не справившись с умелыми движениями Дубровского, я поскользнулась, распластавшись по тренировочной площадке. Тело болезненно взвыло. Максим протянул руку. Я схватилась за его ладонь, поднимаясь на ноги и отряхивая форму. Выпрямилась, разминая шею, а после посмотрела наверх. Солдат сверлил меня непроницаемым взглядом. — На сегодня мы закончили, — сказала я, разворачиваясь на пятках. — Догадки можешь оставить при себе. Я не собираюсь перед тобой отчитываться. С этими словами я сделала первый шаг в сторону выхода. Краем глаза я приметила алый кафтан Федора, а после увидела и его самого, ведущего за руку маленькую прочницу. Их компания прельщала меня больше, нежели общество забывшегося опричника. Однако Дубровский был другого мнения. — Я не договорил, — он в несколько шагов сократил расстояние, сильными пальцами схватив меня за руку. Пара отточенных движений, болезненный вскрик, и Дубровский рухнул на бок, прижимая к груди руку. Я отстранилась, невольно дернув плечом. Внимательно осмотрела опричника, игнорируя его полный ненависти взгляд, и бросила только одно: — Я предупреждала. В ответ лишь злобный рык. Я посмотрела в сторону подошедшего корпориала. Тренировочная площадка была огорожена невысоким забором, представляющим собой ряд кольев, через которые протянули толстые обработанные деревца. Федор поставил маленькую девочку на бревно, а сам встал за ее спиной, страхуя от падения. Ребенок, точно завороженная, рассматривала тренирующихся солдат. Больше всего Милену заинтересовали эфириалы, работающие парами. Я ее понимала, порой у самой сердце замирало от такого зрелища. — Привет, маленькая, — я улыбнулась прочнице, потрепав девочку по вязаной шапке. — Не скучаешь? Та замотала головой, улыбаясь. На пухлых щечках появился морозный румянец. На ресницах замерзли снежинки, делая их совсем белыми. Девочка была похожа на Морозко из старой предновогодней сказки. Я потянулась к ребенку, приподнимая теплый шарф и закрывая смугловатую кожу от холодного ветра. — Федор показал мне ружье, — поделилась прочница, шмыгнув розовеющим носом. — Настоящее. — Правда? — удивленно воскликнула я, переведя взгляд на сердцебита, а после снова на девочку, — Я надеюсь, просто показал. Ты еще маленькая, чтобы держать оружие в руках. — Всему свое время, — произнес сердцебит, снимая ребенка с ограждения. Он обратился ко мне, — Присмотришь за ней? У нас собрание. Не уверен, что стоит брать с собой ребенка. Чуть помедлив, я утвердительно кивнула. Мне потребовалось некоторое время, чтобы обогнуть ограждение — перелезать через забор не хотелось. Я забрала Милену и пожелала Фёдору удачи. Тот, передавая прочницу, наказал ей слушаться лейтенанта Сокер и «быть славной девочкой». Он казался чрезвычайно серьезным, и обе мы тихо рассмеялись, провожая удаляющегося корпориала. — Ты была на конюшне? — спросила я, присаживаясь на корточки перед ребенком и держа ее маленькие ручки. Глаза у Милены восторженно заискрились. Что ж, вопрос, чем занять ребенка, кажется, был решен. Милена внимательно слушала конюха, увлеченно рассказывающего, как правильно ухаживать за лошадьми. Девочка сидела в седле, оставленном на стоге сена, и весело болтала ногами. Мужчина ехидно жмурился, отчего глаза его практически исчезали за широкими кустистыми бровями. Он принес ей настоящую подкову, в красках описав почему так важно следить за копытами животного. Прочница, чересчур сильно распереживавшаяся о судьбе бедных «коников», сама того не заметив, преобразила темный металл в блестящее плотное кольцо. Шокированный таким исходом событий конюх, только и мог, что исступленно пялиться на творение фабрикатора-недоучки, вертя железяку в мозолистых руках. Мужчина бросил на прочницу недовольный взгляд, явно раздосадованный порчей казенного имущества. Он хотел что-то сказать, но я поспешила увести ребенка на улицу. — Я сделала что-то не так? — взволнованно спросила Милена, смотря на меня большими глазами, точно олененок, потерявший в лесу мать. — Нет, нет, — я опустилась перед ней, поспешив успокоить девочку. — Все хорошо. Просто… Со временем ты научишься контролировать свой дар, и больше проблем не будет. В Малом Дворце есть специальная Школа, где обучаются гриши, — я взяла девочку за руку, выводя ее на широкую расчищенную от снега дорогу. — Там много детей. У тебя появятся друзья. И учителя. И ты сможешь создать самые удивительные вещи, какие только придумаешь. — Федор тоже так говорит. — Вот видишь, — я ласково улыбнулась. — Тебе там понравится. — А ты тоже ходила в эту Школу? — спросила девочка. Я покачала головой. К этому времени мы вывернули на главную площадь перед административным зданием. Часы на башне показывали половину седьмого. В конюшне я совсем потеряла счет времени, что было непозволительно в реалиях жесткого армейского расписания. И теперь если мы хотели успеть на ужин, следовало поспешить. — Меня в детстве не тестировали, — сказала я. — Так получилось, что каждый раз, когда приезжали экзаменаторы, меня не было. Часть жизни я провела в приюте. А потом смогла поступить в школу, тоже в столице, — девочка внимательно слушала, периодически поглядывая на меня. Я же контролировала, чтобы она в такие моменты не споткнулась. — Она совершенно не похожа на ту, что в Малом Дворце. Нас учили языкам, арифметике, истории и географии. Тоска смертная, — я тихо хихикнула. — Значит, ты тоже гриш! — уверенно заявила девочка. — Ты можешь лечить раны. И у тебя пальцы светятся. Как у Заклинательницы Солнца!.. Тогда и тебе надо в Школу! Я шумно выдохнула. Нахмурившись, несильно сжала детскую ручку, привлекая внимание ребенка. Нам следовало прояснить некоторые моменты, чтобы в будущем не было лишних вопросов и сопутствующих им проблем. — Милен, — я по-доброму улыбнулась, чувствуя, как поджимается желудок. — А давай это будет наш с тобой секрет, м? Как у друзей. Друзья же хранят тайны друг друга, — я хитро прищурилась и поинтересовалась, — Что думаешь? Девочка открыла рот, но, так ничего и не сказав, только кивнула. Она свела тонкие брови к переносице, забавно хмурясь, а после спросила: — А можно я тогда тоже тебе секрет скажу? — я утвердительно закивала, и девочка сказала, — Когда я вырасту, мы с Федором поженимся! Он мне обещал! Честно-честно. Я рассмеялась, поражаясь детской непосредственности. Интересно, был ли сердцебит в курсе этих матримониальных планов. В любом случае я этого не узнаю. Уговор есть уговор. Один секрет взамен на другой. Мы с Миленой сцепили пальцы, обещая друг другу хранить общие тайны. — А вы с генералом тоже поженитесь? — задала неожиданный и очень провокационный вопрос Милена. — С чего ты взяла? — Он на тебя смотрит, как мой папа смотрел на маму, — со знанием дела ответила девочка. — И как Васько глядит на Ирку. А он на ней поженится, когда большим будет. Он всем так говорит. — Мы не поженимся, — уверенно сказала я. — Жаль, — расстроенно протянула Милена. — Генерал тебя любит. Я обернулась к девочке, заговорчески прошептав: — А давай у нас будет еще один секретик?..***
По пути к столовой я рассказала будущей прочнице о жизни в школе, о ребятах, которые будут с ней в одном классе. Большую часть своей службы я провела при маленьких гришах. Не сговариваясь, мы с майором когда-то пришли к единому мнению, что там мне будет лучше… и безопасней. Многих детей я знала лично. В особенности самых непоседливых, которых часто приходилось отлавливать в коридорах. Глядя на них, я вспоминала себя. После знакомства с Малом и Алиной благовоспитанная княжна Керамсова окончательно превратилась в проказливую Сокер. Мы сбегали с занятий, гуляли в запретной части леса, где по рассказам Аны Куи бродили настоящие лютоволки, оседланные призраками бандитов-душегубов. Мы забирались в чужие сады, воровали яблоки, а потом, объевшись незрелых фруктов, валялись с больными животами. А однажды, ближе к весне, мы на чужой повозке уехали в Керамзин. Уже позже, в лицее, я, конечно же, старалась вести себя подобающе благородной фамилии известного полководца, но получалось у меня из рук вон плохо. Я не знаю, был ли это просто сложный подростковый период, играющее в одном месте детство или протест позабытого всеми ребенка. В любом случае, когда на последний год обучения Полина Керамсова покинула стены Императорского лицея, его дирекция выдохнула с нескрываемым облегчением. — А я смогу пригласить Васько и маму погостить? — задала вопрос Милена. — Не уверена, — растерявшись, проговорила я, — Но думаю, когда ты вырастешь, сможешь съездить к ним сама и показать, какой взрослой и сильной ты стала. Они будут тобой очень гордиться, поверь мне. — Значит, пока я не вырасту, семьи у меня не будет? — дрогнувшим голоском пролепетала девочка. Я приобняла ее за плечи, давя из себя жалостливую улыбку. Да, в Малом Дворце большая часть ребят была оторвана от родных. Но, со временем боль разлуки притуплялась. Дети заменяли друг другу семью. И я знала не так много случаев, когда взрослые гриши искали своих родителей или других родственников. — Лейтенант Сокер, отдайте ребенка и проследуйте за мной, — майор Драгомиров поймал нас на входе в обеденный зал. Я остановилась, вынужденная подчиниться. Передала Милену в руки Ликотину. Они вместе с Дубровским увели ее к раздаточному столу. Максим шел с перевязанной рукой. Выглядел он при этом донельзя злым, но вместе с этим каким-то пристыженным. В любом случае на меня он не смотрел, но всем своим видом показывал, что просто так сегодняшний инцидент не позабудет. Мы с Драгомировым вышли на улицу. Я сжала челюсти, напряженно гадая, что меня ждет. Бросила осторожный взгляд на фьерданца, после чего пришла к неутешительному выводу — ничего хорошего. Мы отошли к небольшой пристройке, встали под крышей, прячась от снега. — Если это по поводу Дубровского, он меня спровоцировал, — прежде, чем майор успел что-то сказать, выпалила я. — Мне жаль. Но он был предупрежден. — Плевать я хотел на этого олуха, — отчеканил майор. — Я вернул тебя в расследование. И поверь, маленькая Святая, это было не так просто, как кажется. А у тебя была одна задача, всего одна: хранить свой Свет в тайне до тех пор, пока Князь не спрячет тебя за стенами вашего поместья под защитой своего имени. А что сделала ты? Использовала дар на Дарклинге! — Как вы узнали? — ошарашенно выдохнула я. — Никого не было! Никто не должен был видеть! — Никто и не видел, — раздраженно процедил мужчина. — Никто, кроме Черного Еретика, от которого ты в первую очередь должна была скрывать Свет, глупая девчонка! — я отвернулась, обхватив плечи руками и сжав пальцами ткань мундира. Драгомиров устало выдохнул, — В разговоре Кириган обозначил, что не намерен снова подвергать опасности жизнь гриша. Сказал, подразумевая безмозглую девчонку, считающую себя солдатом. Ты позор своего рода, Сокер! На моей родине за предательство предков таких как ты срезали с семейного древа… — Хватит! — оборвала я фьерданца. — Вы не имеете права даже заикаться о моей семье, Хэльвард Драгваар, — я развернулась к нему лицом, — Я поступила так, как посчитала нужным! Или вы хотели, чтобы он истек кровью на глазах у ребенка? Драгваар расправил плечи, кажется еще больше нависая надо мной. Но в этот раз я и не думала прогибаться. У меня было достаточно времени, чтобы подумать о том, что говорил и делал этот человек. И я не собиралась беспрекословно слушаться того, о ком ничего не знала. Не на ту девицу напал. — Поверь мне, девочка, это слишком незначительная кара за все, что он сделал с миром, — произнес майор, добавив после, — с нами. Настанет день, и даже ты будешь готова вонзить кинжал ему в сердце. Если оно, конечно, есть. — Не по вашему приказу, — отчеканила я. Я собиралась уже развернуться и уйти, но остановилась на секунду, через плечо бросив: — Вы сами сказали, что Дарклинг не должен усомниться в моей верности. Я сыграла по вашим правилам. — Не заиграйся, маленькая Святая, — прилетел мне хмурый ответ. Ребенка нашла в середине очереди. Она, забившись между опричниками, испуганно озиралась по сторонам. Солдаты же суровыми изваяниями возвышались над девочкой. Натиск голодных курсантов, непрекращающийся шум гремящей посуды, ругань, возня — все это прекрасно способствовало наступлению истерики у ребенка. Я поспешила к Милене, проталкиваясь между солдат. — А вот и я, — вклиниваюсь между девочкой и раздосадованным такой наглостью Ликотиным, протянула я. — Лейтенант! — воскликнула прочница, крепко вцепившись в ткань черного мундира. — Тебя ругали? — Как же! Ругали, — хохотнул Олег, — Она у нас неприкосновенная. Его выпад я проигнорировала, рассматривая столовую и ища свободные места где-нибудь в уголке, где можно было спокойно покормить ребенка. Опричники и гриши сгруппировались у окон, заняв несколько наиболее чистых и прочных столов. Но мне совершенно не хотелось проводить очередной вечер в их компании. И если Милена не собиралась трапезничать в обществе своего возлюбленного Федора, я полагала, она не воспротивится на какое-то время присоединиться к Первой Армии. Мы заняли небольшой столик в углу. Я сняла с подноса тарелку с перетертым картофелем и мелко порубленным мясом и поставила ее перед Миленой. Отдала ей вилку, а сама отошла, чтобы принести чай. Несмотря на то, что от большого количества людей в помещении было достаточно тепло, я не отказалась бы от чего-то горячего и внутри меня. Рядом с самоваром столкнулась с Малом. Его группа только вернулась с вечерней тренировки. — Осваиваетесь? — спросил друг. — Мы уезжаем завтра, — ответила я. — Уже? Я пожала плечами и улыбнулась, как бы извиняясь за столь скорый отъезд. У нас было не так много времени. С последней встречи прошло два дня, и только сейчас нам вновь удалось пересечься. Мал сокрушенно выдохнул. Новость явно пришлась ему не по душе. — За нашим столиком есть еще место, — вспомнила я и предложила, — Если ты не против компании пятилетнего ребенка, милости просим. — Хреново выглядишь для пяти лет, Сокер, — решись подшутить парень. — Ауч, — театрально протянула я, прижав руку к груди и всем видом демонстрируя, как сильно ранили меня его слова. Но вернув себе серьезный вид, достойный гвардейца, поинтересовалась, — Так что? — Для Алины место найдется? — Всегда, — просияла я. Милену посадили в углу, чтобы никто из нерадивых курсантов не налетел на девочку. Рядом разместилась я. Мал занял место напротив. Мы ждали Старкову, чей корпус освобождался только, когда все чертежи были проверены и приняты старшими картографами. Обычно, они приходили позже всех. — Так значит, наша лейтенант не рассказала тебе, как мы ее учили по деревьям лазить? — притворно удивился Мал, обращаясь к хихикающей Милене. Обаятельный парень за несколько секунд смог расположить к себе прочницу, которая, кажется, позабыла о своей великой любви к Федору и теперь только что в рот не заглядывала следопыту. — История: нам лет по восемь. На дворе весна. Кажется, это был апрель, — активно жестикулирую, уточнил он у меня, выглядывающей в толпе новоприбывших солдат знакомый силуэт. Так ничего не добившись, Оретцев продолжил, — Пусть будет апрель! Нас троих закрыли на чердаке, — он звучко хмыкнул, — Мы до этого сбежали в город… Собственно, было за что… Мда… Но на чердаке сидеть весь день мы не хотели. А еще было дерево. Старое, но крепкое. И ветки его упирались в окно… Я, наконец, смогла разглядеть Старкову. Та в компании светловолосого паренька прибилась в конец очереди. Юноша что-то увлеченно рассказывал Алине, в то время, как она напряженно всматривалась в начало толпы. За раздаточным столом сегодня дежурил неприятного вида повар, с длинным узким носом и редкими волосами мышиного цвета. Делая небольшой глоток, я вернулась к истории, призванной позабавить ребенка и окунуть нас во времена общего детства: —… А она, — Мал кивнул в мою сторону, — мне заявляет: «Я не слезу! Тут высоко и страшно!» Так ведь и обратно на чердак Линка забраться тоже не могла. Мы на земле ее минут семь ждали. Потом, конечно, спрыгнула, — он пальцами изобразил падение на землю, сопровождаемое глухим звуком удара. — Но сколько ора было, ты не представляешь, Милен! — Подумаешь, — отмахнулась я, — для первого раза я неплохо держалась. Оретцев коварно улыбнулся и вновь скорцентрировался на своей преданной слушательнице: — А теперь я тебе поведаю, как она обратно на чердак лезла. Девочка залилась смехом, совсем забыв об остывающем ужине. Я бросила недовольный взгляд на разошедшегося следопыта. Тот лишь развел руками и продолжил рассказ. Напомнив ребенку, что нужно доесть, я вернулась к Старковой. И мне очень не понравилось то, что я увидела. — Я на пару секунд, — предупредив, встала со скамьи и быстрым шагом направилась в сторону раздаточного стола. — Поль! — Мал хотел меня остановить, но не успел. Я нагнала Алину, движущуюся к концу очереди, и придержала ее за локоть. Девушка подняла на меня красные от сдерживаемых слез глаза. — Что случилось? — задала я вопрос, чувствуя, как люди начали коситься в нашу сторону. — Ничего, что было бы мне в новинку, — буркнула девушка. — Алина, — напряженно позвала я, заглядывая в темно-карие глаза. — Я шуханка, — с горечью в голосе отозвалась Старкова. — Была и буду. Для вас я всегда с лицом врага. Разрез глаз у меня не тот. Кожа. Нос, — она нервно дернула головой. Я шумно выдохнула, ощущая, как внутри закипает злость. И вместе с этим я почувствовала стыд. Алина, Мал — они были моими друзьями, светлой памятью о детстве. Я считала их частью себя самой. Но перестала ли я видеть в них лица тех, кто отнял у меня семью? Я никогда не могла ответить на этот вопрос. Не могла признаться самой себе. И теперь, когда выяснилось, кто стоит за созданием «Гнили»…Позабытая дилемма встала слишком остро. Народ Шу никогда не остановится в своем стремлении к победе и господству над Равкой и гришами. Но вымещать свой гнев на тех, в ком примесь шуханской крови, было просто низко. — Идем, — потянув за собой девушку, настойчиво приказала я. Я вывела ее к началу очереди, сама встав перед поваром. Смерив его холодным взглядом я, старший лейтенант Полина Керамсова, со всей присущей этому имени сталью в голосе задала вопрос, — С каких пор в Первой Армии поощряется деление по цвету кожи? Мне уведомить вышестоящие чины о подобном самоуправстве? Ваша задача состоит в том, чтобы каждый солдат получил соответствующую порцию. Вы считаете, — я кивнула в сторону анорексичной Старковой, которая, стыдливо сгорбившись, маячила сзади, — вы справляетесь со своей работой? — Она шуханка, — только и смог выдавить из себя мужчина. — А мои предки из Фьерды, — процедила я. — Меня тоже в конец очереди зашвырнете? — Нет, лейтенант. Я приподняла подбородок, смерив его презрительным взглядом и отчеканила: — Если я узнаю, о продолжении подобной практики, — я нарочито повторила, — А я узнаю, поверьте. Дело дойдет до руководства. Я не потерплю, чтобы в рядах Первой Армии Его Величества кого-либо притесняли из-за разреза глаз. Я была услышана? Повар боязливо закивал. Люди в очереди молча наблюдали развернувшееся перед ними представление, но мне было плевать по большей мере. Завтра меня здесь не будет. И, если в будущем мою подругу перестанут морить голодом, добивая и так хрупкое тело, я готова перетерпеть излишнее внимание в этот вечер. Я вернулась за стол. Старкова, держащая в руках поднос с тарелкой, шла за мной. Рядом с граненым стаканом, от которого поднимался слабенький пар, красовался румяный пирог. Его дали Алине в нагрузку, только бы она не жаловалась впредь своей покровительнице из гвардии Дарклинга. Я лишь ухмыльнулась на столь явный подкуп. Что ж, я была вынуждена признать, что иногда черный мундир давал некие привилегии. — Ты не должна была за меня заступаться, — ковыряясь вилкой в картофеле, наконец, сказала подруга. — Алина, в следующий раз, я хочу встретить тебя в нормальным состоянии, а не в виде ожившего супового набора. И тебе следовало сразу обо всем рассказать. — Чтобы что? — слишком резко переспросила девушка. — Чтобы ты сочувствующе покивала, а потом вернулась в столицу? Не думаю, что блистательную княжку Керамсову тронули бы невзгоды рядовых курсантов. Ответить я не успела: — Девочки! — прервал начавшийся спор Оретцев. — Не при ребенке. Мы вернулись к трапезе. Ели быстро. Молча. Даже Мал больше не шутил. Милена и вовсе притихла, волозя вилкой по пустой тарелке. Заприметив это, Алина отдала ей пирожок, и девочка тут же вцепилась зубами в подрумененную сдобу. — Прости, — спустя какое-то время, выдохнула Старкова. — Я не знаю, то на меня нашло. — Опустим это, — кивнула я. — Но если что-то подобное повторится, пиши. Сделаю все, что будет в моих силах. Закончив с ужином, я помогла ребенку одеться, присев перед ней на колено, и завязывая на шее шарф. Алина и Мал ждали нас у выхода. До отбоя еще было время, но мне следовало заглянуть к Киригану и отчитаться о работе с архивом. С каждым днем мы находили все больше и больше несостыковок. Стоя на углу здания, я улыбаясь, наблюдала за тем, как Старкова и Милена играли в снежки. С темного неба падали большие белые хлопья. Ни луны, ни звезд видно не было, и единственными источниками света служили чугунные фонари. Рядом с заметной периодичностью краснел кончик самодельной сигареты. Мал сделал затяжку, выпуская в воздух белые колечки дыма. Я прикрыла глаза, впервые за долгое время почувствовав себя на своем месте. — Хах, Сокер! Наслаждаешься обществом отребья? — голос Незяленской в миг разбил царившую на душе идиллию. Она отошла от своей компании, направившись в нашу сторону. — Мда, подобное всегда тянется к подобному. Но чтобы опричник водил дружбу с курсантами из Первой Армии. Я думала, ниже ты пасть не сможешь, — она едко ухмыльнулась. А после ее взгляд упал на Мальена. Он непонимающе пялился на девушку, которая ни с того ни с сего осыпала всех присутствующих «любезностями». Зоя растянула губы в коварной улыбке и соблазнительным тоном обратилась к следопыту, — А ты бросай курить, красавчик. Не люблю, когда от мужчины разит дешевым табаком. — она подмигнула парню, после чего поправив идеальные завитки локонов, покинула нашу скромную компанию. — Что это было? — спросила Алина, отряхивая промокшие перчатки от липкого снега. Я лишь пожала плечами: — Однажды я вернула ее с того света. Кажется, так она выражает благодарность.***
Я стояла, нагнувшись над письменным столом. В руках держала записную книжку и, сверяя записи, пыталась сориентироваться в документах. Кириган расположился рядом, внимательно изучая выведенную на листе пергамента схему. Даже не схему — набросок, на котором мы пытались изобразить момент передачи товара. Наша группа долго не могла понять, как никто в крепости на протяжении стольких месяцев не заметил ничего подозрительного в перемене грузов. — Ты хочешь сказать, что они привозили пустые ящики, а из Полизной забирали уже полные? — уточнил Кириган, разгладив края пергамента. — Не совсем так, — покачала я головой. — Скорее всего действовало две группы. В начале месяца в крепость приезжали из обители. Гуманитарная помощь. Обычная практика со стороны наиболее процветающих монастырей, — Александр звучно хмыкнул, я бросила на него строгий взгляд и продолжила. — Но в нашем случае ящики были пустыми. Либо их никто не вскрывал, — я решила пояснить, — Мы не нашли ни одной описи груза за все время. Что странно, ведь тот же хлеб, имеет свойство портиться. — А если это были не продовольственные потоки? — В любом случае все должно быть зафиксировано. Но ничего нет, — я устало потерла переносицу. Глаза болели от долгой работы с книгами. — Так о чем я? Да, после из поселения подвозили ящики с нарисованным Трехсвечником. Я только не понимаю, как они миновали пропускной пункт. Я сложила руки на груди, задумчиво смотря в стену. Мысли от усталости путались, а сосредоточиться я никак не могла. Шумно выдохнув, перевела взгляд на чужую постель. На матрасе, подобрав под себя ноги, маленькая прочница играла с деревянным кубиком, видоизменяя его, перекрашивая. Я наклонила голову к плечу, наблюдая за ребенком. За эти дни как-то так сложилось, что большую часть времени она проводила со мной. И с Кириганом, в чьей комнате каждый вечер мы пытались понять, как наркотик перевозили в столицу. — Тут крыса, — огорошил Александр. — Где? — испуганно воскликнула я, инстинктивно прижавшись к гришу. Тот лишь тихо рассмеялся, осторожно приобнимая меня со спины. Мне ласково объяснили, что «крыса» в самой крепости, а не в этой конкретной комнате. Но, судя по торжествующему виду Александра, мой маневр его порадовал. Я же не преминула возможностью опустить Дарклинга с небес на землю, — В любом случае, она бы напала первым на тебя. Ты крупнее, а значит и грызть дольше. — Крысы падальщики, — продолжая обнимать, проинформировал Александр, — И нападают только на тех, кто меньше их, или кто не может оказать сопротивление. Например, на мышей. — Какой кошмар, — была вынуждена признать я. — Однажды я видела настоящую крысу, — поделилась Милена, на какое-то время забросив игрушку. — Большую. Она жила у нас в погребе. И я носила ей хлеб. — Какая добрая девочка, — ответил Кириган. После чего добавил, — Думаю, твоя мама была в неописуемом восторге, когда узнала, что ты подкармливаешь такого милого грызуна… Что? Я не удержалась и легонько пихнула в бок гриша, который столь явно издевался над доверчивым ребенком. Александр вопросительно вздернул черную бровь. Я указала рукой на журналы, напоминая, что нас все еще ждет работа. — Пусть будет «крыса», — на этом слове я брезгливо поморщилась. — После, уже в конце месяца вновь наведывалась группа из монастыря. И опять же пустые ящики. При выгрузке, они меняли привезенные коробки, на те, что с наркотиком. И везли их в столицу. — Тогда в крепости остается две партии пустых ящиков, — подвел итог Кириган. — Какой-то бред. Такими темпами тут должен быть целый склад. — Старые коробки отправляют на растопку, — произнесла я, кивнув в сторону горящего камина. — Таким образом в Полизной всегда есть «полные» и еще не вскрытые ящики с гуманитарной помощью от монастыря. И, якобы, «опустевшие» остатки, которые и сжигают. Схема грязная, но рабочая. — Мне не нравится, сколько людей вовлечено в это. Я мягко провела пальцами по его руке. Меня столь массовое помешательство и вовсе пугало. Какое-то время мы молча стояли, каждый думая о своем. Милена крутила в руках деревянную звёздочку ярко-зеленого цвета. Кажется, работа с древесиной ее увлекала. Грустно улыбнулась, напоминая себе, что, будь я менее упертой, могла бы уже иметь свою дочь и проводить вечера с ней. В реальности ночи я коротала в общей казарме, попеременно выискивая в архиве все новые и новые зацепки. Александр приподнял руку, слегка шевеля пальцами. Сгустки темной материи, повинуясь приказу, направились к ничего не подозревающей девочке. Я одернула ладонь Дарклинга быстрее, чем осознала, что сделала. Инстинктивно. Неосознанно. — Что-то не так? — обеспокоенным тоном спросили у меня. — Прости, — я так и не отпустила его руку, почему-то боясь, что он может навредить ребенку, — Я…Это, должно быть, нервное. Я, наверное, переутомилась. Нужно отдохнуть. — Тебя что-то беспокоит. Я шумно выдохнула. Да, меня что-то беспокоило. Что-то размером с континент. И с каждым днем все больше и больше раздающееся в объемах. — Девочка, дочь старосты, — негромко проговорила я, — В деревне ходили слухи, что ты, — я нервно сглотнула и сказала, — ослепил ее в назидание. Наказал нерадивого отца, лишив ребенка зрения. — Это не так, — на удивление спокойно ответил гриш. Врать или отмалчиваться он, видимо, не собирался, — Но нечто подобное имело место. Мне нужна была информация. Я ее получил. Я действовал жестко, возможно даже, жестоко. Важен результат, Лина, — я почувствовала, как рука, все еще покоящаяся на моей талии, напряглась. — Но, стоило ей сделать шаг за порог, тьма рассеялась. Драгомиров отвел ее к матери в целости и сохранности. Я не изверг, родная...И с детьми не воюю. С этими словами, он вновь призвал тени, и они полупрозрачными силуэтами закружились над удивленной девочкой. Сгустки материи начали трансформироваться, искривляться, чтобы в конечном счете фигурами всевозможных зверюшек замелькать перед Миленой. — Видишь? — Саша усмехнулся, опустив подбородок мне на плечо, — Мне нужно было просто ее отвлечь. — Для чего? — спросила я, восхищенно рассматривая теневой театр. — Для этого. Меня аккуратно развернули. Я уперлась ладонями в ткань кафтана, задрав голову, и вопросительно взирая на Киригана. Тот быстро наклонился и накрыл мои губы. Я вздрогнула, почувствовав, как потеплели пальцы. Саша целовал очень аккуратно, ласково, словно боялся, что от одного неловкого движения я фарфоровой куклой расколюсь в его руках. Медленный, согревающий поцелуй, в котором хотелось растрориться. Но, как бы печально не звучало, долго наша близость длиться не могла. Я спешно отстранилась, памятуя о присутствии в комнате прочницы. Александр разочарованно выдохнул, явно намекая на продолжение. Но я была непреклонна. — Я должен встретиться с начальником гарнизона, — генерал Кириган повернул голову к окну, наблюдая за тем, как падал снег. — Я уберу на столе и уложу ребенка, — решила я. — Останься, — попросил Александр. — Не хочу, чтобы ты уходила. Без тебя тут слишком… пусто. — Но девочка, — поспешила напомнить я. — Здесь ей будет явно лучше, чем в казарме, — Александр ласково погладил меня по волосам, в кои-то веки распущенным. Он поднес к себе мою ладонь, оставляя трепетный поцелуй на костяшках. — Я скоро вернусь. Милена калачиком свернулась у моего бедра. Я осторожно гладила ее по голове, перебирая между пальцев кудряшки. Девочка сонно моргала, но все никак не хотела засыпать. Я прикрыла глаза, разминая затекшую шею. Глаза слипались, и я вот-вот была готова провалиться в дрему. — А что дальше случилось с русалочкой? — выдергивая меня в реальность, сонно пролепетала Милена. Я на несколько секунд задумалась, силясь вспомнить на каком моменте оборвалось повествование. Кажется, это была уже третья или четвертая сказка, призванная убаюкать ребенка. Я нахмурилась, растирая смыкающиеся веки. — Жестокий принц вышел перед бедной русалочкой. Он нес серебряный фонарь, в котором разгорался волшебный огонь. Он снял со стола таз и облил фонарь холодной водой — огонь не дрогнул. Русалочка, сотворившая чудо, погибала на его глазах, преданная принцем и своей подругой. Они обманули ее и заставили пролить кровь невинного пажа. Русалочка больше не могла превратить свои ноги в хвост и вернуться в родное море, — Я шептала одну из сказок, что мне рассказывала бабушка. Милена, хоть и страстно желавшая узнать, чем все закончится, под тихое монотонное повествование все-таки начала засыпать. Я улыбнулась, я продолжила, — Русалочка просила свою подругу помочь ей залечить раны, но жестокий принц запретил ей это делать. Он пообещал морской царевне руку и сердце, и та оставила русалочку, сбежав вместе с возлюбленным. Несчастная русалочка осталась одна в холодном замке, — Я понизила голос, осторожно смотря на девочку. Та, наконец, уснула, тихо посапывая в скомканное одеяло. Немного изменив древнюю легенду, я осторожно закончила, — Но сила духа маленькой русалочки и сила ее волшебного голоса помогли ей вернуться в родное море. Конец. — Ты забыла упомянуть, что русалочка стала морской ведьмой. И разрушила своими чарами подводный город, — тихо проговорил Александр, отстранившись от стены. Я даже не заметила, когда он вернулся. Гриш медленно обошел кровать, расстегивая кафтан. Он, едва заметно улыбаясь, поинтересовался, — Я думал, ты предпочтешь историю Святой Урсулы из Волн, что описана в религиозных текстах. — Моя семья имеет глубокие корни, произрастающие из Фьерды, — протяжно зевнув, ответила я, — О морской ведьме я в первую очередь узнала из старых сказок и легенд. К тому же, это очень поучительная история. — Правда? — Александр повесил кафтан и обернулся ко мне, — И в чем же мораль? — Никогда не доверять принцам, — едва шевеля губами ответила я. Боялась разбудить девочку, с таким трудом убаюканную. — Надеюсь, это не распространяется на генералов Второй Армии. — Нет, — была вынуждена признать я, но поспешила заверить, — Но я более, чем уверена, что есть сказка и на эту тему. В противном случае придется ее сочинить самой, — Александр снисходительно улыбнулся, присаживаясь на край кровати. Я осторожно протянула к нему руку, накрывая ладонь, и спросила, — Удалось что-то узнать? Александр поменял положение, устраиваясь рядом и осторожно умещая голову на моем плече. Темная щетина ощутимо кольнула открытую кожу. Я попыталась высвободиться, но Кириган лишь шикнул, указывая на спящую девочку. Недовольно хлопнув его по руке, я была вынуждена уступить. — Один из постовых, что нес службу на южных воротах, пропал, — негромко поделился Саша. — Скорее всего сбежал. Но это ненадолго. Его найдут и вместе с Бегловым доставят в Ос Альту, — Александр провел носом по моей шее, вызывая волну мурашек, и на выдохе произнес, — Я безумно устал от всего этого. — Тебе нужно выспаться. — Боюсь, стоит мне закрыть глаза, ты сбежишь, как солнечный зайчик в дождь, — Саша сильнее прижал меня к себе, точно я и впрямь ускользну, стоит ему уснуть. Я поспешила развеять его сомнения: — Я останусь. Если уйду, проснется ребенок. А у меня не так много сказок, чтобы уложить ее заново.***
В столицу мы вернулись к концу ноября.
Стрелки на часах неумолимо стремились к двенадцати, декларируя приближение полуночи. В камине, шипя и потрескивая, горели ольховые бревна, разнося по комнате приятный аромат теплой древесины. Я сидела за рабочим столом чужого кабинета, придвинув к себе лампу, и скрупулезно вычитывала принесенные отчеты. За время моего отстранения наша спецгруппа провела несколько рейдов, результаты которых были представлены в выданных материалах. Наверстывать приходилось много и в кратчайшие сроки. Я перелистнула страницу и обессилено откинулась на спинку стула. Высвободила ступню из тапочки, несколько раз провела ей по обнаженной лодыжке. Подол ночной сорочки заканчивался чуть ниже колен. Благо, перед выходом я успела захватить халат. Разгуливать по Малому Дворцу в исподнем мне совершенно не хотелось, но, когда Кириган предложил ознакомиться с материалами дела, пока он будет на Совете, я, только выбравшаяся из ванны, поспешила этой возможностью воспользоваться. Проведя рукой по волосам, заправила еще влажные пряди назад. После потянулась за чашкой с травяным отваром и, делая глоток, вернулась к чтению. Результаты не радовали. Поставщики, точно почувствовавшие, что на них началась охота, залегли на дно. В морги стало поступать меньше тел. Но если раньше жертвами становились преимущественно малоимущие или бездомные, теперь среди пострадавших числились и выходцы известных мне фамилий. Это могло привести к огласке, она — к панике в обществе. — Так и знал, что ты еще здесь, — я подняла голову, чтобы встретиться с хитрым прищуром черных глаз. Александр остановился в дверном проеме, плечом прислонившись к косяку. Он сбросил кафтан, оставшись в брюках и широкой рубашке неизменно черного цвета. Всегда идеально уложенные волосы сейчас небрежно окаймляли лицо. Гриш выглядел уставшим, и только в глазах его блестели коварные огоньки. Он прошел в свой кабинет, нынче оккупированный бывшим лейтенантом Первой Армии, и встал за моей спиной. Теплые ладони легли на плечи, Александр наклонился, лицом зарывшись в мои полусобранные волосы. Я прикрыла глаза, чувствуя, как по телу прошла волна мурашек. Наверное, я никогда не привыкну к этому ощущению. И я не знала, что будоражило больше: энергия живого усилителя или полные нежности касания Заклинателя Теней — Король — идиот, — выдохнул гриш. — Александр, — попыталась осадить я, помятуя, что персона царствующего монарха неприкосновенна. Кириган между тем продолжил: — Это факт, Лина, — быстрый поцелуй, и завораживающее, — Но я готов перетерпеть сотни аудиенций с ним, если по возвращении меня будешь ждать ты. — И как же вы раньше справлялись, мой генерал? — улыбнулась я, старательно делая вид, что недочитанный отчёт интересует меня много больше, нежели чужие губы и руки, оставляющие обжигающие следы на коже. — К тому же, это была не моя инициатива: работать в твоем кабинете. — Не будем вдаваться в подробности, — шутливо отмахнулся гриш. Он потянулся к моему блокноту, в который я вносила пометки, и, сделав шаг в сторону, быстро пробежался взглядом по развороту. — Ты неплохо осведомлена о семейном положении нашей знати. — Пришлось обратиться к списку дворянских родов, — как ни в чем не бывало солгала я, а после протяжно зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Глаза слипались, но мне все-таки хотелось закончить начатое. — Если ты не против, я вернусь к отчету. Кириган положил блокнот на место, а сам, оперевшись поясницей на край стола, посмотрел на меня сверху-вниз. Александр подцепил мой подбородок, вынуждая вновь оторваться от работы и повернуться к нему. — Я против, — вкрадчиво протянул гриш. — У тебя глаза уже закрываются. И пока я за тобой наблюдал, ты дважды порывалась уснуть прямо за столом. Продолжишь завтра. Я дернула головой, отстраняясь. Предложение было более, чем заманчивое, но…всегда было какое-нибудь «но». — У меня нет времени ждать до завтра, — фыркнула, краем глаза отметив, что Кириган вновь изменил положение. — Мне нужно было изучить все материалы еще вчера. — Весьма затруднительная задача, учитывая, что вернулись мы пару часов назад, — усмехнулся Александр, а я почувствовала теплые губы, скользнувшие по чувствительному участку за ухом. Дорожка поцелуев спустилась на шею. — Ты меня отвлекаешь, — возмутилась я, поведя плечами. — Рад, что ты заметила — Александр улыбнулся, нагло игнорируя мое негодование нынешним положением дел. — Если я тебе так мешаю, могу забрать документы и закончить у себя. Как, собственно, и планировала изначально, — я поддалась вперед, высвобождаясь из чужих рук. Поймав его взгляд, поспешила заметить, — Между прочим, именно ты настоял, чтобы я работала здесь. — Каюсь, виновен, — Александр поднял ладони, признавая собственное поражение. Правда, на этом раскаяние его и закончилось. Следом было обольстительное, — Теперь, когда мы выяснили имя главного злодея, можем идти спать. Я не хотела признавать, что поработать мне больше не дадут, но Кириган был полон решимости отправить меня в кровать. Уточнять, в чью именно, я не стала. Я обреченно окинула взглядом оставшиеся папки. Закрыв блокнот, отложила его в сторону, а сама полностью развернулась к гришу. — Дай мне пару минут. Хочу просмотреть последнюю папку, — я ласково коснулась его щеки, чувствуя покалывание темной щетины, — Пробегусь взглядом, чтобы завтра уже со всем закончить. — Жду в спальне, — перехватив мою кисть и оставив на ней короткий поцелуй, Кириган выпрямился и направился к выходу. — Я вернусь в свою комнату, — тихо, но настойчиво уточнила я, напряженно смотря ему в спину, и затем добавила, — И ночи проводить буду у себя. — Ночи ты будешь проводить со мной, родная, — было мне непреклонным ответом. Перед тем, как полностью пропасть из поля зрения, Дарклинг обернулся, давая последнее наставление, — Не засиживайся допоздна. Еще какое-то время я опустошенно смотрела в пространство коридора. Тяжело выдохнула, спрятав лицо в сложенные перед собой ладони. Локти уперла в колени, руками проведя от лба к затылку, пальцами зарывшись в волосы. Нужно было сосредоточиться на работе. Это было жизненно необходимо, но я никак не могла выкинуть слова Киригана касательно совместных ночей…«Через несколько лет, засыпая и просыпаясь в моей постели, ты даже не заметишь, как я стану центром твоего мира»
Подобный расклад меня не устраивал. И, если лейтенант Лина Сокер, сиротка из кирамзинского приюта, не раздумывая согласилась бы на столь соблазнительное предложение, то для княжны Полины Керамсовой это было нонсенсом. Добрачные связи не приветствовались в обществе. И пусть мой статус защищал от каких-либо претензий со стороны будущего супруга, прыгать из койки в койку я не собиралась. А делить ложе с Черным Еретиком — тем паче. — Я со всем разберусь, — попыталась убедить саму себя, разворачиваясь к документам, — Со всем разберусь, и да помогут мне Святые! Мне нужно было отвлечься, и я продолжила читать. Придирчиво, внимательно. По несколько раз перечитывая целые абзацы, когда мозг уже отказывался воспринимать поступающую информацию. Я взяла в руки страницу с протоколом допроса. Наткнувшись на знакомую фамилию, хотела отложить документ, но что-то меня остановило. Поудобней перехватив лист, еще раз пробежалась глазами по напечатанному тексту. Сибил Кашсински, работницу Жемчужного Дома, должны были освободить еще в конце октября. Я лично направила ее в столичный дом Керамсовых, надеясь, что там ей окажут помощь. Умирающую девушку мне было искренне жаль, но, к собственному стыду, со дня нашей последней встречи о ее судьбе я больше не справлялась. Как оказалось, зря… Последний раз бедную девочку допрашивали три дня назад. И она все еще числилась как обвиняемая. Первым был шок. За ним пришла злость. Я была зла. Неимоверно зла. И в первую очередь на себя и собственную беспечность. Бумага под пальцами смялась. Подорвавшись с места, я быстро пролистала и разложила перед собой оставшиеся документы, судорожно высматривая, сопоставляя знакомые фамилии и даты в протоколах. Они продержали первых подозреваемых за решеткой около двух месяцев. Умирающих, мучающихся от боли гниения людей оставили в тюрьме. В спальню Дарклинга я практически вбежала. Лента, удерживающая волосы, сползла еще в коридоре, где и была оставлена. Влажные локоны упали на плечи, взлохмаченной гривой холодя кожу. Пояс на халате съехал, отчего значительная часть сорочки оказалась на всеобщем обозрении. В руке я сжимала стопку листов, которые намеревалась вручить Киригану. Дарклинг лежал в постели, подложив одну руку под голову, в то время, как в другой он держал книгу. Мой взгляд упал на обнаженную мужскую грудь, от нее по следам от старых шрамов спустился к затянувшейся ране, полученной под Сикурском. Я на несколько секунд замерла, потупив взгляд. Следом быстро напомнила себе, зачем пришла, и приблизилась к Киригану, протягивая документы. — Выглядишь воинственно, — не удержался от комментария гриш. — Ты знал? — в свою очередь задала я вопрос. — О чем? — Вы держали умирающих людей в тюремной камере больше двух месяцев. По неподтвердившемуся подозрению. Без права на защиту. И теперь обвиняете их в распространении наркотика. Девочку и старика, которые сами пострадали, — я сдавлено выдохнула, чувствуя, как у меня трясутся руки. — Это бесчеловечно. Дарклинг убрал книгу. Он сел на матрас, забрав протоколы. Быстро просмотрев отчеты, он поднял на меня сосредоточенный взгляд. Я поджала губы, пытаясь усмирить ноющее сердце. — Плотник и проститутка? — уточнил он. — Милая, такие мелочи… — Это люди! — нарочито перебила я. — Отказники, — пожал плечами гриш. — Как и я. Александр усмехнулся, опустив лицо. Он отложил бумаги на прикроватный столик и потянул ко мне руки, осторожно подбираясь к сжатым кулакам. Я хотела отстраниться, но гриш, оказавшись быстрее, притянул меня на себя и каким-то немыслимым мне способом затащил в постель. Я не успела даже пикнуть, оказавшись в кольце его рук. Он положил подбородок мне на плечо, я отвернулась, шумно выдохнув, и раздраженно прикрывая глаза. — Отпусти, — потребовала, недовольно заерзав в его руках. — Уже поздно. Ты же не собираешься на ночь глядя ехать в полицейский участок и вызволять девчонку и старика? — вопросил Кириган, подбираясь к поясу, удерживающему халат. — Завтра вместе с Иваном и Федором съездите и во всем разберетесь. А теперь спать. И никаких возражений. Александр помог снять верхний слой одежды. Я попыталась отстраниться, чтобы в момент, когда гриш потеряет бдительность, сбежать к себе. Мое малодушное отступление пресекли на корню. Кириган приобнял за талию, разместив мою ладонь у себя на груди так, что я чувствовала, как бьется его сердце. — То, что мы делаем — неприлично, — проговорила я, задрав голову и пристально рассматривая гриша. Тот как ни в чем не бывало пальцами водил по моей кисти. От его касаний, едва уловимых, но методичных, я начала потихоньку успокаиваться. В такие моменты мне становилось страшно от того, как мое тело отзывалось на его прикосновения. Со временем я перестала воспринимать их как нечто неправильное, непозволительное. И близость с Дарклингом теперь казалась столь обыденной и естественной, будто мы не один год провели в счастливом браке… От последней мысли внутри все похолодело, а я ясно ощутила, как зашевелились волосы на затылке. — Почему же? — Александр вопросительно вскинул бровь, но руку не убрал. — Сейчас все вполне в рамках дозволенного. Нам обоим нужно отдохнуть, — он коварно улыбнулся, и, целуя в макушку, добавил, — А неприличное отложим до тех пор, пока ты не будешь готова. — Святые, к какому страшному человеку я попала, — простонала я, чувствуя как чужие губы вновь расползаются в улыбке. — А ведь могла просто подать в отставку. — Не могла.