Свадебный казус

Она его раздражала. Бессистемно, не имея отдельных черт, которые расценивались бы в его картине принципов остро отрицательно, не говоря особых слов, не совершая особых действий, огибая всё то, что произошло между ними до встречи вне масок незнакомцев. А может, именно это и служило причиной. Нестираемое первое впечатление, последствия которого не решить единичным извинением и перекидкой взглядов. Может, то, что вбилось на подкорку сознания в тридцать раз усилило вторичную неприязнь, которая вспыхнула в нём за обедом. Может, это было психологически решаемо — стоит только закрыть глаза и подумать. Подумать. Он трёт костяшкой большого пальца свою нижнюю губу и смотрит в потолок, но мысли его беспорядочно порхают в голове, словно боятся, что рассеянный хозяин вдруг возьмёт и прихлопнет их одну за другой — да только Чонгуку кажется, что это они, такие порой подавляюще сильные, такие неуправляемые, расплющат его быстрее, чем он сможет взять себя в руки. Безусловно. Она его раздражала. Она бесила его, она вызывала в нём такие яркие негативные эмоции, что это заставляло действовать вне рациональных пределов. Не словом даже и не этим своим глупым напускным равнодушием — Чонгук не мог объяснить внятно что и почему его не устраивало, но только в следующий раз, глядя на неё, он запомнил эту свою секундную эмоцию, пронзившую его насквозь, когда она говорила о футболе и подняла на него взгляд. Она извинялась, но ни капли сожаления не было в её глазах. Лишь настороженность, прощупывавшая почву под ногами, лишь аккуратная, феерично фальшивая полуулыбка, которая должна была, в задумке, немного растопить лёд, но только взбесила его больше. Всю ночь ему снился папа. Чон зажмурился, как будто что-то больно стукнуло ему в череп, затем приложил кисти рук к бровям, чтобы сбросить напряжение. Может, он винит её за то, что взъерошила его воспоминания, может, не знал как реагировать на циркулирующую в её теле напыщенность, которая скорее отталкивала, чем сколько-нибудь располагала. Он сам не понимал. И не хотел. Какая ему разница? Иногда люди чувствуют к другим такую антипатию, что скручивается в узел желудок, сверлит в висках и болят глаза. Ну а Ким Джису? Всего лишь раздражала и вела себя, как полная дура. Такая уж это большая проблема? Зачем над этим рассуждать? Рас-суж-дать. Сделав наконец злополучное селфи в полном молчании, они разошлись, чтобы пообедать по отдельности и встретиться с некоторыми своими друзьями. У Чона в голове всё ещё горела красная лампочка. Он не мог вспомнить, какая часть его мозга решила действовать, тогда как остальная тихо сгорала от гнева. Не знал он и почему всеобъемлющая волна ярости захлестнула так быстро, что закружилась голова. Так сильно захотелось обидеть её, выплюнуть ей в лицо какое-нибудь нелестное слово, вырвать у неё из рук гордость, встряхнуть за плечи, показать, что так неправильно, что нечестно, нельзя — словно Чон Чонгуку снова исполнилось пять. Меркнувший страх в её глазах отрезвил, опоясал тело, напомнил, где он, с кем он — ушатом воды окатило чувство стыда от ладоней на её плечах, на голой разгореченной коже, там, где он схватил её, где плотно расположился каждый из десяти его пальцев. Её губы дрогнули, веки открылись шире, и разбилась вдребезги спокойная, хладнокровная натура аэропортного работника. Чонгук отпустил её. Кончики пальцев стреляли электричеством. Словно собственная физическая сила пристыдила его, он не смотрел в её глаза, только протянул руку, чтобы забрать телефон — нагревшийся от чужих ладоней. С фронтальной камеры, издеваясь, смотрело пятно от капнувшего за завтраком белого подтаявшего суфле. Чонгук перевернулся на бок. За окном ещё было светло, но мужчина чувствовал себя измождённым, лёжа в номере на прохладных простынях. Он не переоделся после встречи с друзьями, где не выпил ничего крепче чёрного чая с двумя ложками сахара — спасибо, одного недавнего казуса ему хватило на год вперёд. Как легко ни о чём не думать, когда ты не один. Толпа тягостных мыслей словно боялась чужого присутствия, чуралась других людей. Смотрела издалека — нет-нет, да прикоснется к чонгуковскому плечу, а он её — хлоп! — ударит по ледяной ладони, чтобы отстала. След там останется. Папа бы точно настоял — извинись. Чон Чонгук извиняться не собирается. Часто о нём думает со вчерашнего дня — это не дело. Мужчина зарывается в прохладу гигантских пушистых подушек, но через пять минут бесцельных метаний по кровати, всё же встаёт, намереваясь воспользоваться расположенным внизу бассейном. Голова тяжёлая от мыслей — сегодня Чонгуку сложно от них избавиться.

***

— Тебя, наверное, головой в детстве роняли, — говорит Джису, а у самой лицо до тошноты бескровное и безэмоциональное, словно она одним усилием воли лишила себя не только ассортимента выражений, но ещё и притока крови в голову. — Если ты собираешься опаздывать каждый раз, то знай, что в следующий я уйду сама и любезно оповещу Ким Тэхёна, какой у него ответственный друг. — Убавь уровень яда, чтобы люди рядом с тобой не хотели опаздывать, — посоветовал Чонгук серьёзно, но, честно говоря, в его планах сегодня не было заставлять Ким Джису ждать. Вчера он слишком увлёкся познанием дзена в хлорированной, до соответствующего запаха бассейна, воде, так что, придя домой после ужина с Тэхёном — только закончившим работу и выглядящим не менее уставшим, чем его друг — Чонгук едва-едва смог донести себя до кровати. Не то чтоб поставить будильник. Освободившаяся от бесконечных повторов, плёнка в его голове наконец сошла с приёмника и позволила ему уснуть без лишних забот. Тело ныло от тренировок — и это чувство как никогда успокаивало. То, что он опоздал — лишь побочный эффект. — Ты хоть знаешь, какую чушь ты иногда несёшь? — За собой последи. Сегодня они шли пешком по маршруту, втолкованному им отдельно Лисой и Тэхёном. В мирном потоке идущих по своим делам людей они представляли собой, наверное, два напряжённых уголька раздражения — хотя никто рядом и не догадывался, о чём они разговаривают. Это было видно по их походке, по дистанции, столь неестественно широкой, что становилось смешно; по нежеланию смотреть на собеседника, когда к нему обращаешься и нежеланию смотреть на него, когда обращаются к тебе. Они намеренно шли не синхронным шагом, следя, чтобы не сбиться, по абсурдному стараясь не попасть один другому в ритм. Джису покрепче сжала тонкую лямку своей чёрной сумочки. Пытаясь как бы отгородиться от спутника. — Они хотят, чтобы мы подружились, — после длительного молчания, оповестила Джису ровным тоном, имея в виду, очевидно, свою подругу и её жениха. Чонгук вскинул бровь. — Я, вроде как, в курсе. — По тебе не заметно. — Ты, что ли, хочешь со мной дружбу вести? — хмыкнул Чон скептично. — Да, погоди, конечно. Сейчас помну тебе спинку, потом попьём вместе кофе и пойдём в СПА. Прям бегу и падаю. Джису одарила его таким ледяным взглядом, что Чон внутренне возликовал, что смог вывести эту девушку из себя, потому что в последнее время только и делал, что коллекционировал её негативные взгляды разной степени раздражённости. Что она ожидает — что он упадёт замертво? Фиг там с два. — Тебе это может и безразлично, но я хочу порадовать Лису хотя бы тем, что к концу дня не захочу открутить тебе голову и закинуть в ближайший мусорный бак. — Спасибо. Сочту за честь. — Хотя бы сделай вид, что стараешься, — криво улыбнулась Ким. — Мы, возможно, до конца жизни будем видеть друг друга на семейных застольях. Тебя устраивает перспектива каждый раз узнавать даты, чтобы не пересечься? Вообще-то нет. Чон Чонгук размышлял об этом на досуге, после того как самым прямым образом был обхаян собственным другом за упёртость и невозможность хоть раз пойти навстречу — за что Ким извинился конечно, но слишком глубоко засели Чон Чонгуку в голову его наставления и просьбы быть помягче. Здорово Тэхёну прилетело. Любовью. Он был столь непривычно напорист, защищая неизвестную ему самому, но важную для его будущей жены, девушку, в которую хотел верить, ради которой изворачивался и не ставил стабильный покой их дружбы под нож. Ким был ясен, когда попросил его с самым серьёзным выражением лица попытаться наладить контакт, хотя и испытывал угрызения совести за подталкивание своего друга к затее, которая ему не по душе. И всё же. Чего-то она и стоила. — Ладно, — произнёс он негромко и на выдохе. Но Джису услышала. Вдвоём завернули на перекрёстке — сегодня искали ателье, в котором заказали лисино свадебное платье и наверняка расфуфыриный тэхёнин костюм, который на протяжении некоторого времени являлся его главной причиной для гордости. Как он, по обыкновению грозный, спокойный и рассудительный, рад был рассказывать о совместном с невестой выборе одежды, походе по магазинам, где она наотрез отказалась показать чуть ранее заказанное собственное платье — это, якобы, сюрприз. — Оно? — Ким указала на вывеску, где красивым шрифтом было выведено название. Чонгук лишь молча кивнул. Это был не очень большой, не очень популярный, но в какой-то степени притягательный магазинчик, с выставленными у витрины белоснежными платьями разных фасонов — одно из них было винтажным, очень простым, с кружевами у подола и на рукавах, мягко спадающее к полу. Квадратный вырез навевал мысли о традиционных церковных венчаниях. За чистым, находящимся в тени, стеклом, оно казалось почти кукольным, заключённым в красивую обёртку. Вставленный бисер сверкал, как бы демонстрируя всю свою прелесть. Джису залюбовалась им, таким обаятельным, чарующим в этом месте. От Чонгука не укрылась её мягкая улыбка, когда она рассматривала его сквозь вычищенное до блеска стекло. Мужчина молча открыл ей дверь и пропустил вперёд. Зазвенел колокольчик. — Добрый день! — высокая женщина со странными круглыми очками на переносице выпрямилась и сверкнула в их сторону любезной улыбкой. — Чем я могу вам помочь? — Добрый день, — отозвалась Ким Джису. — Мы здесь насчёт свадебных костюмов, хотели проверить, как идёт пошив. — О, конечно! Напомните-ка ваши имена? — Ким Тэхён и Лалиса Манобан. — Секунду, — она раздвинула шторы за кассой, которые вели в более просторное и удобно устроенное помещение. — Пожалуйста, постойте здесь. — Через несколько минут молчания её голос послышался из проёма: — Да, точно. Мы ушили в талии и укрепили нижнюю часть, как вы просили, — зазвенели вешалки, и голос начал приближаться, пока его хозяйка вновь не появилась в поле зрения обоих наблюдателей. В руках у неё был прозрачный чехол для одежды, сквозь который просвечивала пушистая белая ткань. — Вы хотите примерить? Жених может подождать здесь. — О, нет, — поспешно отказалась Джису, замахав руками. — Это не мы женимся. Мы пришли по просьбе заказчиков, они слишком заняты, чтобы самим заняться этим. — Вижу… — задумчиво ответила женщина, кончиком указательного пальца спустив вниз очки. Она посмотрела поверх них своими внимательными голубыми глазами, какими-то чересчур… круглыми. — Тогда я не знаю, чем вам помочь… Настаиваю на том, чтобы вы всё же примерили платье. — Боюсь, что не получится, — улыбнулась Джису. — У нас с Лисой, невестой, разная комплекция. Она высокая, худощавая и с длинными конечностями. И с ветром в голове. В следующий раз мы придём сюда вместе. Я тоже была уверена, что понадобится примерка. — Что насчёт жениха? — Что насчёт него? — Он той же комплекции, что и ваш спутник? Обе уставились на Чонгука, и он вопросительно приподнял брови. — Я… так думаю… — неуверенно промямлила Ким. — Тогда пусть он примерит костюм, чтобы ваше посещение не было бессмысленным. Джису не оставалось ничего кроме как вопросительно взглянуть на мужчину и, после того как он лишь пожал плечами, неуверенно кивнуть. Просто супер. Чон без энтузиазма проследовал вслед за женщиной в утробу этого, на вид безобидного, магазинчика — во втором помещении царил полумрак, а на вешалках, что трубой шли вдоль стен, висели разнообразные, кое-где упакованные, кое-где нет, свадебные платья и костюмы — они были разных цветов, но в конце-концов собирались в одно чёрно-белое пятно. Зебра из ткани пестрила, ловко создавая иллюзии неприученному взгляду. На больших письменных столах — а здесь их было штук шесть — были расстелены калька и бумага для выкройки; исписанные параметрами безликих женщин и мужчин, листы размером с дорожный знак. Рядом с каждым столом расположился манекен, но только на одном из них булавками был прикреплен обрывок ткани. Щёлк! — и яркий белый свет волной окатил комнату, да так, что Чону пришлось зажмуриться. — Вот сюда, — женщина указала рукой на закоулок, который был прикрыт шторкой. Сама она доставала с вешалки ещё один запакованный чехол. — Наденьте рубашку и штаны, с пиджаком я вам помогу. Чон принял у неё из рук выглаженные до аномалии, такие лёгкие, что не ощущаются в руках, вещи, и в следующие две минуты был вынужден возиться с пугающим устройством рубашки, которую ему всучили быстрее, чем он смог осмыслить происходящее. Она была, по ощущениям, бесформенна, с высоким горлом и белыми пуговками без отверстий, которые постоянно выскальзывали из чонгуковской хватки. Они как будто изворачивались, настойчиво пытаясь избежать прикосновений. После непродолжительной борьбы со штанами, ему помогли надеть приталенный жилет и великолепный чёрный сюртук, доходящий сзади до колен, да так ловко, что в следующую секунду Чон нашёл себя стоящим полностью одетым перед швеёй, которая сосредоточенно поправляла платок на его горле. Чон Чонгук задумался о том, как вовремя его настиг экзистенциальный кризис. Он неуверенно покрутил кистями рук, как бы пытаясь освоиться в этом чужеродном астрономическом костюме — только шлема не хватало — и чувствовал себя так, будто пролез, вместился в чужую кожу, а теперь она чешет и хочет соскользнуть, да некуда — настолько впору оказалась случайному самозванцу. Его поставили перед зеркалом. Ткань была мягкой и похожей на шёлковую — она ловила каждый блик, делала его мягче, словно пропускала сквозь себя, а затем выдавала смазанное, но по-своему уникальное изображение. Чонгук смотрел в зеркало и видел там настоящего принца из сказки. Мужчина усмехнулся — принц тоже изогнул губы в усмешке. Издал смешок. Ну Тэхён и пижон. — Идеально, — женщина позади него удовлетворённо хлопнула в ладоши. — Давно хотела посмотреть, как будет сидеть на человеке. Замечательно. Вам очень идёт. Немного маловат в груди и бицепсах, но это уже дело в параметрах. Покажемся вашей подруге? Мужчина кивнул. Поправлять он звание «подруги» не стал, хоть это и здорово резануло по ушам. С густо залитого электрическим светом швейного помещения они вышли назад в естественный солнечный магазин, сквозь зазор между манекенами которого можно было увидеть проходящих мимо людей и кусочек кирпичного здания. От мысли предстать перед кем-то в новом наряде у Чонгука вдруг одеревенели руки и ноги — шаг сменил другой, и вдруг неловкость от этого невинного переодевания предстала перед ним барьером. Мужчина остановился. Что он вообще здесь делает? Какая всё это чушь. Джису стояла — каменное изваяние среди десятка свадебных манекенов — скрестив руки на груди и смотря в пол, смирённо ожидая спутника и погрязнув в своих, неизвестных окружающим, мыслях. Она не сразу заметила их, вошедших обратно, словно шум собственных дум полностью отключил её от окружающего мира. Чонгук удержал себя от позыва щёлкнуть пальцами перед её остекленевшими глазами. — Ему подошло даже больше, чем ожидалось! — наконец позволила себе громкую реплику женщина, когда, постояв с полсекунды в молчании, не смогла привлечь к себе внимание одним фактом присутствия. Ким Джису подняла глаза. И Чон Чонгук вдруг почувствовал, как над его головой зажигается прожектор, и круг света падает ровно туда, куда смотрит его внимательная спутница. Какое странное чувство. Словно скинутая чьей-то невидимой рукой шипучая витаминная таблетка, спрессованная в оранжевый пласт, в его голове зашевелилась, запенилась воспалённая эмоция, которая превращала все остальные процессы в его теле в сплошную кашу. Ему внезапно, невыносимо срочно и очень сильно захотелось знать, о чём думает эта злополучная дура Ким Джису с пронизывающими насквозь карими глазами. Оценивает его? Скажет что-нибудь? Что-нибудь едкое? Неприятное? Каким-то невероятным образом эта пассивная позиция так сильно злила, что парализовало язык; никаких язвительных слов не мог подобрать заторможенный мозг — и странная ситуация, в которой они вынуждены просто смотреть друг на друга, выводила из себя и сбивала с толку в одно и то же время. Чон чувствовал себя частью группы манекенов за её спиной. Ему это вовсе не нравилось. Всё не больше десяти секунд. Непроходящий зуд, который нарастал от присутствия её взгляда на этом украденном из диснейленда костюме, прекратился сразу же, как она отвела глаза. Как непривычно. Негодование схлынуло. Осталось пустое непонимание этого горячего чувства. — Выглядит… Неплохо, — негромко оповестила Джису. — Выглядит замечательно! — сразу же добавила швея, осматривая своё творение. — У вас прекрасная фигура. Если вы вдвоём вдруг надумаете жениться, то я очень прошу вас обращаться ко мне. С лёгкостью подберём вам фасон. — Спасибо, но это вряд ли, — холодно заметила Ким, и, поблагодарив владелицу за все хлопоты, кинула, даже не взглянув на мужчину: — Я буду снаружи. Витающая над её головой надменность ниспадала теперь на плечи подобно фате. Чонгук с самым неприятным чувством проводил глазами её уходящий силуэт.